“Чернила… Они воздействуют на людской разум сильнее, чем можно представить! Ими пишут книги, рисуют мультики, которые незаметно, постепенно действуют на сознания людей. Наши мультики позиционируют себя как детские, но в них мы незаметно пропагандируем алкоголизм, расизм и гомофобию. И - смотрите! - общество уже идёт против негров и геев! Сложно представить, что будут чувствовать люди, если ощутят чернила у себя на языке… В горле… В венах… Идеальные бесчувственные марионетки, разум которых открыт для любого и прост, как чистый лист бумаги, загнанные в рамки галлюцинациями, не знающие, как им жить без чернил… Такие нужны нам всем… Хотя, что-то я немного заговорился.” Утерянная запись Джоуи Дрю. 1932.
***1932 год, апрель
Этот год был самым счастливым для Генри Штейна. Они с Сэмми находились в секретных отношениях больше года, и время пролетело практически незаметно: свидания, романтика, поцелуи, объятия… Секс… Всё это время, проведённое с любимым человеком, позволило Генри ощутить себя живым. Об их отношениях знали только Норман и Уолли, и если первого даже музыкант сумел бы назвать надёжным и доверить ему эту тайну, то второй узнал про них абсолютно случайно. Уолли попросту подслушал “странные звуки” из спальни Сэмми одной ночью, и, конечно же, допытался об этом. Фрэнкс также оказался весьма толерантен к гомосексуальным отношениям, так что парни могли не скрываться хотя бы рядом с двумя людьми. Сэмми какое-то время вообще был против какого бы то ни было общения с киномехаником и уборщиком, но Генри постепенно смог немного примирить их (что стоило ему колоссальных усилий). Так что последние пару месяцев они регулярно встречались у кофемашины по утрам, все вчетвером. Вот и тридцатого апреля всё шло по плану: Норман рассказывал последние сплетни, Сэмми, одной рукой обнимая Генри за плечи, а второй держа стаканчик с кофе, подкалывал его, Генри незаметно пытался приластиться к Сэмми, а Уолли пил свой кофе и молча наблюдал за происходящим. - Вы знаете, парни, - говорил Норман, хлебая кофе, - на нижних этажах… - Ты уже говорил о них вчера. - гладя Генри по спине, язвительно отозвался Сэмми, - Или твой вулкан перестал извергать новые сплетни? - Я ещё не договорил. - почти обиженно отозвался Норман. - Так вот, работники с нижних этажей поговаривают, что видят ночами, как чернила… - Мы все уже эти чернила ночами видим. - снова перебил его Лоуренс, - можешь не описывать, спасибо. Норман фыркнул. - Ты поблагодарил меня в кои-то веки? - Это был сарказм. - Но всё равно! - Так что там про чернила? - подал голос Уолли. Норман оживился, оборачиваясь к нему. - Итак, о чём это я… А! Вспомнил. Люди с нижних этажей рассказывают, что видели, будто ночью чернила формировали из себя фигуру Бенди, но ужасную, как из кошмаров. Тут Норман сделал страшные глаза. Рука на спине Генри затвердела, почувствовав, что художник занервничал. Сэмми закатил глаза. - Вот чем вреден алкоголь и избыток работы. - произнёс музыкант. - Если бы я херачил, как конвейер, рисунки с этой сраной мордой, я бы и не такое увидел. - Ты и так много работаешь, - вставил Генри, улыбаясь. Он был всегда обеспокоен состоянием партнёра. Сэмми снова закатил глаза, но теперь и на его губах играла улыбка. - Ты ведёшь себя как заботливая жёнушка. - Как твоя заботливая жёнушка. - выделив второе слово, мягко ответил Генри. Норман усмехнулся. - Ну, ребят, вы конечно… - он не договорил, делая глоток кофе. - На людях и так делать! Невежество. - С твоей стороны невежество вообще высовываться из своего дупла, Норман, - осадил его Сэмми, прижимая к себе Генри. - Намечается битва интеллектуалов, - коротко вставил Уолли, подмигивая Генри; тот подмигнул ему в ответ. - Тебя вообще не спрашивали, - огрызнулся в сторону уборщика Лоуренс. - Правильно, парень, держись подальше от него, а то он бешеный какой-то, - выразительно смотря на Сэмми, проговорил Норман, обращаясь к Уолли. - Ты, я смотрю, дохуя спокойный. - под тихий смех Генри сказал Сэмми, ослабляя хватку на плечах партнёра, позволяя ему немного отстраниться. - Ну вообще-то да! - нарочито возмутился киномеханик, тут же получая очередной едкий ответ на свою реплику… Наблюдая за очередной перепалкой Сэмми и Нормана, Генри ощущал настоящее счастье. В этом коллективе он чувствовал себя, как в своей семье: любящий человек, понимающие друзья, весёлая атмосфера… Всё было так, как всегда должно было быть. И Штейн спрятал поглубже осознание того, что когда-нибудь этого не станет. *** После работы Генри, как обычно, спустился в музыкальный департамент, чтобы встретиться с Сэмми. Был поздний вечер; часы на его стене недавно пробили одиннадцать, и в пустующих коридорах почти никого не было. Композитора не оказалось ни в его спальне, ни в его офисе, поэтому Штейн решил проверить звукозаписывающую студию. Дверь была открыта; такое бывало редко. Звуки фортепиано из комнаты приласкали слух художника, и Генри осторожно заглянул в комнату. Это Сэмми играл на фортепиано; его белые волосы, собранные в хвост, струились, спадали на плечи, и в пляшущем пламени свеч на стенах почти блестели. Генри тихо прошёл немного в комнату, всё ещё оставаясь на приличном расстоянии, и опёрся плечом о стену, засмотревшись на возлюбленного. Длинные пальцы почти парили над клавишами, складывая из звуков прекрасную мелодию, и лишь на секунду Лоуренс приостановился, чтобы перелистнуть страницу им же исписанной бумаги. Песня подошла к концу; Генри был в восторге. - Это прекрасно. - проговорил с улыбкой художник, когда Сэмми закончил. - Я в восхищении. Лоуренс взглянул на него, убирая руки с клавиатуры. Генри тем временем закрыл дверь, боясь, что кто-то помешает их последующему диалогу. - Спасибо. - Генри увидел, как в его глазах появилась благодарность. - Это ты сам сочинил? - художник подошёл ближе, рассматривая ноты. - Да. - коротко ответил Сэмми. Генри, наклонившись, поцеловал его в лоб. - Это прекрасно! Мне очень понравилось. - на губах Сэмми от его слов появилась улыбка, настоящая, искренняя, всего на миг, но появилась. Никто не мог вызвать такую улыбку у композитора, кроме его любимого художника, и Штейн гордился этим, наслаждаясь каждой такой улыбкой, которую он мог поймать. - Научишь меня? Улыбка музыканта из довольной превратилась в лукавую. - Почему бы и нет. - Он поднялся со стула, элегантно обходя его слева и останавливаясь сзади, - Присаживайся, овечка. Генри ощущал себя немного скованно, но скоро он уже сидел за роялем, потирая руки. - Итак, это сложнее, чем барабан или струнные, - будничным тоном начал Сэмми, - поэтому тебе потребуется моя помощь, - тут он понизил голос, наклоняясь ближе к уху художника и опаляя своим горячим дыханием его шею. Генри сглотнул, чувствуя, как по телу проходит волна жара. - Понял. - голос дрогнул. Сэмми мягко усмехнулся. - Отлично. - сказал он, резко отстраняясь, - Ставь руки на клавиатуру. Генри, всё ещё смущённый, сделал, как ему было велено; клавиши под пальцами казались непривычно холодными. Сэмми мягко взял его руки в свои ладони, устанавливая так, как нужно было. - Теперь запоминай, как тебе следует нажимать клавиши. Музыкант начал поочерёдно надавливать на пальцы Генри, и художник, повинуясь, вдавливал их в клавиши. Это были всего несколько нот из той мелодии, которую играл недавно Сэмми, но даже этот отрывок прозвучал красиво. - Прекрасно. - Генри не мог видеть, что в глазах музыканта помимо удовлетворения сверкнул хищный огонёк. Лоуренс убрал руки. - Теперь попробуй сам. Пальцы не слушались, и не только от неумения играть на пианино. Ещё сыграло роль приятное волнение, которое охватило Штейна. - Ещё раз. После нескольких раз проигрывания звуки сложились в нечто вразумительное. - Уже лучше. Генри проиграл отрывок ещё и ещё, пока он не застолбился в его памяти. - Молодец. А теперь, - Сэмми, всё это время державший некоторую дистанцию, вновь взял запястья художника в свои ладони, - Твоим рукам нужно немного отдохнуть. - музыкант мягко сместил их Штейну на колени. На секунду их тела соприкоснулись, и Генри почувствовал,как к его спине прикоснулся чужой твёрдый пах. Чёрт. Генри подумал, что, наверное, он залился румянцем от этого. - В-всё нормально? - спросил он, запнувшись; у его уха послышался смешок. - Всё более, чем отлично, - проговорил Сэмми; его голос резонировал, вызывая мурашки по чужой коже. Он не спешил убирать руки с запястий Штейна, вырисовывая большими пальцами беспорядочные круги. - Просто… - он сделал паузу, смещая одну из рук Генри на талию, - Кто виноват в том, что ты так эротично играешь на фортепиано? Сэмми развернул Генри к себе, впиваясь в его губы требовательным поцелуем; по телу художника прошла сладкая дрожь, когда он потянулся музыканту навстречу. Они отстранились только тогда, когда перестало хватать воздуха; Генри тяжело выдохнул, пытаясь поменять неудобную позицию. Но Сэмми уже решил всё за него. Переместив обе руки Штейну на пояс, он стащил его со стула, полностью разворачивая его к себе, подымая на ноги и целуя уже стоя. - Ты даже не представляешь, насколько ты прекрасен, - пока Генри был полностью дезориентирован, горячо прошептал ему в ухо Сэмми, - и, поверь мне, сейчас я сделаю тебя ещё прекраснее. В следующую секунду Генри оказался прижат к стене, а Сэмми снова требовательно поцеловал его. От этого по телу прошла новая волна жара, спускаясь к груди и в пах. Сэмми вклинил колено между раздвинутых ног художника, спускаясь поцелуями к шее. Мысли спутались, утопая в потоке приятных ощущений. Возбуждение лишь возросло, когда Сэмми сжал скрещенные запястья Генри своей правой рукой, поднимая их у того над головой и тоже прижимая к стене. Генри шумно выдохнул, осознавая, что и у него встаёт член. Сэмми тем временем левой свободной рукой развязал галстук Генри и стянул его. - Как считаешь, мы найдём ему более подходящее применение? - отпуская запястья Генри, проговорил Лоуренс, разглядывая галстук. Его губы изогнулись в усмешке. - Я считаю, что да. Но… - он окинул Генри оценивающим взглядом, - Попозже. Галстук был брошен на крышку рояля. Сэмми тем временем вернулся к Генри, начиная расстёгивать пуговицы рубашки художника. - Ты не боишься, что нас услышат? - спросил Штейн, глядя в глаза музыканту и утопая в них. - Надеюсь, что не услышат, - он прижался губами к ключице партнёра, расстёгивая следующую пуговицу. Генри улыбнулся, помогая возлюбленному расстёгивать его рубашку. - В любом случае, не шуми сильно, овечка, - с пошлой усмешкой проговорил Лоуренс, перехватывая правую руку художника и вновь поднимая её. Отвлекаясь на множественные поцелуи в новые освободившиеся части груди Штейна, Сэмми наконец стянул с него рубашку, кидая куда-то на пол. - Помнишь про галстук? - нащупывая вещь на крышке рояля, спросил Сэмми, отпуская запястье Генри. - Теперь мы готовы. Дай-ка мне свои руки, овечка. Это прозвище слишком возбуждающе воздействовало на Генри в этой обстановке, слишком сильно этот голос партнёра подчинял себе, и парень послушно протянул руки. - Хорошая овечка. - почти невесомо касаясь кистей Генри, проговорил музыкант, перекидывая галстук через запястья и завязывая его, как верёвку, - Согласись, так лучше? - Да, - согласие вышло тихим. - Вот и славно. - Теперь прижать уже связанные руки к стене не составляло для Сэмми труда. Целуя чужую оголённую грудь, левой рукой музыкант держал запястья Генри, а правой разбирался с собственной рубашкой. Он оставлял лёгкие укусы на коже художника, заставляя Генри самого тянуться к нему. Вскоре с рубашкой Сэмми было покончено, и она отправилась туда же, куда отбросили рубашку Генри. Музыкант прошёлся правой рукой по телу художника, останавливаясь на его талии. - Пожалуйста… - прошептал Штейн, резко подаваясь вперёд не зафиксированными частями тела и болезненно упираясь собственным возбуждением Сэмми в колено. - Что? - будто не подозревая о чём идёт речь спросил Лоуренс, на самом деле ощущая то же самое. - Ты что-то сказал? - он взял свободной рукой Штейна за подбородок и приподнял его голову, вынуждая смотреть себе в глаза. - Пожалуйста, - повторил Генри, уже устойчивее, - Мне нужно больше. - голос дрогнул в самом конце, вызывая у Лоуренса мягкий смешок. - Проси сильнее, овечка, - наклоняясь к его уху, резонирующим голосом проговорил Сэмми, почти невесомо касаясь своим горячим телом тела художника. - Кстати, у тебя хотя бы смазка есть? - Да, - с шумом выдыхая, ответил Генри, - масло… В правом кармане. Он отпустил его запястья, с нажимом проводя по его бокам, после подбираясь руками к брюкам Генри, выуживая из кармана бутылёк с маслом и ставя его на рояль. - Занятно. - губы музыканта вновь тронула усмешка. - Я и не думал, что ты настолько сильно желаешь меня, - он горячо прошептал эти слова прямо ему в ухо, заставляя партнёра прогнуться в спине навстречу ему. - Скажи конкретно, чего ты хочешь, - расстёгивая ширинку брюк и почти невесомо касаясь выпуклости. Генри еле сдержал стон. - Умоляю тебя, трахни меня. Сэмми на секунду отстранился, скользя по нему взглядом, а потом резко развернул его спиной к себе, вжимая в стену, и стаскивая с них обоих брюки. А дальше Генри потерялся в ощущениях. Он ощущал Сэмми везде: снаружи, внутри, его мысли были заняты только им, и стоны, которые теперь уже не сдерживались, содержали только это имя. Всё слилось в единый калейдоскоп чувств, в великолепную мозаику, которая, словно звёзды, загорелась в пустом разуме, разноцветными вспышками сверкая в почерневшем взоре, а после - взорвалась, как фейерверк, заполняя всё вокруг своим жаром, являясь следствием сногсшибательного оргазма… *** В следующие недели к обычным вечерним посиделкам влюблённых прибавились уроки игры на фортепиано. Конечно, иногда они оканчивались у Сэмми в спальне, но пару недель спустя Генри действительно научился худо-бедно играть ту самую мелодию. Каждый вечер, когда Генри не оставался ночевать с Сэмми, его возлюбленный провожал его до его спальни, и иногда музыкант возвращался к себе только под утро. Этот вечер не был исключением. Парни гуляли по Студии, держась за руки; это стало им, по сути, единственным развлечением на свободные вечера, когда не хотелось выходить на улицу. Конечно, спускаться на нижние этажи никому из них не хотелось, поэтому парни просто бесцельно блуждали по коридорам (иногда незнакомым) и находили в этом их собственную неповторимую романтику. Итак, одним майским вечером Генри и Сэмми прогуливались, беседуя о различных вещах. Было уже около одиннадцати; редкие сонные и вымотанные сотрудники, встречавшиеся им на пути, смотрели безо всякого осуждения, наверное, слишком уставшие для какой-либо реакции. Генри улыбался. Он готов был душу продать, только лишь бы такие прогулки случались чаще. Сэмми всегда почти не показывал свои чувства, но художник чувствовал, как сильно музыкант его любит. Так сильно, как, возможно, никого в своей жизни никогда не любил. Увлечённые беседой, они не заметили, как вышли в совершенно незнакомый им коридор. Генри огляделся. - Как думаешь, мы сильно далеко от музыкального департамента? - его нервировало незнание собственного местоположения. Впереди тянулся полутёмный длинный коридор, как, впрочем, и сзади, хотя, Генри был уверен, пока они шли, было значительно светлее. Сэмми пожал плечами. - Не знаю. Я здесь никогда раньше не был. Генри внезапно понял, что ещё его сильно напрягало. Чернила. Точнее, их отсутствие. - Сэмми… - протянул он, оттягивая Лоуренса в сторону, - У тебя есть топор?.. До музыканта дошло быстро. - Сука… - выругался он, - Уходим туда, откуда пришли. Живо. Но не успели они приблизиться к двери выхода и на несколько метров, как чернила мгновенно полились по стенам, стекая на пол, лампы замигали, а перед желанной дверью выросла чернильная безглазая фигура. Которая быстро начала приближаться. Генри среагировал быстрее. - Назад! Бежим! - заорал он, дёргая Сэмми за руку. Бегство продлилось недолго. Фигура следовала почти по пятам, а перед лицом парней выросла дверь. Генри в страхе попробовал её открыть. И ничего не произошло. Дверь не поддавалась. Парни налегли на неё вместе, но дверь была будто заперта снаружи. Они бы и дальше пытались отворить её, если бы не чей-то тихий стон, заставивший их развернуться и похолодеть. Чёрная фигура стояла в метре от них. Оранжевые глаза злобно сверкали в темноте, по её подобию плеч стекали чернила, и само тело не имело своей чёткой структуры. Генри заглянул ей в глаза, как будто смотрел на саму смерть, но нашёл в этих бездонных глазах лишь глубокую, беспросветную тоску. Фигура издала последний стон и исчезла, сама собой рассыпаясь и забрызгивая чернильными каплями лица и одежду парней. На стене около того места, где стояла фигура, проступила надпись: “Он вас найдёт”. Дверь позади Сэмми и Генри с тихим скрипом открылась. Парни молча вышли, попадая прямо в широкий коридор, ведущий к музыкальному департаменту. *** С того дня бесцельных прогулок по студии больше не было. Все встречи происходили либо в спальнях, либо в офисах. А если и хотелось куда-то выйти, Генри предложил Сэмми брать топор, на что тот согласился. Они не понимали, что за “он”, который должен был их найти, но догадки были, причём не самые приятные. Конечно, если это тот, кого боятся даже фигуры, то топор будет бессилен… Хотя, почему нет. Впрочем, они рассчитывали, что их прежняя жизнь продлится дольше, чем три дня. Эту субботу Генри всегда будет проклинать. После их встречи с фигурой во вторник Генри чувствовал себя максимально паршиво. Чуяло его сердце, что что-то случится, что-то неизбежное и страшное произойдёт, но он не мог понять, что именно. Весь четверг и пятницу Штейн всё больше времени уделял отношениям, потому что слишком сильно боялся, что в какой-то момент этого не станет. Норман отметил его странное поведение, но Генри сказал: “Ничего необычного”. Субботним вечером Генри и Сэмми, как обычно, встретились возле музыкального департамента. Недавний показ “Бенди” по официальному каналу, видимо, растопил ледяное сердце Джоуи до такой степени, что тот разрешил желающим не работать в понедельник. А желали, конечно, все, поэтому уже вечером субботы студия стояла почти пустая. - Хороший вечер сегодня. - медленно проговорил Сэмми; он стоял, облокотившись о стену, и его глаза, как льдинки, загадочно сверкали в полумраке. Генри улыбнулся, подходя к нему. - Согласен. - он немного занервничал при виде топора, который тоже лежал рядом. - Не обращай внимания на… это. - перехватывая его взгляд, проговорил Лоуренс, отступая от стены ближе к Штейну. - Мне сегодня беспокойно. Поэтому, - он понизил голос. - Ты же не будешь возражать, если он просто полежит рядом? - Нет, конечно. Главное, чтобы он никому ничего не рассказал. - Генри усмехнулся, обвивая руками чужие плечи и целуя возлюбленного в губы, ощущая, как инициативу тут же перехватывают. Спустя какое-то время парни отстранились друг от друга, и Генри смог заметить ту самую настоящую улыбку на чужом лице. Они были готовы целоваться вечно, но их прервали. Сначала Генри заметил, что в комнате стало темнее, и незамедлительно сообщил об этом Сэмми. Тот бросил быстрый взгляд на топор и взял его в руки. Чернила стекали вниз, прямо с потолка, и их было гораздо больше, чем обычно. Их можно было сравнить с реками. Плотные их потоки залили стены и почти всё освещение, они плотной сетью окутали двери, не давая парням, оказавшимся в ловушке, выбраться. - Что за чёрт… - прошипел Сэмми, решая не тратить попусту силы, отбиваясь топором от чернил. Генри потрогал его за руку, указывая куда-то. В том единственном месте, куда могли бы сбежать парни, и до которого было метров пять, прямо из чернил поднималась фигура. Но она была другой. Таких Генри ранее не встречал. Её силуэт был смазан, но спустя уже пару минут форма была похожа на форму Бенди, дьяволёнка из мультика, которого Генри рисовал по десять раз на дню. На очень искажённого Бенди. Его лицо было перекошено, как настоящее демоническое, а тело вытянулось, стало огромным, придавая существу ещё более грозный вид. - Господи… - прошептал Генри, невольно прижимаясь к Сэмми. “Пусть он уйдёт, пусть он уйдёт!” - в панике метался в мыслях художник, но это ему не помогло. Чернильный Демон издал злобный рык и двинулся к ним, за пару секунд преодолевая расстояние. Его рука в белой перчатке потянулась к безоружному художнику. Сэмми оттолкнул Генри - только затем, чтобы резко ударить по чернильной руке сбоку. Раздался рёв, полный боли; демон, не ожидавший такого ответного удара, отступил. - Получай, чернильная задница. - прошипел Лоуренс, вставая впереди Генри, желая защитить того - хоть и ценой собственной жизни. Чернила заволокли стены беспросветно; демон, вновь подскочивший к ним, явно был в ярости. Парни увернулись от огромной чернильной руки, норовившей впечатать их в стену. - Не стой на месте! - крикнул Генри, ощущая, что от минутного расслабления чернила, которые растеклись по полу, начинали обвивать ноги. Прошло пять минут напряжённого боя, и Сэмми, потерявший на секунду концентрацию, оказался прижат к стене огромной чернильной рукой. Лоуренс сдавленно захрипел, и топор выпал из ослабевших рук. Чёрная вязкая жидкость поползла вверх, по горлу, добираясь до рта. Генри не медлил. - Держись подальше от моего Сэмми! - крикнул он и со всей силы вмазал по чернильной руке, державшей музыканта, заставляя демона ослабить хватку и раздражённо повернуть голову. - Оставь его, я сказал! В ту же секунду и его попытались вжать в стену, но Штейн увернулся. Он бросил короткий взгляд на Сэмми; чернила уже лились в его рот, а сам Лоуренс не двигался. Генри понял, что сейчас, наверное, совершит самый безумный поступок в своей жизни. Уворачиваясь от огромной руки, постоянно пытавшейся задеть его, художник пробрался ближе к демону. В следующую секунду Генри, подпрыгнув, заехал топором прямо по груди демона, и на этом месте на мгновение осталась огромная царапина, вскоре затянувшаяся чернилами. Демон отпустил Сэмми, и музыкант безвольно сполз по стене на пол; судя по всему, он был без сознания. Вопреки ожиданиям Генри, чернильный монстр глухо рассмеялся - и через мгновение на месте, где он стоял, осталась лишь огромная лужа чернил. Через минуту всё стихло; чернила исчезли, оставшись лишь на потолке, и те мерно капали вниз, как будто бы ничего и не было. Генри бросился к Сэмми, стирая с его лица вязкую жидкость и хлопая по щекам, пытаясь заставить скорее очнуться… …Чернила проникают в твоё сознание, окутывая мраком. Они проникают до самых отдалённых уголков разума, заполняя и их тоже. Они везде… Повсюду… Ты думаешь, от них так легко избавиться? Думаешь, придёшь к себе, прополоскаешь рот - и всё в норме? Это не так. Далеко не так. Они теперь в твоей крови. Подчиняют себе. Они теперь - часть тебя. Они текут по твоим венам, бурлят, доходя до крови, в конечном итоге заполняя твоё сердце. Ты никогда не станешь прежним. Ты ведь уже в них нуждаешься, не так ли? Возможно, пока ты этого не осознаёшь до конца, слыша, как родной голос молит тебя о возвращении в тот, реальный мир… Но ты ведь вернёшься… вернёшься… Вернёшься… Сэмми резко открыл глаза, откашливая чёртовы чернила, проникшие до глотки. В ту же секунду его стиснули в объятиях. - Господи, ты жив, - прошептал Генри, не имея сил больше на эмоции, - Я думал, ты умер… - его голос дрогнул. Сэмми всё ещё ватными руками обнял Штейна, как бы успокаивая. - Тише, овечка, я здесь, - голос его был хриплым и ощущался почти что не своим, - Ты победил его. - Мы победили. - мягко поправил Генри, целуя Сэмми в макушку. ***Окрасит кровь чернила в цвет. Страшнее Демона зла нет! Он сил из крови получил И человеку услужил. Но человек не может взять И волю демона сломать! И, как итог - сам человек Стал Демона слугой навек. Вот, Демон жив; всё крепнет он, Он силой крови воскрешён, И месть лишь у него в уме, Погрязшем в адской грязной тьме. Не Бенди он - а Сатана, Грехом душа его полна! И он придумал, как ему Разлить в чужое сердце тьму.