(Не) удавшийся бал

      Кулакова закрепила седло и прошептала что-то нежное своей кобыле, ладонью гладя щетинистую шерсть. Манилов отметил, что без ее близкого присутствия рядом что-то в его груди начинало сильно болеть. "Лишь бы действительно я ей нравился, без нее душе тягостно..."        Он побоялся произносить такие слова вслух, ведь может для Кулаковой он не стал настолько близок. Вместо этого он тихо подошёл к ней сзади и нежно провел ладонями по плечам девушки, прощупывая упругие мышцы.       — Давай я тебе помогу. А то мне что-то не хочется ехать по потёмкам.        Блондин сладко улыбнулся своей возлюбленной и подхватив за талию, легко поднял девушку. Настасья устроилась поудобнее и стала ждать, пока Василий заберется следом. Она думала о них, думала о том, стоит ли оно этого. Она никогда не задумывалась о том, что пойдёт под венок, она всегда старалась быть сильной и ни в ком не нуждаться. Но за один чертов день этот барин заставил ее подумать над этим получше. Настасья уже понимала, что он никогда ее не обидит, будет слушать и помогать, разве не этого она желала все свое время? В груди что-то неистово горело, когда он обнимал ее, разве не это любовь? Доселе она не понимала этого чувства полностью. Она любила свою мать, но она никогда не чувствовала этого жжения в груди, когда ее не было рядом. Все это было странно и требовало целого дня раздумий. В это время Манилов уже устроился рядом и заключил талию Кулаковой в свои объятия. Обхватив ногами лошадь, он почувствовал, что девушка тронулась в путь. Им стоило поспешить, ибо ничего, что могло бы указать путь в кромешной тьме, у них не было. Да и вместе с тем, Манилов хотел привести себя в порядок и лечь отдыхать. Все-таки никакими физическими упражнениями наш герой не занимался в отличие от своей избранницы, поэтому за сегодня сильно утомился. За сегодня он успел испытать разные чувства, но был рад, что этот день оканчивается смесью счастья и любви. Его глаза закрылись, некоторые пряди устало падали на изящное лицо. Щека прижалась к плечу Настасьи, показывая ей, что было бы неплохо прилечь. Но девушка на это отреагировала чувственным вздохом, что заставило мужчину улыбнуться. Она переживала за него, да и почувствовал, что она с силой хлестанула лошадь, дабы ускорить прыть.        Через некоторое время показалось поместье девушки. Громоздкое здание ещё не до конца заснуло: где-то горели окна и казалось, Манилов слышал голоса обитателей.        — Притопали. Давай, слазь первым, я пойду разбужу Степана, пусть лошадь кормит. Как раз попробуй задобрить отца.        Она посмотрела на него через плечо, увидев лишь очертания лица блондина. Он устало кивнул и требовательно уткнулся носом в плечо Настасьи; последняя в свою очередь оставила мягкий поцелуй на светлой макушке и улыбнулась.        Манилов ловко спрыгнул с лошади и не медля ни секунды, направился в поместье. Какого было его удивление, когда не успев даже пройти глубже в здание, его встретил отец, Кулаков-старший. Серые глаза сощурились, окидывая одежду молодого господина, который выглядел, как будто его валяли в траве и в грязи, не давали встать. Хотя, оно так и было, но не скажешь же об этом отцу девушки?        — Где Настенька? - без приветствия, холодно спросил Кулаков.        — Лошадь отводит, сейчас будет.       В этот момент Кулаков знатно был зол. Как и любой отец патриархальной семьи, за свою дочь он был готов порвать, или ее... Но в данный момент он опасно хватанул мощною ладонью Манилова за разворот сюртука и пригнул к себе, ибо был выше Кулакова.        — Не дай Бог ты с ней что-то сделал, фетюк, я тебе все кишки повыпускаю и на колбасу пущу... - шептал он ему на ухо и задиристо дернул. - Понял?!        Дверь за мужчинами открылась и в поместье зашла не менее грязная Настасья. Ей бы тоже не мешало простирнуться. Она встала рядом с Маниловым и посмотрела в глаза отца, который казалось, сейчас лопнет от злобы. Серые глаза метались от блондина к русой дочери, сдерживая такой поток слов, от которого уши бы не просто завяли, а отпали к черту. Но Василия он всё-таки отпустил и уставился на холодное выражение лица дочери.       — Не обязательно хватать его так. Будешь новый сюртук же покупать.        — Еще чего?! Ты мне указывать еще будешь, плутовка чертова?! Ты где была?!        Манилов вздрогнул от такого дикого рева. Кулаков был пусть и среднего росту, но в плечах его была недюжия сила, от этого его все и побаивались. Все, но не дочь. Кулакова стояла так же, ни один мускул не дрогнул на ее лице, лишь бровь насмешливо изогнулась.       — А что это ты так разволновался? Неужто впервой за девятнадцать лет интересно стало за жизнь мою?       — Как ты со мной разговариваешь? - отец опасно придвинулся ближе, а его слова, казалось, выходили откуда-то изнутра. - Я тебе твой друг что ли, чтобы ты со мной так общалась?! Я тебя сейчас высеку, да под замок посажу, будешь ты у меня сидеть куковать, свинья неблагодарная!        Василий заметил, как челюсти Настасьи сомкнулись, а глаза округлились от бешенства. Понимая, что сейчас она ему вгрызется в лицо, он аккуратно плечом пробился меж них и сделал дистанцию намного больше. Теперь он стоял перед разъярённым отцом.        — Не стоит ругаться. - он сладко улыбнулся. - Мы действительно были в поле и ничего запретного не делали, клянусь.        — Да попробовал бы ты что-нибудь еще сделать, щенок...        Плюнул Кулаков и сверил обоих презрительным взглядом. Тяжелая фигура отстранилась, повернулась спиною к ним и направилась к лестнице, дабы подняться в свой кабинет. Василий почувствовал, как девушка мизинцем пытается захватить его указательный палец, но какая-то наглость появилась в нем в этот момент. Он переплел пальцы своей избранницы со своими и удовлетворённо выдохнул. "Так себе семейка... Точнее отец немного палку перегибает..."        Он глянул на Настасью, что опасно смотрела вслед ушедшего папаши. Манилов догадывался, что она думала не о самых хороших вещах и поэтому глубоко вздохнул.        — Не надо было его останавливать, я бы и сама справилась.        Манилов хотел что-то сказать, но Настасья, не давая ему вырвать руку, направилась в свою комнату. Блондин лишь слегка опечаленно вздохнул и молчаливо пошел за ней следом. Они зашли в прохладную комнату, где Настасья тут же подошла к окну и раскрыла его, пуская влажный прохладный воздух. По ее напряженное фигуре Василий мало чего мог сказать, но понимал, что сейчас она не в духе.        — Сейчас Машка подготовит ванну. Отец скажет принести тебе одежду и подготовить спальное место.        Словно готовя какую-то отчетность, сказала Кулакова и села за стол.        — Что-то ты не весела...        — Устала просто.        Через несколько часов оба были по своим комнатам. Их отмыли, промыли, да высушили. После горячих ванн настроение Настасьи немного поулучшилось, но все равно было не самым лучшим. За ужином она из принципа не отвечала ни на какие вопросы, кроме вопросов Манилова, чем выбесила родителей. Зачем она так делала? Да кто ее знает... Она ненавидела, когда ее пытались наругать за что-то, так еще и принизить перед кем-то. Отец же наоборот пытался с ней наладить контакт, после того, как получил втыка от Виктории, всё-таки, свою дочь она понимала получше. Но гордости в ней было столько, что если бы она была вещью, то была бы горою размером в Эверест. Выбесив родителей, она допила вино и легко упорхнула к себе в комнатку, напоследок потрепав золотые патлы Манилова. Тот же был от нее просто без ума. Думаю, читатель, может вспомнить те случаи, когда юношеский максимализм был на пределе, как и личное самомнение, что он или товарищ близкий, начинал спорить со старшими просто так, от нечего делать. И вместе с тем, думаю, читатель вспомнит и те не самые приятные ощущения от такого зрелища, желание треснуть этого человека, тем самым утихомирив. У Василия такого не было, он наоборот, хихикал и порой опускал подбородок, упирая его в грудь, дабы никто не увидел его улыбки. Щегольское и наглое поведение Настасьи его раззадобило, а когда она прошла мимо, оставляя еле ощущаемый шлейф какого-нибудь лоделавана. Манилов и сам за застольем надолго не остался, вскоре ушел он в свою спальню.        Кулаков постарался и расположил комнату Манилову так, что если бы он захотел пойти к его дочери, Кулаков это бы обязательно услышал. Но обоим было плохо без друг друга, особенно от того, что не смогли пожелать даже банально спокойной ночи.        Настасье не спалось. Таким ярким и счастливым был сегодняшний день, что не смотря на усталость спать ей не хотелось. Девушка поднялась и подошла к окну, наблюдая, как гаснут фонари и костры ее крестьян. Они все были такими простыми, такими глупыми, их разум не был настолько широк, чтобы они поняли печаль юной девушки. Ведь между крестьянами даже любви толком и не было, так, необходимость. Она прижалась лбом к холодному стеклу и поправила свою белую сорочку легким движением руки. "Нужно постараться лечь и успокоиться, все равно Манилов завтра будет здесь, пусть и ненадолго..."        Так она и решила. Погасив свечу, она легла в тщательно взбитую перину и прикрыла глаза. Тяжелое одеяло приятно давило на нее, создавая уют и чистой воды удовольствие. Думая о сегодняшнем дне, она вспоминала нежность между ними, искренний свой смех, жгучее чувство в груди рядом с этим господином; улыбка сама собой появилась на губах Настасьи. Она обняла краешек одеяла, представляя, что это был Василий Сергеевич, от чего ее сердце затрепетало. Хотелось ей зажать этого неженку в своих руках, затискать его, что есть мочи, да может и успокоиться наконец. В какой-то момент, она краешком уха услышала шаги. Так как мать или некоторые няньки ее по ночам не проверяли, в голове была лишь единственная мысль: "Отец."       Моментально подумала она и порадовалась, что Манилов сейчас у себя. К счастью, она лежала в удобной позе, когда стала слышать медленно поворачивающуюся ручку двери, поэтому притворяться спящей не было надобности. Но, на удивление, дверь закрылась лишь тогда, когда этот кто-то зашел внутрь комнаты. Значит, это не отец. Девушка напряглась, но осталась неподвижной до одного момента. Ее плеча нежно коснулись теплыми пальцами, а на щеке оставили аккуратный поцелуй. Юное сердце стало безумно биться, она сразу же повернулась и взглянула на тёмное очертание улыбающегося блондина. Манилов подставил указательный палец к своим губам, а после указал на дверь. Настасья быстренько придвинулась к прохладной стенке и подняла одеяло, приглашая мужчину к себе, для нее это не показалось чопорным. Она была безумно рада тому, что он не струсил и пришел к ней.        Василий Сергеевич ловко залез под теплое одеяло и не успев даже удобно устроиться, как оказался в крепких объятиях.        — Я думала, ты не придешь...        Шептала она на самое ушко, ладонью играясь с чистыми и такими мягкими волосами.        — Я же говорил, что обязательно приду, душенька...        — Вдруг перепугался...        Блондин нахмурился, а услышав тихое хихиканье Настасьи, передразнил ее.        — Как видишь: не перепугался.        Тихо ответил Манилов и отвесил поцелуй в мягкую щечку Настасьи. Девушка слегка приподнялась, чтобы лечь удобно для обоих. Она легла ему на плечо, сложив ладонь на грудь мужчины, пока Манилов обнимал ее за плечи рукой. Оба улыбались от удовольствия и счастья, но молчали, ибо знали, что любой не такой шорох мог призвать Кулакова-старшего. Теперь все было идеально настолько, что девушка была готова уснуть. Она ласково укусила щечку Манилова, а после уткнулась носом в его шею. Он пах мылом и теплым молоком, что окончательно разморило девушку. Маленькие губки оставили пару поцелуев на его шее, а после она почувствовала, что стала проваливаться в сон.        Вскоре, оба совместно посапывали, все так же прижимаясь друг к другу. Только в эту ночь она чувствовала себя по истине счастливой и спокойной. Кровать не была такой скрипучей; подушка не была чересчур мягкой... все было прекрасно. Стоило появится нужному человеку, раздвинуть тучи в разуме, как жизнь становилась не такой уж и плохой.