Твой лик, желанный и любимый

— А кстати, — полюбопытствовал Андреа, когда провожал Алессандро до прихожей, — какие картины вам все-таки понравились? Или и правда ни одной? — Надеюсь, вас это не заденет… — вежливо начал Алессандро. Андреа ехидным голосом поспешил его успокоить: — Вы меня уже не раз задели, поэтому ничего страшного. Алессандро улыбнулся. — На первой мне действительно не понравился свет. А начиная со второй мне понравились вы. — И картины? — с надеждой спросил Андреа. — И картины, — кивнул Алессандро. — Все. То есть, кроме кочерги и бревна. Хотя нет, бревно превосходно. Хе-хе. — До свидания, — обиженно сказал Андреа, легко подпихнув его в сторону двери. Алессандро отвесил шутливый поклон и ушел. За кочергу было обидно, но Андреа был счастлив. — И прям вот так и сказал? — ровным голосом уточнил Микеле. — Прям вот сказал вот так вот? Сказал вот так вот прям? — Ага, — Андреа кивнул и смущенно хрюкнул в бокал. Они с Микеле сидели на диване в гостиной. Андреа медленно напивался, чтобы как-то прийти в себя после дневных событий. Микеле подъедал сырок с виноградом и снова выступал в роли терпеливого сопереживающего слушателя. — А я вам говорил! — торжествующе ответил он. — Это ж ясно, как белый день, е-мое. После всего, что между вами было. Даже я понял. Андреа напрягся, но Микеле ничего не добавил, просто пожал плечами и потянулся за еще одним кусочком сыра. — Да нелепость какая-то, — недоверчиво буркнул Андреа. — Не может такого быть. Чтобы господин из благородного рода… — Да почему не может-то? — вздохнул Микеле. — Он же сам сказал. Вон, даже на ужин придет. — Кстати, — Андреа ненадолго вынырнул из бокала, чтобы долить себе еще вина. — Синьор Алессандро хотел бы видеть и тебя тоже. — Правда? — просиял Микеле. Андреа в который раз ощутил укол ревности. — Да, — недовольно ответил он. — Так что приходи завтра. Как будто ты бы и без приглашения не пришел. — Обижаете, — насупился Микеле. — Может и не пришел бы. Вдруг вам хотелось наедине побыть. По спине Андреа пробежали мурашки. Ему хотелось, но он терзался мыслью, что Алессандро на самом деле ищет общества Микеле, а не его самого. В то же время он понимал, что наедине им скорее всего будет неловко, поэтому присутствие Микеле разрядило бы обстановку. В конце концов, с ним точно было весело. — Нетушки, — ответил он. — По такому случаю велю кухарке фазана запечь. Не придешь — убью. — Не люблю фазанов, — погрустнел Микеле. — Вот бы, как обычно, котлетку с пюрешкой. — Потерпишь, — ядовито отозвался Андреа, и оба в голос рассмеялись. Живительная беседа с Микеле все-таки помогла немного успокоиться, и ночью Андреа даже смог заснуть. Предстоял тяжелый день. Вернее, вечер. Весь день Андреа провел как на иголках. Пытался рисовать натюрморт — не вышло, к тому же днем забежал Микеле и съел весь виноград и яблоко, пока Андреа отвернулся. Погоня за ржущим Микеле немного отвлекла, но остаток дня все равно прошел в напряжении. Синьор Алессандро явился с опозданием, согласно правилам этикета. К этому времени Андреа уже успел пропустить пару бокалов для храбрости, пока здравомыслящий Микеле не отобрал у него бутылку. К его великому облегчению, звенящее напряжение в воздухе не повисло. Очевидно, благодаря Микеле, который завел разговор об истории Московии и начал рассказывать бесчисленные истории из времен княжеств. Алессандро вежливо слушал первые полчаса, потом попытался переключить Микеле на современную литературу, что привело к последнему труду Махнуччо, из-за которого снова разгорелся спор. Андреа с трудом удалось перевести разговор в мирное русло последних сплетен, подслушанных в Базилике Святого Венчезлао, и дальше вечер протекал за обменом новостями и забавными историями. По количеству историй с небольшим перевесом лидировал Микеле. Лидировал бы с большим, если бы не стеснялся в обществе Алессандро. — А кстати, — неожиданно спросил Алессандро. — Как вы подружились? Андреа попытался жестом остановить Микеле, но ничто не могло удержать Микеле, когда он хотел высказаться. — Это произошло на третьем портрете, — тоном рассказчика начал он. Андреа беспомощно поглядел на него. — Синьор Андреа, этсамое, иногда увлекается, как вы уже успели заметить. Так вот сидел я на кушетке, ничего плохого не делал, синьор Андреа рисовал с совершенно серьезным лицом, а когда закончил, я посмотрел на портрет и увидел, что рядом со мной на кушетке сидит свиноче… Андреа вскочил и хлопнул рукой по столу, едва не перевернув свой бокал. — Это. Человекопес. — гневно воскликнул он, чеканя каждое слово. — Сколько. Можно. Уже. Алессандро замер, виновато глядя на него. Микеле спокойно пожал плечами и закончил. — Ну, и после этого мы подрались. Так и сблизились. Они с Алессандро переглянулись и дружно засмеялись. Андреа устало опустился в кресло и налил себе еще вина. Он бы впал в отчаяние, но рядом были Микеле, который, несмотря на стыдные шутки, крепко хранил его главную тайну, и Алессандро, красивый как греческое божество, который смеялся, чуть запрокинув голову, отчего выглядел еще прекраснее. — Синьор Алессандро, — позвал Андреа. — Позвольте спросить, как вам ужин? Зря, тут же понял он. Куда его старой доброй кухарке до выдающихся поваров благородного дома дель Риннегато. — Чудесно, — не задумываясь ответил Алессандро. — Давно не ел фазана. Дома подают в основном лебедей и трюфеля. Вероятно, я покажусь вам излишне привередливым, но, когда каждый день питаешься чем-то одним, однообразие блюд быстро приедается. Поэтому премного благодарю за ужин, и, если вас не затруднит, передайте мои комплименты повару, — он помолчал пару секунд и тихо добавил: — Признаться, я бы с превеликим удовольствием отведал простой человеческой котлетки с пюрешкой… Микеле торжествующе посмотрел на Андреа. Андреа безнадежно уткнулся в бокал. Когда Алессандро отбыл домой, Андреа обнял Микеле и пару минут бился ему в грудь головой. Микеле философски терпел и обнимал его в ответ. Какое-то время Андреа не успевал ничего — возвращался домой поздно вечером уставший вусмерть и не мог даже пообщаться с Микеле, который передавал ему через слугу, что неимоверно скучает, пребывает в самой глубокой тоске и страдает от невыносимого одиночества. Через пару дней с работой стало посвободнее, поэтому он наконец смог снова пригласить своих друзей на ужин. Правда, слово “друг” в применении к Алессандро все еще звучало странно и неправдоподобно. В тот день пришлось задержаться в базилике, и, когда Андреа наконец оказался дома, слуга доложил, что молодые господа уже ждут его в кабинете. Было неловко за опоздание, пусть и по уважительной причине, поэтому Андреа рванул в кабинет на всех парах — и, открыв дверь, увидел крайне странное зрелище: Алессандро сидел, уткнувшись лицом в плечо Микеле, и рыдал. Андреа хлопнул глазами — не показалось. Хлопнул бы еще раз, но Алессандро, услышав, что дверь открылась, прижался к Микеле еще крепче, а Микеле посмотрел на Андреа и выразительно двинул бровями. — Я зайду попозже, — выдавил Андреа, захлопнул дверь и замер, в шоке уставившись в стену перед собой. Но укол ревности все-таки ощутил. Их проводили в кабинет, слуга принес вино и закуски, извинился за своего господина и его нечаянное опоздание и оставил их вдвоем. — Простите, этсамое, — Микеле наполнил их бокалы. — У Андреа бывает много работы. Святые сами себя не нарисуют, а их там много. Алессандро поднял бокал в качестве тоста. — Вам нет нужды извиняться, я прекрасно понимаю. Он подумал и добавил: — Надо как-нибудь посетить Базилику Святого Венчезлао, чтобы полюбоваться на работу синьора Андреа. Я редко бываю в той части города, и… — Не надо, — поспешно перебил Микеле. Алессандро удивленно посмотрел на него. Микеле кашлянул и неуверенно пояснил: — Ну, этсамое, работа еще как бы не закончена. Думаю, синьор Андреа, на самом деле, не хотел бы, чтобы вы смотрели сейчас. Вот когда, это, дорисует, тогда… — Хорошо, — покладисто кивнул Алессандро. — Тогда буду с нетерпением ждать. Безусловно, его творение затмит собой все фрески римских церквей. Микеле незаметно выдохнул. Ситуацию на какое-то время удалось спасти. — Андреа показывал мне свою последнюю картину, — сказал он. — Портрет действительно великолепен, — и с тоской добавил: — меня он так красиво не рисовал. Естественно, умолчал о том, что Андреа в принципе его не рисовал. Ну, то есть, рисовал, но получался совсем не Микеле. — Да, — Алессандро еле заметно вздрогнул. — Лучшее из того, что я видел. Правда, создается впечатление, что синьор Андреа нарисовал кого-то другого — я не настолько красив. — Да ладно вам, — Микеле небрежно взмахнул рукой, — будь Андреа с нами, он бы сказал, что наоборот, его кисть не смогла в полной мере передать вашу благородную красоту. Он поморщился. Он уже несколько недель слушал про благородную красоту и порядком устал. Алессандро вздохнул и опустил взгляд. — Жаль, что картина испорчена. По моей вине. — Пф, нашли о чем беспокоиться, — фыркнул Микеле. — Андреа еще одну нарисует, этсамое, даже лучше. Хотя понимаю вас — ну его к черту, еще раз в этой простыне позировать. Стоишь как дурак, голова от венка чешется, простыня эта сползает постоянно, Андреа бурчит, что складки не так легли, виноградом еще обожрался… Алессандро закрыл рукой глаза и всхлипнул. — Синьор Алессандро? — забеспокоился Микеле. — Я сказал что-то не то? Прошу меня простить, не хотел вас обидеть… Алессандро повернулся к нему. В его глазах стояли слезы. Микеле вздохнул. Что-то это ему напомнило. — Идите сюда, — сочувственно сказал он, распахнув объятия. Алессандро перебрался к нему на диван, обнял, уткнулся ему в плечо и тихо завыл. Андреа сходил в свои покои, усилием воли стараясь не спешить, переоделся, поболтал со слугой, решил, что дал гостям достаточно времени разобраться с ситуацией, подкрался к кабинету и осторожно постучал. Микеле открыл дверь, приобнял Андреа за плечи и повел к столику с вином. — А Ал.. синьор Алессандро? — с беспокойством спросил Андреа. — Пошел приводить себя в порядок, — ответил Микеле, наливая Андреа вина. — А что произошло? — поинтересовался он, чувствуя, что слегка дрожит. Микеле грустно свел брови домиком и посмотрел на него своими пронзительными глазами. — Мы разговаривали о ваших картинах, этсамое, и речь зашла про последний портрет, синьор Алессандро ужасно расстроился, и вот. — А он что-нибудь говорил? — упавшим голосом спросил Андреа. Микеле развел руками: — Я особо ничего не разобрал. Что-то про простыню, “не понимает” и “не могу больше”. Мне кажется, он просто очень расстроен, что картина испорчена. Андреа со вздохом сполз в кресло. То ли с облегчением, то ли нет. Алессандро присоединился к ним спустя пару минут. Вечер прошел как обычно, за исключением чуть покрасневших глаз синьора Алессандро и пары брошенных на Андреа печальных взглядов, которые тот, впрочем, не заметил. Они виделись довольно часто — Алессандро временами заглядывал по вечерам, пару раз они все вместе ужинали в соседней таверне. Иногда они с Андреа вместе выбирались на прогулку по вечерним улицам или за город, когда у обоих выдавался свободный день. Один раз Алессандро даже пригласил его на официальный прием в резиденции семьи дель Риннегато. Андреа чувствовал себя крайне неловко в столь благородном обществе, но Алессандро, вопреки опасениям Андреа, не испарился неизвестно куда, а все время был рядом, шепотом рассказывал про других гостей и пояснял расстановку сил, развлекал беседой, когда становилось совсем скучно, а благородным синьорам представлял его как своего дорогого друга и лучшего художника в Риме (хотя чего уж там, во всей Италии). И под локоть держал, чтобы Андреа не волновался. Андреа был готов волноваться тысячу лет, лишь бы Алессандро не отпускал его руку, но прием закончился. Час был поздний, все гости разъехались. В доме стояла тишина, а в небе светила луна, заливая все бледным светом. — Благодарю вас за предоставленную возможность познакомиться со множеством достойных людей, — вежливо сказал Андреа, когда они вышли на террасу. — Но, пожалуй, мне больше не стоит появляться на подобных мероприятиях. Я крайне неловко себя чувствую и боюсь так или иначе продемонстрировать свое невежество или плохие манеры и этим поставить вас в неловкое положение. — Понимаю, — ответил Алессандро. Он смотрел в небо. Его волосы в лунном свете чуть отливали серебром, а ресницы казались еще длиннее. Андреа залюбовался его профилем и, как обычно, выпал из реальности. — Андреа, — окликнул его Алессандро. Андреа моргнул, вышел из транса и виновато отвел взгляд, уставившись на луну. Краем глаза он заметил, что Алессандро улыбнулся и чуть придвинулся к нему так, что они стояли вплотную, почти соприкасаясь руками. — Вы ни в коем случае не поставили бы меня в неловкое положение, — негромко сказал Алессандро, внимательно глядя на него. — Прошу меня простить, если сегодняшнее собрание вызвало у вас неприятные эмоции и заставило почувствовать себя некомфортно. Мне просто хотелось помочь вам завести полезные знакомства. — Он помолчал немного, тихо вздохнул и добавил: — И хотелось показать вам, как я живу. Наверное. Если честно, мне самому это все ост… надоело смертельно. Матерь божья, как я устал. — Понимаю, — тихо ответил Андреа и взял его за руку. Алессандро вздрогнул, а потом легко сжал его пальцы в ответ. Они еще какое-то время любовались луной. Друг на друга старались не смотреть. Дома Андреа долго ворочался и не мог заснуть. Хотелось думать, что те чувства, которые уже давно им завладели, взаимны, но он думал о том, что, должно быть, синьор Алессандро не отнял руку из вежливости. Он в принципе никогда не отстранялся, когда Андреа осторожно, будто невзначай, его касался, но Андреа привычно списывал это на безупречное воспитание. Ход его мыслей был, без сомнения, правильным, но от этого почему-то очень хотелось выть в Микеле. Но Микеле не было, поэтому пришлось выть в подушку.