(Не) удавшийся бал

       И действительно, разговор с отцом девушки у Манилова вышел довольно хорошим. Отец был полностью не против того, чтобы Настасья проводила побольше времени с ним, пусть и говорила за него Виктория, а Кулаков сидел с такой миной, что и глядеть было тошно.       Сейчас ехал он на место своего проживания. Назвать домом это он не мог, ибо его дом — зеленые глаза. Пока кучер подгонял лошадей, думал Манилов о будущей семье, о том, как будет прекрасна жизнь, когда он сможет быть всегда рядом со своею обожаемой Настенькой. Лишь от одного ее имени в жилах кровь начинала циркулировать быстрее, а глаза наливались такой невинной любовью, что и поверить в такое было тяжело. Размышления его шли куда-то вдаль, о том, какая будет у них семья... С такой красивой женой уродцы ну никак не получатся. Манилов пустился в раздумья и сентиментальные фантазии. Он думал о том, какая у них будет красивая семья, где все будут любить друг друга. Манилов представлял, что он будет вместе с Настенькой до самых последних вздохов и что их яркие чувства ни на миг не прекратятся. Даже самая простая мысль о ней, простое воспоминание, так радовали мужчину, он был готов сделать что-то безумное и невероятное. С такими мыслями ехал помещик в Маниловку, даже не представляя, как ему будет тоскливо в родном доме.       По приезде в Маниловку, барин вышел из своей старенькой брички. Никто не помнил, когда ее в последний раз чинили, ждали, когда она уже к чертям рассыпется. Хозяину на это было как всегда плевать. Летний ветер приятно тормошил волосы, пока мужчина поднялся и зашел внутрь. Голубовато-серые стены дома стали настолько тусклыми, что хотелось разрыдаться. Стены ужасно давили, отсутствие уюта говорило о себе. Во всем владении не хватало крепкой управленческой руки, которая привела бы все это строение в дом. Он и сам это знал, порой выписывал то, что нужно для дома, но довольно быстро отвлекался на трубку, быстренько забивал ее табаком и долго курил, мечтая об этом идеальном доме. Но получалось, что получалось, а получалось ровным счетом ничего. Достаток был у него хороший, Манилов мог спокойно все это купить, но ему было так лень...        Вот и сейчас, он поднялся в свой кабинет, где не было ни рабочих бумаг, словом, ничего. Присел на кресло и достал трубку. Только сейчас он понял, что пока был с Настасьей, он позабыл о курении и был счастлив. Василий задумался и положил трубку на стол. Это была самая обыкновенная курительная трубка в форме яблока, ничем не примечательная, но незаменимая в жизни Манилова. По крайней мере, ему так казалось. Сейчас он понял, что эта девушка заменяла ему все, даже курение, она была сама, как нечто запрещенное и дарящее такие восхитительные ощущения. "Нужно незамедлительно решать вопрос с женитьбой."       И это было верное решение. Манилов подкинул пятую точку с кресла и принялся искать что-то, на чем можно было писать и что-то, чем можно было писать. "Нужно прикупить крафтовой бумаги... Да чернил с перьями..."       Это были его обыденные размышления, которые ни к чему не вели. Они просто мешкали у него в голове, дабы скоротать время проходящего дня. Когда нашлось все необходимое, Манилов сел и принялся писать. В самых нежных и сентиментальных оборотах речи он выводил на бумаге свои чувства. От понимания того, что она прочтет это, его сердце начинало бешено биться. Метаморфозы на лицо: уголки бровей приподнимались кверху; взгляд был пропитан любовным трепетом; слегка дрожащая рука старательно выводила буквы. Да и действительно, его почерк был прекрасен, он желал, чтобы его Настенька это оценила. Пусть он и знал, что за ее любовь бороться не нужно было, ему хотелось получить похвалу, даже в письменной форме, это было не важно. Манилов писал ей, что без нее чувствует себя отвратительно, что уже чертовски соскучился и что хочет снова увидеть "проявления грубости любимой". Но он не забывал, ради чего писал это письмо. Ему хотелось затронуть в письме тему свадьбы. Зашел он издалека, писал, что он с улыбкой вспоминает тот вечер на лугу, когда они обсуждали все темы на свете, а главное, помнит "что душа твоя не думала о венце". На этом моменте он почувствовал сильное напряжение. Откинувшись на спинку стула, он закусил нижнюю губу и призадумался. Стоит ли напрямую спрашивать о ее намерениях? Манилов решил не торопить события, ибо и так очень многое взял. Он написал это в нежном обороте: "Хочу я, душенька моя, услышать, думала ли ты поменять свое мнение после наших теплых разговоров?"       На этом он решил закончить, ибо посчитал, что его письмо пропитано наглостью. Его стали посещать мысли, что стоит переписать письмо. "Интересно, а Ноздрев тоже писал ей такие письма, спрашивал ли он ее напрямую? Да конечно спрашивал, если еще не спросил после того, как на "ты" перешел... Чертов чурбан, грубиян неотёсанный!"        Поняв, о чем он только что подумал, Манилов моментально коснулся пальцами губ и легонько похлопал по ним. Не сказать, что он себя корил за такие плохие слова, просто манеры были для него важнее. Все же он решил оставить все так, ровняясь на темперамент Ноздрева, ведь изнутри его все равно терзали переживания, что этот "чурбан" отберет его Настеньку и все падет. Наверное и из этих соображений Манилов спешил со свадьбой, ведь после свадьбы Ноздреву уже не будет интересна эта девушка. Запечатав письмо как можно бережней, он быстренько растопил голубой сургучик и взял печать с красиво выведенной буквой "М". Запечатав письмо, Манилов позвал слугу и приказал ему подождать здесь, ведь на этом его письма не окончились. Теперь он писал отцу Настеньки. Зачем? Ему нужно было обозначить границы и начать обсуждение по поводу сватовства, показать, что для него Настенька - это нечто настолько дорогое и нужное, что без нее он не сможет. Письмо к Кулакову он лишил всяких сладких речей, писал пусть и красиво, но твердо, дабы показать, что он на самом деле идеальный кандидат на сердце его дочери.        Вскоре, он припечатал письмецо красным сургучем и приказал слуге все отправить, да побыстрее. Как только Степашка пропал за дверным проемом, сердце Манилова охватили переживания и легкая тревога. Он действительно тревожился по поводу того, что ответит ему его возлюбленная. В мыслях он представлял, как сильные ручки разорвут конверт и сначала хмуро, а потом уже более тепло она начнет читать его писанину.        Как по итогу оказалось, Манилов зря переживал по поводу свадьбы. Супружеская пара Кулаковых уже решила, что пора выдавать дочь замуж за него, ведь очень уважали мнение строптивицы и знали, что она сделает все, но будет с ним, как бы сильно им не хотелось. Отец отзывался о нем прискверно, а все из-за ревности, которая кипела в нем словно лава в котловане. Мать же была более сдержаннее, пыталась отмечать положительные черты Манилова, говорила, что он обеспеченный помещик, что очень добрый и отзывчивый человек, посему никто Настеньку не обидит. Но главе семейства было плевать. Он был чертовски проворечивой личностью, сначала мог сказать одно, а потом другое, все зависело от коэффициента выгоды одной из сторон. Виктория прекрасно помнила, как он возмущался, что никто не берет его дочь замуж, а чуть позже, когда в дверях стоял Ноздрев, пытался прогнать его из дому. Но и выгонял он его, потому что Настасья это позволяла, но если бы такое поведение было по отношению к Манилову, она бы непременно встала на защиту своего одуванчика, ведь любила нежно-нежно, пусть и была груба на язык и жесты. По итогу, не смотря на недовольное бухтение своего мужа, Виктория стала писать ответ вместо него. Писала она о том, что согласны выдать дочку замуж, только если она согласится на это. Ничего лишнего Виктория не писала, запаковала и отправила, сложив ручки на коленях. На душе матери было спокойно, в отличие от отца, но в то же время, он старался успокоить себя тем, что дочь уже давно пора отдавать замуж и наконец пожить для себя.       Описать реакцию Настасьи на письмо Манилова было довольно тяжело: девушка, прижав к груди письмо, подпрыгивала на носочках и шептала что-то неразборчивое, но напитанное сильной любовью и восторгом. Она даже не открывала письмо, но уже была счастлива, что получила его. Кулакова прижала письмо к носу и глубоко вдохнула. Помимо пыльного запаха конверта, она чувствовала еле уловимую нотку духов возлюбленного. Она остервенело взгрызалась в этот запах, который чувствовался словно на самом кончике ощущения, был настолько разбавлен воздухом, что чтобы его ощутить, нужно было сделать с десяток коротких вдохов, задержать дыхание и только тогда Настасья ощущала что-то родное и такое далекое. Но за погоней запаха, ее мозг получил перенасыщение кислорода, поэтому, чтобы юная барыня прекратила поддаваться эмоциям и нюхать конверт, послал ей потемнение в глазах и боль в голове. Кулакова пошатнулась и села на кровать, дабы не плюхнуться на пол. Боль немного отрезвила разум от влюблённых пут, поэтому она принялась за открытие письма. Ее пальцы ловко разобрались с конвертам, и Настасья принялась за чтения. Ее глаза читали строчку за строчку, краснея все гуще и гуще. Она невольно царапнула свою грудь, ибо сердце желало разорваться от переизбытка чувств. Мощный выброс эндорфина делал человека глупым и счастливым, поэтому некогда сама себе не улыбающаяся Кулакова Васильевна каталась по постели, пряча красное лицо в бумаге. Вся ее душа искренне желала задохнуться в этих строках, желала напиться ими, получить передозировку, но главное - умереть. Так как никого не было рядом, она была искренней, показывала свои эмоции и не старалась сдерживаться. Длинные кудрявые волосы снова распушились из-за активного счастья, пока аккуратный носик все еще не отстранялся от исписанной бумаги. "Как же я тебя люблю, мой мальчик... Боже, как же я тебя ненавижу за это!"        Но все это было гиперболой ее чувств. Она подняла письмо и перечитала его еще раз пять, представляя, как он сейчас лежит рядом и гладит ее, попутно шепча нежности и показывая, что она не должна быть постоянно сильной, что она имеет право быть любимой и счастливой. Когда бурная радость стала потихоньку отступать, она задумалась по поводу его последнего, самого важного вопроса, который Манилов даже подчеркнул, дабы она как-нибудь не увильнула от него. Стоило ли выходить замуж за доброго и искреннего человека? "Естественно."        А за бесхозяйственного и ленивого? "Я поменяю его. С хозяйством разберусь."        Девушка была серьёзно настроена, чтобы поменять всеобщее мнение о Манилове, да и самого Манилова, ведь он нуждался в этом. Ему нужен был кто-то очень сильный, который бы просто не позволил чрезчур мечтать и ленится. "И я как раз такая. Все будет отлично, если что подняпрягу Ноздрева, если надо, до отца доберусь. Все будет хорошо."        Она улыбнулась своим мыслям и расслабилась, прижал бумагу к сердцу. Ее взгляд зафиксировался на потолке, пока она представляла себя в красивом белом платье под руку с обворожительным Маниловым. Лишь от его нежного взгляда или словца она была готова растечься лужицей пред ним, но она бы никогда этого не показала, особенно на людях. Но все же, это было так. Она могла справиться с любой трудностью, достигнуть любых высот, но перед ним она была бессильна. В его нежный, но сильных руках она чувствовала себя маленькой, такой беззащитной, и ведь он это чувствовал! Он тонко ощущал, какое было настроение у его geliebte Frau, знал, в какой момент и что ей было нужно. Ей этого безумно не хватало. Всю жизнь она ставила себе самую главную цель: быть сильнее всех, быть непоколебимой, быть опорой. И какая же была мука нести этот пост! В отрочестве она пару раз впадала в тяжелое состояние, когда хотелось смотреть лишь в потолок и ничего не делать. Она была очень худой в те моменты, ее не заботило ровным счетом ничего, она уставала от любого движения и хотела только спать. Тогда быть сильной у нее не получалось, но эта цель вывела из этого плачевного состояния. Она крепко встала на свои ножки, стала потихоньку заниматься: тягала железяки, отмечая, как приятно болели мышцы на следующие дни. Эта боль отрезвляла, давала постоянную пощечину, напоминая, что она должна быть сильной. Поэтому тягание гантелей стало для нее чем-то необходимым. Кто-то был зависим от курения, кто-то вечно пил, а она была зависима от своих принципов и правил, которые всегда приводили к одному: к тяжелым гантелям и другому инвентарю. Она помнила, как пыталась курить. Помнила, как даже научилась вдыхать дым взатяг, отравляя легкие, но ей никакого должного удовольствия этого не принесло и бросила она это дело очень быстро, без всяких ломок и переживаний. А сейчас... Сейчас она уже была взрослой и была счастлива, что нашла своё предназначение в силе, ибо была крепкого здоровья, красивой и сильной формы тела, а главное, знала, что дисциплина - это самое главное. Дисциплина вывела ее на путь истинный, посему она была образованной, всегда знала, что, где и когда. Но, не смотря на все эти прелестности, мужчины видели в ней наинтереснейшего собеседника, прекрасного друга, но никак не пару. Они предпочитали обычных девушек, обычной слабой мускулатуры, девушек, которые носили открытые платья, заучивали фразы из романов и были рабынями своих мужей. Порой, ей было грустно от этого, но потом она вспоминала истории своих замужних подруг, которые вечно рассказывали, как их бьет муж по поводу и без. Тогда ей становилось радостно и душа ее не тревожилась из-за таких пустяков. Подумаешь, замужество! Да какие же плюсы от этого, раз тебя нещадно лупят, хотя под венцом клялись, что нежности будет уйма? Настасья смеялась над этими подругами, повторяя всегда одну и ту же фразу: "Зато как вы все замуж то торопились!". По итогу, из всей компании девиц не замужем была лишь она. Жалела ли она? Боже упаси. Она жила в свое удовольствие, носила ту одежду, которая нравилась ей, тренировалась и ездила на охоту, а летними вечерами скакала вместе с Ноздревым, ища приключения на свои пятые точки. Готова ли она променять свою свободу на любовь? Это был тяжёлый вопрос. И по привычке она попытается на него ответить. Манилов - влюблённый и искренний, он не будет ее в чем-то упрекать и пытаться запрещать ей делать то или иное. Наглостью он не был наделен, а его природная робость возбуждала чувства в душе нашей червствой героини. В их отношениях явный матриархат, она - голова, а он - конечности. Но не смотря на доминирующую, несколько мужскую версию девушки, она видела, что их отношения будут всегда наполненными чувствами, а мнения будут учитываться у каждой стороны. Разве это было не прекрасным вариантом? "Кто знает, ведь может он изменится после свадьбы. Может, он на самом деле псих дубовый, а его наивность - маска."        Думала она, но в душе вспоминала, как он смотрел, уезжая на своей бричке. Голубые глаза были полны грусти и такой безумной любви, что Настасья еле удержалась, чтобы не побежать за ним. Не хотела она терять этой любви, она была зависима от нее, ибо поняла, насколько приятно быть любимой. "Да ну, нужно переставать искать подвох. Он же такой хорошенький, маленький, миленький... Это я могу выдавить из себя грубость, а он... он другой. Пусть у моих детей будет шанс быть хоть малеха уравновешенными."        Настасья хихикнула, подумав о детях. У них есть прекрасная возможность вырасти красавцами или красавицами, ведь родители не лишены прекрасности. У обоих была восхитительная внешность, оба образованы, что могло пойти не так? "Моя боязнь родов. Хотя, может, это я сейчас так думаю, а потом все образуется..."        Девушка тяжело вздохнула и провела ладонями по лицу, перевернувшись на спину. Ее ладошки легли на плоский живот и она полностью расслабила свое тело. "Как будто у меня есть выбор. Точнее, он есть, но он никудышный. За Ноздрева я точно замуж не пойду, он только как друг хорош и то, как показывает практика, хороший друг он только со мной, но никак не с другими. А Манилов... Черт бы его побрал, сердце по нему болит. Да и все говорят, что он очень добрый и наивный. Слабохарактерный, но зато какой искренний... именно такой мне и нужен. Его характером буду я, как и всеми отрицательными чувствами, которых нет у него."        Так и порешили. Настасья подпрыгнула с кровати, села за стол и стала искать бумагу. Нужно было написать ответ, но свои тяжёлые размышления она оставила при себе. Она принялась отвечать на все его вопросы очень увлечённо и развернуто, зная, что его интересуют всякие мелочи, лишь бы она все рассказывала. Она так же пыталась туда впихнуть унцию своей ласки и нежности, что было, как оказалось, очень тяжело. Вся красная и вспотевшая она писала нежности, успокаиваемая лишь тем, что знала, как он будет счастлив прочитать это. На самый последний вопрос она ответила открыто: "Мнение я свое поменяла в положительную для тебя сторону. Надеюсь, что теперь ты не будешь столь медлительным и предпримешь нужные меры". Может, оно и звучало грубо, но раз они хотели связаться на всю жизнь, девушка хотела, чтобы он организовал все, считая договор с родителями и вопрос о свадьбе. Ей хотелось посмотреть, как он решит все это и решит ли. Смотря на исписанную бумагу, Настасья мягко улыбнулась и нарисовала на пустующем листе одуванчик. Это был он. Ее Манилов Василий Сергеевич, по совместительству одуванчик и пирожок. Она даже не знала, почему так называла, но по видимому, Манилову было плевать как, лишь бы с нежной интонацией. Запаковав письмо, она растопила голубой сургуч и оставила печатку. Слуге она приказала отправить письмо, а сама решила размяться.