Взгляд изнутри

Очередное пробуждение не было милосердным. Теперь он действительно находился на Псарне, эти доски под спиной нельзя было спутать ни с чем. В голове проползла ленивая мысль, что если он спит на досках, следовательно, ему отвели нормальную темницу с кроватью. Комфортабельные темницы с кроватями не были в почете, значит, скоро его будут пытать и допрашивать. Именно в таком порядке. Астарион ощутил странное оцепенение, которое было свойственно тем, кто привык выживать в самых жутких условиях. Будни во дворце были понятны, в каком-то смысле они стали кошмарной рутиной, вернуться сюда снова значит… Снова? В голове пролетели воспоминания: иллитидский корабль, новые товарищи, оскверненные тенью земли, Балдур, ритуал. Он не мог лишиться свободы, как бы судьба ни хотела над ним посмеяться! Астарион прислушался и медленно открыл глаза. Частая потеря сознания и множественные травмы явно не шли на пользу, каменный потолок поплыл. Пересилив желание закрыть глаза и пробыть в небытие еще немного, Астарион заставил себя сесть. Звякнула цепь, его руки оказались скованными кандалами. Они были скреплены спереди на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы выполнять простейшие бытовые действия, но недостаточном, чтобы колдовать или драться. Выдохнув сквозь сжатые зубы, он оперся спиной о стену. Да, это была Псарня. Он был прикован к стене в небольшой камере, которая была ограждена прутьями от потолка до пола, ведь пленникам не полагается иметь личное пространство. В темнице стояла тишина, никаких криков, шагов, лязга цепей. Все казалось… Заброшенным. Воспаленный разум начал старательно анализировать. Последним, что видел Астарион, была стрела Лаэзель, но он очнулся на Псарне. Картинка не хотела складываться, и это вызывало приступы головной боли. Почему Лаэзель на него напала?! Астарион застонал, прижимая пальцы ко лбу. В этот момент наметанный глаз уловил шевеление на койке в соседней “клетке”. Астарион сфокусировал зрение, и по его затылку пробежали мурашки: он был не один. Более того, на койке лежал тот самый эльф. Тело не было готово к вертикальному положению, но он заставил себя подняться. Благо, в камере достаточно тесно, чтобы всегда иметь возможность обо что-то опереться. Астарион прижался к прутьям, вглядываясь в своего соседа. Эльф выглядел изящно даже в бессознательном состоянии. Его голова запрокинулась, губы приоткрылись, а рука свисала вниз, будто была уложена мечтательным художником для позирования. Эльфу, в отличие от Астариона, повезло больше — он спал на матрасе, а не на голых досках и даже был укрыт каким-то грязным куском ткани. Впрочем, как и Астарион, тот был прикован к стене. — Эй! — он снова не узнал собственного голоса и заозирался по сторонам. Ошибки быть не могло, они были совершенно одни, Казадор не спрятался за спиной, чтобы передразнивать каждое слово. И все-таки пальцы Астариона затряслись сильнее, а горло сжала паника. Они проиграли. Он снова в плену. Чтобы мысли не оглушили окончательно, Астарион ударил кандалами о прутья клетки, издавая оглушительный лязгающий звук. — Просыпайся! — взвизгнул он отвратительным чужим голосом. Должно быть, у него помутился рассудок. Небольшие галлюцинации на фоне стресса, не более того. Кошмары преследовали почти каждую ночь, почему бы им не перекочевать в явь? К счастью для Астариона, подозрительный эльф поморщился и наконец открыл красные глаза. Астарион замер, очарованно наблюдая. Что-то в этом лице было такое, что вызывало болезненную тоску. Оно манило сильнее самой насыщенной крови. Взгляд эльфа сразу стал цепким, нахмуренным, чувственные губы сжались в тонкую линию. Он рывком сел, оглянулся и посмотрел прямо на Астариона. Похоже, Астарион влиял на своего сокамерника так же странно, и ошарашенное выражение на лице было тому подтверждением. — Что это за трюк?! — спросил тот с ноткой истерики. Глаза Астариона округлились. Если манящее лицо вызывало вопросы, то этот голос он бы узнал из тысячи. Его собственный голос. Он отшатнулся от прутьев так быстро, будто на него применили заклятие громовой волны, столкнулся с кроватью и осел на нее. — Интересно, — немного помолчав, пробормотал эльф. Он не сводил взгляда с Астариона и начал ощупывать свое лицо, явно что-то обдумывая. — Я бы предположил, что ты доппельгангер, но если бы это было так, ты бы не сидел здесь со мной, Астарион. Откуда эльф его знает? У Астариона голова шла кругом. Как давно он видел свое лицо? У него в распоряжении была лишь информация из чужих комплиментов и полузабытый образ прошлого. Он даже не помнил цвет своих глаз, что говорить об остальном? — Почему ты… Твоя внешность… Эльф поморщился, будто непонятливость Астариона жутко его раздражала. — То же я могу сказать и о тебе, глупое дитя. Астарион замер, чувствуя, как на затылке медленно зашевелились волосы. Он поднял перед собой руки и ощутил тошноту. О, он знал эти руки так же хорошо, как и все горизонтальные поверхности на Псарне. Страшная догадка обрушилась на него и сломала хребет. Все тело покрылось зудом, захотелось в ту же секунду содрать с себя кожу. Астарион взмахнул руками, словно стряхивая с них воду. Ничего не изменилось. Тогда он начал судорожно ощупывать лицо, и чем дольше это делал, тем в больший ужас приходил. — Это невозможно! — прошептал он, проводя рукой по длинным гладким волосам. Эльф вздохнул и прикрыл глаза, облокотившись о стену. Видимо разговор отнимал у него много сил. — Такое несовершенное тело, — пробормотал он с закрытыми глазами. — Сгодится для услады глаз, но как же невыносливо… Этот тон, произнесенный его, Астариона, голосом, но тон и интонации… Астарион вцепился пальцами в кровать, ища хоть какую-то опору. — Казадор… — прохрипел он. Казадор приподнял брови в ответ, но ничего не сказал. Наступило молчание. Мысли Астариона роем кружились в голове, но ни за одну из них нельзя было зацепиться. Отчаянно хотелось спрятаться, но даже если бы Астарион вышел из темницы, он бы не избавится от чужого тела. Он думал, что потерял связь с физической оболочкой еще тогда, когда она стала безвольным инструментом и объектом чужих манипуляций. Оказалось, это были цветочки. Что осталось от Астариона? Воздуха резко стало не хватать, он взмок от липкого страха, Астарион не был уверен, что вообще существует. — Жалкое зрелище, — Астарион поднял голову и наткнулся на внимательный взгляд. — Эмоции, которые ты испытываешь, противоестественны для моего лица. Выгляди я так, я бы никогда не достиг величия. — Ты и не достиг, — чужой голос не слушался, он или ломался, или срывался в хрип. Астарион предпочел бы замолчать навсегда, чтобы никогда его не слышать. Зато голос Астариона, голос, которым завладело самое ненавистное существо в мире, оказался тем, что помогало не сойти с ума. Поэтому Астарион продолжил в бездумной попытке заставить Казадора отвечать. — Дело твоей жизни обратилось в прах. — Да как ты смеешь! — Казадор рявкнул, предсказуемо легко выходя из себя. У Астариона ушли десятки лет, чтобы научиться хоть немного обходить острые углы, а теперь он сознательно на них натыкался. — Посмотри на себя, тебя заперли в камере твои же дружки. Ты предал свою семью, но оказался слишком слабым, чтобы это имело хоть какой-то смысл! Астарион почувствовал, как ярость вспыхивает в нем, и сжал челюсти. Идея послушать свой голос уже не казалась такой удачной. Что за извращенная пытка?! Он на пару мгновений прикрыл глаза и сделал два глубоких вдоха и выдоха. — Ты говоришь… — начал он, пытаясь не выдать своей растерянности. — Что нас заперли здесь мои… друзья? Астарион с мукой и извращенным восторгом наблюдал, как кривится его прекрасное лицо под управлением этого ублюдка. — Они предали тебя при первой же возможности, очевидно, — ответил Казадор, злорадно приподнимая уголки губ. Яд всегда легко струился из его поганого рта. Вопреки страшным словам робкая надежда проснулась в груди. Теперь стало понятнее: он в плену у его же товарищей. Они победили, остановили ритуал, но какой ценой. Мучитель все еще жив, и теперь Астарион даже не сможет поднять на него руку, разве может он ранить собственное тело? — На твоем месте я бы не торжествовал, — ответил Астарион едко. С новым голосом это прозвучало очень органично, что ж, пусть Казадор полюбуется на себя со стороны. —Твое тело в моем распоряжении. Я могу вспороть ему горло. Мне нечего терять. Казадор, к неудовольствию Астариона, рассмеялся. — Чтобы блефовать, нужно хотя бы немного верить в свою ложь, мальчишка, — Казадор осклабился. — Для тебя не существует ничего дороже собственной шкуры. Казадор снова ощупал голову, провел пальцами по вьющимся волосам, откидывая их назад, раздвинул губы в издевательской пародии на соблазнительную улыбку. Несмотря на красивое лицо, получилось ужасно. Астариона передернуло. Что только не делал Казадор с его телом, но теперь он залез прямо под кожу. — Я убью тебя! — прорычал он, с болью понимая, что его провоцировали, а он повелся. — Я бы на это посмотрел, — вспышка веселья у Казадора прошла так же быстро, как и началась. Теперь он выглядел почти скучающим, будто пытался наводящими вопросами привести недалекого ученика к простым истинам. — И что ты под этим имеешь в виду? Убьешь дух или оболочку? В любом случае ты проиграешь, надеюсь, понятно почему? Астариону было понятно. Если он убьет тело, в котором находится, то его дух потеряет связь с этим миром, проще говоря, он погибнет. Если убьет Казадора, то Астарион будет вынужден до конца своих бессмертных дней прожить в оболочке бывшего хозяина. Смотреть его глазами, дышать его легкими, наполнять его сердце кровью. Эти мысли вызвали новый прилив тревоги. Он обхватил себя руками, прижимаясь спиной к холодной стене. Стиснул челюсти, чтобы не стучать зубами. Быть постоянно на виду Казадора невыносимо, но Астариону не привыкать. Нужно просто погрузиться в себя, отдалиться от эмоций, спрятаться глубоко внутри… Сейчас это оказалось невозможным, будто чужое тело отторгало его. Было нельзя отстраниться и почувствовать себя уютно. Кисти и предплечья зачесались, будто под кожей спряталась тысяча маленьких жучков, и Астарион неосознанно провел по ним заостренными ногтями. Дискомфорт немного утих. — Ты должен отвечать, если я задаю тебе вопрос, мальчик, — вернул его в реальность строгий голос. Боги, неужели Астарион мог звучать так? Где-то в другой жизни, если бы был кем-то другим, кем-то властным? — Я понял, — ответил он прежде, чем успел задуматься, и прикусил язык. Не хватало еще добавить в конец раболепное “Хозяин”. Казадора, казалось, ответ вполне устроил. Он продолжил: — И не советую пытаться навредить моему телу. У вампиров быстрая регенерация, гораздо лучше, чем у отродий. Поэтому ты исцелишься быстрее, чем успеешь нанести серьезный вред царапинами или чем-то ещё. Казадор, несмотря на свою слабость, выглядел увереннее. Во всяком случае не было заметно, что его терзают приступы ужаса. Он сидел в углу кровати и задумчиво смотрел перед собой, потирая рукой подбородок. Наверняка ему тоже было противно находиться в чужом теле, вампиры сентиментальны и не любят расставаться с тем, что им принадлежит. В камере было невозможно спрятаться друг от друга, из мебели не было ничего кроме привинченной к полу кровати. Астарион улегся на жесткие доски и отвернулся лицом к стене, завершая вытягивающий энергию разговор. Это была жалкая пародия на защиту, Астарион почти чувствовал на себе презрительный взгляд. С Казадора бы сталось вопить о неуважении, но тот пока благоразумно (или устало?) молчал. Интересно, где его компаньоны? Рассудком Арион понимал, что они вряд ли так легко пошли на предательство, но все же… Слова Казадора отзывались тревожным спазмом в животе. Будут ли они беседовать с Астарионом теперь, когда он в теле этого монстра? Захотят ли слушать? Нет, если Астариона посадили в темницу, значит стоит ждать разговора. Кто-то обязательно придет.