The Sunshine Court/Солнцекорт

Жан На следующее утро Жан успел сделать два шага на кухню, прежде чем его ноги перестали работать. Джереми и Лайла стояли у стойки в купальниках: Лайла в черном цельном купальнике с удачно расположенными вырезами на талии и ребрах, а Джереми — в бледно голубых шортах, которые опасно низко свисали на бедра. Долго смотреть на Лайлу было бы, конечно, ужасно неуместно, но смотреть на Джереми было опасно на многих уровнях, чтобы терпеть. Черт бы его побрал за то, что блондин выглядит так же хорошо, как и брюнет. Жан знал свое место; он знал свое предназначение. Как Моро, он знал, что его удел — терпеть садизм и издевательства, которые Морияма сочтут нужным обрушить на него. Но он не мог смириться с жестокостью, которая скрывалась за этими безостановочными соблазнами: Кевин, склонившийся к нему с заговорщицким шепотом, губы Рене на его виске, Джереми с его легким смехом и улыбкой. -Да? -спросила Лайла, когда он слишком долго смотрел на нее. У него возникло четкое ощущение, что она смеется над ним, но Жан не стал спорить и ушел. По крайней мере, они прикрылись для поездки на машине: женщины — шортами и марлевыми топами, а Джереми — мешковатой футболкой USC. Когда они тронулись в путь, настроение у всех троих было приподнятое. Если они и заметили, что Жану нечего сказать, то не стали его запугивать. Он пропускал их слова мимо ушей, довольствуясь пока тем, что смотрел в окно и наблюдал за проносящимся мимо городом. День был безоблачный, почти теплый, но некомфортный. Каждая витрина магазина, мимо которой они проходили, грозила выплеснуть на них лучи утреннего солнца, и Жан с запозданием пожалел о том, что Лайла не заставила его купить солнцезащитные очки. Потребовалось несколько попыток, чтобы найти участок с местом для машины, но наконец они припарковались в квартале от дома и смогли отправиться на пляж. Жан остановился, когда под его ботинками захрустел первый мягкий песок, настолько он был застигнут врасплох воспоминаниями, что не мог сдвинуться с места. Кэт и Лайла продолжали идти вперед рука об руку, причем Кэт напевая остаток песни, которую они слушали по радио. Джереми был ближе к Жану, и он сразу заметил, когда Жан остановился. -Ты в порядке? — спросил он. -Марсель находится на побережье, — сказал Жан. -Средиземное море. -Да? -спросил Джереми, выглядя абсурдно довольным этим лакомым кусочком. -Я никогда не был в Европе. Отец был там пару раз, но…- Он пожал плечами и не стал уточнять. -Можешь рассказать мне о Франции? -Нет, — сказал Жан, и разочарованный взгляд, мелькнувший на лице Джереми, пронесся по его венам. Он должен был оставить все как есть; он должен был оставить все как есть. Вместо этого он сказал: -Я не хочу говорить о доме. Я бы не стал доверять своим воспоминаниям. Я приехал в Америку, когда мне было четырнадцать, но пять лет в Вороньем времени — это целая жизнь. В его понимании это было ближе к семи с половиной годам, но если бы Жан так выразился, он знал, что скажет Джереми. Выражение лица Джереми говорило о том, что благоразумие его не спасло, и Жан шагнул вперед, словно мог оставить этот разговор позади. Джереми не отставал. -Вот чего я в тебе не понимаю, — тихо признался он. -Это отвратительное преступление было совершено против тебя, против всех вас, но ты не злишься из-за этого. Я имею в виду, ты злишься по мелочам, но не из-за того, что действительно важно. Тренер Морияма не должен был заставлять вас проходить через это. -Все, что со мной произошло, случилось не просто так, — говорит Жан. Я Жан Моро. Я — идеальный Корт. -У меня нет причин злиться на то, что сделало меня таким. -Если ты скажешь, что заслужил это, я поставлю тебе подножку, — предупредил его Джереми. -Ты этого не сделаешь, — ответил Жан. -Может, и нет, — согласился Джереми. -Но я очень хорошо подумаю об этом. Они догнали Лайлу и Кэт у спасательной вышки, которая была полосатой, как радуга. Жан уставился на вышку, чтобы не смотреть, как они втроем снимают с себя лишнюю одежду. Они взяли с собой сумку для покупок, чтобы уложить все в нее, а Кэт, прежде чем запихнуть в нее одежду, достала флакон с солнцезащитным кремом. Лосьон был холодным на ладони Жана и жирным на его коже, со слишком фальшивым фруктовым запахом, который заставил его сморщиться от отвращения, когда он наносил его на руки и ноги. -Шея, — посоветовал Джереми, пока Кэт и Лайла обмазывали друг другу лица и тела. Жан вздохнул и сделал то, что ему было велено. Почему Джереми должен был следить за ним, Жан не знал; он продолжал смотреть на спину Кэт как на более безопасную точку фокуса. До сегодняшнего дня он и не подозревал, что у нее есть татуировки, но из-за стрингов на спине бикини яркие цветы вдоль верхней части спины и позвоночника были выставлены на всеобщее обозрение. Жан хотел спросить, почему ей позволили так тщательно пометить себя, но Джереми опередил его: -Пропустил пару мест. Нужна помощь? -Жан не успел ответить, как кто-то окликнул его: -Джереми! Жан молча поблагодарил, когда Джереми тут же отвлекся от него. Коди оказался ниже ростом, чем ожидал Жан, но широкоплечим и коренастым, как и подобает бэклайнеру. Рыжие волосы были сбриты под самый череп, и Жан был поражен тем, сколько пирсинга они умудрились разместить на ушах и лице. Надо полагать, они выходили на игры ночью, потому что, если кто-то достаточно сильно проверял Коди, их губы были заняты. Жан чуть было не потребовал объяснений такому безрассудству, но тут Лукас придвинулся к Коди, и Жан забыл обо всем, что собирался сказать. Лукас Джонсон был так похож на Грейсона, что у Жан похолодела кровь. Он был не таким крупным, с выцветшими на солнце волосами и бронзовой кожей человека, который слишком много времени проводит на свежем воздухе, но во всем — от глаз до линии челюсти и манеры держаться — было полное сходство. У Жана были годы, чтобы выучить все приемы Грейсона; ему пришлось изучить Грейсона вдоль и поперек, чтобы Зейн мог опережать его на два шага. Жан задался вопросом, что, если вообще что-то, рассказал ему Грейсон. Джереми еще несколько недель назад предупредил Жана, что троянцы следят за слухами, которые ходят вокруг него и Воронов. Жан ждал, что они начнут выяснять у него, какие из них правда, а какие — беспочвенная клевета, но они так и не привели никаких подробностей. Выражение лица Лукаса заставило его подумать, что он не успевает. Джереми сделал шаг, собираясь встретить их на полпути, но Лайла схватила его за волосы, чтобы намазать спину лосьоном. Джереми застыл на месте и ждал, пока новоприбывшие дойдут до них. -Коди и Лукас, — сказал он, бросив взгляд на Жан. -Это Жан. -Да, черт возьми, — сказал Коди. -Он высокий. Кэт рассмеялась. -Я так и сказала. Кто-то должен уравновешивать тебя. -Я делал все, что мог, с тем, что мне давали, — преувеличенно спокойно сказали Коди, пожав плечами. -Ты видела мою маму; мы с самого начала были в полной заднице. Джереми! Прическа, чувак. Хорошо выглядит. -Спасибо! — сказал Джереми, загораясь. -Привет, малыш, — сказала Кэт, потрепав Лукаса по волосам. -Как ты держишься? Лукас с видимым усилием отвел взгляд от Жана. -Я не знаю, — признался он, а затем спросил в упор: -Как ты? Ты ведь тоже живешь с одним из них. -У меня больше зубов, чем у тебя, если ты не заметил, — сказала Кэт. Ее тон был легким, и она улыбалась, но даже Жан услышал в нем упрек. Лукас уставился на нее, и Жану пришлось отвести взгляд от этого слишком знакомого выражения. Он смутно осознавал, что Лайла наблюдает за ним, но не хотел отвечать на ее спокойный взгляд. Кэт немного успокоилась и сказала: -Он немного грубоват по краям, и я полагаю, что будет еще хуже, когда мы наконец сможем вывести его на корт, но мне он нравится. -Посмотрим, — сказал Лукас, бросив на Жана коварный взгляд. -Не терпится увидеть, что ты сможешь привнести в строй, — сказали Коди Жану. -При условии, что ты будешь хорошо себя вести. -От меня требуется вести себя прилично только на людях и во время игр, — напомнил им Жан. -И с чего ты взял, что мы должны слушать все, что ты скажешь? -спросил Лукас. -Ты видел его статистику, — напомнила ему Кэт. -Мы все видели. -Да, — сказал Лукас, — но мы также слышали о том, как он оказался в стартовый состав. Коди помрачнели. -Прекрати это, Лукас. Мы уже говорили об этом. -Мы договорились, что будем относиться к слухам с долей сомнения — отозвался Лукас. -Но Грейсон тоже это говорит. Это не та драма, которая нам сейчас нужна в нашем составе. Люди уже говорят о нас гадости за то, что мы украли Жана на полпути к чемпионству, а потом отдали победу «Лисам» без веской причины. Нам нужен безупречный год, если мы хотим искупить свою вину. -Я доверяю ему, — сказал Джереми. -Разве этого не достаточно? -На этот раз нет, — сказал Лукас, и ему хотя бы хватило приличия извиниться. -Не тогда, когда ты…-У него хватило ума не закончить фразу. Может быть, потому, что Коди вцепился в его плечо белой когтистой хваткой. -Когда я что? — Джереми предложил Лукасу закончить. Лукас отвел глаза и ничего не сказал, но Джереми терпел молчание лишь несколько мгновений. -Я задал тебе вопрос. -Прости, — сказал Лукас, застыв от неловкости. -Это было не по правилам. Джереми улыбался той напряженной улыбкой, которую Жан видел на его лице лишь однажды. Лайла наблюдала за Джереми, Кэт — за Лукасом. Ни один из них не выглядел довольным, но ни один не собирался вмешиваться и помогать другому. Жан не был до конца уверен в том, что Лукас откусил в последнюю секунду, но ему и не нужно было этого знать, чтобы понять, какой спор в клетке происходил за их словами. Это был не тот разговор, который он хотел бы завести в ближайшее время, но Жан уже не мог его игнорировать. -У меня был свой номер еще до того, как я присоединился к составу, потому что мое место всегда было гарантировано, — сказал Жан. -Твой жалкий братец потратил три года на то, чтобы не отстать от меня. Если бы у меня был остаток дня, который я мог бы потратить впустую, я бы назвал тебе все места, где и он, и ты оступаетесь на площадке, чтобы доказать свою точку зрения. Он может сколько угодно врать о том, почему это произошло. Но фактов это не изменит. Лукас слегка приподнял подбородок в знак неповиновения. -Я не буду извиняться за то, что беспокоюсь. -Твои извинения ничего не стоят, как и твое мнение. -Объявим перемирие, — приказал Коди Лукасу. -Прямо сейчас. Лукас оскалился, но угрюмо сказал: -Перемирие, пока ты нас… не завалишь. Жан не пропустил этот целеустремленный ритм в его ответе. Может быть, остальные не обратили на это внимания, желая поскорее оставить эту неловкую встречу в прошлом. Как только Лукас утихомирился, Кэт обхватила Коди за плечи и направила своих товарищей к воде. Лайла и Джереми обменялись долгим взглядом, но ничего не сказали. В конце концов Лайла покачала головой и последовала за ними. Джереми остался, чтобы нанести крем для загара, но Жан заметил напряжения в его руках, когда он обрабатывал шею. -Мне жаль, — наконец сказал Джереми.-Обычно он не такой грубый. -Он как ребенок, который плюется дымом, — сказал Жан. -Это не имеет значения. -Ему не следовало этого говорить. -Все вы это слышали, — сказал Жан не совсем обвиняюще. Джереми не ответил, но на мгновение встретился с Жаном глазами. Если бы в его взгляде было что-то коварное или голодное, Жан мог бы оставить его в покое, но все, что он видел, — это сожаление. Джереми слышал слухи о том, что Жан якобы готов пойти на все ради возможности играть, но не ожидал от него ничего хорошего. Безопасность была опасной иллюзией, но Жан все равно чувствовал ее нежную тяжесть. Он посмотрел на океан, чтобы снова обрести свой центр, надеясь, что волны, жара и невероятно яркое небо выжгут из него это нехорошее чувство. -Дело не в составе, — сказал он без всякого смысла. -Обычно я говорю что-то о том, что все свободны для экспериментов- сказал Джереми, — или какую-нибудь проверенную чушь о том, что взрослые люди по обоюдному согласию делают то, что им нравится. Но Жан, тебе девятнадцать. Если я правильно посчитал, тебе было шестнадцать, когда ты попал на корт. Это изнасилование по закону, с какой стороны ни посмотри. Они не должны были говорить «да», когда ты просил. -Я не просил. Он не успел опомниться, как вырвался наружу, срываясь на гнев, от которого болело горло. Рука Жана поднялась, словно он мог каким то образом вырвать слова обратно. Джереми начал хвататься за него, но потом одумался и запустил пальцы в собственные волосы. Жан тут же освободил пространство между ними, как можно быстрее вырвавшись из рук Джереми. -Нет, — сказал он. -Ничего не говори. -Жан, ты… что… Жан предостерегающе указал на него пальцем. -Я этого не говорил. Ты не слышал это. -Почему ты их защищаешь? -Джереми спросил, голос был сырым от неверие. Его телефон начал звонить один за другим. Жан хотел бы отвлечься и забыть об этом разговоре, но Джереми даже не обратил внимания на шум. -Ты больше не Ворон, ты не связан с Эдгаром Алланом. Назови мне хоть одну причину, по которой ты позволил им уйти, и не смей говорить, что ты это заслужил. -Да, — сказал Жан, и Джереми вздрогнул, словно его ударили. -Ты не можешь понять. -Ты вообще себя слышишь? — в отчаянии спросил Джереми. -Оставь это, — предупредил его Жан. -Это не имеет к тебе никакого отношения. Этот разговор был неизбежен, когда мы все знаем, что обо мне говорят; я не стану считать тебя идиотом, лгущим об этом, когда слишком много людей говорят обратное. Обстоятельства тебя не касаются. Все, что вам нужно знать два факта: Мне не нужно трахать никого из вас, чтобы стать лучше, чем весь ваш состав, и если хоть один троянец попытается дотронуться до меня, я перережу ему горло на месте. Понятно? -…еми! Джереми! -Коди бежал к ним по пляжу, размахивая над головой телефоном. Он остановился, выглядя так, будто увидел привидение, и бросил острый взгляд на Жан. -Это Коллин Дженкинс. Она ушла. У Жана свело живот. Джереми повернулся к нему, страдание и беспокойство слишком ярко выделялись на его лице, но Жан его не видел. Единственное, что имело значение, — это его телефон, который он достал из кармана и набрал номер по памяти. Жан никогда не нуждался в запоминании контактной информации «Воронов», поскольку они были у него на виду каждый день, но он звонил Джосайе столько раз, что никогда не мог забыть его номер. Он не был уверен, что Джосайя ответит незнакомому абоненту, но старшая медсестра «Воронов» взяла трубку на втором звонке с укоризной: -Джосайя Смоллс. -Жан Моро, — ответил Жан. Он ожидал, что Джосайя бросит трубку, но, получив в ответ раздраженное ворчание, спросил: -Что случилось с Коллин? -Наступила на рельсы метро, — сказал Джосайя, и если он и не был расстроен, то, по крайней мере, выглядел усталым. -Полагаю, в Калифорнии есть телевизоры? Ты мог бы посмотреть новости, а не выпытывать у меня подробности. -Найдите Зейна, — сказал Жан. -Когда он услышит о Коллин, он попытается последовать за ней. Джосайя повесил трубку, не сказав ни слова, и Жан мог только надеяться, что тот отмахнулся от него в пользу более важного дела. Жан боролся с желанием перезвонить ему, не желая отвлекать его, если он собирался получить досье Зейна. Жан закрыл телефон и сжал его между двумя руками. Коди и Джереми внимательно наблюдали за ним, ожидая объяснений или взрыва. -Он любил ее, — наконец сказал Жан. Он не должен был быть таким холодным, когда день был таким жарким; в сердце у него был мороз, а по спине струился пот. -Ему не разрешали, и он знал это, но все равно любил. Если бы Жан и Зейн не были соседями по комнате, Жан сомневался, что он бы заметил это. Учитывая, что Зейн так старался привлечь внимание Рико, его поимка с постоянным партнером была бы катастрофой. Расписание Жана из-за своего статуса идеального придворного всегда был не в ладах с остальными Воронами, но он не раз выручал их. В обмен на его благоразумие Коллин проверял Грейсона с неослабевающей жестокостью во время схваток. Она не возвращалась в их комнату с января. Зейн не мог смотреть ей в глаза — ни после того, что он сделал с Жаном, ни после того, как Рико заставил его поступить с Грейсоном. В конечном итоге ее отсутствие принесло больше вреда, чем пользы, оставив Зейна в полной растерянности. Если бы она действительно ушла… Жан убрал телефон, не успев его бросить, и почесал мурашки, колючие на руке. Голос Коди вывел его из мрачных размышлений: -А теперь ты пытаешься его спасти. У меня сложилось впечатление, что вы с Воронами ненавидите друг друга. -Мы хотим, — сказал Жан. -Мы не хотим. Мы — Вороны. -Ты не Ворон, — тихо, но твердо напомнил Джереми. Он окинул Коди долгим взглядом, прежде чем спросить: -Кэмерон? Коди упрямо сжал челюсти. -Не собираюсь спрашивать. Не моя проблема. Джереми кивнул, и Коди трусцой побежали туда, где остальные все еще пинали друг друга мокрым песком. Жан смотрел им вслед, ожидая, когда все встанет на свои места. -Винтер. Коди и Кэмерон Винтер. -Двоюродные, — подтвердил Джереми, — но умышленно отдаленные друг от друга. У расширенной семьи Коди есть несколько довольно вульгарных мнений об их образе жизни, которые Коди знает, что не должен терпеть. Камерон был фанатичным засранцем, которому было что сказать в любой момент. Жан отложил эту мысль в сторону, чтобы обдумать ее позже. Ему не хотелось оставаться наедине со своими мыслями и их незаконченным разговором, поэтому он собрал сумку с одеждой и отправился на пляж. Он ожидал, что Джереми продолжит их разговор, но новость о самоубийстве Коллин выбила его из колеи. -Мне жаль Коллин, — наконец сказал Джереми так тихо, что Жан едва расслышал его из-за ветра. Когда Жан ничего не ответил, Джереми попробовал снова: -Зейн был твоим партнером. Ты хочешь поговорить об этом? Если Жан будет думать о Зейне, он сойдет с ума. -Нет ничего, чего бы я хотел меньше всего. Оставьте меня в покое. Он не ожидал, что Джереми отнесется к этому с уважением, но капитан держал язык за зубами целых десять минут. Когда он больше не мог терпеть молчание, Джереми начал рассказывать о местных окрестностях. Жан хотел сказать ему, что он не должен, но слушать Джереми было лучше, чем слушать свои хаотичные и противоречивые мысли, поэтому он держал рот на замке и позволил Джереми отвлечь его от Воронов. Время от времени Джереми уходил в воду, чтобы отдохнуть от сурового полуденного солнца, но всегда возвращался к Жану. Жан не знал, что хуже: долго смотреть, как Джереми погружается под воду, или снова выныривать из воды в мокрых шортах, прилипших к его подтянутым бедрам. Дважды остальные члены группы возвращались вместе с ним к Жану, чтобы нанести крем для загара. Кэт отбила руки Жана, чтобы помочь ему с шеей и висками. Откинувшись назад, она осмотрела свою работу, триумфально подняла большой палец вверх и с воплем, от которого у Жана зазвенело в ушах, бросилась обратно к приливу. В четверть пятого они наконец разошлись в разные стороны: Коди и Лукас отправились на юг, в Карлсбад, а остальные четверо — к машине Лайлы. К тому времени, как они вернулись домой, Джереми получил сообщение из одного из своих безостановочных групповых чатов: Зейн Ричер был найден без сознания на полу в ванной. Его семья умоляла о конфиденциальности, но самой громкой версией была передозировка. Он был госпитализирован, но, по сообщениям, состояние его стабильное. -Ты спас ему жизнь, — сказала Лайла Жану, открывая перед ними входную дверь.-Гордись. -Они падают как мухи, — сказала Кэт с отстраненным выражением лица. -Есть все шансы, что тренер пришлет к вам психиатра, как только сможет его найти. -Мне он не нужен, — сказал Жан.-Я откажусь. Кэт бросила на него жалостливый взгляд. -Я могу назвать очень мало людей, которым нужен еще один. Не осуждайте, серьезно. Правильный психотерапевт может изменить жизнь — достаточно взглянуть на Джереми, чтобы убедиться в этом.- Она показала большой палец на Джереми, который не выглядел обеспокоенным тем, что на него доносят. -Я бы сказала, что тебе стоит попросить ее номер, раз уж мы все знаем, что она хороша, но не думаю, что кто-то из нас может себе ее позволить. Джереми беспомощно пожал плечами. -Ее выбрала мама. Клянусь дьяволом, — добавил он, когда его телефон издал ужасный звук. Жан наблюдал за тем, как напряженно и отстраненно он рассматривает новое сообщение на своем телефоне. Джереми быстро набрал ответ и сунул телефон в сумку, которую все еще нес Жан. Когда он понял, что Жан наблюдает за ним, он улыбнулся и сказал: -Не о чем беспокоиться. Жан отвернулся, но Лайла протянула к нему руку и спросила: -Хочешь поговорить? -Я хочу, чтобы меня оставили в покое, — сказал Жан. -Даже я? — спросил Джереми. Когда Жан посмотрел на него, Джереми пожал плечами и сказал: -Ты сказал, что я должен быть под ногами. Мы не обязаны разговаривать, если ты не хочешь, но я просто чувствую, что тебе не стоит оставаться сегодня одному. -После того как ты оденешься, — сказал Жан, и Лайла опустила руку. Джереми повел его по коридору в спальню, чтобы он мог достать из шкафа какую-нибудь одежду. Жан неизбежно должен был оказаться у комода, но он не стал рыться в нем, пока Джереми не ушел в душ, чтобы быстро ополоснуться. Жан открыл верхний ящик и позволил своим длинным пальцам перебирать уничтоженные магниты и открытки. Он вытащил наугад одну из своих записных книжек и медленно пролистал ее, просматривая черные оскорбления, нацарапанные на каждой странице. Он проверял письма по мере их обнаружения, выискивая имена или номера футболок, но Джереми вернулся прежде, чем Жан успел найти письмо от Коллин или Уэйна. Жан закрыл блокнот прежде, чем Джереми успел увидеть, что Вороны сделали со страницами. Джереми развернул Баркбарк, а затем пригласил себя сесть со скрещенными ногами посреди кровати Жана. Он изучал Жана, но ничего не говорил. Жан медленным взглядом окинул комнату: бледные бело-серые простыни на единственной кровати, темно-серые занавески, заслонявшие большую часть вечернего солнца, и шкаф с модной одеждой полудюжины приглушенных цветов. Жан опустил взгляд на свои руки, лишенные синяков, но испещренные мелкими шрамами от многолетнего насилия. Он думал о честолюбии и неослабевающем стремлении Уэйна и о том, как Коллин с нескрываемой жестокостью ведет себя на корте. Он думал о трех годах, когда Зейн был соседом по комнате, двух годах, когда они были партнерами, и об одном жалком маленьком побеге, который, наконец, сломил истерзанное терпение Зейна. Он вспомнил, как Зейн неотрывно смотрел на затылок Коллин, когда она одевалась, как тянулся к ее волосам, когда она стояла к нему спиной, и как всегда отстранялся, прежде чем выдать себя нежным прикосновением. Я — Моро, подумал он. У него есть свое место. У него есть свое предназначение. Его работа — подчиняться Морияма, быть тем, что они от него потребуют, и принимать любые наказания, которые они сочтут нужным назначить. Его продали, он ввязался в это дело, не имея выбора и выхода. А как же его ненавистные, ненавистные Вороны? Конечно, до них доходили слухи об индоктринации, прежде чем они поставили свои подписи под контрактами Эдгара Аллана, но никакие сплетни не могли подготовить их к уродливой реальности Гнезда. Они пришли за славой и богатством, не зная, чего им это будет стоить. Слова Кэт преследовали его: «Мы не понимаем, как взрослый человек взял кучу детей и превратил их в монстров ради спортивного интереса». Мастер знал, что делает. Это был его спорт, это было его наследие. Все, что он делал с ними, он делал не просто так. Все, что он требовал от них, было сделано с единственной целью — сделать их легендами. Мастер знал лучше. Правда? Это было кощунственно даже в его голове, и Жан сжал плечи, ожидая удара, который так и не последовал. Он нервно провел рукой по ребрам, но боли не было. Он слишком долго не был в Эверморе, чтобы найти хотя бы синяк, который можно было бы рассосать. Через несколько недель он вернется на корт, и жизнь снова обретет смысл, но сейчас он был зажат между тем, кто он есть, и тем, кем его просили стать троянцы. Он не был уверен, откуда взялись эти слова. -Они этого не заслужили. -Нет, — тихо согласился Джереми. -Мне жаль. Извинения не вернут их. Это не отменит того, что с ними сделали, и не сотрет того, что они сделали друг другу. Но что еще они могли сказать? Жан отложил блокнот и сел рядом с Джереми. В тишине он слышал дыхание Джереми, и это было почти так же успокаивающе, как тепло другого тела рядом с ним. Оно оттаивало в тех частях тела, до которых не добралось солнце, несмотря на то что они весь день были пропитаны его лучами. Жан закрыл глаза и позволил своим мыслям унестись далеко далеко. Через некоторое время его вывел из дремоты шум кастрюль и сковородок, и Джереми заметил, что он отвлекся. -Она справится, — сказал он, прежде чем Жан успел встать. -Останься со мной. Жан не возражал против готовки, но не говорил об этом. Это был первый раз, когда в его комнате было по-настоящему безопасно и правильно, и он был готов держаться за это как можно дольше. Он снова закрыл глаза, но теперь его мысли были заняты Джереми. В конце концов он нарушил молчание и сказал: -Две кровати здесь вполне поместятся. Джереми потребовалось мгновение, чтобы сообразить, что ответить. -Два близнеца — возможно, — медленно произнес он, — но разве не здорово иметь собственное пространство? После того как ты так долго имел соседа по комнате, я имею в виду, и после…- Он не закончил эту мысль, но ему это и не нужно было. По его тону Жан понял, что именно он хотел сказать. Жан ненавидел свою прежнюю беспечность, но было уже слишком поздно возвращать все назад. Это не означало, что он должен был признать это. Он лишь сказал: -Ты мой партнер и мой капитан. Тебе не нужно спать на диване. Джереми не позволил ему уйти от ответа. -Дело не в этом, и ты это знаешь. Я не хочу тебя теснить. -Ты не они, — сказал Жан. -Кевин не послал бы меня сюда, если бы это было так. Джереми молчал так долго, что Жан, наконец, вынужден был посмотреть на него. Он не знал, что сказать о выражении лица другого человека. Оно не было израненным, но в нем все еще ощущалась боль. Жан не знал, как это истолковать: ни один Ворон никогда не выглядел таким измученным. Он наклонил голову в немом вопросе, но Джереми лишь отвел взгляд. Жан искал, что бы еще сказать, чтобы получить то, что ему нужно, и остановился на фразе: -Вороны не предназначены для одиночества. -Ты не Ворон, — сказал Джереми, как раз вовремя. Жан сопротивлялся желанию спихнуть его с кровати, но с трудом. -Пока я не уехал из Эвермора, у меня никогда не было своей комнаты. До первого курса я жил в одной комнате с Кевином и Рико, а после — с Зейном. Здесь слишком тихо, когда я один. -А как же раньше? -спросил Джереми.-Дома, я имею в виду? Жан провел большим пальцем по своей ладони, гоняясь за обрывочными воспоминаниями о маленькой руке в своей. Он помнил ее вес и тепло, когда она прижималась к его боку; он помнил ее широко раскрытые глаза и немигающий взгляд, когда он читал ей рассказы до поздней ночи. Он почти помнил звук ее голоса, когда она умоляла его прочитать еще одну главу, но еще громче в его мыслях звучал треск маминого ремня о голую кожу, когда она поняла, что он их подслушивает. Жан почувствовал, как у него свело живот и защемило сердце, и захлопнул Марселя так глубоко, как только мог. -Я не хочу говорить о доме, — сказал он. -Ни сейчас, ни когда-либо еще. Джереми не стал спорить, и в комнате снова воцарилась тишина. Только когда Кэт вышла в коридор и позвала их ужинать, Джереми наконец сказал: -Я посмотрю, что можно сделать с кроватью. На следующее утро на пороге их дома появился незнакомец в костюме. Жан пропустил его представление мимо ушей и отказался взять предложенную ему визитную карточку. Это был один из психиатров кампуса, присланный школьным советом, чтобы оценить нового игрока в связи с обострившейся трагедией в «Воронах». Жану хотелось закрыть перед ним дверь, но если тренеры дали на это согласие, он не имел права отказать человеку. Они оказались в кабинете с закрытой дверью. Кто-то — скорее всего, Кэт — включил в коридоре громкую музыку, чтобы скрыть их голоса и дать им возможность побыть наедине. Жан должен был сказать ей, чтобы она не беспокоилась. То, что он должен был встретиться с этим человеком, еще не означало, что он должен с ним разговаривать. Следующие тридцать минут он провел, глядя на доктора в каменном молчании, терпеливо пресекая все попытки завязать разговор. К пятнадцати минутам он почувствовал нетерпение собеседника, но доктор каким-то образом продержался весь сеанс, не сдаваясь. -У вас был шанс сделать это безболезненно, — сказал доктор, собираясь уходить. Он бросил визитную карточку на стол перед Жаном. -Вы навязали мне свою враждебность и нежелание сотрудничать. Я рекомендую обязательные консультации два раза в неделю. Определите, какие дни и временные интервалы лучше всего подойдут для летних практик, и сообщите мне об этом до конца завтрашнего дня. Местонахождение моего кабинета и часы работы указаны на моей визитке. -Не буду, — сказал Жан. -Вы будете, или я попрошу ваших тренеров принять решение за вас. Жан разорвал карточку на клочки, когда доктор направился к двери. Это вызвало у него оценивающий взгляд, но без комментариев. Жан не хотел смотреть, как он уходит, но его мысли беспокойно кружились в поисках выхода из сложившейся ситуации. Он ни в коем случае не мог пойти наперекор своим тренерам, но как он мог выдержать встречу с этим жалким всезнайкой дважды в неделю? К тому времени, как Джереми появился в дверях, чтобы проверить его, он еще не придумал, как выбраться, но Жан все равно сказал: -Я не буду этого делать. -Я не могу избавить тебя от него, — сказал Джереми. -Но если он тебе не понравился, мы всегда сможем найти тебе другого врача. Он не может быть единственным, кто работает в USC. Я уверен, что ты найдешь общий язык с кем-нибудь из них. Просто может потребоваться немного проб и ошибок. -Я ничего не могу им сказать, — сказал Жан. Он не мог говорить о Морияма; он не хотел говорить о том, что ему пришлось пережить. Возможно, он мог бы заполнить тишину, рассказывая о своих товарищах по команде, но как долго врачи будут терпеть это уклонение, прежде чем подключат его тренеров? -Никто из них не поймет. -Кто-нибудь обязательно это сделает, — пообещал Джереми. Никто в мире, угрюмо подумал Жан, и эта мысль преследовала его весь оставшийся день. И только после полудня его телефон зажужжал от входящего сообщения, и он наконец собрал все воедино. В один момент он смотрел на сообщение Рене и присланную ею фотографию оленя на заднем дворе, а в другой момент осознание этого факта заставило его зажмуриться от отчаянной надежды. Это было не самое лучшее решение, но все же лучшее, что он мог придумать. Жан набрал быстрое сообщение Рене: -У тебя есть номер Добсон? Он удалил его из своего телефона несколько недель назад, уверенный, что ему никогда не придется им воспользоваться. Рене не стала спрашивать, почему, но переслала ему визитку Добсон, чтобы он сохранил ее в своем телефоне. Жан колебался между ее мобильным и рабочим номерами, но потом решил, что не хочет слышать ее голос в этом разговоре. Текст был более безопасным средством для начала, но спустя полдюжины попыток он все еще не знал, что сказать. Он отбросил телефон в сторону в разочарованном поражении и не предпринимал новых попыток до тех пор, пока ужин не оказался в духовке. -USC приказал мне найти консультанта Это было лучшее, что он смог придумать, и он отправил письмо, не успев еще раз усомниться в своих силах. Только через несколько минут он понял, что не подписал его. Возможно, Ваймак дал его номер, когда программировал ее номер, потому что Добсон ответил без колебаний, -Здравствуй, Жан! Я с удовольствием запишу вас на прием. Он не мог сказать того же, но она была его единственным вариантом. Если Кевин рассказал Лисам об Эверморе и Морияма, то можно было предположить, что он распространил свою неосторожность и на своего психолога. Жан не мог представить, что расскажет ей о таких вещах, да и вообще о чем-либо, но у нее была необходимая база, чтобы понять его нечестность и скрытность. Это было больше, чем он мог бы получить от кого-либо другого. -Это был не мой выбор, — предупредил он в ответ. -Мне не нужна консультация. -Мы сделаем все возможное, — пообещала она. -Спасибо, что доверили мне свое время. Он ей совсем не доверял, но говорить об этом было бессмысленно. Составление расписания заняло совсем немного времени, поскольку дома у нее была записная книжка, а Джереми мог предоставить время начала и окончания летних тренировок «Троянцев». Единственная сложность заключалась в том, чтобы запомнить разницу в часовых поясах. В середине разговора Жану пришлось обратиться к Джереми за контактной информацией тренера Реманна, поскольку Добсон предложила связаться с ним от имени Жана и расставить все по местам. Жану не стало легче от этого испытания, но, по крайней мере, ему больше никогда не придется видеть этого надоедливого человека. Меньшее зло, устало подумал он и отключил телефон до конца вечера.