***
На этот раз всё кажется более реальным. Возможно, потому, что на этот раз всё происходит по-настоящему, а не в его голове, но также и потому, что... ну, потому что внезапно ставки кажутся выше, когда они занимают свои позиции — по обе стороны стола — в этом воображаемом сценарии. Этой... фантазии. Не то чтобы это... неважно. Очевидно, это не такая фантазия. По крайней мере, он так не думает. Хотя в последнее время у него может неожиданно встать практически из-за любой мелочи, связанной со Стидом, так что ему, блять, лучше помалкивать. Теперь в его бутоньерке небольшая горсть цветов. Жасмин, если Эд не ошибается. Он понятия не имел, что Стид собирал цветы каждую высадку; тот выскользнул из каюты всего на минуту, прежде чем вернуться с ними, как будто точно знал, где их взять. Как будто у него на этом корабле есть где-то маленький тайник с цветами. (— Вот так, — пробормотал Стид, продевая стебли через дырочку в топе Эда, прямо над сердцем. Глаза поднялись, и их взгляды встретились всего на мгновение — два, три — прежде чем он отстранился. Эд схватился рукой за стол, пока не успел совершить какую-нибудь глупость, например, упасть в обморок при внезапном воспоминании о лоскутке красного шёлка и огромной луне. Сердце почему-то никак не успокаивалось.) — Ах! — жизнерадостно произносит Стид у него за спиной, и Эд борется с инстинктом обернуться только на звук его голоса. — На какое же милое маленькое заведение я случайно наткнулся! Эд подавляет фырканье. Только дайте Стиду волю вложить всего себя в представление — он добавит ещё что-нибудь сверху. — Боже, я бы с удовольствием остался здесь на ночь, — размышляет Стид как бы про себя. — О, как удобно! У них здесь есть очаровательный маленький звонок для гостей. — Через секунду Эд слышит, как тот постукивает пальцами по пресс-папье на столе. — Динь-динь! Стоя лицом к стене в метре от стола, Эд оживляется, разворачивается и изображает приятное удивление при виде Стида. — О! Здравствуйте, сэр, — мягко приветствует Эд, стараясь говорить самым дружелюбным тоном. — Добро пожаловать в «Гостиницу Джеффа у моря». Извините за ожидание, чем я могу... — О, совсем не проблема, — вставляет Стид. — Снаружи бурная ночь! Я уверен, вы очень заняты. Прерывание отвлекает Эда от сценария в голове. Он даже не подумал о склонности Стида к импровизации и его безумном уровне энтузиазма. Он моргает и прочищает горло, быстро выпрямляясь в ответ на лучезарную улыбку. — Это... э-э, верно, — соглашается Эд, глядя в окно на спокойное сумеречное небо. Сегодня вечером воды такие тихие, что корабль почти не движется. Взгляд возвращается к Стиду. — Да, там настоящий беспорядок. Чем я могу вам помочь, сэр? Стид наклоняется вперёд с обнадёживающей улыбкой. — Что ж, я заметил вашу прекрасную гостиницу на берегу моря, и неужели я имею удовольствием познакомиться с самим Джеффом? Теперь Эд немного более подготовлен к импровизированным замечаниям. Он улыбается тёплой, приветливой улыбкой и протягивает руку. — Единственный и неповторимый, — уверяет он. — И это, по сути, моя гостиница на берегу моря. Могу доказать — у меня есть ключи, и всё такое. — Что ж, Джефф, — говорит Стид, нежно сжимая его руку немного дольше, чем требуется. — Я должен сказать, что я... счастлив познакомиться с вами. Я бы никогда не подумал, что что-то может сравниться с этим прекрасным видом на море, но теперь я вижу, что владелец даже красивее, чем само заведение. И Эд снова запинается. На щеках вспыхивает румянец. — Вы... — Его лицо морщится в замешательстве. — Ты флиртуешь со мной? Стид самодовольно выгибает бровь, ухмыляясь. — Тебе бы это понравилось? — Нет, это... — Эд вздыхает, хмурится и понижает голос. — Приятель, я сейчас не Эд, я Джефф. Ты бы не стал флиртовать с Джеффом. Стид возмущённо хмурится в ответ и окидывает взглядом тело Эда, посылая бурную волну тепла по нему. Он наклоняется ближе, голос становится тише, ниже. — Я бы так и сделал, если бы он был похож на тебя. Прежде чем Эд успевает придумать хоть какой-нибудь вразумительный ответ, Стид покидает его пространство, высвобождая руку и выпрямляясь. — Теперь, я полагаю, вы можете догадаться, что я здесь делаю. Слова так похожи на те, что прозвучали во время его внутренней катастрофы, те приземлились как пощёчина — эти же накрыли его сладким, тёплым порывом. Они меньше похожи на насмешку в ответ на вежливый вопрос и больше на признание мастерства Эда в индустрии гостеприимства. — А, — произносит Эд, возвращаясь к своему персонажу и изображая минутное раздумье. — Я полагаю, вам нужна комната? — Именно так! — восклицает Стид. — Очень хорошо, сэр. У вас забронировано? На лице Стида появляется такое озабоченное, виноватое выражение, что Эд почти выходит из роли, чтобы заверить его, что всё в порядке. — О, я... нет, — с тревогой отвечает он. — Боже, конечно же, у вас сегодня всё занято, не так ли? — Ну, вообще-то... — В такой шторм, — быстро добавляет Стид, достаточно резко, чтобы заставить Эда сделать паузу. Он моргает из-за ощутимого противоречия от попытки Стида развернуть сцену в неожиданном направлении, как раз в тот момент, когда он собирался ворваться как дружелюбный, вежливый, всеми любимый герой и спасти положение. — Э-э... — Он снова смотрит в окно, как будто обозревает воображаемый шторм, колеблясь от искушения вернуть повествование в безопасное русло своего воображаемого сценария вместо того, чтобы слепо довериться задумке Стида. Это просто глупая маленькая игра. Почему решение кажется таким трудным. Ладони начинают гореть, а голова — наполняться шумом. — Да, мне очень жаль, — наконец, медленно произносит Эд, переводя взгляд обратно на Стида. Желудок тревожно сжимается, он надеется, что не положил собственноручно конец своему вымыслу, продолжая: — Извините, сэр, но у нас всё занято. Напряжённая ночь. Стид вздыхает, его плечи разочарованно опускаются, и прислоняется к столу, понимающе кивая. — Боже, какая жалость, — задумчиво говорит он. — Я... Понимаете, мне больше некуда идти. Застрял здесь на ночь. Эд моргает, озабоченно хмуря брови. Ему разрешено волшебным образом обнаружить незанятую комнату? В этом притворном сценарии не должно было быть расстроенного Стида. — Просто я чувствую себя здесь... ужасно спокойно, — добавляет Стид, чуть сильнее опираясь на стол — на самом деле полностью занимая всё пространство, чтобы оказаться ближе к Эду. — И... сгодилась бы любая койка, учитывая мои обстоятельства. Волна жара ударяет Эда прямо в живот, когда Стид бросает на него полный надежды взгляд своими неожиданно большими и сияющими глазами. — Любая койка, — тихо бормочет он. — Даже если бы мне пришлось делить её. Рот Эда открывается от удивления. Это не было... ну, это никогда точно не было частью грёбаных фантазий. Вот только он вдруг чувствует, как в груди что-то раскрывается впервые за несколько месяцев. Впервые с тех пор, как он пробивался сквозь океанские глубины в попытке добраться до голоса Стида, сделать вдох — это просто. Он словно по-настоящему может дышать, чёрт возьми. Возможно, всему виной абсурдная неспособность Стида не флиртовать с ним. Или глухой стук сердца Эда из-за его стремления подыграть этой глупой, снисходительной ролевой игре, используя всю мощь своего неподдельного энтузиазма. Присущего только ему. Или, может быть... может быть, всё дело в решимости Стида привносить доброту в каждую глупую мелочь, которую они с Эдом разделяют, настоятельная потребность использовать любые возможные средства для очевидной, а порой и абсурдной демонстрации своей любви. Но независимо от причины, неожиданно Эд чувствует себя не к месту. Или, скорее, Джефф, потому что Эд, блять, больше не хочет быть Джеффом. Он хочет быть Эдом. И он хочет упасть в постель со Стидом не оглядываясь назад. Стид рассматривает его с какой-то смесью эмоций, которые Эд даже не может начать толковать. Там есть надежда, и тепло, и привязанность, и игривость, и лёгкая тревога, как будто он чертовски хорошо осознаёт, что делает. Эд беспомощно сглатывает из-за осторожного, продуманного подхода Стида, и с трудом пытается смириться с резким завершением сцены, несмотря на то, что находится в секунде от того, чтобы выпрыгнуть из своей грёбаной кожи. В итоге он делает ещё один глубокий вдох — плавный, лёгкий, почти дрожащий из-за дополнительного пространства, внезапно обнаруженного в лёгких, — и возвращается к действию. — Да? — наконец, произносит Эд, настолько ровно и хладнокровно, насколько это возможно, и оглядывается через плечо, как будто проверяет, не подслушал ли кто непристойную перепалку с гостем, прежде чем глаза снова возвращаются к Стиду. Он медленно наклоняется на несколько сантиметров над столом, взгляд скользит по лицу Стида, пока не останавливается на губах. — Ну, как я уже сказал, сэр, свободных мест нет. Но если вам нужна просто тёплая постель... — Он наклоняет голову, многозначительно рассматривая тело Стида, как будто он, блять, не пялился на него уже несколько недель, мечтая изучить каждый его сантиметр. Желательно с помощью языка. — Возможно, мы сможем что-нибудь придумать. Стид тихо втягивает воздух, обводя губы языком. Эд почти вздрагивает от удивления, когда чувствует прикосновение его пальцев к своим — такое лёгкое, что это может быть случайностью. — Боже, я был бы действительно признателен за это, — жеманничает Стид. Его взгляд тоже прикован к губам Эда, и на мгновение это настолько отвлекает, что Эду требуется вся сила воли, чтобы не перегнуть его через стол и не зацеловать до бесчувствия. — Конечно, — с прерывистым вздохом бормочет Эд. — В конце концов, не могу же я отправить вас обратно в этот... шторм. Губы Стида кривятся в усмешке. На его щеках румянец, внезапно осознаёт Эд. Самый чертовски красивый оттенок розового, который он когда-либо видел. — Что ж, я уверен, что найду какой-нибудь способ... выразить вам свою благодарность, — тихо обещает Стид и снова касается пальцев Эда, на этот раз определённо с намерением. Указательный палец осторожно скользит вверх по тыльной стороне его ладони, а затем — по внутренней стороне запястья. — Тщательно. Блять. Блять. Эд не просто хочет его. Он, блять, нужен ему. — Отлично, — порывисто и торопливо выдыхает Эд и быстро отступает назад, сталкиваясь с новой волной головокружения, как будто вся кровь в его теле так торопится спуститься в пах, что совсем наплевала на мозг. Он даже не ждёт, пока твёрдо встанет на ноги, прежде чем быстро обойти стол, кивая Стиду, чтобы тот следовал за ним. — Тогда пройдёмте со мной, сэр. Он слышит, как Стид практически вприпрыжку бросается за ним, когда они пересекают пространство каюты. Эд чувствовал бы себя глупо, продолжая шараду, если бы Стид явно не находился на седьмом небе от счастья, или если бы думал о чём угодно, кроме как затащить его в эту чёртову постель — и как можно скорее. Эд запинается перед завесой тюля, обрамляющей нишу кровати. Первое прикосновение к лёгкой и прозрачной ткани в день, когда они их украли, вырвало у Стида громкий вздох. Сердце Эда бешено колотится, когда он протягивает руку, чтобы осторожно раздвинуть завесу, оглядываясь через плечо на Стида. Розовые щёки, безумная улыбка, сияющие от восторга глаза. Сердце Эда быстро переключается на более спокойный ритм. «Я чувствую себя здесь... ужасно спокойно», — минуту назад сказал Стид. Эд не смог бы выразиться лучше. — Вот мы и пришли, — бормочет Эд, чувствуя, что это он гудит от предвкушения, а не Джефф. Стид одаривает его тёплой, благодарной улыбкой, подходя к краю кровати. Его пальцы опускаются на шёлковое покрывало и оценивающе проводят по ткани. Тот же рейд. Хороший был рейд. И хороший, блять, день. Возможно, не такой хороший, как этот. — Выглядит... мило, — выдыхает Стид. Эд задаётся вопросом, он сейчас Стид или... ну, другой Стид. Или с кем там, блять, шептался хозяин гостиницы. Его взгляд возвращается к лицу Эда, на губах всё ещё играет спокойная улыбка. — Это твоя? Хороший вопрос, чёрт возьми. Эд больше не знает, как ответить. — Ну, вы... сказали, что не прочь поделиться, — говорит он вместо этого низким, граничащим с шёпотом голосом и подходит ближе, тюль за ним возвращается на место. Тёплый свет от камина в другом конце каюты просачивается ровно настолько, чтобы отбрасывать тусклый отсвет на черты лица Стида. — Возможно, я был бы против, — спокойно и немного дерзко признаётся Стид, осторожно проводя пальцами по топу Эда спереди, прежде чем набраться смелости и схватить ткань в кулак, — если бы пришлось делиться с кем угодно, кроме тебя. Эд издаёт тихий вздох, прежде чем успевает себя остановить. Стид не прикладывает никаких усилий, чтобы притянуть его ближе, — Эд двигается сам, готовый с головой окунуться во всё, что будет дальше. Дальше следует нежность, которой Эд не ожидал. Пальцы не отпускают, и низ живота пульсирует от укола неизвестной боли, как будто жар Стида поймал и теперь подсекает его. Он следует за ним без вопросов, легко и добровольно погружаясь в тепло. Пальцы Стида находят его подбородок, приподнимая, и их губы наконец встречаются в мягком и искреннем поцелуе. Молния вернулась, она бежит прямо вниз, электризует сердце, искрясь, проникает в пальцы рук и ног. Лёгкие исторгают совершенно непрошенный вздох, когда губы Стида приоткрываются напротив его; следующий поцелуй более глубокий, голодный, и всё же такой медленный и томительный, что в нём невозможно не раствориться. Эд вздрагивает от соприкосновения их языков, и когда пальцы Стида зарываются в его волосы, он считает чудом, что его колени не подкосились на месте. Их поцелуи до сих пор не были... чёрт возьми, они не были такими. Они были бесцельными, временами горячими, а иногда мягкими, почти исследовательскими. Одни напоминали приливы и отливы, набегающие на песчаный берег, другие — бурные морские потоки, швыряющие их от течения к течению среди волн, которые вот-вот должны обрушиться на сушу, но в конце концов всегда отступают. Сейчас всё по-другому. В поцелуе чувствуется... намерение. Как будто Стид хочет исследовать все его глубины или вознести его навстречу блаженному теплу и яркому свету, пока Эд не всплывёт на поверхность с выходом имени Стида, дрожа и втягивая сладкий воздух между волнами экстаза. Пальцы усиливают хватку в волосах во время секундного перерыва, не позволяя Эду отступить ни на сантиметр. Стид осторожно сжимает кулак, наклоняя его голову, прежде чем вовлечь в новый поцелуй, и на этот раз что-то внутри Эда ломается. Под кожей словно вспыхивает грёбаный пожар, от которого по телу разливается жар и кружится голова. Не отдавая себе отчёта в действиях, он вплотную прижимается к Стиду и погружается в поцелуй с новой, горячей потребностью. Жажда большего обязывает проглотить вздох Стида, одним движением сорвав его с языка и отправив в свой рот. Жажда большего — откровенный, чёрт возьми, отчаянный голод — стирает любые беспокойные мысли о том, что это слишком: слишком много и слишком быстро. Но это не так. Сердце выбивает о рёбра какой-то абсурдный ритм, который резонирует по всему чёртовому скелету, когда Стид быстро отвечает ему с тем же пылом. Эд не ожидает, что его желудок перевернётся, когда Стид пососёт его язык, и что издаст унизительный тихий скулёж, когда руки с жадностью спустятся вниз по его спине и нетерпеливо нащупают путь под топ. «Прочь, прочь, прочь», — это всё, о чём может думать Эд, чёрт возьми, быстро вырываясь и помогая стянуть с себя топ, прежде чем врезаться обратно в Стида, как будто он утонет, не почувствовав вкуса его губ. Он уже сжимает в руках его рубашку, потому что, блять, он с таким же успехом может умереть, если не увидит его, не увидит его всего, не потрогает везде, чёрт возьми, не поцелует... Вот только Стид отбрасывает его руки и толкает в грудь, разрывая их поцелуй, и Эд сбит с толку, в страхе переживая мгновение свободного падения. Он готовится к уколу боли, которая должна последовать за осознанием, что его отвергли, что Стид передумал, что Стид его всё-таки не хочет, что — и это ещё хуже — он всё ещё заперт у себя в голове, в грёбаном чистилище, и всё это было каким-то чудовищно жестоким сном, воображаемым миром, где Стид вернулся давным-давно, сидел у его постели и яростным шёпотом умолял: «Вернись ко мне...» У Эда перехватывает дыхание, когда Стид толкает его на кровать, заползает на него и снова смыкает их рты, и о, чёрт, это реально. Это чертовски реально. Жар и внезапный голод захватывают с головой, пока они пытаются приспособиться, устроиться как следует на матрасе, не расставаясь ни на мгновение. Бёдра Стида обхватывают его, как будто были созданы для того, чтобы оседлать его, пригвоздить к кровати, пока руки исследуют его кожу. Руки не прекращают двигаться, прослеживая каждую впадину и изгиб и задерживаясь на каждой точке, которая вызывает у Эда дрожь, как будто им, блять, не терпится изучить каждый сантиметр его тела. Эд беспомощен перед его прикосновениями, он нуждается в них, нетерпеливо прижимаясь в ответ. Ощущений настолько, блять, много; их так много и даже близко недостаточно. Стид прижимается к его выгибающемуся телу, их бёдра соприкасаются — и по его позвоночнику проносится волна тепла. Эд стонет, из горла вырывается какой-то бессмысленный звук, который он счёл бы унизительным, если бы бушующий внутри огонь не мешал думать, но, чёрт возьми, ему всё равно. Прошло чертовски много времени с тех пор, как Эд терял себя вот так в другом человеке; как отчаянно нуждался в Стиде, мечтал о нём, блять, до боли в сердце; гонялся за тем, что боялся получить, но в чём отчаянно нуждался. И теперь Стид здесь, напротив него, задыхается и целеустремлённо прижимается бёдрами к его, и внезапно в теле Эда не осталось ни капли сдержанности. Он крепко вцепляется в него, пытаясь подтянуть бёдра для контакта, затем нетерпеливо хрюкает, когда оказывается в ловушке под превосходящим весом. Не думая, он использует всю свою силу, чтобы передвинуть его, и тот ни в малейшей степени не сопротивляется, позволяет Эду завершить манёвр, широко раскрыв глаза и приоткрыв губы, пока они не вписываются друг в друга. Эд издаёт голодный, удовлетворённый стон, поднимая ногу вдоль его бедра, а затем обвивая его, чтобы свести их вплотную друг к другу. Вздох Стида на этот раз громче, ещё приятнее, когда за ним следует его собственный стон, и, о, чёрт, святое дерьмо, Эд чуть не кончает на месте от одного только звука. — Боже, Эд, — шепчет Стид одними губами, обхватывая пальцами его бедро, чтобы поднять ещё выше, и снова опускается вниз для контакта — и, блять, да, именно так, да, чёрт возьми... но движения, кажется, на полсекунды замирают, когда он быстро втягивает воздух. — Я имею в виду... Джефф, — быстро выдыхает он, неуверенно и полушутя, и Эд практически рычит. — Эд, — мгновенно поправляет его Эд. — К чёрту, я Эд, я хочу... блять, я просто хочу быть Эдом. Стид немного отстраняется, сияя, быстро кивает и с судорожным вздохом начинает двигаться увереннее. — Хорошо, — тихо выдыхает он над губами Эда. — Боже, хорошо... хорошо. Его переполняет некое облегчение, смешанное с поощрением, какая-то рассеянная похвала за то, их тела двигаются вместе, как грёбаные приливы и отливы. Эд не уверен, почему дрожь пробегает по позвоночнику и оседает в бёдрах; он знает только, что его разум белеет и теряет чёткие края от восхищённого выражения на лице Стида из-за их жарких обменов. Стид буквально источает блаженство, и Эд не может бросить попытки добиться большего: больше пьянящих поцелуев, больше сладкого скольжения их бёдер, восхитительного даже через несколько слоёв одежды, трения твёрдого члена Стида о его собственный. Это... о, боже, это чертовски ошеломляет, Эд не хотел так быстро терять голову. Он тяжело дышит и неосознанно стонет имя Стида, крошечные волны удовольствия пробегают по телу и нарастают в паху от яростных, отработанных движений, но Эд, блять, не может остановиться. Он хватается за рубашку Стида на плече, сжимает изо всех сил, неистово преследуя раскалённое добела остриё удовольствия... и, чёрт возьми, Стид ничего не делает, чтобы остановить это. Он снова и снова шепчет имя Эда, произносит его как молитву, между тем, как требует глубоких, горячих поцелуев, скользит рукой под его бёдра, чтобы удержать его в ритме этих выбивающих дух, ритмичных движений. В голове царит беспорядок, когда губы Стида отрываются от его и спускаются ниже, оставляя цепочку пламенных поцелуев вниз по подбородку, к его шее. На мгновение Эд ожидает, что пальцы скользнут под платок у него на шее, ослабят его и сдвинут в сторону, может быть, даже расстегнут жемчуг, но Стид не делает ни того, ни другого. Губы добираются до платка и тоже целуют его, горячо и благоговейно, как будто он догадался, что Эд цепляется за этот платок, как за спасательный плот, с первого же дня, как надел его. Затем он целует жемчуг, обдавая шею горячим дыханием, как будто он очарован его новыми частями так же, как и старыми, — и прежде чем Эд успевает выплеснуть ещё сотню эмоций в ответ, губы Стида движутся дальше, прикусывая точку пульса и снова бросая его тело в огонь. — Стид, блять, — тяжело дыша стонет он, нетерпеливо откидывая голову назад, чтобы дать ему лучший доступ. Он не помнит, как обхватил его талию обеими ногами, бездумно прижимаясь к нему снова и снова. — Чёрт возьми, я... пожалуйста, мне нужно... — Это... это плохо? — спрашивает Стид, затаив дыхание и испуганно глядя на его ухо, и Эд так энергично трясёт головой, что чуть не сворачивает себе шею. — Нет-нет, блять, всё хорошо, — выдыхает он, крепче обхватывая Стида ногами в страхе, что это прекратится, что Стид вырвется из его объятий. — Чертовски хорошо, это... о, дерьмо... Следующие слова Стид проглатывает в поцелуе, и всё, что Эд может сделать, это прильнуть к нему и со стоном ответить, когда их бёдра прижимаются к друг другу ещё быстрее. Чёрт, если Стид продолжит в том же духе, Эд не сможет, блять... — Давай, бери то, что тебе нужно, — мрачно и ободряюще выдыхает Стид. — Всё, что ты хочешь, давай, бери... Эд теряет самообладание не сколько от указания, как от грёбаного шока, вызванного его словами, словно в бушующий внутри него огонь только что вылили бутылку ликёра. Он выдыхает имя Стида, крепко сжимая его, впиваясь ногтями в его спину, пока тело движется чисто инстинктивно, бёдра самозабвенно приподнимаются, когда всё существо пронзает ноющая потребность. Каждое последовательное движение опьяняет — и Эд в стельку пьян. Он забыл, как это чертовски приятно, как желание заполняет каждую его клеточку — и вдруг всё его грёбаное тело в огне. Внезапно он чувствует, что вот-вот разорвётся по швам, потому что с последнего такого раза прошла целая вечность, с последнего раза, когда он наслаждался одной из своих любимых вещей с кем-то вроде... Чёрт возьми, но ведь не было никого, похожего на Стида? Ничто не сравнится с этим, с человеком, который его любит, который держит его в объятиях, пока он как умирающий, гонится за блаженством, быстрее и горячее, пока ему в ухо льются сладкие, нетерпеливые слова ободрения. Через несколько мгновений Эд следует за потребностью плоти по водопаду жара, устремляясь вниз в ослепительном каскаде удовольствия и с тихим вскриком кончая в ловушке их тел. Ему кажется, что он слышит, как Стид выдыхает его имя, думает, что может даже услышать стон в ответ на достигнутую подрагивающими и беспорядочными движениями кульминацию. Только когда волна эйфории начинает отступать, он замечает лихорадочные поцелуи Стида, его вздымающуюся грудь, поток благоговейных слов, которые тот запечатлевает на раскрасневшейся, пылающей коже. У Эда кружится голова. Глаза закрываются, пока бешено бьющееся сердце медленно успокаивается, и вдруг сокрушительная нота ясности прорывается сквозь туманное блаженство. — Чёрт, — задыхаясь, бормочет он, голова падает на одеяло. Стид издаёт негромкий звук согласия, посасывая синяк на его ключице. Эд вздрагивает, пальцы, наконец, высвобождаются из рубашки Стида, чтобы вместо этого скользнуть в его волосы. Ноги опускаются на кровать, и внезапно безысходное разочарование прерывается приступом смущения от беспорядка, который он устроил у себя в штанах. — Твою же мать, чёрт возьми, — выдыхает он, больше про себя, но Стид, наконец, отрывается, растерянно моргая и глядя на него сверху вниз. — Что такое, Эд, что случилось? — спрашивает он, осматривая пространство между их прижатыми друг к другу телами. Эд быстро качает головой, проводя рукой по лицу. — Я, блять, не могу поверить, что я просто... блять, — стонет он и надувает губы, пока Стид наблюдает за ним с диким, беспомощным вопросом в глазах. — Я хотел этого несколько месяцев, чёрт возьми, приятель, и я даже не мог дождаться... — Он машет рукой в жесте, который только усиливает замешательство Стида. — Ты знаешь... по-настоящему хорошего дерьма. Стид колеблется, снова опуская взгляд на пространство между ними. — То есть это не было?.. — Блять, я не это имел в виду, — поспешно говорит Эд, качая головой и немного приподнимаясь, чтобы встретиться с ним глазами. — Я просто... чёрт, я не хотел, чтобы я, блять... — Он жестикулирует и вздыхает, потому что Стид продолжает беспомощно смотреть на него. — Чтобы я... так быстро кончил. Вот и всё. — Тревога на лице Стида ослабевает, но он по-прежнему выглядит озадаченным. Эд снова вздыхает. Возможно, его реакция нелепа, но... Чёрта с два у него получится что-нибудь утаить от него. — Слушай, я просто... Это типа одна из вещей, которые я люблю больше всего, ясно? — всё ещё тяжело дыша бормочет Эд. Стид выгибает бровь. — Под «этим» ты подразумеваешь... — Это. Секс, — многозначительно заявляет Эд, указывая на них. — Чертовски люблю секс. Одержим им. Обожаю оргазмы. Знаешь, вроде тех грёбаных оргазмов, от которых у тебя подгибаются пальцы на ногах, от воспоминаний о которых ты потом получаешь удовольствие снова и снова? Стид удивлённо моргает, глядя на него сверху вниз, и если бы Эд не знал его лучше, он бы подумал, что тот сбит с толку. Как будто Стид изо всех сил пытается привести описание в соответствие со своим собственным опытом. Брови Эда приподнимаются, и он быстро прочищает горло, послушно откладывая реакцию в уме примерно на пять грёбаных минут. Придётся это исправить. — Суть в том, — продолжает Эд, чувствуя себя с каждой секундой всё нелепее из-за поднятого шума, — я бы хотел, чтобы я смог продержаться дольше и испытать один из таких, вот и всё. Чёрт возьми, мы с тобой мечтали об этом целую вечность. Щёки Стида снова заливаются краской, но брови задумчиво хмурятся. — Ну, я... я имею в виду, Эд, я более чем счастлив продолжать, пока ты... Эд пренебрежительно качает головой. — Нет, приятель, ты не... — Он вздыхает, расслабляясь на кровати. Стид ведёт себя так чертовски любезно, что Эд почему-то чувствует себя ещё глупее из-за обсуждения этой темы. — Ты не обязан. Всё в порядке, я уже кончил. С этим разобрались. И это неважно, да? Просто так иногда бывает. Не то чтобы это было плохо... просто не каждый же оргазм будет выбивать дух. Стид по-настоящему хмурится, и Эд начинает беспокоиться, что из-за его разглагольствований у него пропало настроение, что ему не следовало мутить воду из-за такой мелочи. Он бросается к попытке сгладить ситуацию и вернуть её в нужное русло. — Тем не менее я рад сосредоточиться на тебе, — предлагает он, понижая голос, и проводит рукой по груди Стида. Он всё ещё чувствует его твёрдость у своего бедра, даже после всего этого разговора. — Расскажи, что тебе нравится? — Ну... подожди. — Эд моргает, когда Стид хватает его за запястье, пресекая любую попытку дотянуться до шнурков на рубашке. — Подожди? — Желудок Эда сводит от беспокойства. Чёрт возьми, он действительно взял и всё проебал? Или... боже, может быть, теперь Стиду кажется, что всё происходит слишком быстро. Может, Эд облажался ещё сильнее, чем думал, и теперь это конец. Стид делает паузу, внимательно глядя на него. — Твоя... любимая вещь? Эд немного напрягается. В голосе не слышно осуждения, только любопытство. Он снова вспоминает о грёбаном чистилище, о том, как перечислял причины жить призраку в собственном сознании. Что уже тогда мечтал о мире, где мог бы разделить все три со Стидом. Вот только сегодня вечером он уже сделал это, внезапно осознаёт он. Все три. Тепло, вкусная еда, оргазмы. Иногда жизнь чертовски безумна. — Ну... да, — бормочет он. — По крайней мере, одна из них. Просто... одна из причин жить, понимаешь? Или... неважно. Не может быть ничего настолько уж необычного. Это часть стандартного дерьма, которое любят все, разве нет? Но его слова вызывают на лице Стида какое-то радостное осознание, которое вскоре сменяется твёрдой решимостью. — Я не закончил, — просто говорит он. Эд хмурится и быстро кивает в знак согласия. — Да, приятель, я в курсе. — В его оправдание — Стид до сих пор держит его за запястье. Эд многозначительно подталкивает его локтем. — Это я и пытаюсь сказать, а теперь позволь мне... — Я имею в виду с тобой. Эд останавливается, как вкопанный, бросая на Стида странный взгляд. — Ты... что? Голос Стида спокоен и ровен, когда он осматривает Эда под собой. Его большой палец рассеяно поглаживает кожу запястья. — С чего ты решил, что я перестал уделять внимание тебе? Эд на мгновение теряет дар речи, прежде чем в голове щёлкает. О. Ладно, хорошо. Он понял. Вот тут проявляется неопытность Стида; очевидно, тот не занимался этим раньше. По крайней мере, не в открытом море. А может быть, и вообще, если не считать его странного, аристократического брака на суше. Если так подумать, озадаченное выражение лица Стида наталкивает на другую мысль: что за странные сексуальные контакты, чёрт возьми, бывают у аристократов? В любом случае, логично, что Стид не знал, как всё устроено здесь. Эду всегда было интересно, хотя он и подозревал, что парень, который называл себя Джентльменом пиратов, вряд ли трахался на Карибах со всеми направо и налево. — Э-э-э, послушай, приятель, вот так здесь всё и происходит, — терпеливо объясняет Эд. — Типа, раз — и готово, понимаешь? Я не какой-то жадный ублюдок в постели, который ожидает, что для него сделают что-то большее. — Он снова указывает свободной рукой между их телами. — Я кончаю, ты кончаешь — и конец. Вот так здесь всё устроено. Довольно простая математика, даже если вы не одарённый от природы морской гений. Вот что такое секс. Для Эда так было всю жизнь. Простые, аккуратные транзакции. Забавные, но ограниченные. Все, с кем Эд когда-либо был, понимали это так же хорошо, как и он, и... ну, если он когда-либо предлагал что-то сверх этого, тема закрывалась довольно быстро. Однако Стиду, кажется, трудно примириться с таким порядком. Эд наблюдает, как его лицо снова проходит весь путь от ошеломления к возмущению, а затем к упрямой решимости. — Ну, может быть, я испытываю жадность к тебе, — наконец, говорит Стид. Эд молча смотрит на него, застигнутый врасплох, и пытается сформулировать ответ, но у него не получается. — Позволь мне кое-что тебе объяснить, — тихо говорит он, и глаза Эда расширяются от новых, мрачных ноток в его голосе, от какой-то смеси веселья и энергии, читающейся в его взгляде. У него перехватывает дыхание, когда Стид крепче сжимает его запястье, поднимая над его головой, и наклоняется ближе. О, чёрт, это круто. Эд не совсем уверен, что, блять, происходит прямо сейчас, но это чертовски горячо, и он хотел бы получить щедрую дополнительную порцию. По позвоночнику снова стекает капля жидкого огня, которую он чувствовал несколько недель назад, когда подстрекал Стида выработать капитанский голос. Внезапно он застывает на месте, уставившись на Стида, нависающего над ним. «Сию секунду, сэр» так и просится сорваться с языка. — Ты не единственный, кто мечтал об этом месяцами, Эдвард, — выдыхает Стид одними губами и многозначительно кивает на испорченную одежду Эда. — И это? Это было прямиком из моих самых диких фантазий. Будь я проклят, если это всё, что я смогу подарить тебе сегодня вечером, псих. У Эда во рту грёбаная пустыня, потому что Стид смотрит на него, как человек, который выполняет совершенно новую миссию. С трудом сглотнув, он окидывает взглядом лицо Стида, проводит языком по губам. Если бы он, блять, не знал лучше, он бы подумал, что его член каким-то невозможным образом подёргивается в его грязном белье. — О, — это всё, что он успевает произнести, переводя взгляд с приоткрытых губ Стида на его тёмные глаза. Внезапно Эда охватывает жар, когда до него доходит смысл сказанных слов, снова заставляя его затаить дыхание. На этот раз ответ вылетает без раздумий: — Да, сэр. На мгновение Стид выглядит почти испуганным, а затем его черты снова озаряются решимостью и его губы дарят Эду ещё один яростный поцелуй, прежде чем Эд успевает задуматься, не сказал ли он что-то совершенно безумное. Скорре всего, так и было, учитывая, с кем он разговаривает. Но, боже, в последнее время ему действительно нравится всё безумное. Сердце снова набирает бешеный ритм, кровь закипает, и Стид, больше не колеблясь, опускает руки вниз, чтобы избавиться от остальной одежды Эда, отрываясь только для того, чтобы снять какой-то предмет и отбросить его прочь, как будто они не имеют права находиться на его теле. И это, блять, нечестно, потому что теперь Эд оказывается, блять, голым под полностью одетым Стидом. Он подтягивается, прежде чем Стид успевает поймать его в очередном шквале жарких поцелуев, чтобы схватиться за его рубашку и выдернуть её из штанов. — Блять, раздевайся уже, — требует он, задирая хлопковую ткань. Стид смеётся и подчиняется, помогая стянуть рубашку и выбросить её, а затем их руки сталкиваются, работая над его штанами. Эд никогда в жизни не был так чертовски отвлечён. Он столько раз видел Стида, но никогда в таком виде. Румянец проступает от щёк до веснушчатых плеч и широкой груди, видимый даже под копной волос, спускающихся до самого живота. Им удаётся вместе неуклюже расстегнуть его штаны, и глаза Эда следуют по дорожке волос ещё ниже; а затем Стид пригибается, чтобы полностью стянуть их, трясясь и извиваясь, пока те не оказываются на полу, и рот Эда наполняется слюной. Ему никогда не приходило на ум слово «красивый», чтобы описать чей-нибудь член, но Стид... чёрт, он нечто другое, и теперь он голый и раскрасневшийся снова устраивается на нём, упираясь твёрдым членом в его бедро. Эд на самом деле умрёт, если его, блять... — Я хочу, чтобы ты трахнул меня, — выпаливает он, окидывая отчаянным взглядом тело Стида, пытаясь впитать сразу каждый сантиметр, прежде чем их глаза вновь встречаются. Стид выглядит на мгновение ошеломлённым, и Эд понимает, что только что сорвалось у него с языка. — Или, чёрт... блять, я имею в виду... — Да? — В голодном взгляде Стида появляется блеск, и в его голосе слышится предвкушение. Пальцы поднимаются по груди Эда, пока не достигают его челюсти, сжимая её так нежно, что Эду внезапно хочется расплакаться. Блять, в горячем смысле. Или что-то в этом роде. Чёрт возьми, он совершенно потрясён. — Господи, можно мне? Ты этого хочешь? — Хочу ли я... — Эд обрывает себя на полуслове безумным хриплым смешком, обхватывая предплечье Стида, просто чтобы подержать его. — Чёрт возьми, да, приятель, я хочу этого. Господи, я хочу, чтобы ты трахнул меня в грёбаный матрас, хотел этого уже... Губы Стида снова на его, и на этот раз они дарят чертовски обжигающий поцелуй. Эд почти не может уследить за быстрым, неистовым жаром языка Стида у себя во рту или внезапным уколом его зубов на своей губе, или совершенно непристойным стоном, который тот издаёт. Он чувствует, как сердце Стида бешено колотится в груди, и Эд не раздумывая дважды пробегается руками по его коже, везде, куда может дотянуться, побуждая его наклониться, чтобы их тела полностью соприкоснулись. Эд даже не знает, как долго они обмениваются серией нетерпеливых и отчаянных поцелуев. Теперь он ощущает вкус потребности на языке Стида, такой же острый и ясный, как его собственный, и задаётся вопросом, как, чёрт возьми, Стиду удавалось сдерживать этот вид голода с момента их второго поцелуя при луне. Захватил ли его тот же ураган желания, что и Эда, боялся ли он сдвинуться хоть на сантиметр в страхе, что один неверный шаг может отправить его в небытие. Теперь Эд чувствует что угодно, только не страх. Всё ощущается по-новому, особенно возможность вот так целовать Стида — без стыда сжимать и притягивать, выгибаться и задыхаться, не беспокоясь о том, что между ними что-то сломается. Ногти Стида оставляют следы на его коже — и Эд стонет; пальцы тянут его за волосы — и голова Эда откидывается на кровать, как у тряпичной куклы; пальцы хватаются за его бедро, чтобы подтянуть его к груди — и Эд, блять, хнычет от ощущения, что его раздвинули напоказ, и бесстыдно умоляет. — У тебя есть... боже. — Стид проводит пальцами по его бедру и задыхается от вида его раздвинутых ног и снова наполовину твёрдого члена. — Что-нибудь... что угодно, чтобы... Эд вслепую тянется через кровать к маленькому столику, торопливо кивает, нащупывая знакомый флакон, а затем вкладывает его в руку Стида, и тот удивлённо моргает. — Ты... Я искал это масло! — возмущённо заявляет Стид, бросая на Эда обвиняющий взгляд. — Оно было у тебя всё это время? Эд фыркает и, несмотря на головокружение и затруднённое дыхание, невинно пожимает плечами. — Да. Извини, — неискренне бормочет он и вытягивает одну ногу вдоль тела Стида, а другую отодвигает ещё дальше, чтобы показать себя. — Украл его, когда всё ещё злился на тебя. Хотел вернуть его, честно, но это хорошее дерьмо. — Я знаю, что это хорошее дерьмо, — рассеяно ворчит Стид. Его взгляд оторвался от флакона и снова остановился на теле Эда, жадно скользя по каждой ложбинке. Рука словно без задней мысли опускается на его бедро, обводя татуировки и следуя по ним вверх, к талии, и с губ Стида срывается безмолвный благоговейный вздох. Сердце Эда замирает. Никто никогда не смотрел на него так, по правде говоря. Конечно, многие пялились на него, как на кусок мяса, собираясь приготовить из него целое блюдо. Но никто не смотрел на него так, словно хотел готовить из него каждое своё блюдо, в постели и нет; словно хотел быть с ним утром, днём, ночью и всегда — делиться теплом, вкусной едой и оргазмами, смехом и страхом, произнесёнными шёпотом признаниями в любви... Боже, это что-то новенькое. Внезапно Эд теряет дар речи, и когда его взгляд снова встречается со Стидом, в нём читается бесконечная любовь. — Я чертовски сильно люблю тебя, — выдыхает Стид, выбивая воздух из лёгких Эда. Он не успевает восстановить дыхание, как их губы снова смыкаются. На этот раз нет ничего, кроме нежности. Поцелуй простой и сладкий. Эд раскрывается для большего, когда Стид кладёт руку ему на талию, просто чтобы прижать его ближе, целуя так, словно они сейчас не лежат, голые и отчаявшиеся, в постели. Как будто этот поцелуй с таким же успехом может быть приветствием, когда Стид слишком сильно соскучился по нему, или прощанием перед долгим днём разлуки, или благодарностью за добрый жест со стороны Эда, или ответом на благодарность — со стороны Стида. Как будто это могло быть признанием — я люблю тебя — вот так просто. В любой момент дня, в любой день недели, в любую неделю года. Они так же нежно отстраняются друг от друга, и Эд не уверен, когда его пальцы запутались в волосах Стида, чтобы прижать его к себе, и когда большой палец Стида начал поглаживать его обнажённую талию в священной ласке, от которой по коже бегают мурашки. Стид вздыхает и расплывается в сияющей, словно рассвет, улыбке, задерживаясь, чтобы с любовью взглянуть на него сверху вниз. — Ты всё ещё делаешь меня счастливым, — шепчет он, нежно касаясь кончиком носа переносицы Эда. — Всё в тебе. Ты знаешь об этом, да? Потрясающий вопрос. Эд смотрит на него широко раскрытыми глазами и пытается не выкинуть какую-нибудь, блять, глупость, например, разрыдаться из-за этого. Пальцы в волосах Стида расслабляются и медленно скользят к его щеке. — Да, — выдыхает он, робко кивая. — Ты тоже всё ещё делаешь меня счастливым. Брови Стида с надеждой поднимаются, на губах появляется более мягкая улыбка. — Да? — шепчет он, как будто сам ни хрена не знает. Он должен, по крайней мере. Это должно быть ясно как божий день, и если нет, Эд быстро решает, что ему следует лучше стараться демонстрировать своё счастье так же, как Стид — своё обожание. — Да, — шепчет Эд в ответ, яростно кивая. — Боже, конечно. Стид счастливо вздыхает, а затем целует его, и мысли Эда снова улетучиваются, оставляя после себя безмятежное спокойствие, чтобы полностью погрузиться в ласку. Стид сладко и неторопливо погружает его ещё глубже, и Эд почти забыл, чем они тут занимаются, но затем их поцелуи снова распаляются, блуждающие по телу руки возвращаются, и вскоре он снова начинает задыхаться ему в рот, беспокойно ёрзая и страстно желая продолжения. — Ты... — начинает он, и внезапно теряет дар речи, когда пальцы Стида обхватывают другое его бедро, поднимая с кровати и передвигая практически до груди. Эд сглатывает и, когда сердце перестаёт колотиться о рёбра, пытается продолжить с дрожью в голосе: — Ты, эм... ты когда-нибудь?.. — Делал это? — фыркает Стид и, поглаживая бедро Эда, качает головой, совершенно открыто признавая сей факт. — Нет, эм... ни с кем другим. Я пробовал немного с собой. — Он наклоняется, чтобы поцеловать Эда в подбородок, затем за ухом, оставляя крошечные следы привязанности, как будто ничего не может с собой поделать. — Читал об этом в прошлом. Услышал от команды намного больше, чем хотел. Очень информативно. Эда настигает ещё один приступ полубезумного смеха, который резко прерывается, когда он внезапно чувствует, как уже скользкие пальцы Стида осторожно надавливают на его край. Стид восхищённо смотрит на его лицо, как будто готов впитывать каждый крошечный намёк на реакцию, чтобы максимально точно измерить удовольствие Эда. — Есть какой-нибудь... совет? — шепчет Стид. — Начинать медленно, да? — Да, но не слишком медленно, приятель, — уверяет его Эд. Слова звучат неровно и немного нетерпеливо, бёдра уже беспокойно двигаются от прикосновения. Он вцепляются пальцами в простыни, чтобы не поддаться желанию схватить Стида за запястье и потребовать, чтобы тот поторопился, чёрт возьми. — Вроде как чертовски жажду этого, даже с удовольствием бы... Он не ожидает, что Стид будет достаточно смелым, чтобы начать вводить сразу два пальца, и теряет дар речи из-за сдавленного стона от приятного удивления и волны жара. — О, чёрт, — вздрагивая, произносит он и опускает голову обратно на кровать. — Чёрт, да. — Хорошо? — выдыхает Стид, нависая так близко, что почти касается губами его виска. Эд не может удержаться, чтобы не повернуться и не запечатлеть на них короткий и немного небрежный поцелуй. — Ещё, — быстро подсказывает он в губы Стида, инстинктивно наклоняя бёдра и издавая довольный звук, когда пальцы проникают глубже в него. Он вставляет ещё один, когда они выскальзывают, нежно вонзая их обратно, и боже, Стид так быстро, блять, учится. Его губы изгибаются в довольной ухмылке в поцелуе, и Эд тает. Стид принимает все самые короткие и тихие подсказки, которые он выдыхает, и вскоре ему практически не нужно произносить ни слова. Связные мысли сменяют стоны удовольствия, когда Стид находит плавный, лёгкий ритм, выбивая из него дыхание с каждым новым углом наклона. Он, блять, едва может ясно мыслить, как только Стид осваивается; он произносит его имя между пьянящими поцелуями, держась за его волосы. Чёрт возьми, Эд не может вспомнить, чтобы ему когда-либо посвящали столько времени, доводя его до блаженства, пока его разум совершенно не опустеет. И он уверен, что никто никогда не смотрел на него так. На лице Стида читается некая смесь восхищения и чистого восторга, когда он разбирает Эда на части, кирпичик за кирпичиком, как будто ищет тот, который превратит Эда полностью в жидкость в его руках после кульминации. Ему не требуется много времени, чтобы найти его. Эд чуть ли не мурлычет, когда Стид касается нужного места внутри него. Он мгновенно выгибается для большего, мышцы под кожей подрагивают. Выражение лица Стида загорается, как будто он наткнулся на какое-то грёбаное чудо света, и внезапно тело Эда начинает светиться от удовольствия снова и снова, когда тот при каждом толчке касается этой раскалённой добела точки. — Там? — шепчет Стид с совершенно очарованным видом. Вопрос чертовски абсурдный, учитывая, что Эд потерял дар речи и сейчас беспомощно извивается на его пальцах, хныкая мольбы о большем, ощущая внутри зарождение совершенно новой, во много раз более взрывоопасной огненной бури. Ему удаётся энергично кивнуть, и Стид издаёт нетерпеливый звук, прикусывая губу в взволнованной улыбке. — Боже, посмотри на себя, — выдыхает он, в голосе слышится изумление и гордость за то, как быстро он превратил Эда в дрожащую, блять, лужицу на простынях. — Действительно, одна из твоих любимых вещей, а? — Блять, блять, блять, — пыхтит Эд, сведя брови, когда его бёдра отчаянно подёргиваются при каждом толчке. — Чёрт возьми, приятель, я... блять... Я уже... Я, блять, готов, давай, мы теперь можем... — И мы обязательно, — заверяет его Стид, тихо посмеиваясь в щёку Эда и оставляя на ней ещё один поцелуй. — Боже, ты так мило выглядишь. Великолепно. Я хочу сначала насладиться видом. Эд недостойно скулит, но ему уже давно наплевать. Хватка в волосах усиливается, другие пальцы сомкнулись на бицепсе Стида, цепляясь за него изо всех сил, пока буря внутри набирает обороты, угрожая перерасти во что-то ещё более массивное и яркое, чем раньше. — Псих, — выдыхает Эд, когда Стид немного ускоряет темп. Он едва замечает, как впивается ногтями в его руку, в мышцах начинает пульсировать жгучее напряжение. — Боже, блять, не останавливайся. — Горячее, больше, ярче, ближе... — Ты сказал «тот, от которого подгибаются пальцы на ногах»? — Внезапно шепчет ему на ухо Стид. — Мы на правильном пути? Потому что я бы очень хотел это увидеть. Блять. Кто бы знал, что Эд умудрится затащить в постель самого безумного любовника на всех Карибах: завлекает его на ложе ролевой игрой, не снимая с себя одежды, даёт ему тереться о него до оргазма, потом заставляет ждать своего члена, вытворяя грёбаные чудеса своими пальцами внутри его тела, и о, блять, блять, блять... — Давай, покажи мне, — уговаривает его Стид, пальцы не дрогнули ни на секунду, и теперь при каждом толчке Эд издаёт задыхающиеся, поднимающиеся всё выше и выше звуки. Он ничего не может поделать с напряжением в мышцах и дрожью в ногах. Жар внутри быстро достигает точки кипения, чёрт возьми, и настигает его, как ураган, пока пальцы на ногах, блять, не подгибаются... — Дай мне посмотреть, давай, вот оно, вот оно... Оргазм захлёстывает Эда взрывной, неистовой волной, которая практически застилает зрение, вырывая из горла крик удовольствия. Кажется, момент растягивается на целую вечность, член выпускает на живот несколько жалких капель, по конечностям разливается тепло, тело дёргается от блаженства из-за непрекращающихся движений Стида. Эд медленно приходит в себя: он не может перестать трястись, хватая ртом воздух, как будто его несколько минут держали под водой. Пальцы всё ещё вяло цепляются за волосы Стида, пока толчки становятся медленнее, нежнее; Эд всхлипывает, когда ощущения оказываются чересчур сильными, и Стид быстро останавливается, мягко убирая пальцы и осыпая его лицо и шею градом поцелуев. — О, боже, — благоговейно шепчет Стид в кожу Эда, путешествуя чистыми пальцами по его телу. — Господи, Эд, это было... О, ты был невероятен. Эду удаётся лишь ошеломленно выдохнуть; он бы рассмеялся, как и хотел, если бы его бесцеремонно не таскали между небесами и землёй последние... чёрт, сколько бы они этим ни занимались. А затем Стид целует его, и Эд так легко погружается в поцелуй, как будто тот зачерпнул в ладони его жидкое, бескостное тело; с радостью отвечает и обхватывает Стида руками и ногами, не желая отпускать. — Чёрт побери, — наконец, бормочет Эд, не в силах придумать что-то ещё из-за переполняющего удовольствия. Боже, это было очень хорошо. Стид хихикает в ответ, прижимаясь вплотную, и внезапно Эд резко выдыхает от ощущения всё ещё чертовски твёрдого члена у своего бедра. Чёрт побери. Эд не представляет, из какого материала сделан Стид, чтобы столько держаться. Он издаёт мягкий ободряющий звук, обвивая ногами его талию и лениво приподнимая бёдра. Стид отрывается с судорожным вздохом от одного только контакта, со стоном ругнувшись в его губы. Эд расплывается в широкой, блаженной улыбке. — Давай, любимый, — бормочет он, наклоняя голову, чтобы нежно прикусить мочку уха Стида. Ласковое обращение слетает с языка почти случайно, и он практически чувствует дрожь удивления, пробежавшую по телу Стида. Улыбка становится шире. — Боже, сколько же пришлось ждать. Стид прерывисто вздыхает, запечатлевая на шее Эда нежный поцелуй. — Ты... ты уверен? — шепчет он. — Этого не будет... Слишком много для тебя? Эд качает головой, снова и снова зарываясь пальцами в его волосы. — М-м, тебя никогда не будет слишком много для меня, — вздыхает он, едва ли даже задумываясь над словами. Стид делает глубокий, поражённый вдох, а затем внезапно долго, искренне и чертовски бездыханно целует его. Эд тихо стонет и тает, но не забывает снова красноречиво прижаться к нему. Боже, их бёдра, преследующие друг друга, их тела, двигающиеся вместе в поисках тепла, — вот оно. Чертовски хороший смысл для жизни. — Я выдержу, — шепчет ему Эд. — Блять, я хочу этого. Всё будет чертовски хорошо. Все гложущие сомнения, кажется, покидают Стида со следующим вдохом. Он нетерпеливо кивает, и Эд неохотно выпускает его из своего захвата морской звезды, позволяя снова найти масло. Как только он возвращается, Эд быстро ловит его обратно в свои объятия. Ощущение гладкой головки у его дырочки посылает дрожь удовольствия по всему телу. — Да, — выдыхает Эд, нетерпеливо притягивая Стида ближе и обвивая ногами его талию. — Чёрт возьми, да, продолжай... Стид погружается внутрь, как в грёбаном сне, одним плавным, лёгким движением, исторгая из них обоих протяжные стоны. Эд чувствует, как нарастает дрожь в его мышцах, чем глубже тот погружается. Руки Стида лихорадочно бегают по его телу, а губы покрывают кожу влажными, открытыми поцелуями, словно в попытке отвлечься, чтобы дольше продержаться. Эд расплывается в довольной улыбке, поглаживая его затылок. — Господи, — прерывисто шепчет Стид. — Ты... боже, ты такой... — Он теряет дар речи от пробного, медленного, слишком нежного толчка. Эд тихо шипит, дрожа от чрезмерной чувствительности, но постепенно всё больше расслабляется с каждым ленивым почёсыванием спины Стида. Ощущение наполненности и сытости вместе с тем, как тело Стида накрывает его, уже чертовски опьяняет, когда они начинают двигаться вместе. — Ты... чертовски невероятный, — низко и ободряюще мурлычет Эд ему на ухо. Стид стонет, кивая в знак согласия, прежде чем наклониться и нанести ещё одну беспорядочную дорожку поцелуев на его шею, от ключицы до шеи, прижимаясь виском к его лбу. — Я чертовски влюблён в тебя, — шепчет Стид, опаляя горячим дыханием раковину его уха. У Эда перехватывает дыхание от всех возможных продолжений этих слов, когда Стид по самое основание погружён в жар его тела, когда его ноги сжимают талию Стида, притягивая и встречая каждый медленный, размеренный толчок. Он много чего успел наслушаться: «мне нравится, как ты это делаешь», и «да, блять, возьми это, детка», и «боже, ты хорошо выглядишь на спине подо мной» — и, честно говоря, любое из этих выражений в устах Стида в мгновение ока бы распалило его желание, чёрт возьми. Если честно, Эд всегда питал слабость к грязным разговорам. Он готов был поспорить, что Стид чертовски хорош в них. Вероятное всего он бы кончил, услышав, насколько сумасшедшей была бы чушь, которую тот говорит. Но искренние признания в любви, произнесённые шёпотом на ухо, в сочетании с чувственными прикосновениями, словно он нечто драгоценное, нечто, чем можно наслаждаться, что можно лелеять и обожать... Блять. Эд не ожидал ни этого, ни своей реакции на это. От слов Стида на глазах наворачиваются слёзы, которые застигают его врасплох настолько, что ему едва удаётся подавить судорожный всхлип, а затем Стид сдвигается, чтобы войти под новым углом, и внезапно он издаёт прерывистый, сдавленный вскрик удовольствия, смешанного с переполняющими эмоциями, когда тот вонзается прямо в чувствительное место внутри. Стид замедляется и быстро поднимает голову, чтобы проверить Эда, но пальцы на его плечах настойчиво и умоляюще усиливают хватку. — Продолжай... блять, — с дрожью в голосе выдыхает Эд, впиваясь ногтями в его плечи. — П-Продолжай, чёрт возьми, прямо здесь, пожалуйста... Стид быстро втягивает воздух, прежде чем его губы возвращаются к губам Эда; бёдра без колебаний начинают двигаться в более быстром ритме. Эд задыхается, содрогается, стонет снова и снова в его рот, цепляясь за него изо всех сил, пока каждый толчок разжигает пламя на тлеющих углях внутри. Поддерживаемый Стидом идеальный баланс на грани между «слишком» и «недостаточно» заставляет Эда дрожать, глотать воздух и бесстыдно умолять о большем между глубокими, отчаянными поцелуями. Губы отрываются друг от друга, и рот Эда приоткрывается в судорожном вздохе, когда Стид берёт в руку его снова твердеющий и ноющий член. Он издаёт совершенно бессмысленный стон от поглаживаний, от горячей и скользкой хватки, от плавных движений, превращающих яркие искры удовольствия в его мозгу в полномасштабный чёртов фейерверк. — Я хочу увидеть, как ты снова кончишь для меня, — шепчет Стид одними губами, и, чёрт, Эд чуть не подбирается к грани от одних только слов. — Боже, я бы трахал тебя всю ночь, просто чтобы видеть тебя таким, увидеть, как чертовски великолепно ты будешь выглядеть после того, как кончишь дюжину раз... Голова Эда, блять, кружится от его слов. Чёртов псих, сумасшедший... — Господи, никогда не видел ничего прекраснее, — пылко выдыхает Стид, дрожь в его голосе становится всё более напряжённой, и Эд чувствует, как предательский жар разливается по телу, сосредотачиваясь в паху, глубже, чем в прошлый раз, вызывая ещё одно гребаное цунами нарастающего удовольствия. Он даже не может больше реагировать, не может делать ничего, кроме как скулить и умолять ещё, ещё, ещё, вцепившись в волосы Стида грёбаными тисками, чтобы прижать его губы к своей шее. Стид покрывает Эда услужливыми, кусающими поцелуями, засасывая горящие синяки на коже, одновременно обрабатывая его член рукой, — и при всё этом не прекращает, блять, говорить. — Боже, я позабочусь о тебе, Эд... Буду держать тебя в тепле всю ночь, помогу тебе кончать снова и снова... О, ты будешь жить как в раю, дорогой, не позволю тебе даже пальцем пошевелить... Эд был абсолютно прав, чёрт возьми. Стид сумасшедший, чёртов псих, и он вот-вот провалится в небытие от звука его голоса, вызывающего в воображении самые сладкие, грязные, наполненные любовью фантазии, которые он когда-либо слышал; от обжигающего грёбаного урагана, бушующего внутри, пока Стид безжалостно трахает его; от горячей хватки его кулака, подталкивающей прямо к краю быстрыми, лихорадочными движениями. Мышцы напрягаются и дрожат от возбуждения, от удовольствия, висящего на волоске... — Давай, отпусти, чёрт возьми, кончай для меня, Эд... Из него вырывается грубый, рваный, совершенно разбитый крик, потому что, чёрт возьми, Эд никогда в жизни не кончал так сильно. Оргазм захлёстывает с головой, растекаясь по кулаку Стида, и сладкое пламя пробегает по коже, когда наслаждение достигает ревущего пика, ещё более интенсивного из-за того, что он уже дважды пересекал эту черту. Он трясётся и хватает ртом воздух между бесконечно накатывающими грёбаными волнами, едва ли даже замечая, как хватка Стида стала горячее и влажнее, как его движения стали резче, беспорядочнее, когда тот трахает его сквозь оргазм. На этот раз Стид не нежничает, пока Эд отходит после кульминации; он отпускает его размягчающийся член и зарывается лицом в шею, учащённое дыхание перерастает в резкие, заикающиеся вздохи, когда он начинает самозабвенно входить в него. Эду остаётся только прижаться ещё крепче, выпуская из лёгких слабые, опустошённые крики в ответ на толчки, выжимающие из него всё до последней капли удовольствия. Дрожащие пальцы одной руки запутываются в отчаянной хватке в волосах Стида, в то время как другая нетерпеливо поглаживает его спину. Прежде чем он успевает даже подумать об этом, с губ срываются слова прямо ему в ухо. — Блять, устрой из меня бардак, — шепчет он, уже отчаявшись почувствовать, как Стид распадается на части, как тот достигает той же точки, до которой доводил Эда трижды с тех пор, как они оказались в этой постели. — Давай, блять, сделай меня своим, любимый... Ожидание, чёрт возьми, того стоило. У него звенит в ушах от выкрика Стидом его имени, даже приглушённого укусом в плечо. Он готов поспорить на все сокровища корабля, что получившаяся отметина не сойдёт ещё несколько дней. Чёрт возьми, он, блять, надеется на это. Он надеется, что запомнит каждую совершенную, пропитанную удовольствием секунду этого вечера: как тело Стида сотрясается в его объятиях; как замирают бёдра, когда тот достигает оргазма; непристойное, скользкое месиво, которое Эд ощущает внутри себя; стоны Стида, переходящие в благоговейную похвалу, — и всё это связано с именем Эда. Стид наконец замирает, и Эд с трудом переводит дыхание, не говоря уже о том, чтобы найти слова или вспомнить, как выдать связную мысль. Пальцы снова и снова пробегают по волосам Стида и по его телу, касаясь горячей, раскрасневшейся кожи спины и поглаживая влажный затылок. Он не может остановиться, как будто, если его руки прекратят своё путешествии, Стид может подумать, что он не влюблён в него до безумия. Не то чтобы Эду удалось рассказать ему, когда Стид клянётся в своих чувствах между каждым вздохом. Но, боже, его язык сейчас совершенно развязан. — Чёрт, Эдвард, — благоговейно и ошеломлённо выдавливает Стид. Чистые пальцы погружаются в волосы Эда, прижимая его к себе, пока дыхание не вернётся в норму. Кажется, он не может удержаться, чтобы не покрыть его кожу поцелуями при каждом удобной случае, методично возвращаясь к каждому оставленному укусу на груди, ключицах и шее, успокаивая нежным прикосновением. Эд наслаждается накрывающим его весом и сжимает Стида в крепких объятиях, пока они вместе приходят в себя. На лице появляется довольная улыбка, он чувствует себя удивительно гибким и счастливым — боже милостивый, он так счастлив, всё ещё ощущая посторгазменное блаженство и пробирающее до костей тепло, — и когда Стид, наконец, отстраняется, чтобы снова встретиться с ним взглядом, его улыбка сияет не меньше, чем у самого Эда. Какое-то время им трудно подобрать слова. Выражение лица Стида говорит само за себя и передаёт даже больше, когда он просто смотрит с любовью на Эда сверху вниз. И если бы Эду пришлось гадать, он бы поспорил, что на его лице читается то же самое выражение. Он не может удержаться, чтобы не приблизиться для более долгих, захватывающих дыхание поцелуев, теперь нежных, а не безумных, и продолжает, чёрт возьми, краснеть, когда они расстаются, согреваясь, как волны под солнцем, от каждого влюблённого взгляда. — Я могу привести нас в порядок? — наконец, шепчет Стид, всё ещё сияя, как чёртов фонарь. Эд неохотно испускает прерывистый вздох и усиливает хватку. — Я не хочу, чтобы ты уходил, — просто и честно отвечает он. Стид весело фыркает, рассеянно проводя по кончику его носа своим. — Я никогда больше не оставлю тебя, — искренне шепчет он, и мягкое, отчаявшееся сердце Эда тает ещё больше. Стид делает паузу, чтобы снова наклониться, запечатлевая ещё несколько долгих поцелуев на его губах, прежде чем продолжить: — Но так было бы намного проще перейти к надлежащим объятиям. Эд делает более глубокий вдох, и наконец кивает. Стид расплывается в ещё одной широкой улыбке, целуя его напоследок и вставая с кровати, он пытается прогнать ощущение опустошения или внезапного холода из-за исчезновения веса Стида, но тот не заставляет себя долго ждать. Он возвращается с тёплой влажной тканью и обтирает их обоих, и Эда внезапно поражает мысль, что за всё время никто не делал этого для него после секса. А затем другая — что он хочет этого до конца жизни. Всё это. Стида, секс, этот удивительно приятный эпизод после секса, того, как его сердце поёт от всех маленьких и нежных улыбок Стида, и того, как он не может не отвечать на них. Стид снова устраивается на кровати, с довольным вздохом утыкаясь в шею Эда, и пытается обнять его сзади, но не успевает. Эд поворачивается раньше и вместо этого оказывается лицом к нему, вызывая радостную улыбку, как будто тот надеялся всё-таки заглянуть ему в глаза. — Привет, — шепчет он, пробегая пальцами по обнажённой руке Эда, а затем обратно вниз. Они останавливаются на ладони Эда и проскальзывают через его пальцы, соединяя их руки в замок, а затем подносит их к лицу, чтобы поцеловать его костяшки. Эд с любовью смотрит на него поверх подушки. Он не может удержаться, чтобы не обхватить другую руку Стида, нежно проводя своим большим пальцем по его. Стид выдыхает, понимающе ухмыляясь в ответ на знакомый жест. Это стало привычкой или, может, даже традицией. Эд считает, что за последнее время у них появилось много маленьких традиций. Не только ужин и выпивка у камина, но и множество моментов наедине. Они рассказывают друг другу о своих днях и не только. Они находят способы проводить больше времени вместе, пока не приходится расставаться на ночь. Тихая, маленькая близость сейчас кажется такой же большой, как и вначале их отношений, даже когда они впервые лежат обнажёнными вместе. Другая рука Стида накрывает его ладонь. Эд ухмыляется и без слов переплетает их пальцы, устраивая указательный палец сверху и удерживая им все его. Стид улыбается в ответ, перекладывая другой указательный палец так, чтобы тот в безмолвном возмездии накрыл палец Эда. Несмотря на все усилия Стида удержать его, Эд вырывается и тихо хихикает, когда подключается его большой палец и удерживает всю их кучу. Теперь Эд поймал его. Он торжествующе вытягивает свой большой палец, чтобы накрыть им и прижать палец Стида. Тот хихикает, и Эд удивлённо моргает, когда другой большой палец Стида без предупреждения поднимается вверх и с лёгкостью и ноткой триумфа ложится поверх их переплетённых пальцев, в этот раз не используя силы или давления. Эд тихо фыркает, но ничего не может поделать с теплом, которое разливается по телу, когда он смотрит на их пальцы, и поднимает взгляд на лицо Стида с безмолвной уступающей улыбкой. Стид уже лучезарно и тепло улыбается в ответ. Чёрт, Эд так влюблён, что едва может дышать. — Ты победил, — удовлетворённо шепчет он. Стид улыбается шире, затем делает тихий вдох, нежно поглаживая большим пальцем его руку, и ласково бормочет: — Итак, теперь... у меня пятьдесят? И у тебя пятьдесят пять? Эд улыбается и кивает, положив их переплетённые руки в пространство между ними. Нога скользит по простыням, пока не достигает лодыжки Стида в электрическом прикосновении, напоминающем о судьбоносном дне, который, кажется, был целую вечность назад, когда они лежали вместе лицом вниз на палубе. Это одно из сотен воспоминаний, на которых он неделями пытался не зацикливаться. Теперь оно больше не посылает уколы боли в грудь и сердце. Стид одаривает его совершенно новой понимающей улыбкой и быстро пододвигает ногу ближе. Он не колеблется, двигаясь дальше, проводя ногой вверх по лодыжке Эда, прежде чем обхватить ею икру, переплетая их ноги и притягивая его к себе. Сердце Эда выбивает бешеный, влюблённый ритм. — Ну давай, — тихо подсказывает он. — Ты выиграл. У тебя есть вопрос. Стид делает глубокий вдох, затем отводит взгляд, словно раздумывая. Раньше Эд испытывал беспокойство в эти моменты, готовясь ко всему, начиная с простого «Какой твой любимый цвет?» и заканчивая морально угнетающим «Если бы мог вернуться назад и сделать что-то по-другому, что бы ты сделал?» Теперь он не волновался. На самом деле он испытывал предвкушение. Каждый раз они с теплотой обменивались друг с другом новыми частичками себя. Наконец взгляд Стида возвращается обратно к нему, и он шепчет: — Расскажи мне секрет. Эд моргает, затем слегка хмурится. — Это не вопрос. Стид тихонько фыркает. — Прекрасно. Какой секрет ты никогда мне не рассказывал? Эд надувает губы. — Ублюдок, — беззлобно бормочет он. — Похоже на жульничество. Это, типа... Куда серьёзнее, чем просто спросить, откуда у меня моя кожаная куртка, или что-то вроде этого. Стид обращает на него умоляющий, щенячий взгляд, и это просто чертовски несправедливо. — Пятьдесят — это большое число, — отмечает он. — Разве я не могу получить что-то особенное? — Я не получил ничего особенного, когда у меня было пятьдесят. Он проиграл битву убеждения ещё до того, как слова сорвались с его губ. Стид расплывается в лучезарной улыбке — и у него нет шансов. — Прекрасно, — бормочет Эд, закатывая глаза. — Если хочешь секрет, я расскажу тебе секрет, но потом ты тоже расскажешь мне свой. Стид быстро и радостно кивает в знак согласия. Эд не в силах сдержать улыбку. — Ладно, давай посмотрим, — вздыхает он, перекатываясь на спину и рассеянно оглядывая уголок кровати, пока роется в собственных воспоминаниях в поисках чего-то нового. — Секрет. Интересный, пикантный секрет. Чёрт возьми, приятель, ты уже знаешь большинство моих секретов. Стид удовлетворённо хмыкает, сокращая расстояние между ними, как будто не может выдержать лишние несколько сантиметров, разделяющие их. — Я хочу знать все, — просто отвечает он, поднимая их переплетённые пальцы и кладя их на грудь Эда. — Даже самые маленькие. Взгляд Эда возвращается к нему, пока он обдумывает услышанное. У него мелькает мысль, воспоминание о странном замечании Стида, когда их отношения только начинали налаживаться. На губах появляется маленькая улыбка. — Хорошо, да. У меня есть для тебя секрет, — тихо говорит он, поворачиваясь на бок, чтобы они снова оказались лицом к лицу. Стид взволнованно улыбается, придвигаясь на сантиметр ближе, словно давая безмолвное обещание, что с ним озвученное признание будет в безопасности. Как будто каждая частичка Эда уже не в безопасности с ним. Он делает медленный вдох, снова сдвигая их пальцы, чтобы слегка сжать руку Стида, и тихо признаётся: — Я не просто... случайно встретил тебя в тот день, когда спас от испанцев. Стид удивлённо хмурится. — Нет? Эд качает головой. — Я хотел встретиться с тобой, — бормочет он, чувствуя себя немного уязвимым. — Шёл за тобой. Добрался до тебя в самый последний момент, но... да, это была не случайность, приятель. Стид выглядит ошарашенным. И дико польщённым. — Ты... шёл за мной, — повторяет он, как будто обдумывает эту мысль. Брови хмурятся, а в уголках рта появляется странная усмешка. — Значит, ты... преследовал меня? То, что ты уже слышал обо мне, не было простым совпадением? Эд фыркает. — Чёрт возьми, нет. Я уже был чертовски очарован. — Улыбка на губах Стида становится шире, поэтому Эд старается сохранить её такой как можно дольше: — Странный, шикарный мужчина на ненормальном, шикарном корабле, который называет себя каким-то замысловатым прозвищем? — Он усмехается, но через секунду улыбка становится более искренней от вида тихого изумления Стида. — Мне показалось, что ты довольно крут, приятель. Хотел познакомиться с тобой поближе. Стид делает медленный, глубокий вдох. Теперь он выглядит немного гордым. В его глазах читается тот слегка самодовольный взгляд, который Эд безуспешно пытается возненавидеть. — Я тебе понравился, — благоговейно бормочет он. — Ты... ты флиртовал со мной! — Спасая, блять, твою жизнь? — Эд смеётся. — Да, совсем чуть-чуть. Он борется с желанием застенчиво отгородиться и удерживает взгляд Стида вместо того, чтобы уклониться. Он не может сдержать ещё один тихий смешок, наблюдая, как Стид наслаждается осознанием того, что Эд, который весь вечер сходил с ума от страсти и умолял Стида трахнуть его, был влюблён в него много месяцев назад. Как будто это грёбаные новости. Но Стид просто широко и беспомощно улыбается ему, пока Эд практически не начинает извиваться от этой безжалостной любви. Он прерывисто выдыхает и снова многозначительно толкает его ногу своей. — Хорошо, хорошо, — наконец одёргивает он, сильно краснея и с улыбкой глядя на их сцепленные руки. — Теперь твоя очередь. Секрет. Давай. Стид делает медленный вдох, сжимая их пальцы чуть крепче. — У меня есть один, — легко заявляет он. Эд с любопытством приподнимает бровь, снова переводя взгляд на его лицо. — Это было быстро. — Я уже подготовился. — Да? Что ж, я слушаю, приятель. В глазах Стида появляется серьёзность, к которой Эд не был готов. — Я люблю эту жизнь, — шепчет он. — Очень люблю. Но тебя я люблю больше. Эд моргает, застигнутый врасплох. Он... ну, он стал лучше слышать слова, и Стид утверждал, что ему не нужно слышать их в ответ, пока Эд не будет готов. Что ему просто нравится их произносить, ему нужно их произносить. Несмотря на это, Эду стало труднее сопротивляться желанию ответить тем же. Даже сейчас он чувствует их у себя в горле; они сжаты, как пружина, в любую секунду готовые вырваться наружу, если он не будет осторожен. Их отголоски даже вырывались то тут, то там сегодня вечером. «Любимый». Он поджимает губы, изучая лицо Стида, снова и снова думая о том, что выросло между ними — об этой огромном, чёрт возьми чувстве, которое было достаточно серьёзным, чтобы умереть за него, затем достаточно большим, чтобы жить ради него, и теперь это... чёрт. Теперь это всё, не так ли? Это всё. Это его утро и день, его ночь и каждая минута, и внезапно Эд видит нити этого чувства, вплетённые в каждый день, который они провели вместе с момента воссоединения. Даже до того, как он готов был произнести эти слова вслух. Может быть, он мог ослабить бдительность. Эд глубоко вдыхает и медленно выдыхает, успокаиваясь, чтобы облечь мысли в слова. — В твоих устах это не секрет, приятель, — шепчет он. Стид просто улыбается, поднимая их сцепленные руки, чтобы снова поцеловать костяшки его пальцев. — Я люблю тебя больше, — повторяет он, снова встречаясь взглядом с его глазами. — Больше, чем всё это. Больше, чем рейды и сокровища, больше, чем жизнь в море, больше, чем любой новый берег, которого мы могли бы достичь, или любую новую землю, которую мы могли бы исследовать. — Он осторожно высвобождает одну руку из замка, кладёт её на щёку Эда, удерживая его взгляд, и шепчет: — Ты — моё величайшее приключение. И если ты когда-нибудь захочешь остепениться и открыть гостиницу или что-нибудь ещё, что приглянется тебе, я сделаю это не раздумывая. Я пойду с тобой куда угодно, Эд. Эд теряет дар речи. Проходит долгое мгновение, прежде чем он осознаёт, что его глаза увлажнились, а руки дрожали бы, если бы Стид не держал их крепко в своих. Внезапно, прямо здесь, на небольшом расстоянии между их губами, образовалось пространство, куда слова могли бы идеально приземлиться. Внезапно тугая пружина в его горле естественно расправляется, и слова ощущаются в груди так же уютно, как, он знает, они будут ощущаться на губах. Внезапно это становится легко. — У меня есть ещё один секрет, — шепчет Эд.***
Вечерний воздух сладок. Глядя на море, Эд мог почти поклясться, что ощущает под ногами покачивание волн, несмотря на то, что неподвижно стоит на твёрдой земле. Его часто посещает странное чувство, отголосок совершенно другой, оставленной позади жизни, следовавшей за ним всю дорогу до берега с тех пор. Но он вовсе не возражает, даже находит это утешительным. Многое из той жизни всё ещё теплится внутри; за прошедшие годы воспоминания не утратили свой розовый блеск, наоборот, время любовно сгладило все их острые грани. Он делает глубокий вдох. В воздухе также чувствуется соль. Ему всегда нравился этот приятный, яркий привкус. Здесь, однако, сладость ему нравится больше. Нежное прикосновение к пояснице отвлекает от мыслей. Эд выпрямляется и отводит взгляд от разливающегося по горизонту сияющего заката, расплываясь в улыбке от появления Стида, его черты согреваются сгущающимися сумерками. — Привет, — счастливо бормочет Стид, обнимая Эда за талию и прижимаясь к нему. Свободная рука передаёт связку ключей. — Последняя пара гостей уже устроилась. Сегодня у нас снова всё занято. Эд расплывается в улыбке, принимает ключи и кладёт их в карман, благодарно целуя Стида в щёку. — Спасибо, любимый. — Стид улыбается в ответ, вместо этого украдкой чмокая его в губы. — Здесь становится прохладно, — замечает он, когда вокруг них поднимается ветерок, и подступает ближе. — Тебе достаточно тепло? Эд обнимает его за плечи, прижимая к себе. — Теперь — да, — заверяет он. Стид издаёт довольный звук. — Хорошо. А есть не хочешь? Можно начать готовить ужин. — Позже. — Эд нежно обнимает его, укладывая голову поверх его. — Подумал, что сначала полюбуюсь видом. — М-м, я делал то же самое из кухни, пока не вышел к тебе. Эд понимающе улыбается. — Ну, трудно наблюдать за закатом через это окно. — Не тот вид, о котором я говорил. — Эд тихо, удивлённо вздыхает от низких ноток в его голосе, а затем краснеет, когда рука Стида скользит вниз, чтобы бесстыдно провести по его заднице. Он со смешком подаётся бёдрами навстречу прикосновению. — Утром тебе было мало? — тихо поддразнивает он. — Что, тех жалких двух раундов? — Стид игриво тычется носом в его шею. Рука прекращает своё кокетливое блуждание, но остаётся на месте. — Я тебя умоляю. Я хотел тебя снова с тех пор, как мы позавтракали. Волна жара прокатывается по телу Эда, и он бросает на Стида дразнящий сочувственный взгляд. — Звучит потрясающе, — торжественно выдыхает он. — Похоже, после ужина у нас будет насыщенная программа. — О да, заполненная под завязку. Стид отвечает радостной улыбкой на ухмылку Эда и ловит его пальцы своими. Они рассеянно сплетаются, их взгляды возвращаются к горизонту, руки соединяются в замок, пока его большой палец с лёгкостью не оказывается поверх большого пальца Стида; тот задумчиво вздыхает, а затем со счастливым вздохом отпускает его. — Ну давай, — наконец шепчет Стид. Эд слышит улыбку в его голосе. Он надолго задумывается и, хмыкнув, решает: — Секрет. Стид хмыкает в ответ, делая паузу, чтобы подумать, прежде чем заговорить. — Я думаю, нам следует покрасить здесь всё в более яркий цвет, — признаётся он, оглядывая крыльцо гостиницы. — Тёмно-синий устарел. Эд моргает, следуя за взглядом Стида, и тихо фыркает. — Это и был твой секрет? — У тебя есть какой-нибудь получше? В груди разливается тепло, Эд поворачивается, чтобы встретиться глазами со Стидом и наклоняется для поцелуя. — Я люблю тебя, — шепчет он так же легко и сладко, как и в ту ночь, когда впервые произнёс эти слова вслух. На губах Стида появляется улыбка. Посмеиваясь, он прижимается ближе, чтобы урвать ещё один поцелуй, на этот раз более долгий и глубокий. Улыбка не исчезает, когда они расстаются. На расстоянии вдоха Стид произносит: — В твоих устах это не секрет, дорогой.