Сборник рассказов

Небо было наполовину черным, с пламенеющим золотом по краям. Когда они миновали Бледный лес, золото уступило серебру туч, но даже сквозь них еще проглядывалось Око. — Может привал? — предложил Мирх. Скорее от страха, нежели от желания. — Плохой это знак. — Какой он плохой решу я. Серый как тоска, Весец по прозвищу Волк, встряхнул товарища за грудки. В глазах вояки кипела злость, разбавленная вином. — Боги гневятся. А если они знают, что мы будем красть у них? — Тогда молись, святоша. — Весец толкнул его от себя. — Кто знает, может от твоих слов они и смягчатся. — От чьих же еще... — Наемник огляделся по сторонам, будто ища поддержки. Наконец его серые, рыбьи глазки встретились с Ледом В тот момент Лед думал, что променял бы все на свете, лишь бы не оказаться здесь, среди Божьих гор, воруя подношения у верующих. “Это священная земля,” — предупреждал их жрец. Священная, кажется, то верно: даже листья на деревьях тут белые, будто молоком помазаны. Говорят, это седина: однажды гигант Нер, сотворяя мир, ударил своим молотом по земле и на ее месте вышли горы — от эдакого вида лесные духи побелели со страха. Лед в духов не верил, но побаивался, как бы те сказки не оказались правдой. — Идем давай. — сказал он Мирху, отгоняя дурные мысли. — Нам недолго осталось. Путь оказался действительно недолгим: Божьи горы поднимались сразу, резко, без долгих переходов. Преодолев пару каменных мостов они вышли к алтарю, щедро усыпанному дарами: сюда несли яблоки, колосья пшеницы и масла. На продолговатом валуне зажигали свечи. Четыре личины, выструганные из дерева, лежали подле основания, кривя страшные рожи. Вон Госл, с одним глазом, безротый Вир, безносый Румен и Нер — самый большой, с рассеченными ушами. Кому-то одному поклоняться нельзя: лишь вместе они способны увидеть, услышать, учуять и, если надо, ответить на мольбы. Мирх закрыл тряпицей Гослов глаз, а Лед присыпал землею уши Нера. — Годится. — кивнул им Весец Волк. — Ну, все готовы? — Не дожидаясь ответа он кивнул на каменный проход, выбитый в скале. — Они там, Лед? — Вроде… Мне старик сказал: “Каменные врата”. — Ты видишь здесь еще какие-то? — харкнул он. Затем улыбнулся. — Что? Впервой воровать у Богов? Боишься? Лед кивнул — что ему еще было делать? Он боялся, а врать Волку без толку, он и так знает. Чувствует. — Вот что я скажу вам, трусы: когда Полночь придет, все вы сдохнете во тьме. Сначала ты, — он кивнул на Мирха. — потом ты, — взгляд его переметнулся к Леду. — Потом я. И знаете, почему я — последним? Потому что достану Белый огонь даже у Нера из задницы.. Мирх недоверчиво нахмурился, но Лед знал — он-то может. Весец грабил караваны из Мены и Красных Бял, нападал на посадников Полночного князя. Однажды он даже умыкнул синее стекло у Штормовых пиратов — их капитан, одноногий стервятник, обещал гору золота тому, кто принесет голову Волка на блюде. Блюдо, как оказалось, пришлось совсем кстати к его собственной голове, а золото тот обменял на Белый огонь — камни, что рождают свет и дают тепло даже в самую долгую ночь. Жрецы их себе приберегают, это всем известно. И князья, и короли. Да все, у кого золото есть. В Полночь, когда небо заглатывает тьма, их делят на части и разжигают костры, чтобы не умереть от холода. За свою короткую жизнь Лед пережил только одну Полночь, но и той, как он считал, было достаточно, чтобы не забыть до самой смерти. Люди бегут с полей, мгла одевает деревья и даже золотые веки Ока пропадают с небес — все вокруг черное, хоть глаз выколи. Ты даже не видишь себя... Едва подумав об этом, Лед съежился. Они двинулись вперед, в толщу каменного прохода, выдолбленного в форме глаза. В Полночь Божьи горы закрыты. Врата перекрывают камнями и запечатывают жрецов внутри, пока золотые веки не поднимутся вновь — оставшееся же время их набивают подношениями. Караулы тут сменяются редко: на пути сюда они обошли один, значит, остался еще — в самом низу. К нему-то они и подготовились… Воры прошли вниз по черной лестнице. Камень, влажный на ощупь, переливался сотнями оттенков при свете факела, который нес Волк. Никого не было — только шорохи их сапог, раздающиеся по ступеням. Когда ступени кончились, они двинулись в новый проход, куда шире предыдущего. Камень стал как будто гладким и сырость уступила место сухой, ровной поверхности. Лед заметил, что она почти не отражала свет. Бронзовые ставни, вбитые в нее, держали массивные двери, и охраняли их четверо стражей. Факел осветил уродливые лица — у одного символически порезано ухо, другой со шрамом на глазу, третий и четвертый рассекли себе рот и нос. — Пароль, — потребовал “безносый”. Лед с удовлетворением обнаружил, что они приняли их за паломников, несущих дары. Ну что ж, тем лучше. — Вот мой пароль! — Сорвав с бедра топор, Весец обрушил острие на плечи стража. Тот рухнул, содрогаясь всем телом. — К оружию! Лед отбил выпад воина с рассеченной губой. Копье другого часового проскочило в сантиметре от ребер — его отбил Мирх. Вскоре наконечник полетел в сторону, разрубленный его мечом. Весец, сцепившись с “одноглазым”, пригнулся под очередным замахом и вогнал кинжал со второй руки в самое горло. Воин с рассеченным носом, попытавшись бежать, лишился головы. Битва была кончена. — Здесь должен быть ключ, — бросил Волк. — Чем-то ж они отпирают эти ворота. Ах вот… Сняв с шеи обезглавленного цепь, он вставил зазубренный болт меж створок. Петли пронзительно взвизгнули. — Берем только камни и золото, — раздалось эхом уже по ту сторону двери. — Ну, что встали? Ждете когда снег в Горниле выпадет? Лед сделал шаг вперед к алтарю. Следом тронулся Мирх. Интересно, проклят он уже Богами, или это будет только первый раз? Наемнику не пристало верить в чудеса — Весец говорил, что за морем Четырех не знают и поклоняются гигантским черепахам, но так ли это — поди разбери. — Вот, — кивнул Мирх. — Они из горы растут. Наемник перегнулся через широкий валун и указал вдаль. Белые камни, как он и сказал, действительно росли из углублений в скале. Острые, точно копья, их отростки выходили из стен и вились об алтарное подножие. Подойдя ближе, Лед увидел, что они наполнены чем-то светлым, струящимся внутри. Пары ударов меча хватило, чтобы перерубить один шип, но ничего такого в нем не оказалось. Сгребя обломки в мешок, Лед продолжил искать еще белые ростки — они попадались нечасто, но были хорошо различимы во тьме, служа здесь вместо факелов. — Красиво, малец? — Мирх ковырнул соседний кристалл. В голосе его была слышна тревога, но с виду он храбрился. — В Мене за это дадут не меньше табуна лошадей. — Может и так, — согласился Лед. — Да вот нам-то они поважнее. Мирх серьезно на него посмотрел. — Нам наша жизнь поважнее, — он кивнул на Волка. — А вот он нас бросит в Полночь, как случай представится: сам слышал. Каждый за себя. Да, каждый за себя. Так сказал ему и Весец, когда принимал в свой отряд. “Наемники срама не имут”. Лед, правда, никогда не спрашивал, зачем наемникам кого-то грабить, но был уверен, что такие вопросы лучше оставить при себе. Волк не из тех, кто способен понимать остроты. А Мирх… Мирх и на наемника даже не похож. В эдакой рясе он скорее слуга Богов, чем их вор. — Ты ж беглый, — Лед поморщился. — Сам был один из них. И говоришь об измене? — Я отдал Четырем две Полночи, — согласился Мирх. — Но оставшиеся две-три за мной. Нечего им так разживаться. — он посмотрел на него исподлобья. — Знаешь мелкий, что у них с беглецами делают? Лед поспешно мотнул головой — возможно даже более поспешно, чем следовало. Ему не очень хотелось знать ответ. — Выкалывают глаза. Но не сразу — сначала один, потом другой. Так чтоб ты исчез в ночи. Думаешь, я просто так не хотел идти в это место? — Думаю, ты слишком много думаешь, — Волк, соткавшись тенью за их спинами, потрепал Мирха по плечу. — Ну? Где ваши святоши обычно прячут золото? — Нам придется спуститься, — нехотя выдавил он. — Все самое ценное кладут под алтарь. — Мирх махнул в сторону жертвенного камня — там, в углублении, был выдолблен низкий проход для одного человека. Лед подумал, туда может пролезть разве что ребенок. — Но мы и здесь разжиться сможем. Всем хватит, чего искушать судьбу? Скоро сюда заявятся стражи. Взглянув на камень, на тянущиеся к нему отростки Белого огня, Лед был готов согласиться с каждым словом бывшего жреца. — Боишься поцарапаться, парень? “Боюсь”, — подумал про себя Лед, но на вид мотнул головой. Глупец. — Вижу, врешь, — осклабился Волк. — Ну ври не ври, а полезать придется: ты самый мелкий из нас. За то тебя и взяли. Да, взяли. Прежде чем поступить к Весецу на службу, Лед был воришкой, уличным карманником. За низкий рост и быстрые ноги Нищанка называла его шибздиком. Никто не мог его поймать. Кроме Волка, конечно: однажды, у Кромешных ворот, где так бойко торговали сельдью, он стянул у того два серебряных кольца и тотчас был вздернут над землею на мускулистых ручищах. — Кто это у нас такой юркий? — раздалось над ухом. — Кому служишь, парень? — Нищенской Сотне. — Теперь ты служишь мне. Вот так просто, без каких-нибудь объяснений, ему предложили выбор: или служить новому господину, или прощаться с рукой. Лед подумал тогда, что рука ему еще пригодится. Пролезая под алтарь, он пригнул голову и сжался, чтобы нырнуть вниз — к его несчастью тоннель на том не кончился. Грубые стены, по всему видно выдолбленные храмовыми рабами, сжимали плечи и грудь; с каждым новым толчком ползти становилось все труднее. Одно хорошо — темноты не было. Жилы Белого огня, просвечивая в камне, освещали путь. — Ну что там? Нашел? — раздалось далеко позади. Звук был такой, словно Волк вопрошал к нему сквозь толщу войлочного меха. — Нет еще... Едва ли его слова услышали, подумал Лед. А что если его ответа и не ждут? Он представил со страхом, как поднимается обратно, с кольцами, а проход наверх уже закрыт. Может ли Волк поступить с ним так? С внезапным ужасом Лед осознал, что может. — Поторопись, парень, — зазвучало уже совсем далеко, когда проход сузился и стало невозможно дышать. — Сейчас придет новая стража. За свою жизнь Лед много раз лазил по узким проходам, прятался в щелях — жизнь воришки учит многому — но всякий раз боялся, что застрянет где-нибудь вот так и его никто не найдет… Эх, поздно уже поворачивать. Он мог еще выползти задом, если бы постарался, но руками карабкаться удобнее. Лед закусил губу и пополз дальше. Вскоре его ладонь нащупала дно. Ухватившись о края прохода, мальчишка втянул свое тело внутрь. Острые камни ободрали рубаху, поранили бок и живот. Лед плюхнулся на пол, перекатился, встал на четвереньки. Сокровищницы, какой он себе представлял, тут не было. Светящиеся жилы, тонкие на поверхности, здесь были размером с корни деревьев. Лед видел такие только в Тенесаде — грубые, вздутые, похожие на змей. Белый огонь свисал с потолка сверкающими зубами, кристаллы цвели повсюду, пронизывали землю и камень, загораживали переходы, подпирали своды пещеры. Как их много! Лед прикрыл глаза, щурясь от нестерпимо-яркого света. Он стоял посередине зала, способного вместить в себе княжеский чертог Мены. Шипастая белизна покрывала все толстой, молочной коркой: под ней струились, переливаясь, едва различимые нити — все они сходились в одном месте. — Четверо меня побери… — прошептал Лед и впервые в жизни рассек перед собой знак, отводящий зло. Черная, как сама Полночь, в глубине чертога зияла дыра. Во всяком случае так ему сначала показалось — подойдя ближе он понял, что это кристалл, самый большой что он когда-либо видел, но темный — будто проклятый... Нищенка, воспитавшая его, говорила что Белый огонь когда-то был повсюду. Полуночный, проливая слезы из Ока, родил так свои золотые веки… и звезды. Давным-давно эти снежные точки горели на небе, но теперь их нет. Куда они ушли никто не знает, но рассказывают, Полуночный стер их со своего лица, чтобы никто не мог видеть его позор — знак его слабости. Страшный он, этот Бог. Но Лед слыхал, что кто-то ему даже поклоняется. За Божьими горами — там, где царит вечная Полночь и не сияют веки Ока. Мало кто отваживался ходить туда, но те кто возвращались рассказывали страшные истории: о полулюдях, низких как дети, ютящихся под гигантскими грибами, о безглазых конях, о плотоядных деревьях, светящихся в ночи, заманивающих подуставших путников. Лед тряхнул головой, чтобы не думать об этом. Надо поворачивать. Здесь больше ничего нет. Обернувшись к проходу, он сделал пару шагов, прежде чем услышал крик, донесшийся сверху — глухой, но довольно различимый чтобы понять: там идет бой. Сердце Леда ушло в пятки. Тупик. Отсюда он мог бы выйти лишь тем путем, что пришел. Лед боялся подниматься, но куда ж ему было еще? Может, переждать схватку, а потом вылезти, когда все стихнет? Неизвестно, кто победит, и неизвестно, чьей победы желал бы Лед больше. Волк, вероятно, поколотит его за нерасторопность, а жрецы… одни Боги знают, что они сделают с мальчишкой, пробравшимся в Святыню. Ноги сами собой сделали шаг назад. И другой. Вот так, все верно. Он — воришка, и никому ничего не должен. Каждый за себя. Он спрячется и будет жить. Живой трус лучше мертвого героя. Лед запустил руку под плащ, неловкие пальцы нащупали коротенький меч. Сталь приятно холодила ладонь. Это успокаивало его. Вскоре сверху пришли новые звуки. Долгий всхлип, оборвавшийся на середине, лязг стали, глухой звон осколков… И хотя все это было так далеко, Лед вздрагивал всякий раз, как слышал. Еще шаг назад. И другой... Битва шла прямо над ним. На мгновение он слишком испугался, чтобы шевелиться. Только бы его не нашли, только бы не нашли... С потолка, белого, как снег, начали просачиваться красноватые пятна. Лед заметил, что от них кристаллы стали как будто ярче. Держась подальше от стен, он двигался, отступая, к середине залы. Шума сражения Лед больше не слышал, но и в тишине этой было что-то зловещее, недоброе. Ему казалось, черный камень следит за ним, смотрит сквозь него. Подойдя ближе, он увидал собственное отражение. Десять лиц, искривленных, повернутых в разные стороны — в одном Лед разглядел даже свой загривок. Магия какая-то. Колдовство. Мальчишка хотел отпрянуть, отвести взгляд. Побежать... Но чем дольше он смотрел, тем меньше страха испытывал — тот будто улетучивался, испарялся вместе с другими тревожными мыслями. Наконец, его рука против воли потянулась в черную гладь. Лед чувствовал, что желал этого, хотя было ли это его желание, сказать трудно. Тьма завлекала: в ней было так спокойно, тихо... Нет. Нет-нет-нет! В последний миг он отпрянул — столь резко, что рассек руку о шипы — и выставил вперед меч. — Кто там? Покажись! — пискнул Лед и голос тут же предал его. Он еще пытался что-то сказать, но слова так и застряли в глотке. Перед ним, соткавшись из небытия, восстал дух. Бледная тень, прозрачная, высокая и безликая — она была похожа на витязя, сложенного изо льда. Шлем его, с расправленными крыльями, мерцал золотом, а латы переливались всеми цветами радуги. Он сделал шаг, точнее, проплыл вперед, едва касаясь земли. Меч выпал из рук Леда. — Сд.. Сдаюсь! Ноги сами подогнулись, бросая его коленями на землю. Воздев перед собой руки, мальчишка стал отползать назад — сквозь пальцы он видел, как призрак тянет к нему одетую в сталь ладонь. — Я не… ничего не крал! Пощадите! Пощадите! От страха Лед зажмурился. Руки объяло холодом, будто что-то незримое прошло сквозь них. А затем явилась боль — в том месте, где он только что поранился. Открыв глаза, Лед обнаружил, что дух держит его за руку. И вытягивает кровь. — Aes Ea, — прошелестел он голосом, колючим как сосульки. — Aes Ea. — Я… не понимаю. — Aes Ea, — все так же неуклонно повторял дух. Лед ощутил слезы в глазах; собрав все силы, он отвел руку в сторону. Рану охватила боль. Призрак исчез. Исчез ли? С трудом, кое-как поднявшись, мальчишка.нашарил меч в теперь уже темной зале — все кристаллы, за исключением черного, подернулись мглистой дымкой. Черный же… источал свет — над ним, в самой вышине зияла расселина, невидимая ранее. Она проходила через всю скалу, грубая, бесформенная и широкая — как раз под стать камню. Слеза Полуночного… Лед еще раз взглянул на искрящийся во тьме кристалл. Звезды. Когда-то они украшали небо, но были отвергнуты, прокляты, изгнаны. Никто не видел их уже очень, очень давно. И не должен видеть. Лед обсосал кровь с пальца, сплюнул, отошел назад — к выходу. Шаг. И еще один... Что бы то ни было, он не хотел иметь с ним дело. Все это нечистое, колдовское… Лед никогда не любил колдовство. Через пару шагов, его колени снова подогнулись. Голову мутило, точно у пьяного. “Ничего, — утешал он себя. — Еще немного.” Пол под ногами зашевелился — в нем было что-то… или казалось, что было. Тьма, обступавшая зал, будто живая, проглатывала его, тащила вглубь себя — он ощутил, как громко бьется его сердце. — Да что же... Мальчишка впился руками в пол. Ладонь — та, в которой он сжимал меч — вся слиплась от крови. Порез не заживал, как Лед не пытался его закрыть. Что-то влажное протекло под рубаху… неужто рана так серьезна? Должно быть, прошло много времени. Он терял сознание. В полубреду, мальчишка пытался подняться, но падал всякий раз, поскальзываясь в собственную кровь. От его крови камни, однако, не светились. “Везет же мне”, — подумал Лед с горечью. Он бы и улыбнулся на это, да только сил не осталось. Страх сжимал горло железными тисками. — Помогите... — прохрипел он, в надежде, что к нему спустятся — свои или чужие, теперь было все равно. — По...могите… Сюда! Пещера безмолвствовала. — Кто-нибудь… Хоть кто-то… — Лед перебирал в уме все молитвы Богам, что знал, но едва он брался их произнести, тут же слова пропадали из памяти. — Аэс Эа... — сказал он то единственное, что еще оставалось в ней. — Аэс. Эа. Отзовись. Кто бы ты ни был… Свет зажегся так резко, что Леду казалось, он на мгновение ослеп. Витязь в радужном доспехе все так же поднялся над ним, вздымая стальную руку. “Ну что ж, по крайней мере этот убьет быстро”, — невесело решил Лед и закрыл глаза. Он ждал удара, но вместо него стал проваливаться в темноту.