Сломанная игрушка 2: Иструкция по уходу.

      Когда Люцифер завершил свои дела, было далеко за полдень. Он и не заметил, как пронеслось время. За годы одиночества ангел позабыл, каково это: быть вовлечённым в дело, да ещё и в компании. Когда пентаграмма на небе начала тускнеть, а уличные фонари потихоньку вспыхивали болезненным жёлтым светом, в его светлую голову попала стрела осознания. Наскоро распрощавшись с дочерью и её друзьями, король ада поспешил вернуться в свой особняк.       По указанию повелителя, повар приготовил обед, но тот уже давно остыл. Так что слуга позаботился об ужине как раз вовремя. Однако импу было невдомёк, почему же в этот раз хозяин велел оставить еду на кухне, а не подать в мастерскую, как обычно. Люцифер заглянул на кухню лишь на минуту для того, что бы забрать поднос с едой.       Идя по бесконечным мрачным коридорам собственного дома, король мельком глянул на свою ношу. Как и проговаривалось с утра, стейк средней прожарки, чай, немного сладостей и фрукты. Люцифер помнил слова грешника о каннибализме, но... Вдруг его оленья натура захочет зелени? Перед дверью в покои Аластора ангел задержался, подбирая подходящие для их ситуации слова. Если бы он знал, что именно сейчас они ему не понадобятся - не стоял бы у дверей.       Когда Люцифер вошёл в зал, его взору предстала одновременно умиляющая и будоражащая своей неправильностью картина. В кровавом антураже комнаты грешник, чёрным пятнышком ютившийся в углу дивана, резал глаз. Люци постарался закрыть дверь без лишних шумов. Подходя к дивану, ангел окинул взглядом поднос с завтраком и тоскливо подметил, что еда была нетронута. Но, если Аластор был здесь, значит он просыпался. Водрузив поднос на край кофейного столика, он приблизился к грешнику.       Обычно могучий, статный и холёный, демон сжался в дрожащий комок, зарываясь в шёлк чужого халата. Его растрёпанная голова покоилась на худых коленках, ушки подрагивали. На своей памяти король не смог отыскать подобного момента, одновременно щемяще-тревожного и умиротворëнного. Опустившись на колено перед диваном, бывший архангел смог увидеть лицо оленёнка. Глаза его были плотно закрыты, но ресницы беспокойно подрагивали, говоря о тревожных снах. Брови были возведены вверх, образуя "домик". Эта картина могла бы быть милой. Но опущенные уголки губ, легкая дрожь в теле и едва различимое скуление придавали ей трагичный и тоскливый вид. Бледные коленки, худые, как у оголодавшей девицы, были плотно прижаты друг к другу. Одна рука исчезала за тканью халата, явно прижимая рану. Люцифер медленно обводил глазами каждую линию свернувшегося в кубок тела. До вчерашнего дня король и представить себе не смог бы, что вся та напускная бравада укрывает под собой столь жалкое, измученное и изнурённое тело. Он не удержался и, протянув руку, коснулся копыт. Красные треугольнички с неровными краями, острые и явно не видавшие ухода. Как столь презентабельный грешник мог быть столь неухоженным? Королевская рука легла на жёсткую шерсть, пальцы провели по суставу. Пожалуй, этому зверю не хватало заботы.       Люцифер не сразу понял, что очередное содрогание означало пробуждение. Аластор открыл глаза, вырванный из тьмы чужой рукой. В воздухе витал стойкий запах яблок с корицей. В этом плотном аромате прослеживались тонкие струйки пыли и уличного воздуха. Тревога всегда вынуждала быть на стороже, по этому Ал не дернулся, осознав, кто рядом с ним. Он едва заметно приподнял голову и закатил глаза до боли в черепе, стараясь увидеть хозяина дома. Люцифер стоял на коленях перед ним, увлеченный ногами оленя. И грешник не смел шевелиться.       В зале было прохладно. Шёлк не очень хорошо сохранял тепло, по этому Аластор успел замерзнуть за то время, что спал. А чужая тёплая рука так приятно прикасалась к коже... Но опьяняющее тепло не могло завладеть сознанием грешника. Он осознавал опасность когтей той руки, что оглаживала его ноги. Силу, мощь и кровожадность её владельца. Одновременно со страхом в груди зарождалось чувство, которое олень обыденно классифицировал как отвращение. Чужие руки на своём теле он терпеть не мог. Но эта ситуация не оставляла ему выбора. Он немного заворочался, зажмурился. Пару раз робко дёрнув ногой, вырвал её из пальцев короля. Люцифер поднял глаза. -О, проснулся? - только и сказал владыка.       Аластор молчал. Он смотрел на мужчину своими красными глазами и молчал. В повисшей тишине неловко было, похоже, только ему. Перед глазами пробежала плёнка воспоминаний. Сильные пальцы сдавили бёдра, смяли хвост. Грузная масса вдавила тело грешника в матрас. Гортанный рык прозвучал прямо в ухо, заставляя вспышку осознания ослепить отвращением к самому себе. Боль в перебитом, осипшем горле, когда он выкрикнул, почти выплюнул с кровью это трижды проклятое слово. -Ты совсем не притронулся к завтраку, - его мысли грубо нарушил приторно-заботливый голосок, -Ты нормально себя чувствуешь? Не пойми меня неправильно, просто... Не хотелось бы, что бы ты откис в моём доме.       Люцифер оскалился, стараясь улыбаться естественно. Всё, что осталось Алу, так это закатить глаза и плотно сжать губы, показывая своё негодование.       Грешник сел, вытянув ноги на пушистом ковре. Травмированное колено не смогло раскрыться полностью. Олень запахнул ноги полой халата. Чёрные лоскуты обрамили серые колени, перья слились с шерстью. Люцифер завалился на диван рядом и потянулся. -Знаешь, - начал он, закидывая руки на спинку дивана, После вашего грандиозного выступления отель разрушен под чистую. Даже камня на камне не осталось! И как вы так воевали?       Шуточный тон и смех, проскальзывающий между словами, располагали к разговору. Однако грешнику вовсе не хотелось говорить. Он слушал короля без особого желания, просто сверля глазами дверь. Беззаботность Люцифера раздражала его. Как он мог сидеть рядом и болтать, словно прошлой ночью ничего не случилось? Это не укладывалось в рогатой голове. А между тем король продолжал. -Мы сегодня весь день разгребали завалы! Я думал это пол дня займёт, но оказалось, что у вас в отеле было столько барахла, - он покрутил кистью в воздухе, словно бы очерчиваю ту кучу, про которую говорил, -Чар-Чар хотела всё это найти. Так что пришлось не просто смести всё на свалку, а разбирать эти завалы. Прям разгребать. Знал бы ты, как тяжело было поднять кусок того корабля.       Аластор молчал. Он старался сидеть ровно, но щемящая боль в груди не давала покоя. Ему стоило больших усилий держаться в чужом присутствии. Пока Люцифер болтал, неся какую-то ахинею, у грешника было время окончательно отойти ото сна. Он окинул взглядом новый поднос. Свежее мясо пахло просто восхитительно. Хоть это и был обычный стейк. Слюна тут же наполнила рот, заставляя Ала сглотнуть. Больное горло сразу же дало о себе знать и олень вздрогнул. В груди болезненно кольнуло, в глотке поднялся ком, заскребло где-то внутри. Он старался удержаться, но ослабленное тело не желало слушать. Аластор закашлял, прикрывая рот ладонью. От резких движений заболело в груди. Мужчина согнулся, поджал ноги. Глаза зажмурились до цветных пятен, зубы заскрипели. -Эй эй эй! Не вздумай... - Люцифер сразу подсел к своему гостю и положил руку на его спину.       Пальцами он моментально нащупал остро выступающие позвонки, рёбра, легко прочерчивающиеся под кожей. Грешник мелко трясся, стараясь сдержать очередной приступ. Ощутив на спине чужую руку, он дёрнулся, уходя от прикосновения, но далеко его не отпустили. Люцифер перехватил его под живот и поднял руку к потолку. Щёлкнув пальцами, король призвал уже знакомый хрустальный стакан. Сосуд опустился в чёрную руку. Когти короля издали тихий звон от соприкосновения с хрусталём. Люцифер чуть качнул стаканом, словно стряхивая что-то с его стенок, и в нём в мгновение возникла вода. Ангел протянул стакан грешнику.       Ал колебался несколько секунд, но очередная вспышка боли заставила его принять помощь. Он вцепился в стакан, жадными глотками поглощая содержимое. Когда он смог оторваться от сосуда, то глубоко и рвано вдохнул. Боль ушла, но лёгкая дрожь осталась гулять по телу. Люцифер всё ещё придерживал его, обхватив за талию одной рукой. Ал глянул на короля.       В больших жёлтых глазах он увидел собственное отражение. Лёгкие контуры его лохматой головы, осунувшееся лицо, впалые от измождения глаза. Взглянув на себя в чужих глазах, он увидел уставшего и замученного человека. Человека, который давно задохнулся под улыбкой острых клыков и напускной статью. Аластор увидел в глазах повелителя Ада человека, которым был когда-то давно. Повисла тишина. Её прерывало лишь прерывистое, свистящее дыхание грешника. Он был настолько заворожен тем, что увидел в глазах падшего ангела, что не смог шелохнуться.       Люцифер первым разорвал зрительный контакт. Он отвернулся. Отпустив грешника, Люци поднялся с дивана и взял из дрожащих пальцев стакан. Аластор проводил его взглядом, словно надеясь подольше задержать в сознании свой земной образ. Король знал, что в его глазах души обретают свой истинный вид. Если смотрящий в глаза королю грешник видел отражение себя при жизни, а адорожденные видели там себя такими, какие они есть, то сам Люцифер видел их совсем иначе. Он, безусловно, мог смотреть на них так, как смотрит любой другой, а мог и увидеть то, какими были души при жизни на земле. Если сосредоточится, то Люци мог увидеть даже истинное нутро оппонента. Дар ангела, проклятье падшего. -Ешь. Завтра я зайду к тебе с утра.       Король подхватил поднос с оледеневшим завтраком. Он больше не сказал ни слова. Люцифер молча направился к двери. Он чувствовал спиной чужой взгляд, но не желал отвечать ему. Владыка покинул зал и, даже выходя, не глянул на Аластора.       Закрыв дверь, Люци прижался к ней спиной. Он выдохнул, сцепив пальцы на воротнике своей рубахи. Внутри всё горело. Он так давно не смотрел на души, что совсем забыл, как больно бывает видеть их грехи. Но ещё больнее видеть страх, боль или благоговейное оцепенение того, кто лицезрел себя, потерянного давным давно. В глазах этого оленя Люцифер различил боль, страх и порождённую им ненависть. Он увидел в глубине красных глаз напуганного ребёнка, жмущегося в угол, увидел мужчину, задыхающегося на земле, осознающего свой конец, он увидел грешника, жмущегося к стене, отплёвывающегося кровью. Король закрыл лицо рукой. На его губах заиграла едва различимая улыбка. Вот он, истинный Аластор.