The Sunshine Court/Солнцекорт

Жан Оказалось, что жизнь чрезмерно усложняется, когда нет штата сотрудников, которые занимаются мелочами повседневного существования. Первая неделя пребывания Жана в Калифорнии прошла по определенной схеме. По понедельникам Лайла и Кэт проводили глубокую уборку квартиры, предварительно прочитав Жану лекцию о том, какие химические вещества он не должен смешивать ни при каких обстоятельствах. По четвергам готовилась еда, якобы для того, чтобы можно было устраивать вечера игр и поездки на выходные во время учебного года. Жан научился у Лайлы сортировать и стирать белье, а с Кэт познакомился с местным продуктовым магазином вдоль и поперек. Каждое утро они ходили в фитнес-центр на территории кампуса. Жану нельзя было доверить захват тяжестей, если возникнет такая необходимость, поэтому Лайла и Кэт подмечали друг друга, пока он делал растяжку и ходил по одной из беговых дорожек. После обеда женщины занимались тем, что им нравилось, — бродили по центру города, ходили по магазинам или просматривали распродажи недвижимости. Однажды Лайла затащила их в библиотеку, где, как был уверен Жан, пролистала все книги на полках, а Кэт отправилась осматривать достопримечательности города и окрестностей. В один из солнечных дней Кэт отправилась в долгую поездку на мотоцикле, оставив Лайлу и Жан на благословенно тихий полдень в доме. Жан шел туда, куда его вели, потому что это было лучше, чем оставаться в доме одному, отвечал на их наименее навязчивые вопросы и пытался-безуспешно-не быть полностью ошеломленным тем, насколько велик Лос-Анджелес. Он был столь же захватывающим, сколь и ужасным, и к тому времени, когда они каждый вечер возвращались в безопасное место в доме, его нервы были на пределе. Помощь Кэт в приготовлении пищи стала тихим источником комфорта, способом замедлиться и позволить дневным стрессам уйти. На той неделе Джереми каждый вечер приходил к ним на ужин, очевидно, незваный у себя дома из-за своих волос. Он смеялся, когда объяснял это, но Жан видел тени в его глазах и мрачный взгляд, которым Кэт и Лайла обменивались, как только Джереми отворачивался. Жан не в праве был спрашивать, по крайней мере, пока это не мешало им играть на корте, он спокойно отложил это знание на потом. В пятницу Джереми пришел в дом как раз в тот момент, когда они начинали готовить ужин. Лайла и Джереми удобно устроились на двух из трех табуретов, чтобы поболтать, а двое других принялись за работу: Жан неуклюже нарезал перец, а Кэт жарила мясо на плите. Жан был уже на полпути к своей стопке, когда телефон Джереми пиликнул. Жан уже не раз слышал, как звонит его телефон, и знал, что это его вызывает кто-то из бэклайнеров. Джереми, по причинам, которые он не мог в достаточной степени объяснить, назначил каждому из участников линии свое животное в качестве предупреждающего звука. В групповых чатах звучали куранты с разной частотой, и его семья всегда выделялась из общего ряда. Это была обычная какофония, когда Джереми был занят, и, как бы это ни раздражало, она заставляла Жана думать о Рене, с которой он так и не связался после приезда в Калифорнию. Джереми наклонился в одну сторону, чтобы достать свой телефон. -Коди, — сказал он удивленно. -Наверное, удивляется, почему их до сих пор не пригласили познакомиться с Жаном, — сказала Лайла. Кэт принесла сковороду с мясом и выложила кусочки на бумажное полотенце. Она подтолкнула Жан локтем, говоря: -Формально у Коди нет звания в команде, но они считают себя фактическим лидером линии обороны. Этим летом они вместе с Ананьей и Пэт будут жить на побережье в Карлсбаде, так что вам придется как-нибудь встретиться. Джереми, спроси их, не набрались ли они смелости… -Это Лукас, — сказал Джереми таким тоном, что Кэт сразу же замолчала. Вместо того чтобы объяснять, он набрал номер и приложил руку к свободному уху. Судя по тому, как быстро Джереми спросил -Как он? — Коди почти не потребовалось времени, чтобы взять трубку. -Вот черт, — тихо сказала Кэт. -Нет, я не следил за этим. Я…- В одно мгновение все поведение Джереми изменилось. Жан наблюдал, как кровь отхлынула от его лица, даже когда Джереми спрыгнул с табурета и отвернулся от них. Его плечи напряглись, когда он выслушал все, что хотели сказать Коди. Через некоторое время он сказал голосом, совсем не похожим на его: -Спасибо, что приютили его. Если вам что-нибудь понадобится, просто дайте нам знать. Да, я разберусь с этим здесь. Он положил трубку, уронил телефон на край острова и, откинув голову назад, уставился в потолок. Лайла и Кэт обменялись долгим взглядом, когда Кэт отнесла свою сковороду в раковину, а Жан вернулся к нарезке кубиками. Джереми понадобилась минута-другая, чтобы разобраться в своих мыслях, прежде чем он двинулся к Жану. Жан перевел взгляд с его вытянутой руки на единственный предмет, который он держал в руках, и наконец перевернул нож. Джереми, в свою очередь, положил его так далеко от них обоих, как только смог дотянуться. -С Лукасом все в порядке? -спросила Лайла. Джереми поднял руку в знак терпения и не сводил глаз с Жан. -Произошел несчастный случай, — сказал он и поморщился, словно это было совсем не то слово, которое он хотел сказать. Он зажал нижнюю губу между зубами, прежде чем перейти к делу: -Мне очень жаль. Уэйн Бергер ушёл. Жан уставился на него, ожидая, когда слова обретут смысл. -Как? Джереми не торопился с ответом, но правду, которую он должен был сказать, можно было только смягчить: -Говорят, он вырубил своего психотерапевта и украл ее ножик для писем. Она нашла его тело, когда пришла в себя. Мне очень жаль. Никто из нападающих «Ворона» не мог заполнить пустоту, которую оставил Кевин, но Уэйн был лучшим из второсортных. Он чертовски боролся за то, чтобы стать основным партнером Рико на площадке, и его усилия и подковерная борьба принесли плоды в выпускном классе. Теперь Рико не стало, «Гнездо» закрыли, и славное будущее, которое обещал им мастер, рухнуло. Жан хотел было удивиться, что он сломался, но он просто устал. Вороны выпускались, но не уходили. -Вы были близки? -Лайла спросила Жана. -Он был Вороном, — сказал Жан, как будто кто-то из них мог понять, какие сложные эмоции скрываются за этим. Они были сами по себе злобным миром, звеньями цепи, где сострадание и внимание были вне закона. Они нуждались друг в друге. Вместе они были сильнее. Они ненавидели друг друга. Но еще больше они ненавидели всех остальных. -Но он не был моим партнером, и я не буду его оплакивать. Он потянулся за ножом, чтобы вернуться к работе, но Джереми отодвинул его подальше. Жан бросил на него неодобрительный взгляд. Джереми не струсил и сказал: -Это нормально — расстраиваться, даже если он не был твоим другом или напарником. Он все равно был твоим товарищем по команде в течение нескольких лет. Это нормально — быть в шоке от потери. Я просто хочу убедиться, что ты в безопасности, хорошо? Ходили слухи, что в тот день, когда Рико…-Он запоздало вспомнил, что не должен был обсуждать павшего короля, поморщился и повторил попытку. -Они сказали, что ты был в тяжелом состоянии, когда охрана вытащила тебя из Лисьей башни. Жан поднял руку и изучил ее, вспомнив окровавленные бинты, с которыми он очнулся в медицинском центре Реддина. Он до сих пор не знал, что именно он сделал с комнатой Нила; все, что ему оставалось, — это безразличное и бесполезное замечание Ваймака: «Ты все разгромил». Он так и не вернулся в общежитие, чтобы посмотреть, какой хаос он устроил. -Ваше беспокойство неуместно, — сказал Жан. -Я обещал, что не покончу с собой. -Между прочим, так не говорят люди с хорошей психикой, — сказала Кэт. Лайла внимательно изучала лицо Жана, возможно, ища причину для недоверия к его спокойной реакции, и наконец сказала: -Мы вернемся к этому через минуту. Что случилось с Лукасом? — При этом она посмотрела на Джереми, выражение лица которого было напряженным от беспокойства. -Он появился на пороге их дома, избитый до полусмерти, — сказал Джереми, показывая на левую сторону своего лица.-Синяки от виска до челюсти, два зуба отсутствуют. Лукас Джонсон, — сказал он и снова перевел долгий взгляд на Жана. Жан знал это имя в составе «Троянцев», но не был уверен, что это должно иметь для него значение. Другой человек был на год старше его и играл только против слабых команд «Троянцев». Через секунду Джереми расставил все точки: -Младший брат Грейсона Джонсона. Жан перестал дышать. Джонсон — такая распространенная фамилия, что он даже не подумал сложить два и два. Вороны были Воронами; они принадлежали друг другу и Эвермору. Вступить в Гнездо означало оставить всех и все остальное позади. Он знал, что Грейсон ненавидел Калифорнийский университет, но так поступал каждый Ворон. Ни он, ни тренеры ни разу не указали на то, что между ними существует личная вражда. -Он здесь не живет, — сказал Жан, не желая формулировать вопрос. Взгляд Джереми был ищущим. -Джонсоны живут в нескольких часах езды к югу отсюда, в Сан-Диего. Лукас предупредил меня, что Грейсон вернулся домой злым на прошлой неделе, но это было последнее, что я от него слышал. К сожалению, он был там, когда Грейсон получил новости об Уэйне, и Грейсон не так хорошо справился с этим, как ты притворяешься. Родители Лукаса заперли его на ночь, чтобы он остыл, и Лукас принялся за дело. -Они были друзьями, я полагаю? — спросила Кэт. -Может быть, вы двое могли бы связаться и поговорить друг с другом об этом. Звучит грубовато, видя, как он пытался расквасить Лукасу лицо, но Лукас не был Вороном. Ты, по крайней мере, знаешь, откуда Грейсон, и ты… -Нет, — сказал Жан так яростно, что Кэт отпрянула от него. Джереми облокотился на остров и уставился на Жана, сложив руки на груди. Жан отвернулся, сжимая челюсти, чтобы не почувствовать вкус крови и хлопка. Он осмотрел шею на предмет повреждений и с удивлением обнаружил, что кожа не повреждена. Липкое ощущение по спине предупредило его о том, что он находится на грани заболевания. Он вспомнил, как впервые обратил внимание на Грейсона: в тот день, когда Рико собрал всех мужчин-бэклайнеров на совещание и попросил добровольцев для введения Жана в курс дела. «Пять-шесть человек будет достаточно», — сказал он, утверждая, что Жан хочет получше узнать своих новых товарищей по команде. Пять человек подняли руки, надеясь заслужить расположение своего молодого короля, и Грейсон был одним из них. Попасть к ним было кошмаром, а пережить последствия — сущим адом. В конце концов, все они были Воронами, а Эвермор — их клеткой. Каждое утро после этого он просыпался рядом с ними. Он ходил с ними на занятия, ел с ними, тренировался и играл с ними. Четверо из них больше никогда не пробовали, довольствуясь тем, что осыпали Жана жестокими шутками и лукавыми замечаниями, когда понимали, что раны еще свежи. Грейсон, напротив, дал понять, что без колебаний спихнет Жана вниз, если только сможет поймать его одного. -Эй, — сказал Джереми, и уже громче: -Эй. Жан, посмотри на меня. Жан с усилием перевел взгляд на лицо Джереми, но Джереми смотрел на его руку. Жан запоздало сообразил, что все еще держит его за шею, и теперь ощущал жгучие укусы ногтей в тех местах, где они прорвали кожу. Жан медленно ослабил хватку и позволил руке упасть на остров, и только тогда Джереми снова поднял на него глаза. -Поговори со мной, — сказал Джереми. -Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать. -Расскажи мне о Грейсоне. -Ворон бэклайнер, номер двенадцать, — сказал Жан. -В последнее время работал в паре с Жасмин. Шесть футов три дюйма, двести сорок фунтов, правша, палка пятого размера, вторая смена, пятый курс с предстоящего осеннего семестра.- На вкус как сывороточный протеин и овсяное молоко. Любит кусаться. Заставил меня встать на колени и… -Не просите меня говорить с ним. -Хорошо, — сказал Джереми так, что Жан мог только смотреть на него. -Если Лукас спросит, я скажу ему, что это не обсуждается. Грейсон может решать свои вопросы с терапевтом. -Как Уэйн, -Жан подумал об этом. -Может, он тоже покончит с собой. -Это не шутка, — сказал Джереми с неожиданной жестокостью. Кэт поморщилась, но не сводила глаз с Жан. -Детка, тебе действительно стоит подумать о лечении. -Мне не нужно… Жан слышал, как включилась раковина, но внезапное прижатие чего-то теплого и мокрого к его поврежденной шее заставило его инстинктивно отпрянуть. Он ударил Лайлу по лицу, отбросив ее голову назад и заставив попятиться от него. Кэт в мгновение ока оказалась рядом с ним, чтобы поддержать ее. Воспользовавшись тем, что они отвлеклись, Жан стал протирать кожу как можно грубее, чтобы смыть влажный жар. Кэт забормотала на взволнованном испанском, забирая бумажное полотенце из пальцев Лайлы. Жан увидел слишком знакомый красный оттенок свежей крови, прежде чем Кэт поднесла полотенце к носу Лайлы. Жан сложил руки на груди и стал наблюдать и ждать неизбежной расправы. Когда Кэт наконец убедилась, что кровотечение прекратилось, она отпихнула Джереми со своего пути и ткнула пальцем в лицо Жан. -Никогда больше не бей ее, — сказала она без малейшей доли своего обычного доброго юмора. -Ты понял? -Я не могу обещать, что не буду, — сказал Жан. Кэт подождала немного, а затем потребовала: -Ты даже не собираешься извиняться? Конечно, она шутила, но Жан смотрел в ее вздернутое лицо и не видел ничего, кроме приглушенного разочарования. В ней не было жестокости, несмотря на напряжение в плечах и то, как быстро она пришла за ним. Жан хотел высмеять ее за слабоволие, но его фраза: -Предполагаешь, что слов будет достаточно, чтобы все уладить? -прозвучала скорее с любопытством, чем с чем-то еще. -Кровь удовлетворяется только кровью; слова не считаются раскаянием. -Ты серьезно? — потребовала Кэт, но, возможно, она уже знала ответ, потому что продолжила: -Я чертовски зла, да, но даже я знаю, что ты не хотел этого делать. От пощечины никому из нас не станет легче, так что забудьте об этом прямо сейчас. -Я не понимаю. -Ты не в порядке, — сказала Кэт. -Ты ведь это видишь, правда? Жан посмотрел мимо нее на Лайлу. Та, по крайней мере, должна была быть готова к возмездию, но держалась на расстоянии. Взгляд ее был острым и пытливым. Жан не знал, как к этому отнестись, но послушно сказал: -Прости. -Не хотела тебя напугать, — сказала она. Она дала ему время придумать опровержение или оправдание, но не было смысла врать, когда у всех есть глаза. Лайла немного расслабилась, когда аргументов не последовало, и спросила: -Ты собираешься объяснить, что это было? -Нет, — сказал Жан. -Он и тебя ударил, — догадалась Кэт и указала на грудь Жана. -Это он сделал? -Я получил травму во время тренировки. -Черта с два. Что он с тобой сделал? -Я не буду говорить о нем с тобой. -Ты сказал, что я могу спросить о «Воронах», — напомнил ему Джереми. -Мы и спрашиваем. -Только не Грейсон, — подчеркнул Жан и не преминул добавить отчаянное: -Пожалуйста. Мольбы никогда не спасали его от жестокости Рико, но Рико все равно нравилось их слышать. Воспоминание о голодной улыбке Рико было таким острым, что Жан почти чувствовал ее на своей коже. Выражение лица Джереми стало печальным и искренним. Жан не верил, что его так легко отпустят, но когда Джереми заговорил, то лишь для того, чтобы сказать: -Значит, не Грейсон. Прости, если мы тебя расстроили. Жан ждал, что маска упадет, но Джереми лишь отступил назад, освободив свое место. Через несколько мгновений Кэт вернулась к работе, а Лайла вернулась на табурет к Джереми. Именно она протянула ему нож, и Жан положил пальцы на лезвие, ожидая, когда все это приобретет смысл. Слабость и уязвимость были непростительными преступлениями в составе «Воронов», ведь они были сильны лишь настолько, насколько силен был их самый слабый игрок. Любой, кто оступился или не справился, должен был быть исправлен. То, что он мог так расстроиться из-за одного имени, было непростительным недостатком, и они имели полное право терзать его до тех пор, пока он не научится лучше скрывать свои раны. Но вместо этого они спокойно вернулись к тому, чем занимались до телефонного звонка. Наконец Джереми спросил: -Хочешь поговорить об Уэйне? Уэйн был, по крайней мере, нейтральной темой, которая отвлекала его от мыслей о тенистых комнатах и крови. Жан медленно перебирал оставшиеся перцы, рассказывая им об упрямом нападающем. Статистика была очевидной отправной точкой, хотя они, скорее всего, смутно знали о его показателях, которые были получены во время встреч с «Воронами» на чемпионатах. Отсюда было тревожно легко поделиться более субъективными воспоминаниями о нем. Он знал, что не должен этого делать. То, что произошло в Гнезде, должно остаться в Гнезде. Но Жан не был Вороном, а Уэйн был мертв. Проблема заключалась вот в чем: как только Жан начинал говорить с Уэйном, ему становилось легко говорить о Серджио, Брейдене и Луисе. Возможно, это было сделано для того, чтобы заполнить тишину, чтобы его новые товарищи по команде не просили у него больше, чем он хотел дать, но если он говорил о Воронах, то не мог думать о Грейсоне. Троянцы слушали его с непоколебимым интересом, который вызывал глубокую тревогу, ведь Жан уже много лет назад понял, что ему нечего сказать. Жан был почти благодарен, когда у него закончились вещи, которые можно было нарезать кубиками и ломтиками, и наконец появилась причина оставить все это позади. Он успел дойти до двери в кухню, как тихий голос Джереми остановил его: -Ты искренне заботишься о них. Жан замолчал, но не оглянулся. Джереми потребовалось еще мгновение, чтобы снова обрести голос, и тогда ему удалось произнести лишь нерешительное: -Несмотря на все недобрые слова, которые они говорили о тебе этой весной, ты все еще заботишься о них, не так ли? -Я их ненавижу, — сказал Жан и ушел. Это была холодная жесткая правда; это была наглая ложь. Как он мог заставить этих свободолюбивых детей понять его? Он почти направился в спальню, но мысль об этом тихом пространстве с односпальной кроватью была настолько отталкивающей, что он направился в гостиную. Она была захламленной и хаотичной, но в ней чувствовался уют. Он чувствовал присутствие остальных, даже если они не беспокоили его, и этого было достаточно, чтобы скрасить одиночество, грызущее его сердце. Он подошел к эркеру и резким движением руки распахнул штору. Он хотел света, но его все равно немного удивило, как светло было снаружи. Жан устроился на мягком сиденье, с минуту понаблюдал за окружающим миром, а затем наконец достал из кармана телефон. Жан пролистал свой короткий список контактов, пока не нашел Рене. Его мысли звучали слишком громко, но он не пытался выразить их словами. Вместо этого он набрал то же сообщение, которое отправлял ей в прошлом семестре больше раз, чем мог сосчитать, когда ему нужны были ее слова, чтобы вывести его из задумчивости: -Расскажи мне что-нибудь. На переписку ушла всего минута, и Жан сидел и смотрел, как на него обрушивается шквал сообщений. Она рассказывала ему о новом доме Стефани, угловой участок которого примыкает к лесопарку. Время от времени она видела оленей на заднем дворе, но так и не смогла их сфотографировать. Белки и птицы, судя по всему, вели тотальную войну за кормушки во дворе, сколько бы Стефани и Рене ни установили их для успокоения. Она продолжала рассказывать о своей жизни, и он использовал их как спасательный круг, чтобы отвлечься от своих мыслей. Когда у Рене закончились слова, она не стала посылать ему тот же вопрос. Она знала, что он отправил ей сообщение, чтобы не думать, чтобы не подставить его так неосторожно. Все, что она отправила, было: -Сегодня пятница, 18 мая. Где ты сейчас? Он знал, что она примет любой ответ: где были его мысли, а где он был буквально. Жан выбрал немного правды и отправил ответ: -Уэйн Бергер покончил с собой сегодня на терапии. Он снова выглянул в окно, следя за тем, как вечернее солнце отражается от окон и машин. Отсюда не было видно тел, но он мог слышать далекие возбужденные крики, доносившиеся оттуда, где кто то устраивал вечеринку. Скорее всего, в голубом доме через две двери; похоже, они были самым популярным местом, когда они с Кэт ходили в продуктовый магазин. Лос-Анджелес был чудовищем, слишком большим, слишком громким и слишком суматошным. Троянцы были странными и непутевыми. В его спальне жила картонная собака, к которой Джереми относился как к фактическому члену семьи. Жан ничего не понимал, но в глубине души знал, что это лучше, чем все, что у него когда-либо было. Это было намного больше, чем он заслуживал. Он боялся этого так же сильно, как и хотел; мысль о том, что теперь это его жизнь, приводила в ужас. Ему было интересно, где живет Вейн и куда он вернулся. Он потерял свой ранг, своего хозяина и своего короля, но неужели там, где он жил, не было солнечного света, не было открытого неба, которое можно было бы рассматривать в головокружительном удивлении? Бежал ли Вейн от того, кем он стал, или его убивала мысль о возвращении в Эвермор после такого вкуса свободы? Жан не знал. И никогда не узнает. Да это и не важно. Это не вернет его обратно. -У него оставался всего один год, — сказал Жан Рене, — и он не смог этого сделать. трус, обманщик, предатель, продажная, отверженная шлюха. Почему его должно волновать, что «Вороны» развалились? Десять дней спустя Джереми наконец освободили от всех обязательств, которые не давали ему покоя, и он явился в дом с чемоданом одежды и самой солнечной улыбкой за последние несколько недель. У Жана еще оставались два пустых ящика в комоде и больше половины шкафа, поэтому Джереми с легкостью переехал в дом, а Жан продолжал наблюдать за ним. Наконец Джереми задвинул пустой чемодан в дальний угол шкафа и бросил на Жана торжествующий взгляд. -Спасибо! Постараюсь не слишком путаться под ногами. -Ты мой напарник, — напомнил ему Жан. -Ты должен быть под ногами. Джереми на мгновение задумался. -Кто был твоим напарником в «Воронах»? Жан отвел взгляд и слегка нахмурился, заметив Баркбарка. Джереми взял за привычку переносить собаку в свою комнату при каждом визите, несмотря на то что Жан всегда возвращал ее в гостиную. Он пересек комнату и развернул собаку так, чтобы ее немигающий взгляд был устремлен на стену. Раздражаться из-за бессмысленного украшения было легко, и это немного облегчало ответ на вопрос Джереми. -После ухода Кевина я занял его место рядом с Рико. Благословение и проклятие: Рико был вынужден умерить свою жестокость, когда из-за ослабления Жана они оба были наказаны, но он принял вызов более тонкой жестокости. Когда-то этот талант был присущ Кевину, который не мог быть отмечен, когда на него всегда смотрели камеры. Джереми кивнул. -Полагаю, чтобы сохранить идеальный корт. Но раньше вас было только трое — не считая той короткой выходки с Нилом, которая вызвала столько шума на Рождество. Кто был до Рико, или на этот вопрос сложнее ответить? Вы говорили, что Воронов оценивают каждый семестр, да? Жан повернулся к нему лицом. -У меня был только один. Конечно, не из-за отсутствия попыток. Несмотря на трения между ним и остальной линией защиты, Жан был идеальным придворным, 3 не хватало его 4. Даже Жасмин заняла место у него под боком, намереваясь перелезть через него, чтобы получить одобрение Рико. Но из всех Воронов, которые пытались, только у двоих получилось что-то стоящее, шансы стать постоянным партнером Жана в долгосрочной перспективе, и Жан мог выжить только с одним из них. Зейн должен был стать временным решением, но они оба слишком много теряли, если их переводили в другую команду. Зейн хотел быть лучшим и играть с лучшими, и он пообещал встать между Жаном и Грейсоном, несмотря ни на что, лишь бы Жан помог ему получить один из желанных номеров Рико. Они посвятили друг другу годы, ссорились, спорили, толкали друг друга все сильнее и быстрее, и Жан искренне верил, что Рико одумается и пометит Зейна в корт еще до окончания школы. Он не рассчитывал, что Рико найдет Нила. Как только Нил украл номер, который, по мнению Зейна, принадлежал ему по праву, пути назад уже не было. Жан посмотрел на дверь, наполовину ожидая увидеть Грейсона, прислонившегося к дверной раме, с его пожирающей дерьмо ухмылкой на лице. В памяти всплыло воспоминание о том, как Зейн повернулся к ним спиной с нетерпеливым: «По крайней мере, потише. Мне нужно быть на корте через два часа», — все еще было достаточно разрушительным, чтобы спустя четыре месяца ему стало плохо. -Жан? — спросил Джереми. Жан понял, что не ответил на вопрос. Он тяжело сглотнул, борясь с бурлящим желудком, и сказал: -Зейн Ричер. Обычно первокурсников сначала прикрепляют к пятым курсам, чтобы помочь им освоиться в Гнезде, но я был так молод, что они боялись, что я буду тянуть их вниз. Зейн тогда был младшекурсником, так что разрыв был не столь заметен. -Ричер, — с болью узнал Джереми. -Он очень хорош. И очень жесток. -Ворон, — напомнил ему Жан, когда он искал вторую кровать. -Нас этому учили. -Полагаю, отвыкание от этого будет головной болью, — сказал Джереми. -Если бы ты научился играть в спорт так, как он задуман, — сказал Жан и оставил без комментариев остальную часть своего напутствия. Повторять этот спор не имело смысла: улыбка Джереми была широкой и нераскаянной. В конце концов, неважно, что они были дураками. Они все равно были второй лучшей командой, претендующей на первое место в этом году, и, к счастью или к худшему, Жан согласился подчиниться их нелепым ограничениям. -Раз уж мы заговорили об играх, — сказал Джереми, — давайте посмотрим, в какие неприятности мы можем попасть? Слишком уж хотелось надеяться, что он имел в виду Экси, особенно когда Жан все еще поправлялся, но Жан предпочел бы что-нибудь более интересное, чем настольная игра, которую выбрал Джереми. Кэт помогла ему поставить ее на кофейный столик в гостиной, пока Лайла приносила из кухни напитки для всех. Как бы Жан ни смотрел на игру, она казалась ему бессмысленной. В ней не было ничего, что могло бы потренировать рефлексы или быстроту суждений; ему даже не нужно было запоминать правила, когда каждый игрок получал справочную карточку на свой ход. Они были уже на полпути, когда телефон Джереми пиликнул, и Джереми пролистал сообщение. -Похоже, Лукас наконец-то отправляется домой на этой неделе, — сообщил он и подтолкнул Жан ногой. -Коди хотят знать, смогут ли они приехать на один день, чтобы Лукас мог хорошенько тебя рассмотреть. Он немного опасается, что в составе появится Ворон, после того как он увидел, что получилось у его брата, и Коди угрожают устроить бунт, если кто-нибудь еще встретит тебя раньше них. Что скажешь? -Они мои товарищи по команде, — сказал Жан. -Я должен с ними познакомиться. Лайла подумала об этом. -Если Лукас так волнуется, нам стоит погулять в каком-нибудь нейтральном и публичном месте, где, по его мнению, Жан должен вести себя хорошо. -Пляж? — предположила Кэт, с серьезным видом осматривая доску, прежде чем передвинуть свой жетон на несколько мест. -Ты же купила шорты для плавания, да? -Так далеко в список не заходила, — сказала Лайла. -Один из вас может взять его завтра по магазинам. Я все еще устала после последней поездки. -Нет, — сказал Жан. -Я не плаваю. Они смотрели на него с изумлением. Джереми первым обрел дар речи и с недоверием спросил -Не хочешь или не можешь? — Когда Жан лишь немо уставился на него, Джереми попробовал снова. -Тренер Лисински водит нас в бассейн в Лионе два раза в неделю на утренние тренировки, аквааэробику, круги и тому подобное. У Жан свело живот. -Что? Кэт с энтузиазмом кивнула. -Это фантастическая тренировка. Призрак руки Рико на его горле, удерживающей его голову неподвижно, пока он наливает, был настолько ярким, что он ожидал услышать голос Рико у своего уха. Жан зарылся лицом в локоть и прокашлялся — ему нужно было знать, что легкие еще работают. Я Жан Моро. Я не Ворон. Я не в Эверморе. Этого было недостаточно. Он чувствовал себя разгоряченным, и ему было так больно, как бывает только после того, как Рико положил его под нож. Каждый дюйм его тела был обнажен и сырой. Его мысли метались между Рико и Нилом, мокрой тканью и скользким полом ванной комнаты, а также укусами веревки в его руки, когда он отчаянно сопротивлялся. Желание разорвать его горло, открытое только для того, чтобы открыть путь к легким, было таким яростным, что ему пришлось схватить себя за лодыжки, чтобы остановиться. Цепи скрипели, ящик дребезжал. Если он не сделает хороший вдох, его грудная клетка просто разорвется. Я тону Я тону Я тону -Жан? — спросил Джереми. -Эй. Ты в порядке? Как он мог быть таким? Он находился в миле от площадки Экси, без снаряжения и с тремя зажившими ребрами. Жестокость в его воспоминаниях и страх в его костях не имели выхода; он сломался бы под их тяжестью, если бы не смог вырвать их из себя. -Я хочу пробежаться, — сказал он, думая, как я могу бежать с водой в легких? Джереми поднялся на ноги и протянул руку. Прошла целая вечность, прежде чем Жан смог ослабить свою смертельную хватку настолько, чтобы дотянуться до него, и Джереми поднял его на ноги с легкостью, которой Жан не ожидал. Джереми пошел обуваться, а Жан отправился в свою комнату за более свободной футболкой, чем та, что была на нем. Кэт и Лайла прижались друг к другу в дверях гостиной, когда Жан вернулся, но он проигнорировал их немигающие взгляды и принялся натягивать кроссовки и завязывать шнурки. Они с Джереми пробежали один круг вокруг кампуса, затем второй, который петлял вниз и охватывал стадионы. Вид самолета, стоящего на восточной границе Экспозиционного парка, заставил Жана замедлить шаг. Джереми проследил за его растерянным взглядом и начал объяснять, но Жан пока не был настроен на разговор. Он махнул Джереми рукой и снова набрал скорость, а Джереми молча поплелся за ним. Когда они вернулись к Вермонту и Джефферсону, то наконец остановились, чтобы размяться, и Джереми воспользовался передышкой, чтобы поговорить. -Если это будет проблемой, мы можем поговорить с тренером, — сказал он. Жан вытер рукавом пот с лица. -Это не будет проблемой. -Пять миль, которые мы только что пробежали, говорят об обратном. -Это не будет проблемой, — повторил Жан. -Я не позволю этому случиться. Джереми изучал его с тревожной пристальностью. -Я хочу помочь тебе, Жан, но ты должен мне это позволить. Я не читаю мысли, понимаешь? -Он подождал, словно полагая, что эта просьба заставит Жана передумать, и вздохнул, когда Жан лишь угрюмо молчал, уставившись вдаль. Вместо того чтобы настаивать на своем, он предложил: -Нам не обязательно встречаться на пляже. Есть много других мест. -На пляже все в порядке, — сказал Жан. -Конечно, — сказал Джереми тоном, который говорил о том, что он вовсе не убежден, но он оставил это без внимания. Они шли домой в молчании. Джереми уступил первый душ Жану, чтобы он мог договориться с Коди. Жан включил душ, прежде чем раздеться, но две минуты стоял в тишине, наблюдая за тем, как вода стекает в слив. В большинстве дней Жан входил и выходил так быстро, как только мог. В плохие дни в Эверморе, когда он был избит до полусмерти и нуждался в тепле для своих ноющих мышц, он мог терпеть более долгий душ, держа голову подальше от брызг как можно дольше. По-прежнему было неясно, выдержит ли он контроль, но присутствие Воронов помогало. Рико не хотел переступать черту, когда у него были свидетели. Сегодня у Жана никого не было, и чем дольше он тянул время, тем больше его мысли склонялись к тому, что ждет его в июне. Он поковырял пальцами в боку над ребрами, ища остаточную боль, которая могла бы стать центром, но ничего не нашел. Наконец ему ничего не оставалось, как пойти в душ, и он так быстро вымылся, что до сих пор чувствовал себя грязным. Этого оказалось недостаточно, и Жан поддался слабости, чтобы встать на колени в ванне после того, как он выключил воду. Он оставался там до тех пор, пока колени не разболелись и не онемели, слушая, как сердце колотится в ушах оглушительным стаккато, и посылая мысли так далеко от себя, как только они могли.