Полундра!

      Рон       Родился я незнамо где, но судьба занесла меня с маман в Одессу. Мог бы стать беспризорником, но стал моряком. Папаша исчез где-то на просторах Гражданской, я же как-то вдруг оказался сначала на шаланде какой-то, потом уже и юнгой взяли. А что делать? Кушать-то надо. Ну и школа получилась русская, потому что с идишем у меня не сложилось.       И тут, значит, комсомол объявляет о наборе в мореходку. Мама была сильно против, но я уже взрослый, потому дернулся в комитет, значит. В комсомол-то я чуть пораньше вступил, по нынешним временам это очень правильно, хотя идейным… Не идейный я, но говорить могу много и правильно.       — Вам к кому, товарищ? — спрашивает меня парень чуть постарше меня. Чуть не ответил привычно в рифму, но сдержался, мало ли кто он тут…       — Я насчет морского училища узнать, — говорю ему. — Сам-то уже и юнгой отходил, нравится мне это дело, да и…       — Очень интересно, — кивает этот парень, приглашая меня с собой.       — Мы окружены врагами… — начинаю я и задвигаю речугу, причем постепенно начинаю говорить громче, чтобы он подумал, что я распаляюсь.       Тут обнаруживаю, что стоим мы в какой-то приемной, а вокруг множество командиров, и я тут речь толкаю о необходимости защиты любимой страны. А кто это сделает, если не армия и флот? Ну и дальше почесал, как по писаному, а парень все кивает, по сторонам посматривая. И тут из-за стола встает явно большой начальник, делая шаг ко мне.       — Хороший парень, наш человек, — произносит он. — А ну-ка, ты в училище хочешь?       — А как же! — отвечаю ему, стараясь говорить чисто и четко. — Флоту нужны грамотные командиры!       — Молодец, — кивает он. — Товарищ Вершинин, — окликает начальник парня этого. — Я его забираю.       — Отлично, — кивает тот, а потом мне удачи желает.       Ну, можно сказать, с этого момента и наступает моя теперешняя жизнь. Начальник оказывается контр-адмиралом, поди пойми, что это такое, он приказывает кому-то записать меня в училище и отпускает — с матерью попрощаться. Училище-то в Севастополе, но мы поедем не поездом, с утра нас «Парижская Коммуна» заберет, так что по воде пойдем, как заправские моряки. Хорошо же? Вот и я так думаю.       Форму, кстати, выдадут уже на корабле, а пока в гражданском рассекаю, но уже с предписанием в кармане. Оно и к лучшему — меньше патрулей цепляться будет. Добегаю я до дома, думая: как маман-то воспримет? А она занята, хахаля нового кадрит да борщом кормит. Ну и ладно, все не одна будет, значит, можно и не сомневаться.       Ночь я сплю как убитый, а утром до маман доходит, и начинаются причитания, как по покойнику. Ну да не в первый раз, маман моя любит это дело — поорать, пореветь, лучше на публику, да только не действует это на меня больше. Потому, расцеловав на прощанье мать, бегу в сторону Морпорта. На корабль опаздывать нельзя. Все-таки выйти в командиры — это путевка в жизнь, шанс-то неплохой. Вот я и спешу туда, где меня будущее ждет. Кто знает, каким оно будет, но всяко лучше, чем босяком по улицам рассекать.       Луна       Тревожит меня что-то, сильно тревожит, а что, не пойму. Папочка у меня в армии комбригом служит, мамочка тоже где-то там, в армии. А я, вспоминая свое детство, думаю идти в медицинский. Нравится мне людям помогать, так что дорога мне точно в Москву. И вот тут случается странность: документы у меня на другую фамилию оказываются, что меня удивляет, конечно.       — Это чтобы мне поблажек не делали? — удивляюсь я.       — Да, доченька, — гладит меня по голове мама.       Наверное, она что-то чувствует, но что именно, я не знаю. Мамочка, кстати, горячо поддерживает мое желание учиться в Москве, а я раздумываю о том, какую специальность выбрать. Распрощавшись с родителями, размышляю об этом всю ночь, пока еду, да и потом в самой столице все никак решить не могу, потому что доктора бывают разные. И вот в таком раздрае я вхожу в красивую дверь Второго меда. Оглядевшись в поисках направления, куда сдать документы, вижу высокого военного. Ну, в его петлицах я отлично разбираюсь и эмблемы вижу, потому обращаюсь по уставу:       — Товарищ военврач первого ранга! — привлекаю я его внимание, а потом прошу разрешения обратиться, ну и вопрос высказываю.       — Вы на какой факультет поступать решили? — между делом спрашивает он меня, ставя в тупик.       Оказывается, выбор у меня между детьми, взрослыми и военными, а специализация потом будет. Видя, что я колеблюсь, товарищ командир меня провожает до приемной комиссии, при этом мягко уговаривая, а я понимаю — он прав. Случись что, я хоть родителям помочь смогу, поэтому, протягивая документы пожилому мужчине, высказываюсь о военном факультете.       Наверное, это правильное решение, тем более что мама в ответном письме меня не ругает, а вот поступаю я как-то неожиданно быстро. Интересно, какой он, военный факультет?       Вскорости я узнаю это, решившись в хирурги идти, ведь нас учит сам Спасокукоцкий! А хирургия — спасение жизней, да и не пошлют хирурга абы куда, потому что мы в одиночестве работать просто не можем. Именно эти аргументы я вываливаю в письме маме. Возможно, именно поэтому она и не ругается. Получив подтверждение, я уезжаю обратно — у меня еще месяц есть. Интересно, почему экзаменов почти что и не было?       Гарри       В семье нас пятеро, я старший, отчего не сильно весело временами бывает, конечно, — все младшие-то на моей совести. Но тут ничего не поделаешь — папка на заводе с утра до ночи, а маме помогать надо. Хотя теперь, когда школа осталась за плечами, я решаюсь в училище пойти летное. У нас давеча сам Чкалов был! Много чего нарассказал, потому я теперь очень в летное хочу.       Мама, конечно, против, но батяня на моей стороне. А чего? Правильно, страну защищать кто будет? Он мне даже о курсах шепнул, Осоавиахима. Ну вот именно там меня заметили, очень порекомендовав. Талант, говорят. Ну комсомол меня почти в приказном порядке направляет, потому и рассказать-то нечего.       Обнять на прощание маму, расцеловать младших — и на поезд. Ну а чего рассусоливать? Ехать долго, а в поезде знакомлюсь с ребятами, тоже готовыми защищать нашу страну в небесах. Мы делимся планами и местами, а я чувствую беспокойство за младших — как они там? Привык я к тому, что младшие есть всегда, вот и беспокоюсь.       — Чего приуныл? — интересуется Сашка, мы только что познакомились.       — О младших своих думаю, — улыбаюсь я. — Как они там?       — Так ты старший брат! — понимает он, а затем признается: — А я как раз младший, представляешь?       И дальше мы разговариваем о семьях, сестрах-братьях, ну и о том, что нас ждет впереди, мне это кажется очень важным. Сашке, кстати, тоже, поэтому здесь начинается наша дружба. А поезд идет и идет.       Ночь проходит спокойно, а утром внезапно обнаруживается, что мы прибыли. Нас, полусонных, буквально выкорчевывают из вагонов, скомандовав строиться. Мы и строимся, насколько это возможно, под скептическим взглядом командира, за нами наблюдающего. Затем он командует начать движение, что оказывается не так просто сделать, но мы справляемся и неким подобием строя движемся, куда сказано.       Очень, получается, интересно. В небе крутит фигуры пилотажа одинокий «ишачок», поэтому мы заглядываемся наверх, но при этом мне очень хочется в небо. Будто ждет меня там что-то — вот хочу оказаться там, и все. Отчего я себя именно так чувствую — не понимаю совершенно. Возможно, дело в том, что мне небо в принципе нравится?       Гермиона       Я любимая младшая сестричка и папина дочка. Очень любимая и хорошая, и братик, и папа мне это часто повторяют. Ну и мамочка тоже, поэтому я стараюсь соответствовать — хорошо учусь, в пионеры меня приняли и в пример ставят. Но я, конечно же, помогаю всем, кто просит, поэтому у меня много друзей.       Сегодня я иду в Осоавиахим, папа разрешил мне научиться летать. Папа работает в НКВД, и мама тоже, поэтому у них получилось договориться. Я сама захотела, потому что это возможность вырваться из стереотипов о том, что женщины обычно в медики идут, а я вот летчицей буду! Это, наверное, очень интересно — в небе летать! Вот и попробую, а потом папочка меня с собой на работу возьмет, он обещал. Посмотрю на то, как настоящих врагов народа находят.       У папы на работе есть дядя Саша, он хороший очень, рассказывает мне, какие шпионы плохие, как они под нормальных людей маскируются, это тоже очень интересно. Когда вырасту, наверное, пойду в НКВД работать, чтобы ловить всяких шпионов, так, по-моему, правильно будет.       — Девочке парашют, — негромко говорит какой-то седой товарищ. — И на вывозной.       — А что это такое? — интересуюсь я, с интересом разглядывая летное поле.       — Это значит, юная пионерка, — хмыкает он в ответ, — что тебя вывезут покатать на самолете и будут оценивать, не станет ли плохо в воздухе.       — А… Хорошо, — киваю я.       Они пилоты, им лучше знать, как правильно, поэтому мне стоит просто быть тихой и послушной. Ну еще по сторонам поглядывать, а то вдруг где подлый шпион спрятался? Ну вот, я смело залезаю в У-2 — это биплан такой, позади меня пилот сидит. Сейчас… Вот вертится уже винт, вот самолет разбегается и взлетает в небо. Хочется визжать, но я держусь изо всех сил, потому что нельзя же, еще подумают, что я себя вести не умею, и будет совсем некрасиво. Поэтому я креплюсь, но это так прекрасно, так здорово — лететь! Просто слов нет, чтобы выразить мою радость от ощущения полета. Может, в пилоты пойти, а не в НКВД?