Твой лик, желанный и любимый

Андреа с трудом убедил Алессандро, что тот может приходить в любой момент и не нуждается в приглашении, и как следствие мог наслаждаться его обществом в любое время дня. За исключением тех часов, что проводил за работой над фресками, и тех дней, когда Алессандро был занят. Алессандро полюбил навещать его днем. Если Андреа в это время был свободен, они болтали о пустяках за бокалом вина. Если Андреа рисовал, Алессандро устраивался в кресле в мастерской и что-нибудь читал, изредка перебрасываясь с Андреа парой слов. Его присутствие совсем не напрягало — в отличие от Микеле, он не пытался сожрать кусок натюрморта. После того портрета Алессандро в простыне (который он, кстати, исправил) Андреа рисовал только и исключительно натюрморты. Рано или поздно Алессандро должен был заподозрить, и он заподозрил. — Синьор Андреа, — между делом поинтересовался он. — Не планируете ли вы вернуться к написанию портретов? Андреа вскинул на него испуганный взгляд. — Прошу прощения, — смутился Алессандро. — Должно быть, бесконечные попытки нарисовать меня вас утомили… Андреа вспомнил бесконечные попытки и задумался. Последние несколько лет он рисовал только Алессандро вместо других людей. Что если после того, как он нарисовал настоящего Алессандро, проклятье спало? — В самом деле, — он потер подбородок. — Возможно, стоит вернуться к портретам, да. Алессандро ободряюще улыбнулся и снова уткнулся в книгу. — Ну давайте, почему бы нет, — вяло согласился Микеле. — Стоя не хочу, можно прилягу? Андреа все-таки не позволил Микеле прилечь и затолкал его в кресло. Сунул в руки первую попавшуюся в шкафу книгу — как оказалось, какой-то сборник сказок для детей постарше, но Микеле тут же с энтузиазмом сунул в него нос и погрузился в чтение. Погнали, мысленно сказал себе Андреа, и взялся за кисть. Алессандро говорил накануне, что должен уехать по делам, поэтому его сегодня не ждали, а он заглянул с визитом, и это был единственный раз, когда Андреа был ему не рад. Слуга объявил о его приходе, Алессандро вошел в мастерскую следом за ним и застал крайне трагичную картину — Андреа и Микеле стояли у мольберта и смотрели на него огромными от ужаса глазами. Алессандро, раз такое дело, испугался сам и уставился на них, но леденящий душу ужас никак не рассеивался, поэтому он вежливо кашлянул и медленно двинул в сторону мольберта. — Господа, — осторожно сказал он тоном, которым успокаивают агрессивных животных, — надеюсь, ничего страшного не случилось? Микеле нервно сглотнул. Андреа шагнул вперед в попытке закрыть собой холст, но, осознав бессмысленность этого действия, драматично упал в кресло и закрыл лицо рукой. — Вы, кажется, третьего дня начинали рисовать Микеле? — недоуменно спросил Алессандро, бросив взгляд на портрет. На портрете — конечно же — он сам, а никак не Микеле, сидел в кресле, уткнувшись в сказки для детей постарше. — Начинал, — взвыл Андреа. — Но почему тогда… — растерялся Алессандро. Микеле вздохнул. — У синьора Андреа маленькая проблема, — устало сказал он. Синьор Андреа снова взвыл, но Микеле отмахнулся от него и продолжил: — Вернее, большая. Даже огромная. Последние несколько лет, кого бы он ни рисовал, на портрете получаетесь вы. Алессандро поперхнулся и огромными от ужаса глазами посмотрел на Микеле. Микеле пожал плечами. Он перевел взгляд на Андреа, но Андреа все еще драматично размазался по креслу, закрыв лицо рукой. — Ясно, — сказал Алессандро. Подумав, исправился: — Не ясно. Как? Андреа наконец отлип от кресла и смог сесть прямо. Руку от лица, однако, не отнял. Микеле посмотрел на него сочувственно, похлопал Алессандро по плечу, сказал “Ладно, думаю, вам нужно побыть вдвоем” и, несмотря на несущийся ему вслед беспомощный писк Андреа, покинул помещение. — Я встретил вас в Венеции, — Андреа говорил могильным голосом, по прежнему пряча лицо в ладонях. — И ваш облик так запечатлелся перед моим внутренним взором, что отныне все лица, что я рисую… — он кивнул в сторону мольберта, — вот. Алессандро стоял рядом, опершись о подоконник. — Кажется, — спокойно сказал он, — теперь я понимаю, почему из всех предложений вы согласились рисовать именно меня. — Да, — обреченно кивнул Андреа. — И поэтому никто не видел портрета доньи Катарины, которая, однако, вас очень рекомендовала? — логично спросил Алессандро. Андреа снова кивнул. Алессандро подошел к его креслу, присел на корточки, взял его за запястье и осторожно отвел руку от лица. — Неужели вы боитесь, что я кому-нибудь расскажу? — мягко спросил он, поглаживая ладонь Андреа. — Вы настолько мне не доверяете? Андреа выдохнул и повернулся к нему. В прекрасных глазах Алессандро он ожидал увидеть презрение, но тот смотрел на него с сочувствием и, кажется, с какой-то непонятной нежностью, с которой когда-то смотрел на бульдожку Перуччу. Андреа нервно сглотнул, но промолчал. Алессандро улыбнулся и крепче сжал его руку. — Ваша репутация в безопасности, — сказал он, все еще глядя Андреа в глаза. — От меня никто ничего не узнает, и от того, что я теперь осведомлен о вашей проблеме, в нашей дружбе ничего не изменится. Дружбе, отметил про себя Андреа. — А теперь давайте успокоимся, — предложил Алессандро и легко боднул его в плечо. — Расскажите мне лучше про портреты Микеле. Я так понимаю, он их никуда не забирал? Можно мне взглянуть? Андреа выдохнул, отнял вторую руку от лица, проморгался и хриплым голосом попросил воды. Он бы очень хотел умереть здесь и сейчас, пока Алессандро отошел наполнить стакан из кувшина на столе, но не вышло. Они стояли в соседней комнатке мастерской, где Андреа хранил наброски и готовые картины. — Двадцать три? — присвистнул Алессандро. — Двадцать три, — безнадежно кивнул Андреа. — Итак, вот они, слева направо… Слева направо выстроились в ряд двадцать три Микеле. Вот Микеле, сидящий в кресле. Вот Микеле, лежащий на кушетке (задумчиво). Вот Микеле, лежащий на кушетке (соблазнительно). Вот Микеле, глядящий в окно. Микеле, глядящий в стену. Микеле, с тоской поедающий натюрморт, подперев подбородок рукой. Микеле с крышкой от кастрюли и палкой колбасы (изображающий рыцаря). Микеле, заснувший на кушетке и храпящий на полдома. Микеле, небритый и невыспавшийся, поедающий салатик. Микеле в простыне, венке из плюща и с обкусанной гроздью винограда в руке. Микеле в обнимку с бутылкой вина. Микеле в портьере, на манер римского сенатора. И еще много разных Микеле. Ну то есть как Микеле. Алессандро смотрел внимательно, нахмурившись, и иногда отпускал комментарии. Некоторые картины он назвал непотребством и попросил никому не показывать, некоторые похвалил, а затем подвел итог: — Вы потрясающий художник, синьор Андреа. И картины потрясающие. Как минимум с точки зрения исполнения. Однако жаль, что на всех картинах не Микеле, а, б.., простите, я. — И мне жаль, — ответил Андреа, которого наконец-то отпустила паника. — Ну, то есть, не жаль, мне нравится вас рисовать, но то, что другие люди не получаются совсем, сильно осложняет жизнь. — Кстати, — Алессандро повернулся к нему. — А как же ваши работы в Базилике Святого Венчезлао? Там же уйма святых. Андреа снова спрятал лицо в ладонях. — Предлагаю вам как-нибудь зайти и посмотреть, — глухо сказал он. — Сразу все поймете. — Кажется, уже понял, — с улыбкой ответил Алессандро, приобнял его за плечи и предложил, — может быть, выпьем? Мне кажется, вам сейчас это необходимо. Андреа нужно было убрать свое рабочее место, поэтому пить пошли не сразу. Алессандро терпеливо ждал, опершись о подоконник и рассеянно поглядывая на улицу. — Я думал, — грустно сказал Андреа, гремя баночками с красками, — что, если я нарисую вас, настоящего, то проклятье спадет и я смогу рисовать других людей. Решили проверить с Микеле, но, как видите… — Проклятье? — переспросил Алессандро. — Вы правда так думаете? — Не знаю, что еще это может быть, — развел руками Андреа. — Моя прапрапрапрабабка, — зловеще прошипел Алессандро, — была потомственной колдуньей… — Ага, — скептически отозвался Андреа. Алессандро скорчил обиженную рожицу. — Даже если бы вы могли, вы бы не стали меня проклинать. Вы же даже не знали о моем существовании. Подумаешь, случайный прохожий. Алессандро задумался. — Ладно, вопрос о том, кто вас проклял, оставим открытым. Куда более интересно, как с вас это проклятье снять. — Может, как в сказке, поцелуем? — наобум ляпнул Андреа. Потом, как обычно, понял, что сказал, но было поздно. — Что? — растерянно переспросил Алессандро. Андреа посмотрел на него — тот стоял у окна, высокий и стройный, и глядел на него своими выразительными глазами. Невозможно красивый. Будь что будет, подумал Андреа. Не могу больше. — Поцелуем, — уверенно повторил он. — Думаете, поможет? — с сомнением спросил Алессандро. Сомнение Андреа не понравилось. — Ну, — философски заметил он, — можно было бы попробовать. В теории. Вдруг. — Со мной? — С вами, — кивнул Андреа. Все-таки не выдержал и отвел взгляд. Повисло неловкое молчание, но ненадолго. — Если вам кажется, что это поможет, — тихо сказал Алессандро, не глядя на него, — то я готов попытаться. Андреа нервно сглотнул. — А если нет? — так же тихо спросил он. Алессандро нервно сглотнул в ответ. — Я все равно готов. Попытаться. Андреа замер, глядя на него, словно кролик перед змеей. Алессандро смотрел на него в ответ таким же замершим кроликом. — Только для того, чтобы мне помочь? — с подозрением спросил Андреа. — Не только, — шепотом ответил Алессандро. — А вы? — И я не только, — признался Андреа. Алессандро рвано выдохнул. — Тогда идите сюда, — еле слышно позвал он. И Андреа пошел. Алессандро наклонился к нему, легко коснулся его губ своими, отстранился и тихо спросил: — И как? Думаете, достаточно? Андреа не мог ни о чем думать. Его бросило в жар, сердце колотилось как бешеное, в ушах звенело. — Вряд ли, — дрогнувшим голосом ответил он. — Давайте еще. Алессандро поцеловал его еще раз, поувереннее. — А сейчас? — спросил он. Андреа прислушался к своим ощущениям — Алессандро из головы не выходил, стало только хуже — теперь, когда он стоял здесь, прямо перед Андреа, и его целовал. Недостаточно, правда. — Давайте еще, — хрипло предложил Андреа. — Чтобы наверняка, — и, пока Алессандро не успел что-нибудь сделать, обнял его за талию, немного привстал на носочки и поцеловал, долго и настойчиво. Алессандро сначала замер, а потом ответил на поцелуй. Андреа нежно касался его губ своими, потом легко прикусил, так, что Алессандро вздрогнул от неожиданности. Андреа прижался к нему покрепче и почувствовал, что его бьёт дрожь. — Все в порядке? — отстранившись, спросил он. Алессандро смотрел на него растерянно и недоверчиво. — А теперь? — выдохнул он. — Да уже плевать, если честно, — ответил Андреа, вглядываясь в его лицо. Он был готов смотреть в эти глаза вечно и целовать эти губы до конца дней своих. — Но, если вы… — Мне тоже плевать, — перебил Алессандро. — Абсолютно. Он запустил пальцы в волосы Андреа, тихо выругался, притянул к себе и поцеловал его сам.