Проиграл

      Машины пролетают мимо с бешеной скоростью — настолько быстро он жмёт на педаль газа. Фары отдают светом, смешиваясь в единое пятно, которое уж сильно мозолит глаза, но отворачиваться нельзя — моргнешь и ты в кювете с раздолбанной тачкой и раздробленным черепом. В их практите такие случаи далеко не редки, наоборот, каждый второй недогонщик, возомнивший себя королём трассы, заканчивает свою еще даже не начавшуюся карьеру.       Он знал таких самоуверенных лично.       И знает одного, ещё живого.       Антон фыркает, когда в зеркале видит синее нечто, несущееся со скоростью больше двухсот двадцати километров в час. Машина не сбавляя темпа, набирает его, и в секунду мимо него проезжает ауди, с характерным режущим по ушам свистом, урываясь в перёд.       А на улице вечер, который освещают фонари, расположенные вдоль трассы; на дорогах — лужи, после недавнего ливня.       Черемисин недовольно сверлит удаляющийся силуэт, явно сердясь на водителя. Ебанутый — слово, которое точно может охарактеризовать Гаврилова, и его желание выиграть Антона.       То, что при таких условиях на дорогах можно и не доехать до назначенного финиша, — его не ебет нисколько, им движет гордость и приближающаяся победа. Раздражает.       Антон руль сжимает до побеления костяшек, также надавливая на газ. Ему уже не выиграть, — но это его больше не волнует. Волнует лишь безбашенный хозяин синей ауди, который сейчас на непонятно какой скорости вдавливает педаль в пол. Как можно так спокойно относиться к тому, что можно не справиться с управлением?       На деле Антона тоже никогда не интересовал этот вопрос. Гораздо важнее: как, сука, он может так играть на его нервах?       Знает же, что Антон вслух не скажет, но по обкусанным губам и слегка нервной походке всё станет понятно — волнуется за его жизнь. Бесит то, как Данил читает его, умело выводя на эмоции. А самого растормошить чаще — невозможно, реже — до грубого тона, не иначе. И то это «реже» приравнивается к «почти никогда», хотя они не первый год встречаются.       Намеченная отметка финиша приближается — Антон жмет по тормозам, больше не видя смысла гнать. Он уже проиграл. В гонке, в споре, в чувствах. По всем фронтам его размазали. Бесит до жути, даже если это Данил.       Сейчас он ему выскажет всё, что думает о Гаврилове и даже чуточку больше — для профилактики и чтобы не расслаблялся. В его мыслях столько слов, начиная от «Мудак, нечестно обогнал!» до «Долбаёб, совсем жить не хочется?!».       Когда же на телефон, прикрепленный к специальному держателю, поступает входящий вызов, который тут же принимается, из всего вороха слов получается только: — Какого хуя, Гаврилов?! — раздраженно и злобно. На том конце слышен смешок, и Данил представляет взбешенное лицо Антона.       — М? Что-то не так, сладкий? — звучит настолько елейно, что повестись на столь дешёвый развод для нормального человека довольно трудно. Но это тоже Антон. А на проводе ведь Данил.       — Ты совсем ебнутый? — шипит Антона, прекрасно зная, что ведется на провокацию, но поделать ничего не может.       — Не бесись, лучше едь быстрее, ты мне ещё должен, сладкий, — в голосе Данила определённо слышится многообещающая ухмылка. Антону даже не хочется отвечать, дабы не получить в ответ что-то более извращенное. От хриплого голоса на том конце уже тесно в штанах.       — Не указывай мне, соленый, блять, — вздрогнув от накатившей волны непонятно чего, произносит Антон, хмуря брови, и быстро скидывает звонок. Гаврилову он должен желание, и Антон догадывается, что захочет его нелюбимый парень.       Подъезжает в полной тишине, наскоро ставя на ручник машину. Поднимает взгляд к окну и видит широко улыбающегося Данила, идущего к нему. Его волосы смешно развиваются ветром, но вид такой горделивый и довольный, что Антону хочется поцеловать того прямо сейчас, а затем прокусить губу до металлического вкуса во рту, и снова припасть к ним.       Данил так мастеркси управляет эмоциями Антона — у Черемисина от возбуждения пересохло горло и колени свести хочется, а Данил ещё даже не дотронулся до него.       Очнулся Антон, крупно вздрогнув, когда к его щеке мягко прикоснулись чьи-то настойчивые губы. Антон как-то затуманено посмотрел в блестящие от света серые глаза, рассмотрев в них такое же возбуждение, призывающее к действию.       — О чем же ты думаешь? — шепчет Данил ему в губы, переводя взгляд с голубых глаз на заметный бугорок под джинсами. Данил, прежде чем Антон успеет что-то сказать, быстро смещает руку и надавливает на него. Черемисин, не ожидавший такой дерзости, громко простанывает в улыбку Данила. А потом закусывает губу и отворачивается, не давая Гаврилову насладиться хриплыми стонами, несмотря на поглаживающую его член руку.       — Данил, блять, — строго говорит Антон, хватая чужое запястье, но не убирая его, и смотрит снова глаза в глаза.       — А что Данил? Ты завис, смотришь всё в одну точку, не обращаешь на меня внимание… а я между прочим победитель…       У Антона горят уши — Данилу безумно нравится эта его особенность, и он готов пользоваться ею постоянно. Несмотря на то, что для них такая близость не впервой, заставить Антона смущаться — плевое дело.       — Так где моя награда? — шепчет в губы и отстраняется, давая больше кислорода.       — Так, а ты скажи своё желание.       Антон не подавляет смешок, облизывает пересохшие губы, откидываясь головой на сидение с улыбкой на лице. Ловит пронизывающий взгляд Данила — свой отвести не смеет, хоть где-то же ему нужно выиграть сегодня.       Данил цыкает, слегка прикрыв глаза, — сдаётся под одобрительный кивок Антона. Закусив краешек губы то ли от смеха, то ли от раздражения, кидает: — Как насчет секса на машине?       — А чего так неуверенно, боишься, что откажу и сбегу?       — Вставай давай, язва, — резко схватив за руку, Гаврилов рывком вытаскивает потерявшегося Антона из машины, тут же утягивая в поцелуй. Черемисин привстает на носки, отвечая. Затем с недовольным мычанием тянет за волосы, заставляя Данила согнуться, когда разница в росте даёт о себе знать. Они целуются жадно, — с характерным причмокиванием без стеснения, — полностью отдаваясь друг другу.       Антон отстраняется первый, глаз не сводит с мужчины напротив. Его грудь тяжело вздымается, а лицо покраснело жутко. На его счастье Данил выглядит не лучше — дышит также глубоко, и волосы растрепаны безбожно.       Он похож на только-только очнувшегося воробушка. Умиляет настолько, что Антон прерывисто смеётся, хрипя от нехватки воздуха, но все равно так заразительно. Данил впридачу перехватывает тянющуюся от губ Антона слюну и облизывает свои. И делает это с настолько потрясающим выражением лица — что Антон забывает, как важно дышать.       — Опять ты задумался?       — А- — не успевает что-нибудь съязвить Антон, как его под бедра подхватывают сильные руки и несут куда-то.       Один раз моргнул — и ты уже на багажнике, а над тобой нависает какой-то шкаф.       — Страшно, — со смешком выдыхает Антон, руками обнимая шею Гаврилова.       — Оу, правда? — Данил снова удивляет. Резко опрокидывая Антона на машину. Это новый фетиш? Происходит так неожиданно, что Черемисин невольно обхатывает его талию ногами. В глазах Антона изумление и почему-то смущение. Гаврилов смотрит так пристально — Антон даже отвести взгляд не может, — и руки расставляет по бокам от головы, опускаясь ниже. К шее.       Где оставляет море поцелуев: сначала от линии подборока затем ниже и ниже. Особое внимание уделяет нервно дергающемуся кадыку. Присосавшись к нему губами, Данил лижет его кончиком языка, а затем слегка прикусывает, наслаждаясь полустонами сверху. Медленно переходит к вздувшейся от напряжения венке, по которой проходится всей длиной языка.       — А так страшно? — шепчет Данил, перехватывая руки Черемисина и фиксируя крепкой хваткой над головой Антона, и кусает шею, чтобы остался то ли синяк, то ли болезненный засос. Антон вскрикивает и дергается.       — Эй-й, полегче, громила! Что за садизм в сторону моей нежной кожи?       — А с каких пор ты против грубости? — интересуется Данил и добавляет, смешно меняя тон голоса на более высокий, пародируя Антона, — а как же «папочка, ты с хрена такой нежный?»       Ответить не дает — свободной рукой приподнимает за талию Антона, стягивая не без его помощи футболку. Свою снимать не хотел, но под раздраженный взгляд пришлось стянуть ткань. Увидя удовлетворение в голубых глазах, припадает к соскам, снова опрокидывая парня. Тело Антона очень чувствительно — каждая частичка, к которой он прикоснется. Соски набухают в секунду, Данил поочередно обсасывает каждый, выпуская изо рта с видимой ниточкой слюны, и преподает обратно. С каждым громким стоном и вздохом, оттягиваем волос на себя, Гаврилов распыляется всё больше. Прохладный воздух проходится по разгоряченному телу Антона заставляет хныкать всё чаще и громче.       Данил опустился к кромке джинсов, тут же начиная спускать с их.       — Не будешь снимать полностью? — с перерывами на отдышку шепчет хриплым голосом Антон. На что ответом становится снова неожиданное резкое движение от парня — Гаврилов в секунду поставил его на ноги, повернув к себе задом. Антон довольно хмыкнул и решил поиграть. Он уперся задницой об стояк мужчины и начал тереться об жесткую ткань штанов. Его член двигался ровно в такт движениям, только об железо машины, что придавало особого удовольствия: вроде приятно, а вроде болезненно.       Антон прогнулся в спине, позволяя Данилу увидеть больше. Гаврилов прошелся хищным взглядом по ногам Антона и схватил ягодицы, сжав до чужого всхлипа. Данил, больше не собираясь тянуть, поцеловал выбритый затылок и вскрыл смазку, сразу введя две фаланги в Антона. Благо Черемисина не нужно было долго растягивать, поэтому через минутку Антон уже и сам насаживался на пальцы, откровенно постанывая в голос. Хотя они находились посреди темной улицы.       Когда в Антона стали свободно входить три пальца, а Черемисин буквально молил о большем, Данил вынул их и вскрыл пачку презерватива, приготовленного заранее.       — Данил, прошу, быстрее, — простонал Антон и лёг на холодный металл, не в силах держать себя. Гаврилов не стал мучить парня, покрепче перехватил чужие бедра и толчком вошёл внутрь; не собираясь останавливаться, Данил набирал темп, вдалбливаясь в поддатливое тело, попадая по простате. От чего Антон срывался на громкие стоны, иногда переходящие в полувскрики.       У Антона сперто дыхание и в глазах мерцают звезды, ему безумно хорошо, а разные температуры добавляли острых ощущений. Сзади входят грубо и быстро, буквально втрахивая в багажник его машины, спереди — собственный член изнывает от невозможности прикоснуться к себе и от трения с жестким металлом. Антон стонет и получает нереальный кайф от происходящего.       Антону ужасно душно, в висках пульсирует, и в ушах он слышит лишь свой срывающий на крики голос и рыки Данила. Гаврилов грубо вжимает Антона в себя, входя под новым углом глубже, и кладет руку на шею Антона, слегка сжимая. Входит настолько быстро, что Антон невольно становится на носки и еще больше прогибается в позвоночнике.       Толчок — вскрик Антона. Ещё один — громкие стоны и неразборчивые слова Черемисина. Ещё толчок — Антон кончает, снова вскрикивая и пачкая свою машину. Последний толчок — Данил заканчивает следом, повалив Антона на багажник.       Они тяжело дышат, не двигаясь с места. У Антона прикрыты глаза и тело полностью расслабилось после получения разрядки. Данил ложиться сверху, аккуратно обвивая тело Антона руками, и восстанавливает дыхание. Делает ещё несколько ленивых толчков и останавливается. Разгоряченные, уставшие, они спокойно лежат, позабыв о том, что вообще-то находятся на улице полуголые.       Антон ощущает прохладный ветер, проходящийся по ноющим конечностям и совсем не хочет вставать. Жаль Данил не даёт ему насладиться моментом, — тот отстраняется, выходя из тесного тела:        — Пора бы заканчивать не думаешь?       — М-м-м, — протестующее мычание.       Данил хмыкает, отходит за салфетками, дабы стереть следы их проказы.       — Мне тебя на руках нести что ли?       — Теперь да, у меня после такого секса спина болеть будет.       — Зато какой кайф был, мне даже захотелось ещё.       — Конечно, кто-то ведь совсем не ощущает последствий.       Данил смеётся, целуя в висок бурчащего парня, пока Антон садится на заляпанный багажник, потягивая трусы. А потом к нему приходит вопрос, который до жути требует ответа.       — Почему на багажнике, а не капоте?       — Потому что ты слишком карлик для меня, — легко произносит Данил. Слышится возмущенное «Эй!», а следом и смачный шлепок по заднице Гаврилова от обиженного Антона.       — Да-а, машину тоже в мойку надо.       — И без тебя это знаю, нельзя было поаккуратней?       — Очевидно, что мы ее запачкали бы. — Данил неопределенно жмёт плечами и посматривает на Антона.       — Стоп… Ты! — доходит до ошарашенного Антона, надевающего футболку. — Ты специально! На моей машине!       — А? Ты о чем?       — Да ты охуевший жук!       Данил заходится в смехе ещё больше, прикрывая рот рукой и попутно уворачиваясь от летящего удара. Они дурачатся, пока одвеются и идут каждый к своей машине. Антон усаживается первым. Пальцы обхватывают кожаный руль, доставляя неимоверное удовольствие. Антон любит свою малышку, а этот… Козел взял да испортил её. За это полагается кровная месть, по мнению Антона.       — Больше не спорим, кто первый?       — Нет, спасибо, у меня больше нет сил. И вообще, пожалей мою задницу!       — Ладно-ладно, неженка. Так бы и сказал, что тебе слабо. — улыбка на лице настолько хитрая, что Данила можно смело приравнивать к роду лис. А глазки-то как светятся…       Но… Черемисин взрослый мужчина. Ему двадцать пять лет. Антон не будет вестить на такую провокацию… с другими людьми. Но это же Гаврилов.       — Кто последний до дома, тот лох! — и давит педаль газа, слыша возмущенные крики сзади о том, какой он нечестный, читер, ушлепок и тому подобное.