how deep the bullet lies

На его макушке лежала чья-то тяжёлая рука. Она ощущалась огромной и сильной, и несколько драгоценных секунд Торфинн думал, что она принадлежала его отцу. Затем пробуждение обрушило его в реальность, он узнал застоявшийся запах трав и снега и вспомнил, где он. Судя по медленному движению его живота, Аскеладд всё ещё спал. Торфинн осторожно сдвинул его руку, позволив ей упасть на его собственный торс. Когда он двинулся, мех упал с его плеч на пол, издав мягкое пуф при приземлении. Он не помнил, чтобы укрывался им сам. Может, это сделал Аскеладд. Это было на него не похоже, но на него было также не похоже гладить волосы Торфинна, пока они оба спали, или оставаться спать под кем-то, улёгшимся сверху. Да и для Торфинна было нехарактерно спать, прижавшись к кому-то. Было не похоже на него искать утешения. Тем более у Аскеладда. Он сгорал от стыда за проявленную вчера слабость. Стыд становился его постоянным спутником. Раньше у него, хотя бы, была его гордость, глупая, но приятная убеждённость, что он был лучше, чем остальные, что у него была честь и цель. Он остро прочувствовал утрату этих иллюзий. Видимо, он потерял способность спать в положенные часы. Он уснул задолго до вечера, и теперь, казалось, проснулся в середине ночи. Пока Аскеладд храпел, он задался вопросом, как много времени они провели вот так: Аскеладд, положив руку Торфинну на голову, Торфинн, как пёс, стоявший на коленях у его кровати. Мысли о том, как они пришли к этому, привели его к тому, что он задумался о том, что изменилось, а что не изменилось, о том, как Аскеладд убил его отца, и как Торфинн всё равно защитил его. Чувство вины, которое он носил в себе с того дня, усугублялось годами бессмысленного кровопролития. Он ощущал его так явно, что трудно было, смотря на Аскеладда, вспомнить, за что он его ненавидел. Было представление, будто Торфинн сам выпустил стрелы в тот день, а Аскеладд был лишь случайным свидетелем. Эти мысли были почти такими же неприятными, как и те, что толкали его на кровопролитие, поэтому Торфинн игнорировал их, пока они не начинали расцарапывать заднюю часть его черепа, где были похоронены все остальные грустные и злые вещи. Он вернулся к насущному. В комнате пахло чуть иначе, чем прежде, запах растений усилился, и Торфинн последовал за своим носом к столу. На нём лежала стопка мехов и несколько длинных кусков коры. Рядом с ними лежала записка. В первую очередь он проверил дверь - закрыта. Либо он забыл её запереть, либо у кого-то был ключ от этой комнаты. Ничего плохого ещё не случилось, но у Торфинна уже скрутило желудок. С этого момента он должен был быть более бдительным. Вернувшись к столу, он ещё раз оглядел маленькую стопку мехов разных толщины и оттенка. Записка была на норвежском, но не то чтобы это имело значение. Он узнал алфавит, но не мог прочесть написанное. Снаружи было спокойно и тихо. Даже если это середина ночи, Торфинн подумывал разбудить Аскеладда. Ему не нравилось, что старик спал так много. Но тогда ему придётся снова выслушивать его дерьмо, и это точно было не первой вещью в списке, что он хотел бы сделать. Вместо этого он взял меха со стола, выбрав несколько самых тёплых, и укрыл ими тело Аскеладда. Те, под которыми тот обычно спал, ночью иногда оказывались зажатыми под его телом, и он мог простудиться без тепла тела Торфинна, согревавшего его. Возможность забыть о шкурах и положить голову на обманчиво мягкий живот была немедленно изгнана из его головы. Когда Аскеладд был укрыт, Торфинн взял оставшиеся меха и завернулся в них, присев в ногах кровати. Английские зимы были несравнимы с исландскими, но иногда воздух становился пронизывающе холодным. Устроившись сидя на полу, Торфинн вздрогнул. В тишине и темноте его мысли обратились, как это часто происходило в последнее время, к прошлому. Однажды, несколько лет назад, ему причитался поединок за какое-то задание, которое он выполнял для Аскеладда в период зимы. Он вернулся в деревню Горма и ворвался в дом Аскеладда - дверь которого старый ублюдок оставил незапертой, - и лицом к лицу столкнулся со зрелищем Аскеладда и какой-то определённо голой женщины в кровати. Они спали, блестя от пота. Имея представление лишь о насилии, с каким мужчины брали женщин во время рейдов, Торфинну потребовалось время, чтобы осознать то, что он видел. Она выглядела слишком спокойной для того, что должно было произойти. В тот день было ужасно холодно, но эти двое не были укрыты шкурами. Они грелись друг о друга. То, что Торфинн только что делал с Аскеладдом, совсем не то же самое. Но иногда с Аскеладдом грань того, что было и не было, самую малость стиралась. Это заставляло его чувствовать себя так же, как когда девочка подглядывала за ним во время купания. Тошнотворно. Неуютно. Он испытывал отвращение к себе. Но в этом не было ничего нового. Он продолжал предаваться размышлениям, пока не взошло солнце, и Аскеладд начал шевелиться. Он зевнул, как и положено старикам, громко и драматично, до того, как почесать живот и потянуться на кровати. Взгляд Торфинна остановился на его бинтах. Они натянулись на чужой груди, но свежей крови не выступило. - Чёрт, я правда проспал весь день? - сказал он. - Ага. - Блять! Напугал меня до смерти, - Аскеладд выглянул из-за края кровати, наклонившись, чтобы лучше видеть. Торфинн быстро поднялся, желая, чтобы Аскеладд выпрямился как можно скорее. Последнее, что ему было нужно, это напрягать его рану. Она всё ещё заживала. - Не задавай вопросов, если не хочешь ответов на них, плешивый. Аскеладд посмотрел на него так, будто искал что-то, задумчиво и слегка неуверенно. Взгляд был незнакомым для него, и Торфинн пристально посмотрел в ответ. - Ты теперь в порядке? - Что? Аскеладд неопределённо махнул рукой. - Что бы это ни было вчера. Сейчас ты в порядке? Я в порядке, хотелось сказать Торфинну. И вчера я тоже был в порядке. Отъебись. С каких пор тебя это заботит? Слова скапливались в горле, не давая друг другу выйти наружу. По правде говоря, Торфинн даже не знал, что значило "в порядке". Он не знал, как это можно было измерить. Когда он не ответил, Аскеладд почесал щёку, на которой отрастала борода. Она была светлой, как и волосы на его голове, хотя кое-где на груди были и серебристые пряди. Ещё больше признаков возраста плешивого, которые Торфинн, не колеблясь, высмеял бы меньше месяца назад. - Да, это был глупый вопрос. Забудь, что я спросил. Торфинн не хотел забывать ничего, что имело отношение к Аскеладду. Он хотел помнить его лицо, и голос, и тело, и запах, всё, что у него почти отняли не так давно. Он хотел, чтобы всё это вечно было рядом с ним. Он знал, что это невозможно. Когда-то он думал, что его отец будет жить вечно, но он был рядом лишь шесть лет жизни Торфинна, даже меньше, чем был Аскеладд. Мысли о Торсе ранили сильнее, чем обычно, тупая боль становилась колющей и обжигающей. Торфинн стряхнул мех со своих плеч. Он издал тихий хлоп, упав на пол. Аскеладд рассматривал его с таким вниманием, что Торфинну хотелось поёжиться. Затем взгляд викинга упал на стол. - Что это за записка? Торфинн протянул ему бумагу. Прищурившись, Аскеладд посмотрел на неё: - Хм. Полагаю, тебе больше не придётся играть в охранника. - Что? - Ты не читал записку? Торфинн покачал головой. - Она от Дагни, - сказал Аскеладд, тряся бумагу. - Его Высочество отдал ей ключ от комнаты, так что она теперь сможет входить самостоятельно. Это она принесла лекарство и меха в этот раз. Постарайся не пытаться пырнуть её. - Ох, - его осенило осознание того, что именно пожилая женщина была тем, кто укрыл его мехом. Он ощутил себя по-дурацки за то, что поверил, будто Аскеладд сделал бы нечто подобное, когда он ни разу не проявлял к нему и капли заботы. - Погоди-ка, - в глазах Аскеладда заплясали искры. - Только не говори мне, что ты не прочитал её, потому что не можешь. Торфинн покраснел: - Заткнись, плешивый. - Боги милостивые, я был прав. Ты не умеешь читать, - Аскеладд от души рассмеялся. - Кто тебя вырастил, малец? - Ты! - выплюнул Торфинн. Они уставились друг на друга в неловкой тишине. Чей-то голосок в голове Торфинна уверял, что это Аскеладд должен был чувствовать вину за свою вспышку, а не сам Торфинн, но чем дольше они смотрели друг на друга, тем сильнее пылало лицо Торфинна. Он не отступал как мог долго, прежде чем бухнулся вниз на пол у кровати, где часами сидел до пробуждения Аскеладда. Он уставился в точку на полу. К счастью, Аскеладд больше ничего не сказал. Торфинн слышал, как он улёгся обратно в постель. Нескончаемая скука последних дней вновь вступила в свои права, оставляя их обоих погружёнными в свои мысли. Несколько книг лежали на маленьком столике у кровати, но Торфинн не слышал узнаваемого шороха переворачиваемых страниц. Большая часть утра прошла в полном спокойствии, пока ручка двери не начала трястись. Торфинн вскочил на ноги с уже выставленными в защитной позиции руками. - Это Дагни. Не убивай её, - приказал Аскеладд. Он был прав, как всегда. Пожилая женщина поприветствовала Торфинна с чем-то довольным лицом, прежде чем поставить поднос на стол. Воздух наполнился пряным ароматом. Она взяла в руки заготовки из коры и нахмурилась: - Ты не принял иву. Она не смотрела ни на кого из них, когда говорила это, но Торфинн надеялся, что она говорила с Аскеладдом. Он не хотел признаваться ей, что он не умел читать. Она могла посмотреть на него с жалостью, как делали христиане, и он не смог бы выдержать этого. - Со всем уважением, сестра, мне она не нужна. Я не страдаю от боли, - сказал Аскеладд. Старушка фыркнула: - Вы, мужчины, всегда так говорите. Торфинн, дорогой, держи его покрепче. Если потребуется, я затолкаю в него кору силой. Отдалённо, Торфинн вспомнил, как ранее придерживал Аскеладда на своих коленях, как ребёнка, когда ему меняли повязки. Это было приятно. Он не возражал бы подержать его так снова. Он также был бы не прочь прижать слабое тело Аскеладда к кровати, пока здесь был кто-то ещё, кто не дал бы викингу перегрызть его горло. С Дагни рядом всё было правильным, совсем не таким, как когда Аскеладд и та женщина лежали голые в постели. Он двинулся вперёд, уже протягивая руки. Как бы не выглядело его лицо, оно заставило Аскеладда побледнеть: - Нет нужды мне угрожать. Я приму её. Торфинн постарался не выглядеть разочарованным, но подумал, что вряд ли преуспел в этом. Дагни передала Аскеладду кусочек коры: - Послушный ребёнок. Почему-то Торфинну показалось, что она всё ещё обращалась к нему. У него ушло до стыдного много времени, чтобы осознать, что нет, это Аскеладда она назвала ребёнком. В этом был какой-то смысл. Она была в достаточно преклонном возрасте, что бы считаться старой. Аскеладд с его лысеющей головой, морщинками у глаз и заметными венками на тыльной стороне ладони по сравнению с ней был никем в плане возраста. Вновь мысль об Аскеладде как о ребёнке казалась ему чуждой, и он не мог представить, как он выглядел в годы Торфинна, не говоря уже о более младшем возрасте. Оне не мог представить его лица, покрытого пеплом и конским навозом, пока он работал в кузнице, или как он насмерть прирезал своего отца, пока он спал. Когда она убедилась, что Аскеладд и правда жевал кору, а не спрятал её под язык, Дагни их оставила. Затвор встал на место до того, как Торфинн добрался до двери. Он проверил ручку двери, отпер и запер её обратно на всякий случай. На столе стояли две порции, одна с мясом, оставшемся на кости, а другая с тушёными мягкими овощами. Затем он съел половину своей еды, прежде чем отдать Аскеладду оставшуюся. Не важно, что происходило, старик жрал как лошадь. Должно быть, одно из последствий бытности рабом. Те, что жили у Горма, всегда гнались за едой, даже прятали её, лишь чтобы позже быть наказанными кнутом. Исландия часто была холодной и бесплодной, но до того, как покинуть её, Торфинн никогда не знал, что такое пустой желудок.

***

Всё это повторялось ещё некоторое время. Дагни приходила с новыми порциями еды, убеждалась, что Аскеладд жевал кору, и уходила. Без необходимости подниматься, чтобы открыть и закрыть дверь, Торфинн проводил ещё больше времени сидя. В конце концов у него откажут ноги. Разминаться в ходьбе в такой маленькой комнате было странно, так что вместо этого он решил немного потренироваться. Он был не уверен, как делать это без кинжалов, но он справился. Всегда справлялся. Аскеладд несколько минут наблюдал, как он потягивался. Его взгляд грозился прожечь дыру в черепе Торфинна. Обычно он не глядел на Торфинна, пока ему не нужно было поговорить с ним, да и это не случалось особо часто. Это нервировало, но также заставляло его чувствовать себя в некотором роде приятно. Когда Аскеладд признавал его существование, он меньше ощущался привидением и больше - живым человеком. Торфинн как раз переходил из атакующей позиции в оборонительную, когда Аскеладд наконец заговорил: - Как выглядела твоя мать? Он замер. - Что? - Твоя мама. Ну, знаешь, женщина, которая родила тебя. Расскажи мне, как она выглядела. У него не было ничего, что он мог бы ответить на это. Он даже не мог придумать причину отказаться отвечать. А ему она нужна была, потому что, если у него не будет причины, и он всё ещё будет отказываться отвечать, это лишь сделает Аскеладда жестоким. - Ну же, я ведь рассказал тебе о моей матери, - сказал Аскеладд. Технически, это была правда. Он рассказывал Торфинну о ней, но лишь мельком и только то, что она была очень красива и очень больна. Хельга была во многом похожа, красивая и болезненная, и, если верить Лейфу, она стала лишь слабее с момента, как Торфинн видел её в последний раз. Его руки сжались в кулаки. Торфинн знал, что проиграл эту битву. С этим чувством он был знаком очень хорошо. - Ты не слишком похож на своего отца, - сказал Аскеладд, не выглядящий особо смущённым его молчанием. - Но ты напоминаешь Торкеля, и он был дядей твоей матери. И мне было любопытно, похож ли ты и на неё тоже. Его зубы скрипнули: - Не говори о моём отце. - Я и не говорю. Я спрашивал о твоей матери. Но, если ты не хочешь мне рассказывать, я могу расспросить и Торса. - У неё светлые волосы и голубые глаза, - сказал Торфинн. Он изо всех сил старался представить её в своей голове. Её лицо было размыто, но эти детали он помнил. - Светлые как у тебя? - Нет. Бледнее. Как твои, - на последней части его голос слегка сорвался. Он не понимал, какого чёрта ему понадобилось сравнивать свою мать с Аскеладдом. Между этим и комментарием ты меня вырастил он уже наполовину вырыл себе могилу. - Волосы моей сестры того же цвета, что и мои, - сказал он, пытаясь сменить тему, но лишь закопал себя глубже. - Сестра, ха. А есть братья? У Аскеладда было три сводных брата, четыре сводных сестры и бесчисленное количество других кровных родственников, которых его отец затруднялся даже узнать. - Нет. Теперь прекрати спрашивать меня о ничего не значащей хрени. Аскеладд поднял свои руки: - Успокойся, малец, я просто пытался поговорить. Учитывая, что я не умираю, а ты не уходишь, мы могли бы, хотя бы, поболтать по-дружески разок-другой, вместо того, чтобы сидеть рядом и сходить с ума. - Тогда смени тему. Я просто не хочу говорить о моей... - он потерял право называть их "семьёй". - Не говори о них. - Ладно. Вместо этого можем поговорить о моей семье. - Я не хочу говорить о чьей-либо семье, - пробормотал Торфинн. - Придумай что-то ещё, плешивый. - Я пытаюсь найти с тобой общий язык. О чём вообще ты знаешь, кроме битв? - Аскеладд выплюнул изжёванный кусочек коры и бросил его на стол. Он раскрошился по дереву. - Разговаривать с кем-то, кто не может поддержать диалог, как заноза в заднице. Торфинн даже не мог спорить. Он без конца мог говорить о тактике, об оружии, о боевых ранах, но среди других предметов для разговора он не смог бы вставить ни одного слова. Он пытался вспомнить последний раз, когда разговаривал с кем-то. Он и Кнуд беседовали в основном об Аскеладде. До этого, наверное, с Бьёрном, хотя они всегда говорили только по делу. Часто, когда Торфинн ощущал тревогу, его посещали мысли о Винланде. Он мог представить зелёную траву и полные плодов деревья так же легко, как и фермерские поля Англии или леса Ютландии. В истории Аскеладда было похожее место: райское место далеко на западе. Это была, возможно, лучшая тема - то, о чём оба они были в курсе. - Расскажи мне об Ава... что-то. Место, где живёт Арториус. - Авалон, - сказал Аскеладд. - Про него не особо много можно сказать. Это просто сказка. - Рай на западе, тёплый и плодородный. Я знаю похожее место. Аскеладд наклонил голову. Такого выражения лица у него Торфинн ещё не видел. Открытое, любопытное. Ему было искренне интересно, что Торфинн собирался сказать. Аскеладд раньше никогда, ни разу, не интересовался Торфинном, пока он не пригождался ему на поле боя. Никогда Торфинн не завладевал его вниманием настолько полно. Это пугало и будоражило. Торфинн не хотел упустить это. - Оно называется Винланд, - сказал он, слова водопадом срывались с его губ. - Я не видел его, но Лейф был там. Он нашёл это место. Далеко на западе от Исландии, за морем. Оно тёплое, и там много зелени. У людей там тёмная кожа, и они носят покрытые перьями головные уборы. Там нет ни войн, ни рабов. - Нет войн и рабов, ха, - Аскеладд потёр свою козлиную бородку. - Но там есть люди? Торфинн кивнул: - Есть, но они отличаются от нас. Винланд другой. - Все люди одинаковы, Торфинн, - сказал Аскеладд. Его тон был ровным, не таким, каким надеялся Торфинн. - Не важно, куда ты отправишься, везде будут конфликты. Так люди устроены. - Но, - Торфинн прикусил губу. Он снова начинал злиться, эмоция вертелась вокруг него, как старый приятель. - Там полно еды и земли. Там нет причин воевать. - Ты думаешь, Свен захватил Англию, потому что ему на хватало еды или земель? - Аскеладд фыркнул. - Он захватил её, потому что был сильным. Сильные берут у слабых. Это то, как работает этот мир, и вот почему твой Винланд и Авалон моей матери не существуют. Каждый раб чего-то, мальчик, будь то жадность, страх или гнев. - Кто сказал?! - Торфинн словно чувствовал, как внутри него обрывалась какая-то нить. Это было так, словно он дал чему-то прекрасному ускользнуть сквозь пальцы. Аскеладд больше не смотрел на него с восхищённым вниманием - он вообще не смотрел на него - и даже хуже, он пытался забрать у него единственную вещь, которая осталась у Торфинна, единственное место, где он мог спрятаться, когда кровь захлёстывала его волнами. Все эти годы из всех снов, которые у него были, единственно приятные были о Винланде, и Аскеладд определённо пытался отнять у него и это тоже. - Какого чёрта. Ты пытаешься устроить драку? - Нет, - Аскеладд вздохнул. - Нет, не пытаюсь. Я просто хотел донести до тебя немного мудрости. - Прибереги её для Кнуда, - рявкнул Торфинн. - Просто оставь меня с этим. Одну вещь. Дай мне сохранить веру хотя бы в одну вещь! Аскеладд был на удивление спокоен перед лицом ярости Торфинна. Лишь немногим ранее это заставило бы Торфинна стать ещё злее, знание о том, что его угрозы были нипочём Аскеладду. Сейчас он размышлял о том, что Аскеладду было всё равно, ранит ли его Торфинн, и не потому ли, что тот верил, что он этого не сделает. Это заставило его немного остыть. Недавно он узнал, что Аскеладд был глубоко печальным человеком. Он понятия не имел, как к этому относиться - не то, чтобы его сердце могло посоветоваться по этому поводу с разумом. - Иди сюда, - сказал Аскеладд. С неохотой, но Торфинн повиновался. Он боялся, что близость к Аскеладду окончится тем, что его руки окажутся на горле мужчины, так что он сохранял дистанцию, пока Аскеладд не поманил его ближе. Он дотронулся до лица Торфинна, сперва вздёрнув его подбородок, затем проведя ладонью по щеке. Кожа под его касаниями горела. - Что? На моём лице что-то? Аскеладд ткнул указательным пальцем в скулу Торфинна: - Чёрт возьми. Ты и правда напоминаешь мне меня самого. - Мы вообще не похожи. - Сейчас нет. Но я во многом выглядел, как ты, когда я был ребёнком, после того, как я убил ублюдка, который произвёл меня на свет, - он пожал плечами. - Спроси Горма, если мне не веришь. Гнев Торфинна перетёк в какое-то неизведанное чувство, заставившее сердце отбивать чечётку. Он задрожал: - Почему ты говоришь мне всё это? Аскеладд похлопал по его щеке и отстранился, ложась обратно на кровать и глядя в потолок: - Не знаю. - Это звучит так, будто ты умираешь. Аскеладд посмотрел на него. - Ты не умираешь, - настаивал Торфинн. - Ты не умрёшь. Не пока я... - Что ты хочешь со мной сделать Торфинн? - спросил он. - Что, кроме как убить меня? - Я хочу... - он хотел снова упасть на колени к Аскеладду. Он хотел слышать его голос. Он хотел задушить его. Он хотел, чтобы его отец был жив, так что, что бы он не чувствовал к Аскеладду, это было лишь грязным предательством всего, во что он верил. В редком проявлении милосердия, Аскеладд не дал ему барахтаться в его неопределённости слишком долго: - Ну, не то, чтобы тебе нужно было отвечать прямо сейчас. У тебя есть остаток моей жизни, чтобы подумать об этом. Его жизни, потому что, предполагая, что больше они не ступят на поле боя, Аскеладд с наибольшей вероятностью умрёт первым. Он старел, пока Торфинн становился сильнее. Таков был этот мир. Торфинн вернулся к своему месту, отвернувшись от кровати. Он больше не хотел разговаривать. Вероятно, Аскеладд тоже, потому что они оставались в тишине до конца дня. Когда они уснули, в комнате был слышен лишь мерный звук дыхания их обоих и отдалённый шум мира вокруг них, продолжавшего своё движение.