Твой лик, желанный и любимый

Впрочем, мужественный отказ прийти на ужин лишь отсрочил неизбежное, и Микеле в свой следующий визит все-таки получил свою долю мечтательных улыбок, глубокой задумчивости и размышлений о природе чувств и классовом неравенстве. Микеле, однако, был менее расстроен, чем ожидал — страдания и безысходная рефлексия Андреа вышли на новый виток (теперь он убивался не из-за невозможной с его точки зрения дружбы с Алессандро, а из-за еще более невозможной с его точки зрения влюбленности), поэтому он услышал много нового и неизведанного. В том числе рассказ о том, как Андреа приложил Алессандро затылком об угол картины, который отложил в копилку постыдных историй с участием Андреа, где уже хранились бревно, благородная красота Алессандро и Меригуан. Через пару дней в коллекцию добавилась еще одна. Когда Микеле и Алессандро наконец пересеклись в доме Андреа, оба радовались, как дети. Микеле прыгал вокруг, как малышка Перучча, они крепко обнимались и ржали под недовольным взглядом Андреа, который, разумеется, опять ощутил укол ревности. Ладно, подумал он, зато Алессандро с Микеле не целовался. Или целовался?.. Но трогательное воссоединение закончилось, и вся компания, как обычно, отправилась в кабинет Андреа пить. Войдя внутрь, Алессандро резко застыл в дверях, так, что Андреа врезался ему носом в спину. — Что это? — спросил он, кивнув на стену напротив стола. Микеле осторожно просочился у него под мышкой и отполз подальше. Андреа вошел в кабинет следом, посмотрел на стену и пожал плечами: — Вы мне сами позволили повесить один из ваших портретов, — ответил он. — Мне же нужна возможность продемонстрировать свои навыки потенциальным заказчикам. — Я понимаю, — ответил Алессандро, озадаченно глядя на картину. — Но я не думал, что это будет портрет в платье доньи Катарины. У доньи Катарины, конечно, отличный вкус, но… Микеле, отползший от греха подальше в дальний угол, во весь голос заржал, сложился пополам и спрятался за портьеру. — А мне нравится, — обиженно сказал Андреа. Алессандро повернулся к нему с серьезным лицом, но тут же не выдержал, заржал еще громче Микеле и уронил голову ему на плечо. Андреа вздохнул и закрыл лицо рукой. Второй рукой гладил Алессандро по волосам. — Что мне делать, друг? — спросил он, заламывая руки, когда Алессандро ушел и они с Микеле остались вдвоем. — Да откуда я знаю, — вздохнул Микеле. Андреа закатил глаза, как тициановская Мария Магдалина. Если раньше его беспокоил в основном их с Алессандро разный социальный статус, то сейчас к этим мыслям добавилась еще и неуверенность и непонимание происходящего. В тот раз Алессандро, несмотря на предательскую атаку картиной, доказал ему, что их первый поцелуй ему не приснился. А потом еще раз доказал. И еще. Однако, несмотря на это, Андреа все еще не решался поверить. — Может быть, поговорите с ним? — предложил Микеле. Андреа тяжело вздохнул. По сути, между ним и Алессандро ничего не изменилось — они общались совершенно по-старому. Только теперь еще и целовались. Он боялся все испортить, да и сам не знал, чего конкретно хочет. — И что мне сказать? — скептически спросил он. Микеле развел руками. Андреа подозрительно посмотрел на него: — И вообще, когда ты сам в последний раз решал неловкие ситуации простым и честным разговором? Микеле поднял руки, сдаваясь: — Уделали. Ладно, тогда страдайте. Андреа кинул в него салфеткой и обиделся, но потребность выговориться и получить поддержку была настолько сильна, что обида долго не продлилась. — Может быть просто у них развлечение такое, у благородных, — тоскливо начал он, в двенадцатый раз за вечер, — ну там, поцеловались и хватит, найдет себе кого-нибудь другого… Микеле сполз с дивана, встал на колени, молитвенно сложив руки на сидении, и возопил: — Мария Дева Матерь Божья, смилуйся над моей пропащей душой, дай мне силы не повредиться рассудком. Аааааа. Андреа снова обиделся, но тоска возобладала, и Микеле, как настоящему другу, все-таки пришлось выслушать в тринадцатый раз. Через пару дней Андреа наконец пригласил их в Базилику. Алессандро окинул взглядом расписанные полторы стены и часть потолка и закашлялся. Микеле тоже закашлялся, прикрыв рот рукой и ехидно поглядывая на Андреа. Андреа вздохнул настолько тяжело, что звук раскатился по всей церкви, в которой, благо, в этот час почти не было прихожан. — Я осознавал масштабы бедствия, — тактично сказал Алессандро. — Но одно дело иметь общее представление, и совсем другое — воочию узреть. Микеле уже в открытую хихикнул. Андреа совсем повесил голову. — Кстати, я давно собирался сюда наведаться, — задумчиво добавил Алессандро. — Очень хотелось посмотреть на вашу работу, но Микеле меня в тот раз отговорил. — Думаю, к лучшему, — пожал плечами Микеле, рассеянно обводя взглядом ряды синьоров Алессандро у себя над головой. — Полагаю, если бы вы узнали страшную тайну синьора Андреа подобным образом, а не в уютной домашней обстановке, эффект был бы другой. Андреа взглянул на него с благодарностью. — Спаситель мой, — ласково сказал он, погладив Микеле по плечу. Микеле прыснул. — Буду рад, синьор Андреа, если за эту дружескую услугу вы нарисуете с меня Спасителя. Ну, разумеется, когда сможете рисовать дру… — Я понял, — отрезал Андреа. — Пойдемте, покажу вам, над чем работаю сейчас. Подойдя к отрезку стены, который Андреа сейчас расписывал, Микеле и Алессандро не сговариваясь поняли, что он в большой опасности. Участок был на самом виду, но главная проблема заключалась в Святом Христофоре. — Вот на этом месте, — деловито показывал Андреа, — будет изображение Святого Христофора, а дальше сбоку… А потом с другой стороны пара херувимов и еще… С херувимами и их сходством с синьором Алессандро все было понятно (но очень смешно) (ну, по крайней мере Микеле было очень смешно). А вот Святой Христофор серьезно беспокоил. — А в чем проблема? — шепотом спросил Алессандро у Микеле, пока Андреа продолжал вещание. — Нашему другу не очень удаются лица, — напомнил Микеле. — Но там же голова соба… — начал было Алессандро, но оборвал себя на полуслове. — То-то и оно, — вздохнул Микеле. — … на всеобщем обозрении будет Святой Христофор, — вдохновенно закончил Андреа и посмотрел на них. — Андреа, нет, — сказал Микеле. — Андреа, нет, — сказал Алессандро. — Что не так? — подозрительно посмотрел на них Андреа. — У нас есть некоторые сомнения… — мягко начал Алессандро. — Что, ввиду вашей небольшой, этсамое, проблемы… — осторожно добавил Микеле. — Есть некоторый шанс, что вместо Святого Христофора может получиться… — Свиноче… — Человекосв… — Да сколько можно! — заорал Андреа. Пара прихожан растерянно обернулась на них, а из дальнего угла священник с недовольным лицом погрозил им пальцем. — Мы просто беспокоимся, — развел руками Микеле. — Может быть, как-то решить эту проблему? — Алессандро положил руку ему на плечо и заглянул в глаза. — Скажем, поручить Святого Христофора другому художнику. Андреа гордо скинул его руку и насупился. — Вот еще. Чтобы другой художник портил своими ручонками мою фреску? В конце концов, что я, не смогу нарисовать человека с головой пса, что ли? Микеле и Алессандро сначала мерзко хихикнули, а потом хором вздохнули. — Я просто переживаю за вас, — развел руками Алессандро. — Учитывая, что в прошлый раз вы пытались нарисовать коня с головой коня… — Хватит! — заорал Андреа. Священник в дальнем углу зловеще взмахнул тяжелым томом Евангелия. Евангелием получить не хотелось, поэтому Микеле похлопал Андреа по плечу в знак извинения, Алессандро незаметно погладил его запястье, и они пошли от греха подальше, оставив наедине Андреа и Святого Христофора. Вечером они по традиции ждали возвращения Андреа из базилики, но, когда он вошел в гостиную и посмотрел на них, они поняли все. Вот прям совершенно все. Даже спрашивать ничего не рискнули, да и необходимости не было. Микеле сделал шаг в его сторону. Андреа коротким жестом молча пояснил, что ситуация настолько катастрофическая и его печаль настолько глубока, что даже лучшему другу он пока не готов открыться и обсудить произошедшую трагедию, которую ему лучше сначала осмыслить в одиночестве, но он очень ценит и глубоко благодарен за беспокойство и заботу, которой не преминет воспользоваться, как только преодолеет первоначальный шок, спасибо тебе, Микеле, ты настоящий друг, давай поговорим завтра за ужином, будет котлетка. — Тогда пойду, — понимающе кивнул Микеле, обнял его на прощание и испарился, прихватив со стола початую бутылку вина. Алессандро поднялся с дивана, неуверенно подошел к Андреа. — Наверное, будет лучше, если я тоже оставлю вас одного, — сказал он и нерешительно поднял руку в попытке обнять. — Останься, пожалуйста, — тихо попросил Андреа и обнял его сам. Алессандро прижал его к себе и гладил по спине, пока Андреа, вцепившись в него, как утопающий, молча смотрел в одну точку. Он лежал, устроив голову на коленях Алессандро и прикрыв глаза. Алессандро перебирал его волосы. — Думаю, все можно исправить, — сказал он. — Можно, — ровным голосом ответил Андреа, все еще парализованный своим провалом. — Ничего страшного, на самом деле. Всего лишь затереть лицо и перерисовать, — он с силой провел ладонью по лицу. — Но мы оба понимаем. — Понимаем, — ответил Алессандро. — Это действительно проклятие какое-то. А кстати, — вдруг вспомнил он, — помнишь, мы пытались расколдовать тебя поцелуем? Интересно, сработало ли. Андреа внутренне напрягся, смущенно покраснел, но ответил спокойным голосом: — Действительно, с, э, того раза я никого не рисовал. Возможно, стоит еще разок помучить Микеле. — Возможно, — кивнул Алессандро, запустив пальцы в его волосы и легко массируя кожу головы. — А если, — Андреа старался звучать невозмутимо, — а если окажется, что сработало? Что тогда? Алессандро хмыкнул. — Бесконечное разнообразие лиц, которые ты сможешь запечатлеть на холсте, непревзойденная слава великого художника, все, что угодно. Андреа собрался с силами, чтобы продолжить звучать невозмутимо, и уточнил: — А, ну, тогда больше не будет смысла… Алессандро тихо засмеялся, погладил его по щеке и ответил: — Я тебе еще в первый раз сказал, что буду тебя целовать просто потому, что мне хочется. Андреа заерзал у него на коленях, чуть не свалившись, приподнялся на руках и потянулся его поцеловать. — Андреа, — задумчиво сказал Алессандро, когда они наконец оторвались друг от друга. Андреа, видимо, немного расслабился, и на него накатила усталость. Он крепко обнял Алессандро и пристроил голову у него на плече. — М? — отозвался он. — Если окажется, что поцелуй действительно сработал и ты сможешь рисовать не только меня… Ну, людей кроме меня, — начал Алессандро и сделал многозначительную паузу. — Ну? — с вялым раздражением буркнул Андреа. — …то, по этой логике, чтобы ты смог рисовать остальные животные объекты, а не только некое всем нам известное существо, то тебя должен поцеловать человекосв… — Да сколько можно! — заорал Андреа, вскинул голову, нечаянно заехав Алессандро по подбородку, попытался возмущенно подскочить с дивана, но запутался в ногах и упал. Алессандро с какой-то странной нежностью смотрел на него и бездушно ржал, потирая отбитую челюсть. Андреа было так плохо, что хотелось умереть. Хотелось бы — если бы не эта странная нежность. Он сидел на полу, смотрел на Алессандро снизу вверх, а потом вдруг представил поцелуй Меригуана и тоже заржал.