ID работы: 14617271

Синергия

Слэш
NC-17
В процессе
288
автор
KIRA_z бета
Размер:
планируется Макси, написано 86 страниц, 6 частей
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
288 Нравится 101 Отзывы 134 В сборник Скачать

Часть 3

Настройки текста
Примечания:
      Чимин старается держать себя в руках. Старается не показывать собственной растерянности. Несмотря на то, что ночью он был пьян, воспоминания о том, как сводный брат заявился в его комнату, не оставляют омегу. И не то чтобы Чимин испытал нечто сродни отвращению, нет. Когда он думает о том, что сделал с ним Чонгук, его прошибает дрожью. Она пронзает тело горячей волной, задевает каждый нерв, отчего становится стыдно. Потому что Чонгук — его младший сводный брат. Потому что вообще-то не принято возбуждаться от воспоминаний, в которых омега заталкивает язык в твой анус, а ты теряешь ориентацию в пространстве из-за этого.        И потому сохранять хладнокровность крайне трудно, однако глядя на младшего, Чимин понимает — кто-то из них должен иметь трезвый рассудок, иначе оба могут натворить глупостей. То, что сказал вчера Чон, заставило нечто в его душе дрогнуть. Сперва появилось неверие. Только проснувшись, Чимин подумал: скорее всего, это последствия алкоголя. Но, как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. И Чимин понимает: Чонгук не просто поддался горячке хмельного состояния, оно попросту выпустило всех его демонов.        Ночь, что произошла чуть ранее и осела в желудке омеги воспоминанием, которое хочется от стыда позабыть и закопать поглубже, только доставляет проблем. Чимин осознаёт, что запутался. Во всех ощущениях, рождающихся рядом с младшим, в том, как вообще должен на всё происходящее реагировать. Он снова должен попросить забыть Чонгука о произошедшем? Что-то внутри подсказывает: так не выйдет. Не после признания младшего.        — Нам нужно поговорить откровенно. Я знаю, что мы не близки… — слова оказывается подбирать невыносимо трудно.        Они уже спустились на кухню, потому что вид разворошённой постели, где вчера произошло нечто из ряда вон выходящее между братьями, вызывает смущение и неловкость. Теперь же оба сидят за столом и не смотрят друг на друга, уставившись в свои чашки.        — Да, — кивает Чонгук. Не совсем можно сказать по его бледному лицу и плотно сжатым губам, что тот готов к подобному разговору, однако ничего не поделаешь. Обстоятельства обязывают. Чимин понимает, что дальнейшее молчание приведёт к ещё более худшим последствиям.        — Ты…        Слова всё-таки не подбираются. Чимин вроде бы проговаривал то, что брату хотел сказать, но глотка внезапно слипается, воздух в лёгких заканчивается.        — Ты ведь понимаешь, что это…        — Я знаю, что это отвратительно, ненормально, — Чимин последнее, что ожидал услышать в голосе Чона, это слёзы.        Его младший никогда не плакал прилюдно, даже в нежном детском возрасте. А тут дважды позволяет взять эмоциям верх над собой при Чимине. И омегу пронзает колкими укусами совести. Скорее всего, эта тема неспроста вызывает такие чувства у Чона, он выглядит подавленным, побледневшие губы дрожат, а кончики пальцев впиваются в чашку с крепким кофе, стоящую перед ним. Чимину вдруг становится стыдно.        Сколько же омега держал это в себе? Сколько ему пришлось пережить? Что он вообще испытывал всё это время? Чимин прежде не собирался докапываться до причин порой агрессивного и неадекватного поведения брата, он никогда не пробовал поговорить с ним начистоту, и по всей видимости, очень зря. Чимин поджимает губы, видя, как карие, тёплые глаза Чонгука блестят. Он выглядит… по меньшей мере разбитым, по большей — уничтоженным. И совесть снова болезненно кусает его за рёбра.        — Ты не должен был знать, — сипит Чонгук. Он открыт и уязвим, Чимин осознаёт, что любое неосторожно брошенное слово сломает младшего. И может повториться ужасающая ситуация.        — О твоих чувствах ко мне? — тихо спрашивает он, боясь подобрать неверные слова.        Чонгук вздрагивает и кивает. Он опускает глаза в чашку, буравит тёмную поверхность кофе, на Чимина старается не смотреть, потому что, видимо, реагирует неоднозначно. И тогда Чимин хочет попробовать приблизиться к ёжику-Чонгуку, раньше пусть и не предпринимал особых попыток, но сейчас всем нутром ощущает — должен.        Он протягивает ладонь, чтобы осторожно коснуться напряжённых пальцев, поглаживает побелевшие от силы сжатия вокруг керамических стенок чашки костяшки, а омега поднимает на него взгляд. Смотрит пристально, будто в чём-то подозревает, ничего не говорит, только сильнее стискивает челюсть. Чимин продолжает прощупывать почву: поглаживает подушечками мягкую кожу на руке, приближается к ногтям, чтобы отцепить пальцы Чонгука от кружки. Тот неожиданно подчиняется, позволяет обхватить свою ладонь, поглаживать тыльную сторону большим пальцем.        — Нам нужно быть откровенными друг с другом. Ответишь на мои вопросы? — спрашивает Чимин и двигается на стуле ближе к брату.        Тот лишь кивает — скованно, неуверенно, но всё-таки идёт навстречу.        — Ты сказал правду? О любви ко мне? Ты… испытываешь влечение? — сглатывает Чимин. Ему и самому страшно слышать ответ на свой вопрос. Но знать необходимо, удостовериться и развеять любые сомнения по этому поводу.        — Да, хён. Я люблю тебя, но не как брата. Мне нравятся омеги. Я испытываю сексуальное влечение… к тебе, — глухо проговаривает Чонгук и вдруг судорожно выдыхает. Чимин же переплетает их пальцы, потому что уже отчётливо видит, как язвительная маска младшего трескается, выдавая испуганного молодого парня.        У него пока нет слов, чтобы ответить хоть что-то. Он не ждал такого. Он не мог даже подумать. В первый раз винил себя: полез к младшему в течку, дотрагивался. Но мало ли… Наи вот с Джином целовались и не раз, ничего ведь серьёзного не было после. А они… Они братья, чёрт возьми.        Чонгук поднимает на омегу взволнованный взгляд. Он испуган, и испуг этот виднеется на лице со всей чёткостью. Он не готов к этому разговору, как и сам Чимин, но поговорить необходимо.        — Тебе противно? — спрашивает младший, глядя с таким несчастным видом, будто вот-вот рассыплется на осколки.        Чимин задумывается, прикусывает нижнюю губу. Он солжёт, если скажет «да», будет последней скотиной, если не признается Чонгуку, что у него едва голову не снесло от его близости. И это, правда, ненормально, неправильно, аморально — хотеть… ещё.        — Нет, — чётко проговаривает Чимин, вдруг понимая отчего-то, что обратного пути не будет.        Чон открывает пошире глаза, судорожно выдыхает, словно до этого что-то ограничивало ему доступ к кислороду. Он начинает чаще дышать, глубже, а рука дрожит. Напуган, взволнован.        — Хён, я… — Чонгук заикается и начинает крупными глотками пить кофе из кружки, видимо, чтобы успокоиться, а руку Чимина не выпускает. — Можно я скажу, а ты пока не перебивай меня, ладно?        Чимин терпеливо кивает, сжимает его ладонь, к своему чаю не прикасается.        — Я… правда влюблён. Знаю, что после этого разговора что-то непременно изменится, что-то рухнет. Мы никогда не были с тобой близки, я всегда боялся, как отреагирую на тебя, долгое время не понимал, что со мной вообще происходит. Но я, хён, чёрт, я люблю тебя. Действительно люблю. Ты со мной с детства, я без ума… — Чонгук делает несколько выдохов, приводит себя в чувства, чтобы продолжить. — Я не знаю, что мы будем делать дальше. Я не смогу забыть того, что уже испытал рядом с тобой. Знаю, что я мерзкий, отвратительный, неправильный, но ничего с этим поделать не могу. Если ты возненавидишь меня, мне будет больно, но я пойму.        Чонгук теряет запал и круглыми глазами смотрит на Чимина. Тот не знает, что ответить. Он тоже вряд ли сможет забыть всё, что между ними произошло, не сумеет выбросить из головы стонущего Чонгука, или Чонгука, который просил его взять. Чимин всегда думал, что обычный омега, который будет встречаться с альфой, заведёт семью после университета, родит детей. И всего два контакта с нелюдимым младшим, который начинает переворачивать его мир вверх дном, разрушают всю эту идиаллистическую картинку в сознании Пака.        Как он должен двигаться дальше с мыслью, что младший его любит? Не как члена семьи, а именно как партнёра. Чимин неглупый, он прекрасно осведомлён об однополых отношениях, но к таким людям никогда себя не относил. Опрометчиво, конечно.        — Ты не мерзкий, Гук-а, — выдыхает Чимин чистую правду. Если уж это считается омерзительным, то мерзкие они оба. Потому что Чимину тоже понравилось. — И не отвратительный.        — Папа если узнает… — гнусавит Чонгук, вцепляясь мёртвой хваткой в ладонь старшего.        — Есть вещи, которые поначалу папе и отцу знать необязательно, — строго проговаривает Чимин. Да, от родителей такое придётся скрыть. Они не могут подойти к ним и сказать: «Знаете, ваши два сына омеги почти потрахались и им это безумно понравилось».        — Хён, что делать дальше? Я не знаю, я в тупике, проще было молчать и скрывать всё от тебя. Я глупый…        Чимин видит, что Чонгук в очередной раз теряет все краски с лица. И понимает, что того может накрыть истерикой. А ещё начинает понимать, что причиной его попытки наложить на себя руки мог стать именно сам Пак. Если Чонгук считает себя отвратительным, и только это вырвалось в присутствии старшего омеги, то что там творится — в его голове? Чимину страшно даже представить. Что делать им двоим, он и сам с трудом может представить. Чимин не хочет и не может отвергнуть и оттолкнуть младшего. У него начинает колоть в сердце от одной только мысли. Но… как же Тэхён? Родители? Друзья? Что будет дальше?        Но пока перед ним только Чонгук, плечи которого неравномерно вздрагивают от колотящей омегу дрожи. Чимин обхватывает младшего и резким движением притягивает к себе. Он потерян так же, как и Чон, не знает, куда ему двинуться, как поступить и какое решение принять. У него, блять, даже вариантов нет решения этого проклятого. В какую сторону им двигаться? Чимин не понимает, за какую мысль схватиться, чтобы успокоиться, потому хватается за Чона, который затихает в его объятиях.        — Чонгук… — начинает скомканно Чимин.        — Я знаю. Хён и сам должен понимать, насколько это ненормально.        Чимин молчит, лишь поглаживает омегу по лопаткам. Неправильно. Но ужасающе горячо. Чимин не побоится сказать, что не возбуждался даже с Тэ так, как завёл его Чонгук прошлой ночью. И вроде должен быть благоразумным старшим братом, однако в памяти только картинка почти полностью обнажённого омеги с его острыми коленками, плоским животом и часто вздымающейся грудью. Чонгук из прошедшей ночи перед глазами туманит мозги и пьянит похлеще шотов на их маленькой тусовке.        Чонгук вытирает глаза и собирает себя в кучу. Он шмыгает носом, успокаивается и отстраняется от старшего, но взгляд на него так и не может поднять.        — Гук-и, я не знаю, что нам делать, — горько усмехается Чимин, глядя на брата.        — Ты встречаешься с альфой, у тебя всё нормально, — жмёт слабо плечами тот, отворачиваясь. — Ты снова можешь предложить мне обо всём забыть и продолжить жить, как жил.        Не сможет. Не тогда, когда знает — младший влюблён в него. Он хочет Чонгука. И похоть застилает взор Чимина красным маревом, потому что тот рядом. Они, наверное, оба больные, раз один влюблён в старшего сводного брата, а второй внутренне дрожит, стоит вспомнить то, что они почти переспали.        — Давай для начала дадим друг другу время, — вздыхает Чимин, потирая переносицу пальцами и чувствуя, как у самого начинает трещать голова. — Мне нужно немного времени, чтобы понять, как поступить дальше. Потому что пока я даже пародии на выход из ситуации не вижу.        — Ты не оттолкнёшь меня? — с надеждой спрашивает Чонгук, вызывая у Чимина такую судорогу сердечную, что впору застонать. Он с Паком никогда не был таким открытым, таким уязвимым, и какое-то внутреннее животное плотоядно урчит от вида внезапно изменившегося омеги.        Чимин сглатывает слюну, кивает. Не оттолкнёт. Чимин только что надел себе на шею удавку, а Чонгуку дал свободный конец в руки.

***

       Весь день проходит, как сумасшедший. И нет, не из-за его активности. Из-за мыслей. Те не оставляют Чимина, продолжая накрывать всё новой волной, вынуждают метаться как внутренне, так и внешне. Чимин хватается за домашние дела, но абсолютно всё валится из рук. Пытается сесть за уроки, позаниматься английским или попробовать начать писать эссе на следующую неделю, однако в голове — только противный пищащий звон. В итоге к вечеру, который настаёт слишком рано, так, что омега даже не замечает, голова нестерпимо гудит.        Чонгук закрылся в своей комнате, и Чимин может его понять. Он потерян, шокирован, они оба находятся в диком раздрае из-за всего случившегося, потому и решили дать друг другу время. Чтобы всё осознать, обдумать, решить или хотя бы приблизиться к вариантам, которые могут выбрать в связи с данной ситуацией. Чимин проглатывает таблетку, стоя на кухне, потому что давит виски уже просто невыносимо. Он морщится — не любит лекарства до смерти, а после начинает накладывать ужин в тарелки. В две.        Решение позвать Чонгука с ним поужинать было спонтанным. Прежде братья, если и оставались вдвоём, каждый базировался в разные местах: Чонгук чаще всего в своей комнате, а Чимин на кухне или в гостиной. Омега поднимается на второй этаж и застывает возле двери, ведущей в спальню младшего. Он вздыхает, старается игнорировать пульсирующую боль в висках, а после тихо стучит. За преградой — тишина. Не сразу Чон подаёт признаки своего присутствия, а после, через несколько мгновений, раздаются торопливые шаги. Брат открывает створку и смотрит на Чимина пристально, с некой долей подозрения.        — Я приготовил свинину с бобами, спускайся, — кивает на лестничный пролёт Пак, а Чонгук моргает. — Давай… вместе поужинаем?        Чонгук обдаёт его скептичным взглядом. Омега и сам понимает: он раньше никогда так не делал. Да только ранее и сам сводный брат никогда не вёл себя подобным образом. Чимин не сумеет выбросить его испуганное, полностью открытое выражение лица из мыслей. Потому что обычно мрачный, ядовитый младший вызывал холодное раздражение, а не такие болезненные уколы. Жалость ли это? Чувство ли вины? Чимин настолько запутался в клубке, в который свернулись все его эмоции, что сейчас не сумеет распознать.        Чонгук о чём-то несколько секунд размышляет, пожёвывая губу, а после выдаёт:        — Хорошо.        Он выходит из спальни и следует за Чимином, который чувствует себя от шока и эмоционального перегруза слишком одеревеневшим. Но его радует, что Чон не заперся в себе, не ушёл в негатив и не творит глупости. Чимин облегчённо вздыхает, когда младший устраивается на диване, где уже разложены пледы, подбирает под себя босые ноги, его бёдра открыты из-за коротких домашних шорт, и Чимин призывает себя не глазеть.        Пак плюхается на диван рядом и протягивает Чонгуку тарелку, а посредине — между ними — ставит пиалу с кимчи. Прячет ноги под тёплым пледом, а сам косится на омегу рядом, но тот лишь принимается орудовать палочками, заталкивая еду за щёки.        Чимин клацает по пульту, врубая фильм, который начал смотреть до того, как принялся готовить ужин. Он любит эту серию фильмов, даже покупал из-за границы с помощью отца Наи себе несколько комиксов на выделенные родителями деньги. Из-за них же и подтягивает английский, чтобы читать всё в оригинале. На экране большого плазменного телевизора Тони Старк бьёт молотом по наковальне, находясь в плену у людей, которые его похитили. Чимин плавно погружается в сюжет, пережёвывая свинину, не прислушивается к копошению Чонгука рядом, пока тот быстро заканчивает есть. Он всегда такой — очень торопливый, в отличие от неспешного Чимина.        — Первый фильм всё равно лучше всех остальных, — фыркает Чонгук, когда на экране мелькают всполохи пламени и актёр, который продолжает создавать своё творение.        — А мне больше нравится третий, — пожимает плечами Пак, не отрываясь от экрана.        — Ты ещё скажи, что любишь Зимнего солдата, — фыркает Чон, возводя глаза к потолку.        Чимин переводит на него взгляд. Он сощуривается, оглядывая, как Чонгук снова набивает щёки едой и смотрит в ответ.        — Зимний солдат — лучшее, что есть вообще в арке Первого Мстителя.        — Фу, хён, — сморщивается омега с набитыми щеками. — Единственное, что мне нравится в Барнсе, так это его железная рука. И то из-за шутки Ракеты в Войне Бесконечности.        Чимин возмущённо на него шикает и пинает в бедро, едва не переворачивая миску, наполовину уже опустевшую от закуски.        — Я не удивлюсь, если ты настолько извращенец, что тебе нравится новый Тор, — гогочет Чонгук, едва не давится едой так, что закашливается.        Чимин возмущённо подбирается.        — Это я-то извращенец?! — шипит омега, начиная агрессивнее жевать.        — Ну он же облошился в самом конце Войны Бесконечности! — тычет в его сторону палочками Чонгук, выражая негодование.        — Знаешь ли, с Таносом тягаться тяжело даже богам, — передразнивает его Чимин, показывая язык и откусывая кусочек кимчи.        — Надо было в голову, — хохочет Чонгук, отставляя опустевшую тарелку. Он улыбается.        Это — совершенно редкое явление. Чон обычно хмурый, постоянно недовольный жизнью и происходящим. Теперь отчасти Пак может понять, почему тот так себя ведёт. Он не способен забраться в шкуру младшего брата, но одного того, что тот считает себя отвратительным, хватает для обоснования его поведения. Конечно, омега Чонгука никак не оправдывает, но так приоткрывается маленькая щель в двери, закрывающей его внутренний мир.        Чимин вздыхает и торопливо доедает свою порцию. Он быстро расправляется с мытьём посуды, а когда возвращается, то Чонгук уже лениво растягивается на диване, укутавшись в плед. Он собирается сесть и подвинуться, но Чимин отрицательно мотает головой и попросту забирается рядом, тут же просовывая замёрзшие ноги под плед младшего. Надо бы включить тёплый пол…        Они никогда не были близки настолько, чтобы вот так запросто проводить время вместе. Каждый их контакт сводился к тому, что братья грызлись, как кошка с собакой, а теперь? Теперь Чонгук, пусть и напряжённо, но молчаливо лежит рядом с Чимином, отвернувшись к экрану, на котором Тони Старк возвращается домой после плена с реактором в груди. Чимин не может почему-то сконцентрироваться на фильме. Только на затылке размякающего и понемногу расслабляющегося омеги. Он пахнет терпким шампунем и каким-то призрачным сливочным запахом, как сладкая конфета. Прежде Чимин даже не задумывался о запахе сводного брата.        Он настойчиво удерживает себя от того, чтобы приблизиться и попробовать распознать аромат. Ругает за то, что мыслями снова и снова возвращается к Чонгуку, который почти засыпает.        — Хён, — вдруг тихо обращается к нему Чон. — Давай ещё фильм посмотрим?        На экране уже финальные титры, которые никто не выключает. Оба омеги знают, что после того, как промелькнут титры, появится дополнительная сцена, и ждут её, пусть оба, скорее всего, уже тысячу раз пересмотрели «Железного Человека».        — Давай, — на грани шёпота произносит Чимин. — Какой?        — Ну явно не «Противостояние», — посмеивается Чонгук, обернувшись к омеге. Его глаза кажутся совсем тёмными, потому что свет в гостиной давно погашен, и только отблики с экрана телевизора падают на их лица.        Чимин сглатывает, глядя на Чонгука, и кивает, стараясь не волноваться слишком сильно, пусть получается откровенно плохо.        — Тогда «Стражей», — выдыхает он.        — Лучше «Стражей», — кивает Чонгук, снова отворачиваясь.        Пока Пак возится с пультом и клацает на выбранный фильм, Чонгук устраивается поудобнее. Но диван узкий, а раскладывать его явно никто не хочет. Они оба ощущают некую долю неловкости, но молчат. Этот короткий ужин, просмотренный фильм из им обоим известной киновселенной… Чимин ведь раньше никогда увлечениями Чонгука не интересовался, а тут, оказывается, им нравится почти одно и тоже. За исключением собственного мнения, которое относительно героев картин расходится.        Чимин наблюдает за экраном, а конфетный запах Чонгука всё бьёт ему в нос. Нога омеги свисает с дивана, он ведь лежит с краю, и Чон ёрзает — ему неудобно, но старается держаться на расстоянии от старшего. И Чимин не успевает подумать: хорошо поступает или плохо. Он просто хватает омегу за талию и притягивает к себе ближе. Да, теперь они прижимаются друг к другу — Чонгук лежит, прислонившись к его груди спиной. Он напряжён, словно доска, пальцы впиваются в плед, но Чимин больше ничего не делает. Он старается придать себе невозмутимости и расслабленности, просто пялится в экран на космические просторы, где происходят события фильма, однако зад Чонгука, прижавшийся к его низу живота, вынуждает держать себя в ежовых руковицах.        Чёрт бы побрал всё это. Теперь Чимин с точностью понимает, что младший своими опрометчивыми поступками открыл проклятый ящик Пандоры внутри него. Потому что от их короткого и целомудренного прикосновения воспоминания снова возникают в голове: ночь, темнота, всхлипы Чонгука, его полуобнажённое тело, его язык, его губы и просьбы. Чимин сбрасывает наваждение, мысленно на себя громко матерится и всё же, отбросив образ младшего, концентрируется на фильме. Чонгук после этого даже не шевелится, замирает, как мышка.

***

       Чимин застывает в школьном коридоре, когда слышит вибрацию собственного смартфона. Он с опаской вытаскивает тот из заднего кармана светлых брюк и возводит взор к потолку. За прошедшие сутки он не связывался с Тэхёном, который уехал в кампус своего университета. И омеге безумно стыдно. Его щёки едва не покрываются румянцем, а глаза горят, потому что он совершил нечто ужасное. Да, не по своей воле, однако… те мысли, что посещают голову Чимина с момента, как он провёл недолгое время рядом с течным Чонгуком, те образы, те ощущения, накрывшие его с головой. Можно ли это приравнять к измене? Изменил ли Чимин Тэхёну? И даже сейчас, глядя на дисплей, на котором высвечивается имя его альфы, Чимин не может прекратить думать о младшем брате.        Становится понятно: Пак хочет его. Он ночью, когда лежал какое-то время без сна, усиленно старался отрицать этот факт. То, как теплело внизу его живота в момент, когда они смотрели фильм, то, что запах омеги показался ему приятным, хотя они по природе своей слишком сильно пахнуть не могут, просто у Чона ещё не прошли отголоски эструса. Чимин понимал, что глупо отбрасывать постыдные мысли. Его реально начинало возбуждать воображение, подло подкидывающее образы младшего, который седлал его голые бёдра. Пах покалывало, а задница предательски обещала взмокнуть.        Чимину даже сейчас ужасающе стыдно от подобных мыслей, он… извращенец что ли какой?.. Но в этот момент нужно просто ответить на звонок, но никак не прокручивать сводящие с ума образы в памяти.        — Привет, ты чего так долго отвечаешь? — доносится глубокий голос альфы на том конце звонка. — Совсем не звонил мне на выходных.        — Прости, — прочищает горло Чимин, опершись спиной о стену возле кабинета. — Не было времени.        — Ну, ладно. Я и сам разбирал вещи в комнате, — Тэхён возится и шуршит чем-то. — С парнями в бар сгоняли, Намджун не затыкается о Джине, мне кажется, они начнут встречаться.        — Было бы неплохо, — вяло отвечает Чимин, не зная, как говорить со своим парнем, когда в его голове только стыд и неловкость из-за случившегося.        — Ты чего такой? — останавливается Тэ и вдруг голос его кажется более напряжённым.        — Ничего, я просто плохо спал, — сжимает омега переносицу пальцами и вздыхает. — Мне немного некогда, я перезвоню или напишу тебе позже.        Тэхён даже ответить ничего не успевает, а Чимин чувствует себя последней сволочью, если честно. Он проводил время с младшим, смотрел с ним фильмы, молча лёжа в тишине тёмной гостиной. Он ночью утыкался в подушку и старался отогнать подкрадывающееся возбуждение от себя при мыслях о нём. А вот о своём альфе… даже не вспомнил. Ему и без того было просто кошмарно стыдно из-за них с Чонгуком, а тут ещё большей волной затапливает, потому что… Потому что Тэхён. Его парень. Который был в универе и даже не предполагал, чем на самом деле был занят омега, пока он не видит.        Чимин нервничает. Он напряжён и раздражён, его начинает угнетать вся ситуация, и кажется, будто даже большого промежутка времени не хватит, чтобы со всем этим разобраться. Чимин не знает, что ему делать с Чонгуком, как вообще справиться с его чувствами к Паку. Попросить забыть? Ага, замечательное решение, чтобы Чон снова замкнулся в себе и, не дай Бог, повторился кошмар четырёхмесячной давности. Чимин попросту как старший брат не имеет права подвергать омегу опасности. Рассказать родителям? Это ударит по всей семье, в особенности, снова же, по Чонгуку. Но в этом случае есть вероятность, что его всё же уговорят пойти к специалисту. А если сам Чимин попробует это сделать? Чон, пусть и посещает терапевта после попытки суицида, но никогда с ним не говорит, а родители настойчиво продолжают его записывать на всё новые и новые сеансы. Что, если Чимин сам попробует приблизиться к Чонгуку, а это поспособствует его лечению? Явно есть то, что необходимо проработать, но омега не открывается, прочно заколачивает внутренние окна и двери, чтобы никто не пробрался.        А вот с Чимином нежданно открылся. Так, быть может, у Пака есть шанс помочь младшему? Даже если он не сумеет ответить на его чувства, даже если мораль в омеге возьмёт верх, Чимин может попытаться выровнять состояние младшего, подставить ему плечо. Нужно только приблизиться.        На деле, если быть честным, Чимину понравилось время с ним. То, когда Чон спокоен, когда язвит в меру и в силу характера — довольно склочного, — но как Чонгук расслабленно лежал рядом с ним, казался таким трогательным и домашним, пришлось Паку по вкусу. В детстве ведь Чимин пытался с ним подружиться. Так, может, сейчас настал тот самый нужный момент?        Чимин вздыхает. Он попытается. Правда попытается сделать для Чонгука хоть что-то. Его сводный брат, кажется, пережил уже слишком многое. Молчаливо, разбито, доведя себя до подобного состояния. И Чимин сделает, что угодно, приложит максимум усилий, чтобы стать ему для начала другом. Когда он поправляет рюкзак, чтобы пойти в сторону нужного кабинета, в его нутре что-то противится от слова «друг». Что-то переворачивается, хищно оскаливается, вынуждая омегу сомневаться.

***

       Чонгук вздрагивает, когда Чимин вдруг падает с ним рядом в столовой. Он проглатывает кусок кимпаба, поднимая на омегу взгляд, а после с ними рядом приземляются и двое извечных спутников Пака — Наи и Джин.        — Привет, Чимин-хён, — лучший друг младшего тут же оживляется, по всей видимости, тоже не ожидая появления компании старших омег рядом с ними.        — Привет, Юнги, — улыбается ему Чимин, роняя рюкзак рядом и поставив поднос с едой перед собой.        Чонгук смотрит настороженно, прищурившись, он заправляет тонкими пальцами, усеянными множеством серебряных колец, волнистые волосы за ухо. Чимин оглядывает его невольно: Чон буквально всегда довольно вызывающе одет. И вкус у него отличается от вкуса Чимина. На омеге футболка с V-образным вырезом, куда падает тонкий кулон, чья цепочка перепуталась с остальными тремя тонкими «жгутами». Ткань джинсов выглядит, как «варёнка», покрытая высветленными пятнами и потёртостями. Надпись на груди Чонгука на испанском посылает всех присутствующих в пешее эротическое, а ушные раковины полностью увиты каффами в виде колючей проволоки. Но при всём при этом Чонгук, тут поспорить трудно, красивый. Подведённые глаза внимательно следят за тем, как старший обрабатывает руки антисептиком перед едой, а блестящие звёзды на скулах мерцают в свете солнца, льющегося из окна. Кто-то мог бы назвать Чона неформалом, многие одноклассники Чимина не раз спрашивали о том, почему тот всегда подобным образом одевается, на что Пак им велел просто отвалить.        Сам Чимин предпочитает более спокойный стиль. Он не любит блестящие элементы в одежде или макияже, одевается строже и сдержаннее. И даже сейчас его кашемировый пуловер цвета шампань меркнет на фоне кричащих оттенков одежды младшего.        — Не понимаю, почему мы не пошли наружу, — ноет Наи, ковыряясь в овощной нарезке и пялясь с завистью на полный поднос еды Сокджина.        — Там сейчас тьма, сколько людей соберётся, — морщит нос Чимин, принимаясь распаковывать закуску. — Я не хочу, чтобы меня толкали каждые две минуты локтем.        — Ты вредный, — бубнит Джин, уже впиваясь зубами в трёхъярусный сендвич и жуя без особого стеснения.        — Нам приятно, что вы решили пообедать с нами, — выдаёт улыбчивый Мин, глядя на Чимина с восхищением. Они знают друг друга давно, и ни для кого секретом не является, что Юнги старается равняться на старшего омегу во всём.        Чон на это только закатывает глаза. Он, видимо, чувствует себя смущённо и неловко рядом с ним, потому старается держаться на расстоянии. Так было всегда: даже если они где-то публично появлялись вместе, Чонгук старался сделать вид, что не с Чимином. Но теперь Пак начинает замечать, как бегает его взгляд, как-то и дело вздрагивает от нервозности нижняя губа. И, наверное, после Чон ему выскажет всё, как следует, но Чимин, тайком опустив руку, вдруг касается под столом пальцев младшего.        Чонгук застывает, как изваяние. Он не говорит, кажется, даже не дышит совсем, уставившись на свой поднос. А после его щёки начинают заливаться густым, почти бордовым румянцем, и контролировать это у омеги не получается.        — Гук, тебе нехорошо? — обеспокоенно спрашивает Юнги, который замечает изменение в лучшем друге тут же.        — Нет, всё нормально, — ровным голосом отвечает Чон и вдруг щипает Чимина за тыльную сторону ладони. Больно так щипает, у Пака едва получается сдержать шипение. — Просто острый перец попался.        Юнги моргает и глядит на свой кимпаб — точно такой же, как и у Чонгука — с недоумением. Но пожимает плечами, не придавая особого значения. Чонгук на Чимина смотрит недовольной фурией, а старшему вдруг хочется посмеяться. Разве будут ещё моменты, когда Пак сможет застать его врасплох? Разве ещё выпадет возможность лицезреть его отчаянное смущение. Чимин улыбается Чонгуку, заталкивая в рот хрустящий хлебец, а после одёргивает себя. Ну, нельзя же так!        Но румянец на щеках не даёт ему покоя. Чонгук с ним выглядит довольно очаровательным. Чимин прокашливается и продолжает есть.        — Ты пойдёшь в среду за шмотьём на вечер цветов? — спрашивает с набитым ртом Джин, всё продолжая поглощать свой насыщенный обед под завистливым взглядом худеющего Наи.        — Чёрт, — ругается Пак, вспоминая про проклятое мероприятие для выпускников. Оно проводится осенью, перед тем, как начинается экзаменационный зимний месяц. — Ещё слишком рано…        — Ага, тебе потом охота копаться в том, что осталось после подсуетившихся раньше, или ждать проклятого заказа через инет, — бубнит Наи, недовольно разглядывая нарезанную соломкой морковь.        — А после этого можно устроить движ у вас дома, родители ведь ещё не вернулись? — предлагает энергично Джин, но вот оба сводных брата замирают и уставляются перед собой.        Последняя пьянка очень дорого им стоила.        — Тогда вам лучше пойти в пятницу, а не в среду, — фыркает Чонгук, вклиниваясь в разговор. — Потому что хён вряд ли позволит себе напиться посреди учебной недели.        Джин задумчиво чешет щёку, а Чимин поглядывает за реакцией младшего, да только на лице того не отражается ни грамма волнения. Скорее всего тот сдерживает его уже на профессиональном уровне.        — Ты не будешь против компании дома? — тихо спрашивает Чимин у Гука, на что тот жмёт плечами.        — Если ты разрешишь привести на вашу тусовку Юнги, не буду, — хитро щурится Чон. Мин же, услышавший разговор, только весь выпрямляется.        — Приводи, — в ответ так же жмёт плечами Чимин.        — Правда, Чимин-хён? — радостно почти подпрыгивает Мин, прикусывая нижнюю губу.        — Правда, — хлопает его по спине с чудовищной экспрессией Джин, а потом начинает гоготать из-за сморщенной физиономии младшего. — Будет чисто омежья сходка.        Чимин усмехается в один голос с Чонгуком, но они решают не переглядываться. Уж лучше потом ещё обговорят всё, что будет происходит у них дома. И… возможные последствия пьянки. Быть может, им не стоит обоим пить или хотя бы одному из омег.        — Может, вы тогда с нами по торговому прогуляетесь? — склоняет голову Наи, похрустывая огурцом. — Чем больше народу, тем веселее.        — Нет, мы не можем, — вертит головой Чонгук. — У парня Юнги игра в пятницу.        Чимин глядит на Чонгука, но быстро отводит взгляд, а тот, напротив, тут же уставляется на него, словно чего-то ждёт.        — Тогда явитесь после тусовки баскетболистов, — хихикает Джин, зная, с кем встречается Мин. Тот смущённо чешет щёку и отводит взгляд, переглядываясь с другом.

***

       Чимин, стоя в душе, раздумывает по поводу того, что будет на вечере, который они собираются устроить перед выходными. Скорее всего, его друзья и Юнги останутся на ночь, значит, никаких глупостей они натворить не сумеют. И чего это вообще Чимин думает о том, что они что-то могут натворить? Они ведь не животные какие-то… Но мысль о том, что они оба снова напьются, и у Чонгука вновь возникнет мысль забраться в кровать старшего, не оставляет в покое. Возможно потому, что сам Пак не до конца понимает: оттолкнёт он в таком случае омегу или позволит остаться и сделать нечто, за что потом стыдно будет им обоим.        Стыд в последние дни не покидает Чимина. Ему неловко за множество вещей, в особенности за молчание перед Тэхёном. Он до сих пор не может определиться, стоит ли считать произошедшее за измену. И данный факт гложет Чимина. Неловкость затапливает нутро, не позволяя нормально существовать.        Выйдя из душа, омега решает заглянуть на ночь к брату. Раньше он так не делал никогда, а теперь это становится навязчивой идеей — постоянно поглядывать за Чонгуком, наблюдать и следить, что тот делает. Так Чимин поступал в первые недели после его возвращения из больницы. Он стучит, прежде чем открыть дверь, попутно вытирает мокрые волосы, а сам бедром толкает створку двери. Замечает, что Чонгук в трусах и футболке лежит спиной к нему. Уши закрывают большие наушники, а перед омегой — раскрытая тетрадь. Он выглядит таким домашним и расслабленным, что Чимин застывает, зависая на том, как Чон покачивает босой ступнёй в такт играющей в наушниках музыке.        Прикусывает губу, а после омега переворачивается, схватив тетрадку и оставив её на уровне лица, на спину. Серая футболка задирается, обнажая плоский живот, и Чимина словно поражают электрические разряды. Видел его в темноте своей спальни, так близко видел, соприкасался даже, когда омега оседлал его бёдра. Плоский, с ровной смуглой кожей и впадиной пупка. Чимин откровенно зависает, пока Чон не вздрагивает, заметив его.        Тут же присаживается на кровати, отбросив в сторону тетрадь. Одёргивает полы майки и стягивает с головы наушники.        — Пришёл пожелать мне спокойной ночи? — щурится с подозрением Чонгук, глядя на старшего. — Хён, ты ведёшь себя более, чем подозрительно.        Чимин стоит, облокотившись о дверной косяк, и прячет кисти в карманах просторных шорт.        — Я не могу зайти к тебе?        — Ты никогда раньше не заходил.        Это чистая правда, прежде Чимин не замечал за собой привычки наведываться в комнату младшего без нужды. Чимин скрещивает руки на груди, словно защищаясь от прищура Чона, а после наблюдает за тем, как Чонгук поднимается с кровати. Футболка едва прикрывает его бёдра, показывая плавность изгибов и мягкость кожи. У Чимина такие же. Нечего пялиться. Именно так старается держать себя в руках омега. Прежде он никогда не замечал такой тяги к омежьему телу, прежде… чем случился Чонгук. С его течкой, просящим взглядом, горячим ртом и довольно юрким языком. Чимин не разглядывает других омег. А его хочется.        Потому стоит огромных усилий оторвать взгляд от голых ног сводного брата, пока тот становится напротив. Чуть ниже самого Чимина, но всё равно почти того же роста, с глубокими карими глазами и пышными ресницами, он смотрит странно, радужки кажутся почти цвета горького шоколада, и даже прищур привлекает массу внимания. Чонгук намеренно привстаёт на цыпочки, чтобы оказаться нос к носу Чимина, и омега задерживает дыхание, боясь даже пошевелиться. Почему не уйдёт? Почему не отведёт взгляд. А Чонгук, вопреки тому, как сильно смущался ещё несколько дней назад, как почти плакал перед ним, снова приобретает свою привычную сучность.        Приближается к уху Чимина, отчего тот пятится, уже не опираясь о дверной косяк. И шепчет, прямо в ушную раковину, почти задевая её губами:        — Спокойной ночи, хён, — а после, мимолётно мазнув губами по щеке Пака, грубым движением выталкивает его из комнаты и следом резво захлопывает перед Чимином дверь.        У Пака колотится сердце в груди, а место, к которому притронулся губами Чонгук, горит. Он ощущает, как его затапливает злостью из-за того, что младший снова становится маленькой юркой и очень кусачей змеёй, но вместе с этим ему… нравится то, как он себя ведёт. Скачет с одной эмоциональной качели на другую, то смущаясь от того, что Чимин к нему прикоснулся в школьной столовой, то снова становясь таким, каким Пак привык его видеть — наглым, развязным, возмущающим до самой малой фибры души.        Чимин сглатывает и понимает, насколько у него пересохла глотка. Он фыркает, отворачивается от двери, чтобы вернуться в свою комнату, а после показательно хлопает дверью. Что делает Чон сейчас? Хихикает над ним? Безразлично возвращается к своим делам? Что? Какая реакция пронзает его тело, когда он остаётся наедине с собой?        Чимин отрешённо падает на кровать, как вдруг слышит звук пришедшего смс. Он шарит рукой по тумбочке и тут же видит на загоревшемся экране пришедшее от Чонгука смс в Какао. jk009: Мне понравились наши совместные ужины.

вы:

Можем чаще так делать)

       Чонгук молчит, а после бегущая строка загорается набором сообщения. jk009: Только посуду мыть не хочу.

вы:

Ленивец :)

       Чимин вздрагивает, когда следом за отправкой сообщения брату, прежде с которым переписка была практически пустой, лишь содержа в себе какие-то деловые сообщения или просьбы от родителей, сверху выскакивает уведомление. Тэхён. Чимин обречённо поджимает губы и открывает диалог. Taett: У тебя плохой день? Ты даже не написал ни разу…        Чимин чувствует себя ещё большей скотиной. Мало того, что не написал. Даже не вспомнил в течение всего вечера дома. Ни во время ужина с Чонгуком на кухне, пока из динамиков магнитофона играла музыка по радио, ни после, когда был в душе, ни сейчас, когда оказался в комнате младшего. Не было даже намёка на воспоминания о собственном парне, и это не просто огорчает самого омегу. Путает, пугает, настораживает. Чонгук вторгся в его жизнь, прежде присутствуя в ней, но не погружаясь глубже, и теперь из головы попросту не выходит. Стоит младшему оказаться рядом, как всё внимание Чимина плавно концентрируется на нём.        Чимин зажмуривается и откидывается на подушку с мученическим выдохом. Что он должен делать?        Снова открывает глаза и печатает ответ альфе, но сам себя грызёт изнутри за то, что происходит с ним сейчас. Он не знает, во что превращается его жизнь, что претерпит неизбежные изменения. Стыд снова затапливает до самых бровей, а в дополнение начинает снова фантомно гореть то место, куда его то ли поцеловал, то ли нет, Чон.

вы:

Я действительно сегодня очень устал. Поговорим позже.

       И выходит из мессенджера. Его накрывает усталостью и непониманием, в каком направлении двигаться дальше. Омега просто выдирает из-под головы подушку и накрывает лицо, раздражённо мыча.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.