***
- Ты остаёшься здесь! Мать была похожа на бешеное животное, чуть слюнями не плевалась. Глазами широкими за каждым действием дочери следила, каждый раз сумку убирая из рук. А Маруся продолжала спокойно складывать вещи, игнорировала выкрики, и перед глазами был Витя, поддерживая издалека. Хотя парень совершенно не знал, что Романова решила. Естественно, Маша планировала переехать, но позже. А тут подвернулся случай, в виде матери кукушки. И как бы больно сейчас не было от голоса громкого и истерии, зеленоглазая была уверенна в правильности своего поступка. И наверное в последнюю очередь, этим она хотела задеть мать, как бы грубо это не казалось. - Ты слышишь меня? Я сказала, ты никуда не съедешь! - Тебе же самой проще будет от моего отсутствия, подумай хорошо. Маша не отрываясь от дела, проговаривала всё спокойным тоном, без повышения голоса, без торможения. Не так, как бы вела себя Маша год назад. От этого, Инна Николаевна беситься ещё больше, всё продолжая пытаться вывести дочь на эмоции. А внутри девушка тихо посмеивалась с её поведения, вроде зрослого человека. - Я твоя мать! - визг чуть не заставил девушку поморщиться, но она продолжала держать маску равнодушия. - Куда ты пойдёшь, объясни мне?! - Ты сама прекрасно знаешь, не задавай глупых вопросов. И вправду, Инна Николаевна совершенно не слышит, что говорит, как себя ведёт, выставляя себя настоящей истеричкой. И Марии, не выкрикнуть это ей в лицо стоило больших усилий. Завела свою шарманку, про мать, но по существу, не являлась ей, уже несколько лет. А сейчас, вздумала на пути вставать, что было до безобразия эгоистично. - У тебя же мозгов нет! Раскрой глаза наконец! Его год уже здесь нет, - Маша чуть дёрнулась от высказывания. - А ты, как собачка продолжаешь ждать не пойми чего. - Я знаю, чего жду. И буду ждать столько, сколько потребуется. - Да не нужна ты ему, пойми наконец. Звонки раз в месяц только доказывают это, а ты, как слепая не видишь же ничего. - она до дочери достучаться пыталась, пыталась как-то надавить, задеть. - Думаешь, за это время, у него женщины ни разу не было? Зеленоглазая воздуха глубже вдохнула, пытаясь дрожь от злости утихомирить. Желание стержень, что за это время появился, сломать, выпуская все эмоции. И чего врать, если она и вправду на один миг об это думала. Переживала, маялась. Но корить себя начала, что посмела про Витю своего такое подумать. Ему же там тоже не легко. Если не намного хуже. Только она тут, в родной Москве, дома, с местами, так напоминающие каждый момент с парнем. А там где он, всё чужое и только братья рядом. - Он не изменщик, - Маша ухмылку прятать не захотела, адресованную матери, - в отличие от некоторых. Романова старшая ахнула от слов дочери, мигом забывая, что ещё высказать ей захотела. Если Маша могла смотреть правде в глаза, то женщина упорно продолжала считать, что ничего плохого она не делает. Не желая терпеть нападки на своего мужчину, сменив тему, продолжила цепляться к брюнетке, пытаясь не замечать, что это было просто бесполезно. - Ты хотя бы понимаешь, кого ты ждёшь? Вернётся бандитом и что делать будешь? С ним останешься? - Да. - это прозвучало беспрекословно, твёрдо, заставляя мать снова замолчать. - Я пойду за ним. Прими, что твоя дочь выбрала себе достойного мужчину и не пошла по твоим стопам. - Какая же ты идиотка. Ты не знаешь, что тебя ждёт. Она вцепилась в плечо Маши, будто готова была сломать кости. Посмотрев на руку, что сжимала её до побеления, словно кровь могла так перекрыть, подняла глаза на мать. Зелёные глаза огрубели, продолжи смотреть в них и окаменеешь. Губы сжала в тонкую полоску, делая их белесыми. - Руку. Инна Николаевна всё меньше стала узнавать свою дочь, казалось, что перед ней стоит не восемнадцатилетняя Машенька, а незнакомка, готовая рвать и метать. От неожиданности, женщина выпустила руку и словно очнувшись, продолжила буравить агрессивным взглядом, вываливая всю желчь. Смотреть на мать ей было неприятно, с каждым днём она меняется, становится агрессивной и сил уже нет, как то образумить её. Смирилась и просто не обращала внимание. Своих проблем хватает, чтобы за взрослым человеком следить, который помощь принимать не хочет. - Ты из-за него, - пренебрежительно махнула рукой, намекая на Витю, - оставляешь мать! Всё. Стоп кран сорван. - А ты? - Маша впервые за весь разговор повернулась на мать, чуть зубами не скрепя, но голос не повышая, почти шипела, как змея, - Ты не кинула свою дочь? Ты не оставила? - Лицо проще и не пререкайся со мной. - Ты не то что оставила свою дочь в день рождения, ты просто не поздравила её. Пропала на несколько дней. - она ближе подходила, продолжая прожигать глазами лазерами, - А сейчас, ты появляешься и устраиваешь цирк. За собой следи, мама. Маша подхватила сумки, не спеша подходя к коридору, оставляя мать в гневе позади. Плевать, абсолютно плевать, что происходит внутри у матери. Никаких ощущений. Только желание уйти туда, где дом. Просто хотелось тишины. Думать за чувства других людей, так пренебрежительно к ней относящиеся, не хотелось терпеть. - Он дорогой для меня человек! - она вбежала в коридор, не прекращая ссориться, но резкий поворот дочери к ней, заставил притормозить. - У тебя не должно быть ничего дороже собственного ребёнка. У тебя не должно быть никого дороже собственного ребёнка. Как ты могла? Кулаки сжала до боли и желания поцарапать ногтями кожу. Пчёлка на груди стала жечь, прося успокоиться, молча развернуться. Но как бы Маша не хотела уйти гордо, ребёнок в груди, желал высказаться, показать, как больно, как обидно от предательства матери. Это было действительно так. А Мария, ведь просто хотела семью. И заставив замолчать маленькую девочку, давно приняла тот факт, что осталась сиротой. - С ним не будет спокойствия. Она продолжила собираться, готовая уже выйти за порог квартиры. Слова врезались в мозг, больно, словно операцию на живую. Она понимала это, знала об этом ещё в начале их с Витей отношений. Но спокойствие найдёт только с ним, пропуская всё через себя. - Если ты сейчас уйдёшь, матери у тебя не будет. - У меня её давно нет.***
Последние её слова по больному кололи в сердце. В последний раз она виделась с матерью пять месяцев назад. И был всего лишь один звонок. На полминуты. Без понятия, что происходит в их квартире, что происходит с Инной Николаевной, сейчас, у Маши в приоритете другое. Романова старшая, по сути, просто завидовала дочери. Не могла принять тот факт, что она за всю свою жизнь, так и не смогла встретить хорошего мужчину, сгорая от одиночества. И смотря на дочь, зная, на сколько её любят, то просто чувствовала обиду. И упрекала себя в этом каждый раз. Но в ссорах, высказывала всё, лишь бы испортить счастливую девушку. И так, по кругу. И брюнетка это понимала, глубоко в душе. Хотя, запихивала эти мысли ещё глубже, не желая портить мнение о матери. И потом, она рассказала об этом Вите. Тогда Романова сдерживала себя, чтобы не зарыдать в трубку, а у Пчёлы мурашки по телу ходили. Его девочка там одна, совершенно одна, а он даже успокоить её не может. И Маша, поняв о чём парень думает, пресекла его. Он не имеет право так думать про себя, только не он. Витя делает всё и даже больше и она не прекращает благодарить судьбу за него. Слова матери про бандита, тоже засели в голове. И по большей части, наверное это так и было. В коротких разговорах, Витя успел рассказать, что Саша втянулся в рэкит, потом Фил. Постепенно стали раскручиваться уже, как настоящая бригада, про которую постоянно говорил Космос. Но в скоре, Пчёлкин перестал углублять в эти темы и Маше стало ясно. Они уже не пареньки, что собирали дань на рынках, у них стал появляться авторитет. На опасения Маруси, Витя ответил коротко, но по ощущениям, будто кричал об этом. Романова не стала ни в чем упрекать друзей, говорить, как это опасно. Она замкнула это в себе, страхи, что покалыванием в теле отдавали, сдерживала. Знала, что на рэките ничего не закончится, ещё года два назад. Дальше больше. И как бы до смерти не боялась, но поклялась, что останется рядом, выдержит. И может глупо это, и любить так, опасно, безрассудно, но главное держать Витю за руку и если потребуется, щитом встанет перед ним. Были и хорошие новости. Валера женился этой весной. И что удивительно, после нескольких месяцев знакомства. Она помнила, как при каждом звонке, узнавала новые этапы их отношений с Тамарой. Тома. Маша представляла её нежной и хрупкой, полностью подходящей Филу - с виду грозному и крупного. Витя шутил, что зная Марусю, та уже её полюбила. Наверное так и есть, и просто промолчала в трубку, оставляя предположение парня без ответа. Здесь, в Москве, единственное, что связывало её с ребятами был один человек. Та самая Оля Сурикова. Уже девушка Саши. Романова знала, что было между ними в дни, когда Белов скрывался и какое было удивление, когда в квартиру постучала скрипачка, через пару месяцев после уезда ребят. И вот, они вдвоём ожидая своих мужчин. И если Оле это придавало сил, позволяя не скучать лишний раз, то Маша просто хорошо проводила время, не в обиду Суриковой, но мысли про Витю, никогда не уходили. Брюнетка была искренни рада за друга, поддерживала Олю, как могла, хотя понимала, что может лучше. Та, стала ей по настоящему подругой. Но несмотря на это, переживания и мысли свои не высказывала, предпочитая выслушивать. Сегодня Сурикова насильно повела зеленоглазую на концерт, который та благополучно прослушала. Живот скручивался в узел и Маша, отвыкшая от таких ощущений запереживала. Не сразу поняла, что происходит. Всё витала в мыслях своих, не обращая ни на что внимание. - Маш, ты слушаешь? - Оля остановила девушку, что бездумно продолжала идти вперёд, кусая губы. - Ты про что? - Ты снова не здесь. Что то случилось? Романова головой махнула, под локоть скрипачку взяв и продолжила путь. Как бы Маша её не уважала, но сомневалась, что подруга поймёт. А лишний раз панику устраивать глупо. А узел, всё продолжал тянуться, заставляя чуть ли не задыхаться. - Надеюсь не врёшь. - получив лёгкую улыбку в ответ, вернула радостное лицо обратно. - С Витей давно говорила? - Давно. Через неделю должен позвонить. А что такое? - Думала, может, он тебе скажет, когда вернутся. Чёткое упоминание об отсутствие парня, придавили. Пришлось щёку изнутри прикусить, чтобы эмоции на лице никаких не показывать. Не хватало ещё, чтобы успокаивать её пришлось. Тянуло домой. В их дом с Витей. - Знаешь, я лучше домой. Мне что-то не хорошо. - Ты как то побледнела. С тобой пойти? - Не нужно, спасибо Оленька. Поцеловав подругу в щёчку, быстрым шагом шла к дому. Благо идти двадцать минут, и морозная свежесть отрезвляла. Миновав недавно поставленную ёлку, Маша уже второй год не чувствовала праздничного настроения, предстоящего чуда. Ёлка, как ёлка. Как бы Ольга не звала на праздник к себе на дачу, Романова отнекивалась, говорила, что уже договорилась с мамой. И как же топила себя, за то что соврала. Но этот праздник хотелось провести в одиночестве. Желание улечься сразу спать не покидало всю дорогу и в квартире, быстро раздеваясь, остановилась у вешалки. Не успев повесить куртку на крючок, та выпала из рук. Уже сходит с ума, по другому не назвать. Запах Вити врезался ей в нос и от воспоминания глаза болеть стали, еле держа слёзы. Неужели. Уперев взгляд в зал, сердце забилось, как бешеное, готовое выскочить из груди. Ватными ногами, пересилив себя, подошла к двери, чуть приоткрывая. В щёлке сразу показалась не яркая полоска света. Если она просто забыла выключить торшер, то руки себе переломает. Губы поджала сильно, чтобы всхлип не выпустить, что от надежды, в горле встал. Запах, что она не слышала уже полтора года, заполнил все лёгкие, но ей и этого было мало. Хотелось захлебнуться. Открыв дверь, ей казалось, что видит мираж, просто её фантазия, мечты. Голова шла кругом. Грудную клетку сдавило, словно молотком раз сто ударяли, а осколки костей в сердце попадать стали, порезы оставляя. Витя. Повзрослевший на несколько лет. Возмужавший, серьёзный. Но родной. Волосы зачёсаны назад, чёрные рубашка и брюки, пальто. От него вееяло силой, грозностью, авторитетом. Любимые глаза, стали пробивать лёд и взрослость. Широкая спина была ровной, а мускулистые плечи словно держали горы, на столько они были напряжены. Перед ней стоял не Пчёла, не парнишка Витя Пчёлкин, в неизменной синий майки и кепкой козырьком назад. Это Виктор Павлович - молодой авторитет Москвы. Неизменно оставалось одно - взгляд. Обожание. Казалось, что в них стало только больше любви, больше нежности и трепета. И поклясться могла, что заметила в них искры. «Если это сон, я никогда не хочу просыпаться» А Витя сам оторваться от неё не мог, не верил, что и вправду тут стоит его Маруся, его девочка. С прожигающими глазами, чуть потухшими. Похудевшая, но даже так, он не переставал смотреть на неё, как на божество. Всё это время, не было ни дня, чтобы Витя не доставал фотографию Романовой. Уже помятой, с трещинками, от вечной носки в кармане у груди, но она не переставала быть любимой. Напоминание, что есть человек, который ждёт его, у кого в руках его сердце. Зелёные глаза так и притягивали через картонку, заглядывая в самую душу, переворачивая всё вверх дном. Время точно остановилось. Всё замерло. Продолжали смотреть друг на друга, не моргая, не двигаясь. Только ресницами взмахни, как всё исчезнет. Только шаг в сторону сделай, то точно на мину попадёшь, взрывом напрочь убивая. - Девочка моя. Этот голос ей снился практически всю ночь. И тембр его голоса, с лёгкой хрипотцой стал катализатором к действию. Как главный механизм, заставляющий работать всё устройство. И Романова соврёт, если не скажет, что почувствовала, как трубку с воздухом подключили к лёгким, заставляя продолжать дышать. Синхронный шаг друг к другу, синхронные взмахи руки, обвивающие тела друг друга, как если бы это было зеркальным отражением. Вцепившись в плечи Пчёлкина, готовая пробиться ногтями до самых мышц, прижалась носом к шее, желая слиться с ним, пропитаться полностью. Крепкие, сильные руки сжали её талию, чуть ли не до поломанных рёбер. Шумный выдох облегчения в макушку горячим воздухом, заставил содрогнуться в удовольствие, в спокойствии. Ладонями ледяными, стала по телу его гладить, до сих пор не веря в происходящее, желая убедиться, что он вправду здесь, обнимает её, рядом. В горле всё пересохло, а сердце, бешено бьющееся, то разбивалось, то снова собиралось, подобно фениксу. Сумасшествие. Витя за лицо её взял, в глаза смотреть стал и будто невидимую нить стал проводить, желая связать крепко. Она губы рефлекторно приоткрыла, ртом дыша, как если бы бегала без остановки. Слёзы держались в глазах без особых усилий, и Маша понимая это, впервые не хотела их скрыть, позволить им без конца по щекам течь. Тело ватным стало, когда Витя губами красивыми стал всё лицо её целовать, мазать каждый сантиметр. И не сразу поняла, что всхлип выпустила, через губы приоткрытые. Сердце откровенно вырывалось, от осознания, что рядом он, родной, единственный. А она слёзы выпустить не в силах, всё поцелуи принимая. Так ждала, столько представляла их встречу, не такую, как сейчас. Думала зальёт тут всё солёными каплями, на руки броситься. А по итоге принимает поцелуи влажные, пальцы в плечи его вцепившись. Но мысли отключить себя заставила. Первая к губам Вити прижалась, что тот так старательно пропускал в поцелуях. И он только этого и ждал. Без слов, без лишних движений, губами своими, оба всю историю их жизни за эти полтора года рассказывать стали. Смешалось всё. Все эмоции, все ощущения, все чувства. Только его влавственые губы, что меняли свой ритм каждую секунду. То нежность и ласка, то дерзость и страсть. И господи, так он целовал её в первый раз. Обхватив одной рукой за её талию, спасал о падения на пол, и ноги, что предательски стали дрожать, не выдерживая вес тела хрупкой Романовой. - Витенька.. Голос свой жалостливый не узнаёт, будто точно не она. А Витя чувствовал, как имя его с её тембром под кожу впитывается, через вену иголкой пуская, через всё тело оборотом в сердце оставаясь. Задрожать хотелось вместе с вибрацией в её голосе. - Я дома, Марусь. - она руки под рубашку ему засунула, отогревая ледяную кожу, - Хорошая моя, ласковая. Она разрывалась на части, вся горела. Где бы его руки не коснулись, оставались ожоги, которым она рада. Слова его, эхом отдавались в голове, и она бы записала это на плёнку, прокручивая вновь и вновь. Расплёл душу по ниточкам, на кирпичики разобрал.***
Лёжа на его груди, щекой пыталась впитать горячую температуру кожи и мурлыкать была готова, от ласковых движений его руки по волосам густым. Она долго в себя прийти не могла, всё цеплялась за него, а Витя с самой красивой улыбкой давал ей время. Отчётливо чувствовала, как часть её снова сплетается с Витей, тугим канатом, завязывая на бесконечный узел. И единственный капкан, в который она попала два года назад, заставлял сердце биться по сей день. Устроившись на кровати, наваливаясь на него всем телом, она слушала, как тихий и чёткий голос парня, рассказывал, что успели сколотить за это время проведённого на Урале. Без дрожи в теле, слушала не перебивая. Даже вопросов никаких задавать не стала. Витя не смел ничего не скрывать, объяснял всё так, как есть. И не переживал, что Маруся в ужасе станет смотреть на него. Она давно ясно дала понять, что будет рядом, рука об руку и она единственный человек, перед которым он может не скрывать себя. Но время отсутствия на такой срок, давало свои плоды. Им предстояло познакомиться заново, с новыми ими. Будто, перерождаясь в новых людей, они сумели сохранить любовь из старой жизни. Романова хотела бы говорить без умолку, слова бы лились рекой, но что-то одёргивало, а она и не сопротивлялась, продолжала слушать Витю, с искрящими глазами наблюдая за ним. - Валера с Томой приглашают к себе. - Когда? - Маша чуть приподнялась, не отводя взгляд от светловолосого, будто рисуя его портрет у себя в голове снова и снова. - Завтра. Познакомишься с ней, как раз. - Витя улыбнулся своим мыслям, не отрывая взгляд от руки Романовой на его груди. - Ты ей понравилась. Поднимая брови от удивления вверх, зеленоглазая пыталась понять, в какой момент успела без её участия познакомиться с невестой Валеры. Определённо, парни говорили про неё, описывая по своему. Но со слов других людей, на вряд ли можно проникнуться симпатией, сколько бы лестных слов не звучали в её адрес. По крайней мере, это не в стиле Романовой. И как бы она не представляла Тому, как бы не вырисовывала у себя в голове её образ, внутри, всё равно оставалась равнодушна, по крайней мере до встречи с ней. Но Валера, не выбрал бы себе отталкивающую, это точно. Особенно, окольцовывая себя с ней. - Она первое время побаивалась. - нахмурив брови, Маша уловила тень горечи на лице Пчёлкина, видя, как тот старательно слова подбирает для объяснения. - Вашей деятельности? Она всё понимала. И быть может, даже могла бы проникнуться опасениями Тамары, связав свою жизнь с таким, как Валера, каким бы хорошим он не был, но уже с криминалом. Но Романова, в первое время, хоть и с трудом, но смогла закрывать глаза. И наверное, что могло их отличать с Филатовой, так это, стороны баррикад. Зеленоглазая сразу дала понять Вите, взглядом своим, что в случае чего, в стороне не останется, как бы страшно ей не было. Всё таки, девушка не глупая, представляет, что может ждать её дальше, но она, хоть и не в статусе жены, но привязала себя на смерть с Пчёлкиным. И Вите не понравился её внимательный взгляд в тот момент. Эта была не то что заинтересованность, как близкого человека, это было рассуждении в мыслях, взвешивание итогов от любых шагов. Будто, готовится влиться в бригаду. И пообещал себе, что не посмеет привлечь Марусю к их делам напрямую. Советы просить будет, это неизменно, но решать дела вместе с ними не позволит, шею себе свернёт, но не позволит. Чем выше они будут поднимать, тем больше будет рисков, проблем. И сейчас, смотря на девушку, обнимая её, он чётче стал ощущать вину в том, что выбрал такую дорожку. - А ты? Боишься? Она паузу выдержала. Но не придумывая ответ, а расставляя всё по полочкам, корешком снаружи. Боялась ли она? Да. Начни трогать его, могут зацепить и Романову. Но страх за Пчёлкина превосходил. Как бы то не было, остановить его она не могла в своём решении. Витя повзрослел, значит может сам принимать исходы событий благоприятны не только для себя, но и для неё. Это было заметно по парню. Вера в него была безгранична, как вера в религию. И отрицаний быть не может. - Витя, - она чуть присела, чтобы ровно в глаза парню смотреть, - я ясно тебе дала понять, что принимаю все риски, ещё в 88-ом. Только об одном прошу, всегда держи меня в курсе всего и не обманывай. - Я всегда так делаю, Марусь. - брови чуть светлые к переносице свёл, суть слов понять пытаясь. - Сейчас всё изменилось, Вить. - приподняла уголки губ, словно смягчить слова следующие хотела, - И может, ты пытался отмахнуться от этого, но сам прекрасно знаешь, дальше будет только сложней. Чтобы быть в безопасности, я должна быть готова ко всему, а не жить в слепую. Кивок дался тяжело. Шею словно прищемило, при движении отдавая болью. Но не согласиться он не мог, ставя себя на место Маруси. Конечно она права. Пчёла сам был бы не в восторге, начни девушка скрывать от него свои проблемы. - Что бы ни случилось, я обеспечу тебе ту жизнь, которую ты заслуживаешь. Романова коротко улыбнулась, не зная, что на такое отвечать. Спасибо? Точно нет. Знает, что расшибётся ради неё, и конечно знает, что единственная жизнь которую она заслуживает, это быть рядом с ним. А Витя продолжал неотрывно смотреть на девушку, глазами отмечая каждую деталь её повзрослевшего лица. - Я очень скучал, девочка моя. У неё сердце сжалось от признания. Такие моменты в принципе раньше особо не озвучивались у них, и сейчас это прозвучало, как ножевое ранение. Да что там говорить, они в любви друг другу не признавались ни разу, не считая психа Романовой в день, когда начались их отношения. Но это и не требовалось, всё по поступкам было ясно. То как смотрели друг на друга, то как касались. Все их действия были громче, чем озвучивание слов о любви. Ни Машу, ни Витю это никак не волновало. Не было никакой неловкости, ничего не душило, слушая со стороны такие слова. И такие откровения, подбивали заплакать навзрыд. Витя стал безжалостным, с диким стержнем внутри, и это совсем не собиралось в образ, что сейчас видит и слышит Маша. Глаза, что смотрели на неё, как на яркое солнце, нежный голос, высказывающий чувства парня. И все те книжки которые она читала, со сказочной любовью, меркли по сравнению с ними, с их отношениями. Поджав сильно губы, чувствовала, как пчёлка у впадинки груди стала гореть, будто жалом уколола, призывая за весь этот вечер всё таки поддаться эмоциям. И Пчёлкин видел, как металась внутри Маруся, как держалась. Притянув к себе, крепко и долго оставляя на макушке горячий поцелуй, не обращал внимания, как коротенькие ноготки цепляются за его руку, чуть ли не до крови. Она и не надеется, что дальше всё станет лучше. Ей эта надежда не нужна. Сердце, спустя долго время стало отбивать ритм ровно, не прерывисто, в такт с Пчёлкиным. Этого было достаточно, слышать его сердцебиение и чувствовать его тепло.