Аскеладд спал. Торфинн проверил несколько раз, поднимая чужую кисть и роняя обратно в меха, тряся собственной ладонью перед чужими глазами. Ничего. Благодаря тому, что он сильно запрокинул голову, Торфинну открывался прекрасный вид на его лицо: светлые ресницы, разглаженные сном морщинки, зловещий шрам, пересекавший его правую бровь и уходивший вверх на лысеющий лоб. Кожа вокруг шрама была розоватой. Торфинн из любопытства дотронулся до неё. Затем его пальцы вновь опустились на макушку Аскеладда. Его несколько раз купали старики, которые приходили сюда, - в таких случаях Торфинн всегда отворачивался, отчего-то ощущая неловкость, - поэтому его волосы были мягкими, цвета золотой пряжи. Другой рукой он дотронулся до лица Аскеладда. Кончики пальцев пробежали по закрытым векам, вниз по острой линии носа, по щетине на щеке. Зависнув над чужими губами, они едва коснулись их. Он мог уловить каждый выдох. Вдруг Аскеладд что-то пробормотал во сне, и его губы задвигались, прижавшись к пальцам Торфинна.
Он отдёрнул руку.
Кожа будто горела, пока Торфинн сдвигал Аскеладда со своего колена. По его туловищу были разбросаны крошки еды, застрявшие между складок бинтов. Торфинн взял таз с водой и тряпку, которые навсегда поселились на соседнем столе, и вытер его. Некоторые крошки оказались настолько мелкими, что ему пришлось счищать их с чужой груди ногтями, невольно расчёсывая волосы на его торсе. Они были мягкими и топорщились, как пёрышки маленьких птичек. Аскеладд простонал, когда Торфинн задел его бинты.
Раздался стук в дверь. Торфинн резко выпрямился и отскочил от кровати как раз в тот момент, когда Аскеладд начал шевелиться.
- Кт-там? - спросил он заплетающимся спросонья языком.
- Э-э... - Торфинн повернулся к двери так, чтобы Аскеладд не увидел, насколько тот покраснел. - Кто это?
- Это Дагни, дитя, - ответил голос.
- Кто?
- Ты не зна-шь имя женщ-ны, которая носит тебе еду...? - Аскеладд зевнул. - Открой ей, я хочу ещё поспать.
Только когда его дыхание вновь стало медленным и глубоким, Торфинн подкрался к двери. Он приоткрыл её лишь на дюйм, постаравшись загородить Аскеладда своим телом.
Старушка поприветствовала его. Она как обычно была одета в длинную чёрную робу и белый чепец:
- Какой-то мужчина пришёл увидеться с тобой, мальчик.
- Со мной? - у него возникла догадка, кто бы это мог быть, и он отчаянно надеялся, что ошибался. Может быть, если он будет его игнорировать, то он сам отстанет. - Если это Торкель, скажите ему уйти.
- Ты говоришь о Торкеле Длинном? О, Господи, нет. Этот мужчина чуть моложе меня, с круглым лицом и залысиной. Вот такого роста, - она провела рукой по воздуху, указывая рост примерно посередине между её головой и Торфинна. - Он сказал, что его зовут Лейф Эрикссон, и он ищет Торфинна Карлсефни.
Постоянно обжигавшие его живот угли вины и стыда вновь распалились, сжимая его сердце в тлеющих тисках. Ощущение было настолько неприятным, что он даже не мог найти в себе силы разозлиться на незнакомый эпитет, которым его вновь обозвали.
- Скажите ему уйти. Я ничего не могу для него сделать.
- Правда? Однако, он всё утро простоял у входа, - женщина - конечно, Дагни - выставила перед собой свою сумку. - Я пришла сменить ему бинты. Почему бы не оставить его на меня и не пойти размять ноги, мм?
На секунду Торфинн заподозревал, что они с Аскеладдом сговорились, чтобы заставить его уйти, но у них не было такой возможности, ведь он постоянно наблюдал за ними. Он тут же съёжился в отвращении к самому себе. Дагни была просто проявившей к нему доброту старушкой. Он не должен подозревать её в чём-то. Не тогда, когда его подозрения всегда становились оправданием насилию.
Он открыл дверь, впуская её внутрь, и, когда он по обыкновению окинул взглядом коридор, там не было никого, даже прислуги. Дом был мрачен и безжизнен. Как будто знание о том, что Лейф был снаружи, стало напоминанием того, что этим зданием когда-то пользовались другие люди, кроме него, Аскеладда и его лекарей. Только сейчас он задался вопросом, куда делись остальные.
Торфинн хлопнул дверью и провернул замок:
- Где все?
- Им было приказано покинуть дом. В конце концов, это место смерти Его Прошлого Величества, - если Дагни знала - или ей было не всё равно, - что мужчина, за которым она ухаживала, и совершил это преступление, она не показала этого. - Никто не придёт, дорогой. Иди сейчас. Я запру за тобой дверь.
Аскеладд храпел на кровати. Торфинн мялся, переминаясь с ноги на ногу. Его беспокойство усилилось при мысли об отъезде, но, если Лейф всё ещё был здесь, это значило, что он ещё не покинул Йорк. Может он и не собирался, пока Торфинн не скажет ему раз и навсегда, что сейчас или когда-либо ещё он не вернётся в Исландию. Он был в долгу перед Лейфом. И в ещё большем - перед своей матерью и Ульфой, которые, видимо, ждали его возвращения в дом все эти годы.
Они должны знать, что он не вернётся. Только так они смогут, наконец, забыть о нём.
Он указал пальцем на Дагни:
- Не впускай никого, кроме меня.
- Не впущу, - сказала она. - А теперь иди.
Он вновь открыл дверь, проверяя коридор, и вышел из комнаты, в которой жил всю прошлую неделю. Быть вне её, отрезанным от Аскеладда, ощущалось неправильным. Торфинн смотрел на него через сужающуюся щель, пока дверь полностью не закрылась.
Снаружи было холоднее. Торфинн плотнее запахнул тунику вокруг себя и отправился по направлению к чёрному входу, откуда, как он слышал, всегда слышались шаги Дагни и её помощников. Лучше было не устраивать сцену, выходя из парадного входа предположительно заброшенного здания. Только если он не хотел вновь привлекать внимания к этому месту.
На остальных предметах мебели уже осела пыль, а прочие камины давно остыли. Двор за домом оказался пустым, покрытым свежевыпавшим снегом и обдуваемым пронизывающим холодным ветром. Вся стража ушла. Торфинн неровной походкой направился от задней части здания к передней. С каждым шагом он всё больше страшился вновь увидеться с Лейфом, потому что должен был объяснить ему "почему", хотя это "почему" было чем-то постыдным, ужасным и глупым. Если бы только Лейф мог просто понять Торфинна без единого слова. Если бы он только знал.
Как знал Аскеладд.
Обойдя здание, у переднего входа он обнаружил Лейфа, нервно переплетающего пальцы меж собой. Торфинн замер не некоторое время, смущённо наблюдая за ним. Затем откашлялся. Он не привык, что люди могли не замечать, когда кто-то подходил к ним сзади.
Лейф вздрогнул. Его лицо при виде Торфинна просветлело, отчего его желудок сжался лишь сильнее.
- Торфинн! Ох, Торфинн, - быстрее, чем он успел моргнуть, Лейф обнял его, а затем отстранился, обхватив руками, разглядывая тёмные следы синяков на его лице. - Я так волновался за тебя, когда услышал, что случилось на пиру. Никто не сказал, что видел тебя, и люди принца выставили меня прочь. Поискать тебя здесь было моей последней надеждой. С тобой всё хорошо?
Торфинн проглотил вертевшиеся на языке слова:
- Я в порядке.
- Да, слава Богу, благословенно Его милосердие, - спустя столько времени Торфинн успел забыть, что Лейф, как и Кнуд, был христианином. От этого что-то в его груди неприятно сжалось. - Этот человек - Аскеладд - он и правда...?
Аскеладд всё ещё спал внутри здания, из которого только что вышел Торфинн. Он всё ещё дышал, ел и гадил, но для того, чтобы он мог и дальше заниматься этим, это должно было оставаться в секрете от всех, кроме их маленькой весёлой компании. Ложь обожгла горло Торфинна:
- Как ты и слышал об этом.
- И принц Кнуд был тем, кто его...?
У него во рту пересохло:
- Ага.
- Мне жаль. Я знаю, что ты сам хотел отомстить за Торса.
Торфинн не сказал ни слова.
- Но, - в глазах Лейфа вновь появился блеск, - теперь этого человека уже нет в этом мире. Торфинн, тебе пора оставить это. Ты должен вернуться домой.
- Я не могу.
Торфинн проклинал себя. Каждый раз, как он начинал говорить, слова выходили неправильными, искажёнными, неуклюжими. Он собирался объясниться, убедить Лейфа, но в конце концов всё, что он мог сказать, это те же самые слова, которые оставляли Лейфа таким же растерянным и расстроенным, как и прежде. Он не хотел, чтобы так было, не хотел больше ранить кого-то ещё. Но, в результате, это всё, на что он был способен.
- Ты считаешь, что должен ему что-то? - сказал Лейф тихо.
Должен ему? Нет. Он так не считал. Если уж на то пошло, это Аскеладд был тем, кто задолжал Торфинну, за смерть его отца, за все убийства, которые Торфинн совершил по его приказу за все эти годы. Но этот мир был не так устроен. Никто не получал того, что ему причиталось, не сражаясь за это. И битва Торфинна была давно проиграна.
- Это не так, - продолжал Лейф, не обращая внимание на замешательство Торфинна. - Я не знаю точно, что здесь случилось, но Его Величество сделал только то, что должен был. Ты ничего не должен ему, Торфинн. Ты свободен.
А. Он говорил о Кнуде. Ну конечно. Только кто-то настолько же извращённый, как Торфинн, мог представить, что он чувствовал себя в долгу перед Аскеладдом.
Недопонимание Лейфа могло бы сойти за достойное оправдание. Его матери тоже намного спокойнее было бы верить в то, что Торфинн стал верным слугой принца Денмарка. Она точно была бы счастливее, веря в сладкую ложь, чем зная правду: её сын был монстром. Но ложь, сперва давшаяся ему так легко, теперь выжигала лёгкие изнутри. Она была настолько болезненной, что он не мог заставить себя вымолвить ни слова.
Лейф сжал его плечи:
- Теперь, как ты сам видишь, эта часть твоей жизни завершилась. С этим покончено, Торфинн. Оставь это.
- А с Исландией
не покончено? - сказал он до того, как смог остановить себя. Он тут же прижал руку ко рту, отступая назад. Ему не следовало покидать комнату. Не следовало узнавать Лейфа на пирсе, когда они впервые встретили друг друга вновь, он должен был притвориться, что не знал его. Всё, о чём он ведал, это как разрушать и уничтожать. Конечно у него не получилось бы убедить Лейфа. Как и ожидалось, он мог лишь делать вещи хуже.
Он развернулся, уходя прочь.
- Торфинн, погоди! - Лейф схватил его за руку. Годами оттачиваемые инстинкты и мышечная память вышли на передний план, твердя ему вырвать руку, отбросить врага назад и вогнать нож ему в живот, или в горло, или в глаза, - и он не мог сопротивляться этому, встревоженный, уставший и голодный. Хорошо, что у него при себе не было оружия, иначе Лейф был бы сейчас мёртв вместо того, чтобы, рухнув задницей в снег, уставиться на Торфинна в шоке, пока прохожие оборачивались на них, желая узнать, в чём сыр-бор.
- Прости меня, - сказал Торфинн, произнося эти слова второй раз за последние дни, с тех пор, как годами не просил прощения. Затем он сбежал, как и положено трусу вроде него.
***
Лейф не ушёл.
Он остался снаружи, спрашивая о Торфинне каждый день. Это стало элементом их бесконечной рутиной: Дагни или кто-то из лекарей заходил позаботиться об Аскеладде, говорил Торфинну, что какой-то мужчина хотел видеть его, и тот отказывался от встречи. Каждый день одно и то же. Со временем он начал просить их приносить немного еды Лейфу. Этот мужчина уже потратил десять лет, рыская вокруг в поисках Торфинна, когда он должен был путешествовать, или жениться, или делать что-либо по-настоящему полезное, что угодно, на самом деле. Не исключено, что он мог заморить себя голодом, продолжая стоять на холоде. Даже Торфинн был не настолько глуп, чтобы не понимать этого.
Однажды, после ухода Дагни, Аскеладд решил поднять этот вопрос. Он уже выглядел куда лучше, кожа перестала так сильно отдавать бледностью, и Дагни принесла ему подушку, чтобы она поддерживала его в сидячем положении, и стопку книг, чтобы занять время. Торфинн почти что негодовал на подушку за то, что та избавляла его от необходимости помогать, ощущать тепло Аскеладда и биение его сердца, пока он не отмахнулся от этого глупого и странного чувства.
- Так кто этот человек, что продолжает пытаться с тобой встретиться? Лейф Эрикссон. Имя звучит знакомо.
Торфинн сухо сглотнул:
- Не твоё дело.
- Да ладно, не будь врединой.
- Почему тебя это вообще волнует?
Аскеладд пожал плечами:
- Я не думал, что у тебя есть друзья, поэтому удивился. Вот и всё.
- Он не друг.
- Тогда кто-то, кого ты выбесил? Может быть, отец твоей жертвы, или богач, которого ты оскорбил? Он, должно быть, очень зол, раз продолжает приходить день ото дня.
Торфинн уставился себе под ноги, с ожесточением вгрызаясь в кусок хлеба.
- Член семьи?
-
Нет, он просто- он был другом моего отца, ладно? Теперь отъебись от меня.
- Друг Торса, - Торфинн, должно быть, сошёл с ума, раз думал, что Аскеладд просто сделает то, что он попросит. - В тот день там был мужчина по имени Лейф, не так ли? Крепкий. Усатый. Он выглядел, как торговец, но с глазами воина.
- Ближе к делу, плешивый.
- Что ему от тебя нужно, малыш? - сказал Аскеладд. - Слишком большая удача для тебя, столкнуться с кем-то подобным по чистой случайности. Он преследовал тебя?
Не желая слышать от него ещё хоть слово, Торфинн бросил остатки еды в стену. Брызги разлетелись по дереву, бульон с мясом и овощами растёкся по полу. Торфинн терпеть не мог, когда ему напоминали об отце, и ещё больше ненавидел, когда его имя произносил Аскеладд. Он не мог вынести напоминания о его ужаснейших ошибках, не мог вынести осознания того, что Аскеладд понимал его отца лучше, чем он когда-либо. Всё это причиняло боль, комната без окон душила его. Глаза болели от мерцающего света свечей. Дым забивал лёгкие. Он не мог выносить этого. Но ещё меньше он выносил саму мысль о том, чтобы выйти на улицу, где был Лейф, и оставить Аскеладда одного в незапертой комнате - если Дагни придёт, пока его не будет, Аскеладду придётся подняться, чтобы открыть дверь, и его швы могут порваться, разойтись, рана снова начнёт кровоточить, и Дагни будет слишком стара и слаба, чтобы успеть излечить его, и он умрёт, и это будет
вина Торфинна, как и в прошлый раз, как это всегда случалось -
Сквозь какофонию прорвался голос, похожий на громыхание кулаков о дверь. Торфинн попытался прийти в себя, сфокусировавшись на этом звуке, но ничего не мог сделать, кроме как продолжать трястись, пока большая ладонь не сжала его руку, с силой стискивая, угрожая сломать кости.
Аскеладд стоял над ним, опираясь лишь на свои ноги впервые с того момента, как его ранили. Должно быть, это было лишь воображение Торфинна, но ему показалось, что он видел, как повязка окрасилась красным.
- Какого хрена ты творишь?! Сядь! - заорал он, толкая плешивого в живот - не в грудь, не туда, она слишком чувствительна. Если он дотронется до раны прямо сейчас, он уверен, что его рука войдёт прямо внутрь и схватит сердце Аскеладда. Вырвет его и испепелит в пламени горевшей свечи.
- Что
я творю? Что
ты творишь, сопляк? Разве твоя мать не учила тебя не разбрасываться едой? - Аскеладд, словно железный, сопротивлялся натиску Торфинна целых пять секунд, прежде чем, сдавшись, вернулся на кровать с тяжёлым вздохом. - Убери это.
Руки вставшего рядом Торфинна колебались над повязками. Они были белыми, нетронутыми, лишь слегка влажными от пота. Неужели кровь ему только померещилась?
Аскеладд вновь сел, выпрямляясь:
- Больше не слушаешься меня, а? Ладно, я сделаю это.
- Нет! - Торфинн надавил руками на плечи Аскеладда, используя весь свой вес, чтобы положить его обратно. Он зарылся в мягкие меха. - Я всё сделаю, просто. Лежи.
Он использовал старое постельное бельё, которое нашёл в стоящем в углу шкафу, и таз с водой, предназначенный для ран Аскеладда. Позже он пойдёт и принесёт немного снега, чтобы заменить её, когда Дагни вернётся, и он сможет оставить Аскеладда на неё на несколько минут. От супа остались пятна на стенах и полу. Торфинн поднял наполовину съеденный кусок хлеба и бездумно начал его жевать. По крайней мере, на этот раз у Аскеладда хватило порядочности подождать, пока он доест, прежде чем открывать свой чёртов рот вновь:
- Так что он хотел от тебя?
Он мог продолжить ругаться, плюнуть Аскеладду в лицо, но они были вместе достаточно долго, чтобы Торфинн знал, что Аскеладд всегда получал, что хотел, тем или иным путём. А ещё он чувствовал себя уставшим. Его конечности казались тяжелее, а веки опускались. Странно. До этого он не был настолько вымотанным.
- Он хочет, чтобы я вернулся в Исландию вместе с ним, - сказал Торфинн.
- Может, тебе и стоит это сделать.
Слова острым клинком пронзили его грудь. Торфинн покраснел от гнева, представляя, как разорвал бы горло Аскеладда зубами, но видение исчезло так же быстро, как и появилось, оставляя после себя дрожь и ощущение тошноты.
- Торфинн, - терпеливо начал Аскеладд, как говорят родителя своим непослушным детям, - если ты не собираешься убивать меня, тебе следует отправиться домой. Оставь это мелкое дерьмо позади.
Торфинн горел. Всё его тело пылало, и он уже не знал, было ли это от гнева или от стыда.
- Это не "мелкое дерьмо" для меня. Ясно? Так что если ты не собрался сказать что-то стоящее, лучше заткнись. Я не хочу слушать тебя больше.
Этот изгиб брови, эта скользнувшая по губам ухмылка заставляли Торфинна опасаться возможного ответа. Он не хотел, чтобы Аскеладд выводил его из себя, подначивая обхватить его за шею руками и давить до того момента, как он смог бы осознать, что делал, до того, как смог бы остановиться.
Ничего не произошло. Аскеладд пожал плечами и снова улёгся в постель, скрещивая руки на животе. Они продолжали сидеть в разных концах комнаты, пока Дагни не вернулась.
***
Двумя днями позже Дагни сообщила ему, что Лейф больше не околачивался у дома. Он попросил её передать, что будет ждать в ближайшем постоялом дворе, когда бы Торфинн не захотел с ним встретиться. Он и не хотел. Он лишь доказал себе и Лейфу, что он уже не тот человек, каким должен был быть. Он вырос таким извращённым и изломанным, что он не мог даже поговорить с кем-то, не прибегая к насилию. Отправиться домой? И подвергнуть опасности то малое, что оставалось от его семьи? Нет. Он не мог так поступить. Он не мог ранить ещё кого-то.
Даже Аскеладда.
От мыслей о его матери, сестре, её муже и детях желудок съёживало, но больше думать было не о чем. Нечего было
делать. Долгое времяпрепровождение взаперти в компании одного лишь Аскеладда творило с его сознанием нечто странное. Огоньки свеч мерцали слишком мягко, слишком тепло, комната будто уменьшалась день ото дня, его ноги плохо слушались из-за часов, проведённых сидя у стены. Он не мог уйти, слишком озабоченный тем, что могло произойти с Аскеладдом в его отсутствие. Не мог спать, беспокоясь, что сердце Аскеладда могло внезапно остановиться посреди ночи.
В разгар одной из таких ночей, мучимый бессонницей Торфинн поднялся с пола и подошёл к кровати Аскеладда.
Старик спал как убитый. Аскеладд никогда не засыпал крепко, всегда повисая на грани сна и бодрствования, готовый действовать, если кто-то решит повеселиться. Теперь его грудь поднималась и опускалась в глубоких, равномерных вздохах, и, даже когда Торфинн провёл рукой над чужим лицом, он не пошевелился. Пользуясь звуком дыхания Аскеладда и ощущением тепла, исходящего от его тела, рука Торфинна зависла над грудью старика в мгновение, когда она опала.
Кожа соприкоснулась с кожей на вдохе. Торфинн последовал за движением опускающейся груди Аскеладда, укладывая на неё ладонь и растопыривая пальцы. Судя по ощущениям, он касался его прямо по центру, каждым дюймом своей кожи ощущая чужую. Он сдвинулся слегка левее, чтобы лучше ощущать пульсацию сердца под ним. Аскеладд всё ещё спал, пока Торфинн едва не царапал его тупыми ногтями, шаря по груди, чтобы уловить монотонный стук. Он прекрасно мог его почувствовать, но не мог
услышать, и в одиночестве, в темноте он волновался, что ощущение пульса лишь мерещилось ему. Мысль голодно,
ненасытно вгрызалась в него, пока он не наклонился вперёд и положил голову ухом на грудь Аскеладда.
Есть.
Сердцебиение. Оно гремело в ушах в унисон с его собственным, словно два барабана, начавшие отбивать одинаковый ритм. Торфинн закрыл глаза и вздрогнул. Он был не один. Ему снились зелёные пастбища и овечье молоко. Сладкий привкус весеннего ветра. Вдалеке были слышны крики детей; его мать звала его на ужин. Он шёл с Аскеладдом и своим отцом, каждый из них держал его за руку, пока они прогуливались по берегу далёкой страны.
