The Sunshine Court/Солнцекорт

Жан Жан проснулся от звонка телефона. Он провел усталой рукой по глазам и обвел взглядом комнату общежития. Сквозь щели в занавеске в дальнем конце комнаты пробивался предрассветный солнечный свет. Телевизор все еще работал, хотя сейчас по нему крутили рекламу. Жан попытался прогнать туман из своих мыслей и с досадой отметил, как это трудно. Он не знал, сколько времени проспал, но всего несколько месяцев назад этого было бы достаточно. Он запоздало понял, что его разбудило, но к тому времени, как он нащупал телефон, звонок уже прекратился. Когда он потянулся за ним, звонок раздался снова, и Жан увидел на экране номер Рене. -Да, — сказал он в знак приветствия. -Жан, — сказала она с явным облегчением.-Доброе утро, я разбудила тебя, извини. Жан приложил свободную руку к уху, пытаясь расслышать ее. По крайней мере один человек кричал, но звук был слишком приглушенным, чтобы Жан мог разобрать. Он догадался, что она поставила между собой и дракой дверь или две. Рене не ждала, что он ответит, но то, что прозвучало из ее уст, заставило его замереть: -Можешь ли ты довериться мне еще раз? -Судя по твоему тону, я об этом пожалею, — сказал Жан. -Пожалуйста. Жан посмотрел на дверь общежития, увидел, что она по-прежнему заперта, и сказал: -Еще раз. -Мне нужно, чтобы сегодня ты не включал телевизор, — сказала Рене. -Никаких новостей. Никакого интернета. Нил сказал мне, что у Кевина на компьютере накопились троянские игры. Смотри только их и ничего больше. Сможешь это сделать? Телефон Жана заскрипел в его крепкой руке. -Они ранены? -Нет, — сказала она так быстро, что он бы усомнился в этом, если бы не ласковая теплота в ее голосе. -Нет, с нами все в порядке. Я обещаю. Просто… Я действительно думаю, что нам нужно поговорить об этом с глазу на глаз, хорошо? Я дам тебе знать, как только мы тронемся в путь, и…-Раздался звук чего-то тяжелое падение и характерный звук бьющегося стекла. По крайней мере, крики прекратились. -Жан, мне нужно вернуться к команде. Жан посмотрел на телевизор, затем медленно протянул руку и взял пульт. Его палец завис над кнопкой включения, пока он боролся между ощущением, что что-то очень не так, и уверенностью, что Рене не станет лгать ему о Кевине или Натаниэле. В конце концов он нажал на кнопку, чтобы выключить телевизор, и сказал: -Я не буду смотреть. -Спасибо, — сказала она и тут же отключилась. Утро выдалось на редкость медленным, но Жан пережил недели скучных дней, проведенных в доме Эбби. По мере необходимости он ходил из гостиной в ванную и на кухню. Грызущее чувство в груди не ослабевало, но он старался отвлечься, как мог, просматривая матчи троянцев. На середине второго матча он уже подумывал о том, чтобы вернуться в постель, хотя бы для того, чтобы скоротать время, как вдруг его телефон пискнул входящим сообщением. Это было групповое сообщение от Джереми- Жану и Кевину: -Господи, мне так жаль. -Вы в порядке? Сердце Жана гулко забилось в груди. Он перевел взгляд с телефона на пульт от потемневшего телевизора, затем на ноутбук, стоящий на кофейном столике. То, о чем Рене не хотела, чтобы он знал, уже начало появляться в утренних новостях. Рене просила его не узнавать ответы на вопросы из новостей, но она не говорила, что он не может узнать их от кого-то другого. Он опустил взгляд на сообщение Джереми, большой палец навис над кнопкой «ОК», чтобы открыть ответ. В последний момент он нажал еще одну кнопку и набрал номер. Джереми сразу же взял трубку, и от его мягкого заботливого: -Эй, ты в порядке? — все волосы встали дыбом. На мгновение Жан почувствовал, что оступился, и подумал, что ему действительно следовало бы подождать Рене, но, сглотнув от ужаса, потребовал, -Что случилось? Последовавшее за этим молчание было бесконечным. В голове Жана пронеслась тысяча жалких вариантов, и тогда Джереми наконец произнес: -Прости. Я думал, ты услышал. Я не знаю, должен ли я…- Джереми запнулся, и Жан подумал, что, возможно, он собирается бросить трубку, а не объяснять. Затем он глубоко вздохнул и сказал: -Это Рико, Жан. Он ушёл. Жан потребуются недели, чтобы снова собрать этот день воедино; в течение нескольких недель он существовал в виде разрозненных мгновений, не совпадающих друг с другом. Он вспомнил звонок Джереми. Он помнил треск дерева и звон стекла, когда он уничтожал все, что попадалось ему под руку. Больше всего он помнил непреклонные руки сотрудников службы безопасности кампуса, которые ворвались в комнату спустя неопределенное время. К тому времени, когда они добрались до него, душ уже давно остыл. Жан сгорбился в дальнем конце ванны, как можно дальше от брызг, но его ноги, прижатые к груди, промокли насквозь. Он пытался сопротивляться, но не чувствовал ни одной части своего тела. Полотенца, которыми его обмотали, были словно ножи на его остывшей коже, и его наполовину вытащили, наполовину вынесли из комнаты. В это время дня в выходной Лисья башня была оживленным местом, и как только стало известно, что охрана врывается в комнаты общежития Экси, в коридорах образовалась значительная толпа. Жан видел их лица как цветные пятна, когда его тащили к лифту. Его имя звучало как эхо, заполняющее промежутки между ударами сердца, когда они видели татуировку на его лице. Появилась машина, и в окне показалось зеленое пятно. Незнакомые медсестры тянули за мокрую одежду, объединяясь, когда он пытался бороться с ними. Наркотики, от которых мутнели мысли. Жара, то медленная, то быстрая и слишком сильная. Белые, белые простыни. Радуга. -О, Жан, — сказала Рене, подойдя к нему. -Я просила тебя не смотреть. Он окинул комнату вялым взглядом. Она сидела на краю кровати рядом с ним, бедро к бедру. Одна его рука была зажата в двух ее. На его руках были свежие бинты, в слишком многих местах засохшая кровь. Он закрыл глаза, открыл их, попытался снова. Голова казалась ватной. Он помнил, или думал, что помнит, что раньше было немного ясности. Он так яростно сопротивлялся, что его снова пришлось усыпить. -Джереми, — сказал Жан. -Мы слишком поздно увидели его сообщение на телефоне Кевина, — тихо сказала Рене, что, по крайней мере, объясняло, почему кто-то натравил на него охрану. -Мы пытались позвонить тебе, но ты не ответил. -Где Кевин? Голос Натаниэля доносился откуда-то из другого конца комнаты: -Мы оставили его и тренера Ваймака в Западной Вирджинии. Он не сказал «на похороны». Он не сказал, что нужно скорбеть. Он не должен был этого делать, когда Жан мог собрать все воедино. Он не мог сказать этого, когда это никак не могло быть правдой. Жан поднял свободную руку к лицу и поднёс нетвердые пальцы к татуировке на скуле. Кевин был с Рико гораздо дольше, преодолевая зыбкую грань между любимым братом и грушей для битья. Неважно, как сильно Рико его обидел; они провели слишком много лет, полностью погрузившись друг в друга. Кевин должен был попрощаться. Не прощание, потому что Рико не ушел. Он не мог уйти. -Это неправда, — сказал Жан. -Сегодня утром состоялась пресс-конференция, — сказал Рене. -Тренер Морияма взял на себя личную ответственность за давление, которому подвергался Рико. Он подал в отставку… Она замолчала, когда Жан локтем оттолкнулся от нее. Он не удержался на ногах и врезался в стену у двери. Руки Рене тут же подхватили его, не давая опрокинуться, и она держалась, несмотря на его попытки освободиться от нее. -Жан, все в порядке. -Нет, — резко и панически ответил Жан.-Хозяин никогда бы не ушел. ERC не может его заставить. -Это был не ERC, — тихо сказал Натаниэль по-французски. Жан наконец повернулся, чтобы посмотреть на него. Натаниэль был единственным человеком в комнате, стоящим на страже в дальнем углу. Он выглядел слишком спокойным для всего этого. -Ичиро был на игре и сам видел, какой хаос Тэцудзи разводит в Эверморе. Когда Рико замахнулся на меня, Ичиро выбрал мою сторону. -Нет, — сказал Жан. -Я не поверю. -После того как полиция уехала, меня пригласили в Восточную башню посмотреть, — сказал Натаниэль. -Наверное, в знак уважения, потому что все, о чем я его предупреждал, сбылось. Сначала он изгнал Тэцудзи из Экси: больше никакого Эдгара Аллана, никаких профессиональных команд, никакого ERC. Потом он разобрался с Рико. -Я тебе не верю, — настаивал Жан. -Рико — король. Он — будущее Экси. Он — Морияма. Они никогда бы не убили его. -Он был, — сказал Натаниэль с некоторым акцентом, — королем. Теперь он мученик. Последние силы покинули Жана, и он медленно опустился на землю. Дрожь, пронзившая его грудь, должна была бы вызвать отвращение, но этого оказалось недостаточно. Это не было похоже ни на радость, ни на облегчение; это было похоже на потерю. Жан ненавидел это, ненавидел, ненавидел. Ему хотелось вцепиться когтями в собственное лицо. Он хотел разорвать горло, пока не найдет узел, из-за которого было так трудно дышать. Марсель был потерян для травмы. Двери Эвермора были закрыты для него. Мастер был изгнан. Рико был мертв. Все, что Жан когда либо знал, исчезло. Кем он был без них? Его сердце заколотилось с такой силой, что задрожал каждый дюйм. Как жалко, как утомительно исполнять одно из самых дорогих и отчаянных желаний и не чувствовать ничего, кроме грызущего душу смятения. Это было несправедливо. Он хотел сказать это, но не было смысла говорить, если он даже не верил в справедливость. Лучшее, что ему удалось, — это придушенный звук, который рвался наружу. -Эй, — сказала Рене, опускаясь на колени рядом с ним. Одна ее рука обхватила его затылок, и она наклонилась вперед, чтобы прижаться лбом к его виску. Он чувствовал биение ее сердца на своей коже — ровный метроном, под который он мог бы подстраивать свое неровное дыхание. Ему не хватало сил оттолкнуть ее, но он подтянул колено к своей ноющей груди, чтобы создать небольшую преграду для ее комфорта. -У тебя есть я. Можно отпустить. Это дало ему достаточно сил, чтобы сказать: -Я не буду его оплакивать. -Может, дело не в нем, — сказала Рене.-Может, ты оплакиваешь разрушения, которые он сделал из вашей жизни. Ты можешь оплакивать то, что он у вас отнял. Даже здесь, даже сейчас отрицать это было инстинктивно: -Он ничего у меня не брал. -Он попытался вырваться из ее хватки, но она не отпустила его. -Вы видели его тело? -Нет, — призналась Рене. -Да, — сказал Натаниэль, пересекая комнату. Он опустился на корточки перед Жаном и изучал его спокойными голубыми глазами. Он подождал, пока Жан не переведет на него затравленный взгляд, а затем сжал пальцы, как пистолет, и прижал их к своему виску. -Бум, и его не стало. Впечатляет, не правда ли? Как легко эти монстры умирают в конце концов. -На мгновение он посмотрел куда-то вдаль. Жану не нужно было спрашивать, куда он делся: на то, что Веснински сделал с его лицом, трудно было не обратить внимания. -Он мертв, Жан. -Обещай мне, — сказал Жан с отчаянием, которое должно было убить его. Натаниэль не колебался. -Я обещаю. Жан прижался лбом к колену и закрыл глаза. Он считал вдохи и выдохи, пытаясь успокоить свое бешено колотящееся сердце, прежде чем оно проделает дыру прямо в его грудной клетке. Темные мысли, закрадывающиеся в его сознание, говорили, что нужно все отвергнуть, что это продуманный трюк, срежиссированный Морияма, чтобы убрать Рико из центра внимания, пока он еще больше не опозорил семью. У него не было никаких оснований доверять Натаниэлю, маленькому бешеному лисенку, который целую жизнь учился лгать. Если бы он не услышал это сначала от Джереми, если бы Рене не прижимал его к себе, он мог бы с ходу отвергнуть эту нелепую ложь. Но, возможно, это было на самом деле. Может быть, Ичиро действительно выбрал их. Свобода была прозрачной ложью, и в безопасность невозможно было поверить, но, может быть… -Мне нужно вернуться к остальным, — сказал Натаниэль. -Он со мной, — пообещала Рене. -Я провожу его к Эбби, когда он будет готов. Жан услышал шорох ткани, когда Натаниэль встал, но как только Натаниэль отошел, Жан вслепую потянулся к нему. Он едва узнал свой собственный голос, когда сказал: -Нил, — но этого было достаточно, чтобы мужчина остановился. Кончики пальцев Жана наконец-то нашли джинсовую ткань, но он не пытался ухватиться за другого человека. -Это была хорошая игра. -Да, — сказал Нил Джостен с улыбкой в голосе. -Так и было, не так ли? -Дверь тихонько скрипнула, открываясь, и еще тише закрылась. Жан сосредоточился на сердцебиении Рене и считал вдохи, пока не стало так больно быть живым. Самой жестокой шуткой недели стала не смерть Рико или немыслимая победа «Лис», а то, что школьный семестр все равно продолжался. В понедельник начались выпускные экзамены. Эдгар Аллан согласился, чтобы Эбби принимала экзамены у Жана при условии, что он будет сдавать их на территории кампуса; его профессора будут присылать по факсу в офис Ваймака раз в день. В понедельник утром Жан встал, когда Эбби уже встала, и на пассажирском сиденье поехал в Лисью нору. Ярко-оранжевые ленты были намотаны на большинство звеньев цепной ограды вокруг стадиона, а студенты заглядывали сюда, чтобы приклеить написанные от руки знаки триумфа и поддержки. Носки и футболки добавили ко всему хаоса, и Жан заметила по крайней мере один бюстгальтер, зацепившийся за петлю ограды. Было удивительно, что они так испортили свой собственный стадион. Эдгар Аллан строго наказал бы своих студентов за такое неуважение. Возможно, это был единственный вариант, когда они разрешили бы это сделать, и если бы ученики оставили подношения для Рико за пределами Эвермора. Жан почувствовал, как его мысли перевернулись, а центр начал сдавать, и он выкинул Рико из головы с такой силой, что у него защемило сердце. Эбби устроила Жана в главной комнате, вручив ему экзаменационный лист и зачитав вслух краткие инструкции. Жан потыкал карандашом в кончики пальцев, ожидая, пока Эбби запустит таймер и уйдет. В эти выходные он совсем не занимался, но бесконечные часы, которые он посвятил занятиям в последние полтора месяца, принесли свои плоды. От Воронов не требовалось ничего особенного на занятиях: пока они набирали минимальный средний балл, чтобы сохранить место в составе, тренеры больше ничего от них не ждали. Несмотря на то что Жан разрешил себе провалить тест, он был уверен в большинстве своих ответов. Он закончил работу за несколько минут до конца. Вместо того чтобы проверить свои ответы, он встал и подошел к дальней стене. Кто-то обклеил ее фотографиями Лисов. Некоторые из них были сделаны на вечерах игр или вырезаны из газет, но большинство представляли собой «Лисы» в состоянии покоя, и лишь немногие из них были сделаны на стадионе. Жан видел кинотеатры, уютные спальни и рестораны. Здесь были и задиристые селфи женщин, одетых для ночного выхода в свет, и снимки с банкетов Экси, и не один раз Лисы корчили нелестные рожицы перед камерой, раскинувшись на пледах для пикника или неудобных диванах. Они выглядели нелепо и несочетаемо. Они выглядели яркими, живыми и беззаботными, словно забыли обо всем, что позволило им попасть в состав лис. В коридоре раздался звук таймера. Жан подумывал о том, чтобы вернуться на свое место, пока его не застукали, но в итоге остался на месте. У края коллажа висела фотография Рене. Она стояла затылком к окну и обеими руками указывала вверх и за плечи. Жан не сразу разглядел радугу в далеком небе. В углу фотографии кто-то приклеил маленькую липкую записку с надписью «Кто лучше носит?». Эбби вышла проверить его и забрать анализы. -Позволь мне взглянуть на твое колено. Жан снял со стены фотографию Рене. Эбби ничего не сказала о краже, хотя должна была ее видеть, но молча проводила его обратно в свой кабинет. После тщательной проверки этого и новых травм, полученных им при разгроме комнаты Нила в общежитии, она разрешила ему ходить по стадиону. Ему все еще не разрешали пользоваться тяжестями или заниматься фитнесом, но он готов был вытерпеть все. Это не означало, что оставаться в полном одиночестве на внутренней площадке было некомфортно, и Жану приходилось заставлять себя двигаться, когда все в нем приказывало вернуться в раздевалку, где находилась Эбби. Он часами ходил по кругу, проверяя, насколько легко колено и лодыжка выдерживают его вес, а после обеда добавил лестницу. Время от времени он чувствовал усталость в колене, и тогда он проходил ряды сидений, пока она не стихала, а затем снова пытался двигаться. Вторник и среда прошли по той же схеме, но в среду вечером все изменилось. В среду вечером состоялись похороны Рико. Жан весь вечер смотрел в темный телевизор и представлял себе Ваймака и Кевина, сидящих бок о бок на церковных скамьях. Похороны стали поворотным моментом. Эдгар Аллан, Вороны и самые ярые и фанатичные последователи Воронов до сих пор были погружены в скорбь и отрицание. Когда служба закончилась и от Рико остались лишь пепел и кости, разговоры стали переходить на другое русло. В течение нескольких дней появлялись статьи и эссе о безумном давлении, оказываемом на звездных спортсменов и знаменитостей. Теперь тон становился все мрачнее и злее, как всегда, когда в дело вступали «Вороны». Вина постепенно стала перекладываться на крошечную команду, разрушившую репутацию Рико, и на идеальный двор, бросивший короля, который выбрал их для славы. Имя Нила всплывало с пугающей частотой, но Кевин и Жан не отставали от него. Жан мог выдержать лишь один день, когда в его адрес посыпались отвратительные слухи и обвинения, после чего он решил полностью отказаться от просмотра новостей. Последние дни учебного года — единственное, что сдерживало людей, — так считала Эбби, и Жан слышала, как она разговаривала по телефону с Лисами, призывая их уехать из города как можно скорее после окончания экзаменов. Жан забыл, что некоторые — почти все — школы предоставляют своим спортсменам отпуск на лето. Эбби сказала Жану за ужином в четверг вечером, что в городе останутся только три Лиса, и Жану не нужно было спрашивать, кто из них трое. Остальные разбегутся по ветру, прежде чем возмездие настигнет их. В пятницу Рене нашла его на корте, прихватив с собой письмо, которое Эбби, должно быть, передал ей, чтобы она доставила его. На нем была надпись USC, поэтому Жан открыл его, когда Рене села рядом с ним. Внутри лежал билет на самолет и рукописное письмо от Джереми. Похоже, они нашли место для Жана, но им нужна неделя, чтобы некто по имени Джиллиан смог съехать первым. Он будет жить в комнате с Каталиной Альварес и Лайлой Дермотт: стартовой защитницей и лучшим вратарем Университета Южной Калифорнии на сегодняшний день. Джереми пообещал, что будет встречать Жана из аэропорта, когда тот приедет. Под его подписью почти неразборчиво было написано чужим почерком, и Жану пришлось несколько раз наклонить письмо, прежде чем он разобрал восторженное «Let's fucking goooo!!!». Жан медленно сложил письмо и посмотрел на билет. Жан решил, что Джереми договорился о встрече с Кевином. Он не знал Ваймака достаточно хорошо, чтобы быть полностью уверенным, но был почти уверен, что тот спросил бы его, прежде чем закладывать что-то подобное. То, что его жизнь решают за него, было привычным ощущением, поэтому Жан не стал тратить время на жалобы. Он передал Рене свой билет, чтобы она могла его увидеть. -Это раньше, чем я думала, — признала она. -Полагаю, он хочет, чтобы вы лежали на земле, где их медсестры смогут хорошо вас осмотреть. Кевин никогда не говорил им о степени твоих травм; все, что они знают, — это то, что ты выбыл из строя на три месяца. Рене протянул его обратно и наблюдал, как Жан вложила в конверт и письмо, и билет. Она сказала с большей уверенностью, чем он сам: -Это будет здорово. У тебя будет время привыкнуть к городу, прежде чем приступить к тренировкам с новой командой. Я слышала только хорошее о вашем новом капитане. -От Кевина, — догадался Жан. -Его предвзятости нельзя доверять. Она рассмеялась. -Возможно, но это немного очаровательно, не так ли? Обычно он не так откровенно выражает свое восхищение. -Это освежает только вас. Мне приходится терпеть это столько, сколько я его знаю. Он дурак. Экси, как и положено, — сказал он с острой насмешкой. -Он увянет, если окажется в их рядах; он слишком вспыльчив, чтобы выдержать хоть один день на их площадке. Рене прижалась плечом к его плечу. -Тогда ты точно впишешься. -Она дразнилась, но Жан ответил: -Я буду ненавидеть их, но сделаю все, чтобы выжить. Рене с минуту ничего не говорила, а затем обратила на него серьезный взгляд. -Они спросят тебя о твоих травмах. Ты знаешь, что скажешь? -Я получил травму во время тренировки, — сказал Жан. Рене ответила с язвительной улыбкой. -Не думаю, что ваши медсестры будут впечатлены таким ответом. А Жан? Этого не объяснишь.- Она провела кончиками пальцев по его груди и изучила его рубашку, словно могла видеть сквозь нее шрамы. -Я не помню, чтобы Золотой корт был устроен так, чтобы обеспечить конфиденциальность, как мы здесь. Они захотят узнать, что произошло. -Вороны никогда не спрашивали, — сказал Жан. -Они знали, что это не их дело. -Предположительно, они также могли догадаться, откуда они пришли, — сказала Рене, и Жан не стал отвечать на это легкое обвинение. Рене подумала еще несколько мгновений, прежде чем отпустить руку. -Если ты не хочешь — не можешь — рассказать им правду, ты можешь сделать так, чтобы они не чувствовали себя неловко и не лезли не в свое дело, — предложила она. Когда Жан лишь взглянула на нее, она слегка пожала плечами. -Например, внушить им, что они старше Эвермора. Это семейное. В любом другом случае это было бы смело, но Рене рассказала ему о своих родителях еще в феврале, и Жан был достаточно честен, чтобы признать, что в ответ ненавидит своих родителей. Он не стал вдаваться в подробности, и она не стала настаивать, но если бы она знала, как он оказался под опекой Рико, то, скорее всего, догадалась бы, чем занимались его родители. -Этого будет достаточно? -спросил Жан. -Я почти уверена, — пообещала Рене. -Люди обычно становятся беспокойными, когда насилие исходит из дома. Жан обдумал это. -Я доверюсь тебе. Несколько минут они сидели в тишине, прежде чем Рене спросил: -Хочешь, я останусь с тобой, пока ты не улетишь? Жан размышляла над этим целую минуту, прежде чем сказать: -Не думаю. Рене кивнула, словно ожидала этого. В ней была какая-то сладость, одновременно печальная и прекрасная, и на мгновение Жану стало больно от жестокости всего этого. Он подумал о том, как она всю ночь ехала к Эдгару Аллану после того, как он написал ей сообщение, как она настроила Андрича против его собственной звездной команды, пригрозив ему расправой. Он думал о том, как она неделю за неделей заходила к Эбби, чтобы посидеть с ним, чтобы он не был одинок, как ее непоколебимая вера в то, что он справится и станет лучше, ее звонок из Западной Вирджинии, отчаянный призыв защитить его после казни Рико. Он думал об Эверморе, о годах, проведенных в черных залах без окон. Тяжелые чеки, голодные руки и слишком острые ножи, и снова, и снова практика, которая занимала большую часть его дня. Он думал о Кевине, шептавшем по-французски в темных углах, и об утоплении. Обещание, данное от его имени без его согласия, смерть, которая сломала и изменила все, и билет на новый старт, которого он не заслуживал, но который был ему необходим, если он собирался оставаться в живых достаточно долго, чтобы чего-то стоить. Я — Жан Моро, подумал он, а затем: Кто такой Жан Моро, если он не Ворон? Это был вопрос, требующий ответа, и проблема, с которой она не могла ему помочь. Это оставило в нем горькую боль, не похожую на синяк, но Жан знал, что лучше не думать, что все может сложиться иначе. Возможно, было бы некрасиво тянуться к ней после такого отказа, но Жан поддалась искушению и заправил волосы за ухо. Она взяла его за руку, чтобы впиться поцелуем в его ладонь, и он наблюдал за тем, как легко ее пальцы скользят между его пальцами. -Мы правильные люди, я думаю, — сказала она, изучая его. -Просто сейчас…неподходящее время. Если бы ты остался, возможно, все было бы по-другому, но я знаю, что ты этого не сделаешь. Я знаю, что ты не можешь, — поправила она себя. -Было бы несправедливо просить тебя об этом и жестоко с моей стороны усложнять твое путешествие. -Мне очень жаль, — сказал он и серьезно добавил. -Не стоит, — сказала Рене так спокойно и искренне, что он был вынужден ей поверить. В кармане зазвонил будильник, но Рене, не глядя, вытащила телефон и отключила его. -Я хочу для тебя только лучшего, и сейчас это не мы. Если тебе нужен чистый лист, когда ты переедешь, чтобы оставить все это позади, я пойму, но я всегда здесь, если я тебе понадоблюсь. Благодарность показалась мне уместной, но Жан только и смог сказать: -Я знаю. Когда он вопросительно указал на ее телефон, она поднялась на ноги. -Напоминание о последнем экзамене, — сказала она. Она немного постояла перед ним, глядя в его осунувшееся лицо с отстраненным выражением лица, а затем подняла руку, чтобы расстегнуть застежку на ожерелье с крестом. Жан протянул к ней руку и увидел, как на серебряной цепочке заиграли блики света. Слишком долгие годы в Гнезде разнесли в клочья его детскую веру, но он все равно сомкнул пальцы над ней. Может быть, ему показалось, что он чувствует ее тепло, прилипшее к металлу, но это все равно успокаивало. Она улыбнулась, медленно, уверенно и блестяще, и сказала: -Я так горжусь тобой за то, что ты зашел так далеко. Мне не терпится увидеть, как далеко ты сможешь зайти, когда наконец-то сможешь без страха расправить крылья. Летай спокойно, Жан. Мы увидим тебя на корте в финале. -Возможно, так и будет, — согласился он, и она оставила его наедине с его мыслями. На кончиках пальцев он сосчитал до двух: Прохладный вечерний ветерок. Радуга. К вечеру пятницы Ваймак и Кевин вернулись в Южную Каролину, а к полудню субботы Лисов осталось только трое. Жан знал слишком много о летних планах остальных, благодаря подслушанным разговорам между Ваймаком и Эбби. Он упорно пытался вычеркнуть эти сведения из своего мозга как неважные, ведь какое ему дело до того, что этот отправляется в Германию, а тот проводит несколько недель в семье чирлидерши? Все, что действительно имело значение, — это то, что до отлета оставалась почти неделя. В понедельник общежития на кампусе закрылись на лето, и оставшиеся Лисы переехали к Эбби. Внезапное появление лишних тел оживило дом, заполнив тишину и пространство так, как никогда не удавалось нечастым гостям Жана. Он просыпался под препирательства Кевина и Нила о командах и тренировках и засыпал, слушая, как Эбби укоряет Эндрю за потребление сахара. Время от времени Эндрю и Нил переговаривались на незнакомом ему языке. -Немецкий, — сказал Кевин, увидев, что Жан наблюдает за ними. Это было первое, что он сказал Жан после возвращения в Южную Каролину. Когда-нибудь они поговорят о победе «Лис», когда-нибудь — о «Воронах». Сегодня смерть Рико стала пропастью между ними, которую никто не был готов преодолеть. -Уродливый язык, — сказал Жан, и Кевин погрузился в свои мысли. Теперь, когда Жан стал мобильный, Ваймак приходил реже, но все равно заглядывал раз в два вечера, чтобы воспользоваться стряпней Эбби и высказать своей команде претензии. В те часы, когда они все были в одном месте, Жан изучал их, удивляясь, как прошлогодний беспорядок в команде зашел так далеко. Он наблюдал за тем, как Эбби и Ваймак подходят друг другу, ворчат и суетятся, но в их отношениях всегда присутствует ласковая, легкая нотка. Когда товарищи Эндрю по команде особенно педантичный Эндрю всегда в первую очередь обращался к Ваймаку. Осторожные фальстарты между Ваймаком и Кевином были самыми сложными, поскольку они проверяли на прочность незнакомые границы между тренером и отцом. Жан заметил, как Эндрю и Нил двигались, словно попав в притяжение друг друга, находясь в пространстве друг друга больше, чем вне его, — сигаретный дым, одинаковые нарукавные повязки и затяжные взгляды, когда кто-то надолго выпадал из орбиты. Он всегда считал, что именно высокомерие Нила привело его в Эвермор на Рождество. Теперь он думал, что дело в чем-то другом, но не ему было это комментировать. Натаниэль был его нарушенным обещанием; жизнь Нила его не касалась. Впрочем, долго размышлять об этом ему не пришлось, потому что каждый день недели приносил все больше возмездия от фанатов, которых «Лисы» обидели своей победой. Ваймак скорее устал, чем разозлился, когда рассказывал о новых бедах каждого дня: о черных чернилах, окрасивших пруд в кампусе, о граффити УБИЙЦЫ и МОШЕНИКИ на стенах стадиона, об угрозах взрыва и поджога, из-за которых охране приходилось сопровождать «лис» на их площадку и обратно во время внеплановых тренировок. В среду утром среди тренеров поползли новые слухи: Эдгар Аллан закрыл «Гнездо». Вороны разбрелись по домам, чтобы побыть с семьей и пройти обязательную консультацию. Жан вышел из комнаты еще до того, как Ваймак закончил говорить, и на весь оставшийся день заперся в своей комнате с тетрадями. Паника едва не заставила его вырвать все страницы из книг, но он вовремя успел отложить их в безопасное место. Когда поздно вечером Жану снова пришлось выйти из комнаты за водой, Ваймак все еще бодрствовал и ждал его. Ваймак не стал спрашивать ни о Гнезде, ни о Воронах, а сказал: -В Лос-Анджелесе тебе будет безопаснее. Мы здесь сами по себе, на нашей стороне никого нет, а в команде охраны кампуса всего двадцать человек. Лос-Анджелес — это совсем другой зверь, а калифорнийский университет находится в самом его сердце. Никто не будет настолько глуп, чтобы начать с ними драку, потому что они знают, что город всегда победит. Это был не вопрос, поэтому Жан не ответил. Ваймак дал ему лишь несколько мгновений, чтобы переварить услышанное, прежде чем сказать: -На этой неделе я разговаривал с тренером Реманном, чтобы вы знали. На нас оказывают давление, чтобы вы с Кевином предстали перед камерой. Мы изо всех сил сопротивляемся, — сказал он, заметив острый взгляд Жан, — потому что знаем, что это слишком в ближайшее время, чтобы отдать кого-то из вас на растерзание этим стервятникам. Но рано или поздно наши школьные советы заберут выбор из наших рук. -Не мое дело общаться с прессой, — сказал Жан. -Я не буду этого делать. -Им есть что сказать о вас, — заметил Ваймак не без злобы.-Было бы не так уж плохо ответить и уладить кое-какие дела. Когда Жан лишь упрямо молчал, Ваймак вздохнул и взял со стойки свою пачку сигарет. Он откинул ее в сторону, проверяя вес зажигалки, и сказал: -Поспи немного. Завтра будет долгий день. Позже Жан поймет, почему Ваймак так беспокоился о нем, но позже будет уже поздно что-либо предпринимать. - Джереми К тому времени как Джереми смог покинуть обеденный стол в среду вечером, он пропустил почти двадцать текстовых сообщений. Его телефон работал почти без остановки уже больше недели, начиная с известия о смерти Рико и заканчивая пресс-конференцией Тэцудзи. Большую часть сообщений отправляла Кэт, которая не могла устоять перед отслеживанием сплетен и мнений в Интернете, но когда неделя выпускных экзаменов подошла к концу и началась первая неделя летних каникул, групповой чат заработал в полную силу. То, что Пальметто Стэйт Лисы могли быть чемпионами и при этом оставаться козлами отпущения в NCAA, утомляло. Казалось, каждый раз, когда Джереми открывал телефон, появлялась новая волна слухов или сообщений о новых нападениях на их кампус. Он уже видел подобную реакцию прошлой весной, когда Кевин Дэй объявил о своем переходе в команду «Лисы» по экси, поэтому, хотя он и был разочарован участившимися случаями вандализма, он не был полностью удивлен. Кевин выглядел скорее раздраженным, чем обеспокоенным, когда Джереми проверял его, поскольку это означало дополнительные меры предосторожности во время его личных тренировок, поэтому Джереми старался не слишком беспокоиться. До сих пор USC казался неуязвимым для жары, но Джереми не мог сказать того же о своем новом игроке. Мельница слухов работала сверхурочно, чтобы опорочить Жана Моро. Некоторые из них были чистой воды пропагандой, как, например, обвинения в его талантах, когда его статистику можно было легко найти. Многое из этого был бардак в духе «он сказал, она сказала», из разряда «друг друга знает, друг друга слышал», который больше подходит для школьных коридоров. Жан работал в «Воронах» уже три года, но ни разу не общался с прессой. В этом не было ничего необычного, поскольку Эдгар Аллан заставлял Рико и Кевина давать интервью и делать заявления для команды, но это означало, что не было ничего, что могло бы намекнуть на личность Жана. Не имея ничего конкретного, он становился объектом охоты для анонимных ненавистников в Интернете, и они с удовольствием создавали себе гопника из ничего. Кто-то говорил, что он регулярно избивал новичков «Воронов» до полусмерти, кто-то утверждал, что Жан завидовал рангу Рико и без устали издевался над ним, а самый громкий слух утверждал, что Жан проспал свое попадание в состав «Воронов». Жана обвиняли как причину ухода Кевина из «Эдгара Аллана». По одной версии, он уговорил Кевина, чтобы подорвать авторитет Рико, по другой — он прогнал Кевина своей жестокостью. И так по кругу. Прямо противоположной этой предполагаемой ненависти стороной его личности был один мутный слух из штата Пальметто: якобы Жан пытался покончить с собой в знак солидарности в то утро, когда умер Рико. Это исходило прямо от спортсменов, которые видели, как охрана вытаскивала окровавленного и бредового Жана из общежития экси. Джереми не знал, насколько стоит доверять последнему утверждению, но в тот же день тренер Ваймак позвонил ему с телефона Кевина и попросил Джереми некоторое время держать дистанцию. Чувство вины грызло его сердце, как неуютная мышь. Слухи неизбежно должны были дойти до троянцев, но Джереми, пытаясь развеять их опасения, придерживался двух простых истин: Кевин никогда бы не отправил к ним Жана, если бы тот был таким негодяем, как все утверждали, а сам Жан попросил внести изменения в свой контракт, чтобы быть уверенным, что он будет связан с их добродушным представлением. Не было никаких гарантий, что с ним будет легко ужиться, но разве стал бы он вообще вводить эти правила, если бы не собирался наладить отношения? В большинстве случаев этого было достаточно, чтобы успокоить их сомнения, но Ксавье в частном порядке сообщил ему, что Кевин и Жан не играли вместе уже больше года. Неизвестно, кем стала Жан в отсутствие Кевина, когда он занял место на стороне так называемого короля. Троянцы были обеспокоены, и они останутся таковыми до тех пор, пока не смогут оценить Жана по достоинству. Привезти Жан в Калифорнию завтра, за целый месяц до начала летних практик Джереми предложил им единственный мир. -Опять драма, — догадалась Аннализа, и Джереми поднял взгляд от телефона. Его младшая сестра перекинула сумочку через плечо и держала в руке ключи. В отличие от Брайсона, который всегда приезжал домой на лето, она настаивала на том, чтобы иметь собственное жилье на другом конце города круглый год. Выражение ее лица было спокойным, не обеспокоенным, но Джереми тут же сунул телефон в карман и пошел встречать ее к входной двери. -Люди затевают драки с нашей новой звездой, — признался он, придержав для нее дверь. -Мельница слухов работает сверхурочно. -Пора устроить новый скандал, да? — спросила она. -Закончим так же, как и начали. Он не вздрогнул, но это было близко. Когда-то она ходила на все его школьные игры, но это было до осеннего банкета, который расколол их семью пополам. С тех пор она постаралась забыть все, что знала об Экси, и никогда не простила ему этого. Он прокрутил в голове сотню гипотетических споров со своим психотерапевтом, готовясь к тому дню, когда наконец даст ей отпор, но каждый раз, когда такой шанс выпадал, он смотрел, как она проносится мимо в жалком молчании. Он последовал за ней к машине, но Аннализа заставила его подождать, пока она доставала из сумочки бальзам для губ. Она обильно нанесла его, несколько раз чмокнула губы, а затем бросила на него многозначительный взгляд. -Что дедушка думает об этих ваших инвестициях? Это была очевидная приманка, но это не смогло унять ярость Джереми: -Он не наш дедушка. -Осторожно, — предупредила его Аннализа, роясь в карманах ключей. -Ты уже разрушил семью. Не разрушай и мое будущее. Дверь. Он открыл дверцу ее машины, а челюсть работала над аргументами, которые всегда звучали слишком пусто. Аннализа села на водительское сиденье и махнула ему рукой, как только ее ноги оказались на свободе. Джереми закрыл ее дверь и отступил на шаг назад. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы пристегнуться и устроиться поудобнее, и тут машина ожила с тихим урчанием. Она отъехала, не оглядываясь назад. Джереми смотрел, как исчезают задние фары, когда она выезжает с подъездной дорожки, а затем повернулся, чтобы осмотреть свой дом. Искушение отправиться прямиком к Кэт и Лайле было почти непреодолимым, но сегодня не тот случай. Сегодня была их годовщина, и он не собирался портить ее своей семейной драмой. Он присел на короткую стенку фонтана и просмотрел сообщения. Поскольку Кэт отвлеклась, большинство сегодняшних сообщений было от других сплетников Троянской линии. Джереми не был уверен, что у него хватит сил на новые плохие новости, но тут пришло новое сообщение с номера, которым он не пользовался уже несколько месяцев. Это было сообщение от Лукаса, с которым он не так часто общался за пределами площадки. Подрастающий юниор был надежным защитником, хотя в основном ему приходилось выходить на замену против слабых соперников «Троянцев». -Мы можем поговорить? — вот и все, что было написано в сообщении. Джереми тут же позвонил ему. -Привет, Лукас. Ты в порядке? -Грейсон вернулся домой вчера вечером, — сказал Лукас скучным и отстраненным голосом. Джереми повернулся на своем насесте так, чтобы дом находился у него за спиной, как будто благодаря меньшему количеству света в глазах он мог лучше слышать Лукаса. Старший брат Лукаса Грейсон играл за «Воронов», но Лукас старался не говорить о нем. Коди как-то сказали Джереми, что ему это не интересно, а неприятно. Предположительно, Воронам запрещалось связываться с собственными семьями, как только они подписывали контракт с Эдгаром Алланом. Это было похоже на чепуху, но Грейсон отказался признать Лукаса даже после того, как тот подписал контракт с «Троянцами». -Как он? -спросил Джереми. -А как ты? Лукас помолчал некоторое время, прежде чем сказать: -Он не прав. Я не… я не должен этого говорить, я знаю, что не должен, но я…-Он запнулся, борясь с самоосуждением, прежде чем сказал слишком много. -Я даже не узнаю его. Он не ест, не спит, он просто… подождите, — сказал он и замолчал. Джереми напрягся, пытаясь расслышать то, что отвлекло Лукаса, но ничего не получилось. Прошла неприятная минута, потом другая, и когда Джереми уже начал беспокоиться, Лукас вернулся. -Он очень зол. -На тебя? -спросил Джереми, встревоженный. -На все, — уклончиво ответил Лукас. -На нас. Больше всего на Жана. Джереми спросил: -Ты чувствуешь себя в безопасности, когда он рядом? -Он мой брат, — сказал Лукас. -Я не об этом спрашивал, Лукас. Лукас молчал слишком долго. Ни молчание, ни то, что за ним последовало, не улучшили самочувствие Джереми: -Думаю, да. -Если все изменится, у тебя есть куда пойти? -Я мог бы остаться с Коди, может быть, — неуверенно сказал Лукас. -Если они не вернутся в Теннесси к Кэмерон, я имею в виду. Ни за что на свете, подумал Джереми, но если Лукас не знал, как сильно кузены ненавидят друг друга, он не собирался в это вникать. Он лишь сказал: -Да, это хорошая идея. Ты же знаешь, им скучно без того, чтобы кем-то командовать. Это вызвало у него тихое хихиканье. -Да, это правда.-Юмор быстро улетучился, когда он продолжил. -Я просто… хотел выговориться, наверное. Я волнуюсь за него, но я также волнуюсь и за нас, раз уж ты привел одного из них в наш состав. Если бы ты видел, каково сейчас Грейсону, если бы ты знал, каким он был раньше, ты бы меня понял. -Я присмотрю за нами, — сказал Джереми.-Ты позаботься о себе и своем брате, хорошо? У него был тяжелый конец года. Это было такое упрощение, что показалось бездушным, и Джереми не мог не поморщиться. -Сейчас ты нужен ему как никогда, но если мы тебе понадобимся, обязательно позвони нам. Мне все равно, в какое время. -Да, кэп, — сказал Лукас. -Спасибо. Лукас довольно быстро распрощался с ним, но Джереми остался на месте еще долго после окончания разговора. Он прижимал телефон к щеке, а мысли бежали от него: Побежденный страх Лукаса, недоброжелательные слухи Воронов и искренняя просьба Кевина освободить место для Жан. Он думал о сломанной руке Кевина, о том, как Жана выгнали из состава в середине чемпионата, о том, как Рико покончил с собой в замке Эвермор после первого в истории поражения «Воронов». Он думал о том, что люди говорили, будто Жана вытащили из общежития спортсменов в окровавленных полотенцах в то утро, когда умер Рико, и Джереми убрал телефон. -Это правильный шаг, — сказал он себе. Он должен был поверить в это, но Джереми не думал, что его нервы успокоятся, пока Жан не окажется в Калифорнии и Джереми не сможет встретиться с ним лицом к лицу.