Происхождение имени

Крышка ударяется о кастрюлю с легким звоном, когда Роуч слышит приближающиеся к камбузу шаги. Привычка не открывать спину неизвестности, заставляет моментально обернуться, нащупывая тесак руками. Конечно, он знает, что на этом корабле никто не нанесет внезапный удар, но его рефлексы просто настолько въелись под кожу, что он действует не думая. И встречается взглядом с Иззи Хэндсом. Старпом задерживает взгляд на нем лишь на мгновение, прежде чем повернуться обратно.        — Тут только Роуч, капитан! — кричит тот в сторону открытой двери, заставляя кока вздрогнуть. Это звучит слишком знакомо. Тот же поворот головы, тот же крик куда-то в сторону. Будь Роуч чуть пониже, то решил бы, что вернулся в прошлое на мгновение. Рука вновь невольно касается тесака, пока в его голове рождается воспоминание.        Совсем юный мальчишка, прыгнувший на первый попавшийся корабль. Еще не доросший даже до своего пика роста, что говорить о бороде. Пара нелепых волосков над губой, которые делали его лишь смешным и глупым на вид, а не устрашающим. И хоть испанский давался ему с трудом, но основные фразы он улавливал уже спустя пару дней под черным флагом, поэтому местный капитан все же пустил его на кухню под ответственность главного кока, который теперь лежал мертвым в его ногах. Кровь медленно вытекала из перерезанного горла мужчины, окрашивая босые ноги мальчишки красным цветом, даря при этом ужасное тепло, которое он не хотел бы ощущать. Он съежился под столом, уже полностью вжавшись в доски сзади собственной спиной. Место просто-напросто кончилось, не оставляя пространства для побега от неумолимого потока красного. Единственное, что ему остается это ухватить нож покрепче, будто он мог помочь от настоящих пиратов, которые сражались на чертовых мечах, да откинуть фартук как можно выше.        Он не хотел его пачкать.        Он одолжил его не для этого.        Не то чтобы он верит, что когда-то вернется домой.        Скрип досок под чужими ногами, заставляет мальчишку замереть, сильнее сжимая рукоятку тесака и задерживая дыхание. Кто бы это не был, он ходил слишком тихо. Явно обученный для боя. Даже его единственная его ошибка была в том, что за полом на этом корабле отвратительно ухаживали, и поэтому без знания мест, было почти невозможно прокрасться бесшумно. Ему самому потребовалось пара недель, чтобы запомнить всех деревянных предателей, которые теперь помогали ему хоть немного представлять, что происходит на камбузе.        Человек ходит от стены до стены, явно заглядывая во все углы, ища тех, кто выжил. Мальчишка знает, что шанс выйти отсюда живым уменьшается с каждым приближающимся скрипом. Но он лишь сильнее зажимает рот, чтоб случайно не вдохнуть, когда ботинок наступает прямо в лужу крови перед ним. Черная кожа не окрашивается так же, как его собственные ноги. Он почти не видит границу между запачканным местом и чистым участком обуви. Но он знает, что она там.        И еще немного его собственная кровь перемешается с уже остывающей на полу.        Он дёргается вперед, пытаясь сыграть на неожиданности, как раз, когда понимает, что человек собирается посмотреть вниз, но в итоге ощущает лишь рывок за собственный фартук. Лямки неизбежно рвутся, в последствии заставив мальчишку придумать новый способ крепления, но тот не может осознать этого в моменте.        Его рука горит, когда плечо прорезают рапирой. Он не кричит только из-за чистого осознания того, что громкий звук привлечет лишь еще людей и уберет все шансы на хоть какой-то отпор. Но даже нож неизбежно падает, утопая в крови, пока через мгновение его не пинают подальше те самые темные ботинки.        Мужчина толкает его в стол, заставляя вновь упасть на пол, ударившись спиной, и замереть, потому что вот он конец. Ему некуда бежать. — Какого черта, — рычит шепотом незнакомец, как мальчишка понимает, по-английски, заставляя его сжаться и безумно бегать глазами вокруг в попытке придумать хоть что-то. Но кончик меча упирается в шею, отрезая даже зародыши идеи.        И… ничего не происходит. Мужчина лишь смотрит на него все сильнее хмурясь. Его взгляд задерживается на каждой мелочи, будто ища доказательство неясного греха, чтобы наконец перерезать глотку, но находит лишь зашуганного пойманного в ловушку подростка. Не похожего на блятдских испанцев.        — Кто ты такой, ребенок? — спрашивает он небрежно, но мальчишка лишь кусает губы. Его английский еще хуже испанского. И видимо мужчина понимает это, раздраженно вздыхая и задерживаясь взглядом на фартуке. — Кок?        И это хотя бы звучит похоже на знакомое «кокинеро», поэтому мальчишка еле слышно бормочет осторожное «си». Рука все сильнее покрывается кровью, будто стремясь раскрасить его красным цветом вплоть до уже перепачканных ног. Череда тихих ругательств, которые мальчишка способен узнать на всех языках, лишь потому что они имеют определенный эмоциональный окрас, срывается с чужих губ, пока резко не обрывается, когда сверху слышится еще один крик.        — Израэль?! — грубый голос бьет по ушам, но мальчишка быстро понимает, что это имя мужчины перед ним, потому как дергается его голова. Он наблюдает, как медленно она поворачивается и почти готовится, что если его и не убьют, то просто вытащат на развлечение всех наверх.        — Тут только тараканы, капитан! — кричит Израэль с небольшой задержкой, заставляя мальчишку теряться в догадках, что именно тот сказал. Он четко слышал уже знакомое «кок», но «роуч» заставляет его непонимающе хмуриться. Мужчина назвал его Роучем?        — Проваливай тогда оттуда! Еще нам не хватало на наш корабль гадость занести!        — Да, капитан!        Мальчишка совсем перестает понимать происходящее, когда клинок больше не ощущается рядом с шеей. Метал возращается в ножны.        — Тебе действительно лучше быть таким же живучим как эти проклятые жуки, — тихо бормочет мужчина, кидая последний взгляд на сидящего на полу мальчишку. Шансы на выживание слишком малы. Заброшенный корабль с мертвой командой, с минимум запасов и кровоточащей глубокой раной… Мальчишка уже почти мертв.        Но все же Израэль по какой-то причине кидает ему свой экстренный набор для зашивания самого себя, падающий прямо на чужой живот, привлекая все внимание мальчишки. Неловкое движение рукой вызывает у того шипение, которое он быстро прячет в сгибе локтя целой руки, но Израэль уже не видит этого. Он просто ставит в лужу крови бутылку с первым попавшимся алкоголем, прежде чем уйти, оставляя после себя красные следы. Это не его дело возиться с тараканами.        Но мальчишка прекрасно осознает, что вместе со следами тот должен был унести и его жизнь, но вместо этого мужчина оставил лишь воспоминание о черных волосах и первой попытке зашить себя самостоятельно.        Таинственный Израэль оставил ему новое имя, осознание, что ему срочно надо выучить английский, и то, что врачевание явно необходимый для него навык. Небольшой кожаный набор с нитками и иглой навсегда вошёл в его список вещей, который он таскает с собой.        И сейчас уже повзрослевший Роуч смотрит на мужчину перед ним и впервые соотносит имена тех, кто спас его при первой встрече. Ведь Иззи также спас его и вновь на корабле испанцев, хоть это и был приказ Черной Бороды.        — Иззи это от Израэля? — спрашивает кок, хотя уже знает ответ, наблюдая за тем, как у его Иззи еле заметно расширяются глаза от удивления, а потом появляется знакомая складка между бровей, возникающая тогда, когда тот не может уловить суть происходящего и мысленно называет их идиотами.        — Откуда, черт возьми, ты знаешь? — привычно ругается Иззи, заставляя Роуча прятать широкую улыбку, чтобы маленький человек не взорвался от нервов раньше времени. Раньше он не казался маленьким, запоздало отмечает кок.        — А откуда ты знал мое имя раньше меня? — спрашивает он, наблюдая, как старпом хмурится еще сильнее, заставляя Роуча разразиться смехом, на который получает лишь очередное ругательство и спину Иззи, уходящую обратно на палубу. Уже не такие черные волосы, заставляют его улыбаться. Смесь с серебром тоже смотрится неплохо.        Израэль создал Роуча. И Роуч сделает все, чтобы Иззи за это получил вдоволь. А будет ли тот рад этому или нет, уже не дело кока.