— Хорошо. Жду через месяц. Не заблудись в аэропорту.
Северянин негромко цокнул, закатил глаза и отключился.
Н-да… Хотел улучшить своё положение, а в итоге зачем-то ляпнул, что сам прилечу в Шанхай… Кретин — иначе не скажешь. И что теперь делать? Идти на попятную нельзя. Теперь — нельзя.
Хоро обхватил голову руками, снял узорчатую хатимаки, которая держала волосы. Парень наивно надеялся, что это поможет легче найти выход из нелепого положения, в которое так по-идиотски сам себя поставил. Вихрь голубых волос, не сдерживаемых ничем, в свободном неистовстве разбушевался, и шаману, действительно, стало капельку комфортнее: больше ничто не сдавливало череп и казалось, что теперь мысли разлетятся по всем уголкам сознания и даже подсознания и тогда выход точно найдётся, обязательно!
Но ладно бы это был единственный неприятный момент, осадок которого скрёбся на душе северянина после разговора с Реном… Нет. Было ещё что-то. Чувство собственной ничтожности. Конечно, на контрасте с таким успешным другом оно особенно ожесточённо прожигало мысли ядовито-желчной горечью. Что это? Зависть? Осознание несправедливости мироздания?
Нет, никакой несправедливости нет. Рен, действительно, куда умнее, собраннее и образованнее меня. Он просто пожинает заслуженные плоды своих интеллектуальных трудов, и нечего ныть, — нужно думать, что делать. Я и так слишком жалок, чтобы теперь сидеть и жевать сопли, что мир ко мне несправедлив. Справедлив. Всё ровно так, как должно быть: сильные выживают, слабые — нет. Закон джунглей. Всё ровно так, как учил отец.
Хоро вздохнул. В голову ничего не шло: сознание упорно застопорилось на мысли, что нужны деньги. Любой ценой. Он должен где-то найти деньги для этой поездки. Зато, кретин, будет в другой раз думать прежде чем что-то ляпнуть…
И ведь не скажешь Рену «я передумал, мне не нужна твоя помощь!» — Тао слишком умный чёрт, сразу сложит два плюс два и догадается, что у Хоро просто нет денег, зато гонора хоть отбавляй. Хуже, если Рен включит воплощённую снисходительность и сам оплатит дорогу другу до Шанхая. Хотя это очень вряд ли, к счастью. Рен терпеть не может жалость к себе, и на жалость к другим скуп.
Вот если бы я хоть иногда думал перед тем, как что-то мяукать, не сидел бы сейчас в этом мыслительном болоте… Кретин, сука, почему я такой идиот? Надо было больше судоку разгадывать в детстве, что ли… Ну блин, походу, придётся сказать как есть: так и так, мол, срочные дела, не могу прилететь… Не знаю, собака заболела, скворец Пирики крыло сломал, я заболел… Да тысяча причин, почему я не могу приехать! Что, разве должен отчитываться перед Реном? Блять… Да это какой-то детский сад, цирк! Почему я такой идиот, в кого хоть?
Из подобных самоуничижительных вытянул тоненький недовольный голосок:
— Куру-ру! — минутиантка одарила шамана крайне сердитой интонацией и, сложив крохотные ручки на груди, хмуро взирала на Юсуи большими глазами удивительного аквамаринового цвета.
— Короро, ты просто не знаешь, какой я идиот… Зачем, вот на кой чёрт я ляпнул, что приеду в Шанхай? И что мне теперь делать? Он же мне до конца жизни это припоминать будет, я знаю его! И, как назло, его фиг обуешь: чуйка как у собаки, он же ещё и умный, зараза!
— Знаю-знаю, нечего ныть. Но что мне ещё остаётся? — обречённо вздохнул парень, зарывая пальцы в мягкие волосы.
Со стороны входной двери послышалось движение, и через минуту-две в дом впорхнула окрылённая чем-то Пирика.
Хоро сразу заметил воодушевление сестры, но разделять его настроения, да и желания, не было. Напротив: беспечность Пирики сейчас, когда у брата забот полон рот, - раздражала. Хоро завидовал, он хотел бы тоже не иметь проблем больше, чем необходимость выбрать мальчика, которому отдать предпочтение для прогулки ближайшим вечером. Поэтому парень мрачно-раздражённо поинтересовался:
— Что ты делала на поле так долго? И почему опять какая-то на приколе, будто по дороге домой миллиард долларов нашла…
— Миллион долларов? — рассеянно отозвалась Пирика восторженно. Казалось, девушка так окрылена какой-то радостью, что даже не вникает в то, что творится вокруг.
— Миллион или все два, не знаю. Что с тобой? — буркнул Хоро.
— Ничего, а что? Что-то не так? — непонимающе-невинно отозвалась Пирика.
— Ты, конечно, всегда чутка волшебная, но сегодня какая-то особенно счастливая… Что с тобой и почему так долго пропадала на поле?
— Я была с Сахпо, и он сказал, что я ему нравлюсь! Братик, я так счастлива! Это замечательный день, а ты такой хмурый! Ну же, порадуйся за меня!
— Я бесконечно рад за тебя, поздравляю, когда церемония? — легонько усмехнулся молодой человек уголками губ.
— Братик, это неискренне! Я же вижу, что ты смеёшься надо мной! — скрестив руки на груди, обиженно заявила девушка, сузив глаза и прожигая брата сердитым взглядом голубых глазок-топазов.
— А как мне не смеяться, Пирика? Смотрю на ваш детский сад и не могу не смеяться. Ходите оба, что школьники. Ты ему ещё куличик испеки да укрась ромашками… Это несерьёзно, Пирика. Тебе двадцать четыре, ему… Да какая разница, если он такой же? Непонятно что, — детский сад, ей-богу…
— Ты уж определись: то Сахпо много себе позволяет, то он слишком робкий… Как будто это не мой потенциальный парень, а твой! Всё тебе не так, только Акихи у тебя хороший! — возмутилась девушка.
— По крайней мере, Акихи я знаю, он нормальный парень и не обидел бы тебя, а этот Сахпо — какой-то мутный пассажир, маньячный тихоня, я ему не доверяю. Пирика, я же за тебя переживаю, понимаешь? Не хочу в один момент увидеть на твоей шее следы от придушивания, или, не знаю, синяки какие-нибудь… — помрачнел парень. Тело налилось каменным напряжением только от одной мысли о том, что какой-нибудь хмырь навредит его сестре.
— Хоро, какие ещё синяки? О чём ты? Не придумывай, Сахпо не трогает меня! Ты просто за что-то ополчился на него, и хочешь думать, что он последний мерзавец, но это совсем не так! — горячо вступилась Пирика.
— Надеюсь… Но меня тревожит, что ты проводишь столько времени неизвестно где. Мне было бы куда спокойнее, сиди ты дома почаще.
— Я была у них на поле, помогала Чините на поле: у них не хватает рабочих рук, а сейчас самое время для уборки урожая риса! Я просто им помогаю.
— «Просто помогаешь»… Угу, понятно… Что, неужто твой хвалёный Сахпо не справляется с помощью в семейном деле? — язвительно спросил Хоро.
— Они хорошо платят, я могу купить на эти деньги материалы, которые мне нужны. На следующей неделе в «рукотворные чудеса» ожидается завоз древесины кедра, из которой я делаю своих кукол. Это недешёвое удовольствие. Кедр экспортируют из Сибири, в связи с этим цены на него ломят безумные, но с этой подработкой на поле я накоплю довольно быстро, — улыбнулась девушка, но следующее же мгновение стала серьёзнее: — правда, через месяц Акихи уезжает поступать в Хакодате, на факультет рыбохозяйственных наук, как Оота-сан, — поэтому им нужны сейчас лишние руки. Кстати, нет никого на примете, кто согласился бы им помочь с уборкой риса?
— М-м-м… За хорошую плату должно быть немало желающих. Странно, что они испытывают затруднения с поиском рабочих рук… — настороженно заметил Хоро, возвращая сестре сощуренный взгляд.
— Ничего странного: Оота-сан очень внимателен в выборе работников. Ему важно нанять достаточно выносливого и крепкого человека. Работа в рисовом поле сложнее, чем кажется большинству. Многие просто валятся с ног от теплового или солнечного удара, а на следующий день отказываются от работы. Поэтому платят хорошо и постоянно ищут работников, — объяснила Пирика, — ну и приятный бонус для меня — возможность провести время с Сахпо.
— Я понял. Пирика, слушай… А как ты думаешь, меня Оота-сан возьмёт в поле? — осторожно поинтересовался парень.
— Ты хочешь работать на Оота-сана? Ты же всегда был против, говорил, что не намерен работать на других, что это унизительно, что не собираешься ни перед кем расшаркиваться сколько бы тебе ни платили, что…
— Да-да, понятно-понятно… Обстоятельства изменились: мне нужны деньги, — перебил Хоро, не позволяя сестре вставить слово. Он не хотел выслушивать ехидное удивление.
— Зачем тебе так внезапно понадобились деньги? У тебя что-то случилось? Если это для компенсации убытков Маримо, то…
— Я сдуру ляпнул, что прилечу в Шанхай, к Рену, чтобы он мне помог, — быстро протараторил северянин.
— Зачем? Рену ведь проще приехать сюда, чем тебе — в Шанхай.
— Да знаю я, — Хоро выпустил сокрушённый вздох, опустил голову.
— Зачем тогда пообещал прилететь и почему нельзя сказать, что не получится? — не унималась сестра.
— Да что же ты заладила: «зачем-почему»… Да затем и потому, что не хочу потом, чтобы он смотрел на меня как на дерьмо… Я и так вечный аутсайдер… «Хоро-слабак», «Хоро-неженка»… «Хоро-снежинка» — блять, гениальная шутка от Чоко, подкупающая своей новизной… Надоело, хватит. Сказал, что приеду сам, значит, неделю не буду спать, получу сотню тумаков от солнца, но на дорогу до Шанхая заработаю, — категорично обозначил парень, и блеск, который сестра увидела в синих глазах, уверенно заявлял о твёрдости и непреклонности принятого решения. Хоро сказал. Хоро сделает. И Пирика не сомневалась: она уже видела подобный огонь во взгляде шамана, когда провожала в Америку за званием короля-шамана. Тогда Хоро обязательно бы победил, если бы не коллективное решение уступить победу Хао, — Пирика горячо в это верила. Но также очень хотела помочь брату, поэтому…
— А нельзя просто попросить о помощи папу? Он точно даст денег, ты же знаешь, братик, он в тебя верит и желает тебе только благополучия! — выдала девушка.
— Нет. Даже слышать не хочу об этом. Пирика, мне двадцать шесть, в моём возрасте клянчить у родителей деньги — несерьёзно и стыдно. В моём возрасте пора помогать родителям, а не тянуть из них йены. Тем более, что я не немощный, не больной, не увечный, — я трудоспособный человек, и не собираюсь висеть на шее у старика. Я… Правда благодарен тебе за веру в меня и за желание помочь, но эти вещи пора бы уже мне научиться решать самостоятельно, — сердито проговорил молодой человек, злясь на себя за слабость, безволие и желание пожалеть свою шкуру.
— Хорошо, как скажешь. Это твоё решение. Я знаю, у тебя всё получится, и поездка в Шанхай станет поворотом к лучшей поре твоей жизни. Всё обязательно наладится, я знаю это. Ты сильный, братик, а я всё никак не привыкну, что ты так резко повзрослел и сам стал решать свои проблемы… — покорно выдохнула Пирика, чуть улыбнувшись, — ты поедешь в Китай откуда? Из Токио, или выберешь аэропорт Хакодатэ?
— Токио. Там я хотя бы был, да и много хороших воспоминаний… — решил Хоро.
— Хорошо, Токио так Токио… — не сумев скрыть лёгкую грусть за натянутой улыбкой, девушка опустила голову.
***
Юсуи-младшая, несмотря на свой недетский возраст, переносила вынужденную разлуку с братом непросто. Так повелось ещё с Турнира, в котором Пирика-ребёнок не могла принять участие по причине слишком юного возраста — двенадцати лет, запрета отца и старейшин племени. Когда брат улетел в Америку на Турнир, Пирика потеряла сон до самого конца Битвы. Но дело не в том, что северянка переживала за брата: нет, в этом отношении Пирика была солидарна с Анной: человек, в которого она верит, победит, и потому нет поводов для переживаний. Если же она считает иначе, — впору задуматься, действительно ли верит в Хоро. Пирика верила в брата, но хандрила в его отсутствие, потому что невыносимо скучала. Да, когда Хоро рядом, под боком, девушке тепло и спокойно, она чувствует себя защищённой, чувствует твёрдую опору и поддержку брата. Да, бывает, они ссорятся, обижают друг друга, но всё же каждый из них знает: второй любит искренне и твёрдо, желает только счастья, и будет прикладывать все усилия, чтобы сиблинг был счастлив и спокоен.
***
Хоро пошёл к Оота-сану на следующий же день после разговора с сестрой. Разумеется, сосед без всяких разговоров принял знакомого парня в ряды работников на своё поле: о выносливости, трудолюбии и упрямстве Хорокея Юсуи в небольшом поселении Ашоро, где жила семья Юсуи, знали почти все.
И Хоро не шутил, когда заявил сестре, что сделает всё, чтобы заработать на поездку в Шанхай: очень скоро Юсуи зарекомендовал себя как отличный работник и неутомимый трудяга. В отличие от остальных работников фермы Оота, Хоро подходил к обязанностям вдумчиво, чутко и добросовестно, старательно. Свои манипуляции выполнял без спешки, осознанно и обязательно убеждался в правильности выполнения работы, время от времени одёргивая себя для самопроверки. Окончание сельскохозяйственной академии после школы выгодно отличало северянина среди других добровольцев-трудяг на ферме.
Конечно, о нормальном сне пришлось забыть: парень неделю вставал прежде солнца; ложился — гораздо позже светила. Зато такой немилосердный режим позволил Хоро довольно скоро заслужить особое уважение соседа и небольшую, но всё же приятную прибавку к зарплате.
Конечно, мысль о том, что пока Рен руководит целым офисом белых воротничков, а Хоро по колено в грязи умирает под беспощадным солнцем на поле, — высасывала последние душевные силы и ввергала в отчаяние, но, благо, Юсуи быстро одёргивал себя сам или это за него делала Короро ободряющим попискиванием.
***
В последний день рабочей недели, которую парень отпахал на двести пятьдесят процентов, Оота-сан решил воздать молодому человеку по заслугам: узнав от сына Акихи, почему Хоро нужны деньги, начальник с чистой совестью сделал перерасчёт и выплатил парню небольшую, но приятную, премию так, что с этим бонусом Юсуи накопил для поездки в Шанхай нужную сумму, и попрощался с семейством Оота.
***
Оставалось дело за малым: добраться до Токио, а оттуда на самолёте — до Шанхая. Но в этом малом деле предстояло попрощаться с сестрой, а это, — знал Хоро-Хоро, — для Пирики внушительное испытание.
И вот, они стоят на вокзале молча. Шум разговоров, слезливых прощаний друг с другом окружающих пассажиров — всё течёт фоном, накрывает единой шипящей волной, в которой так просто потеряться. Их голоса уже потерялись, потонули.
Прощаться всегда так… Неловко, неумело. — Именно так Хоро приобнял сестру. Его плечо быстро намокло от слёз Пирики.
— Эй, ну чего ты, уже поплыла, плакса? Да ладно тебе рыдать-то, не на войну ведь отправляешь… Ну что такое, Пирика, м? Я же скоро вернусь, отдохнуть от меня не успеешь, — я уже вернусь, — натянуто-искусственно улыбнулся парень. Слёзы сестры всегда подтачивали его выдержку, точно как в пословице «капля камень точит». И самое паршивое, что он так и не понял за всю свою жизнь, как нужно вести себя в такие моменты. Вот и теперь стоял дурак-дураком с приклеившейся кривенькой улыбкой олуха, хлопал бестолковыми голубыми глазами.
— Братик… — тихий пропадающий от волнения и дрожи голосок девушки провалился в окружающий шум. Глаза-аквамариновые топазы наполнились слезами. Моргнула — и заблестели озерцами, что скопились в уголках. Покрасневший носик чуть подёргивается, раздувает аккуратные крылья, хватая воздух. Губки тоже приоткрываются для той же задачи.
Пирика прижимается к брату и кладёт голову на широкую грудь парня, чуть слышно шепчет испуганным голоском:
— Мне страшно, почему-то кажется, что ты сейчас уедешь и никогда больше не вернёшься… Пожалуйста, братик, звони мне каждый день, хорошо? И ещё… Вот, возь… возьми… Новая ха… хатимаки для тебя, — Пирика достала из сумочки аккуратную чёрную повязку, искусно расшитую светло-голубыми нитями, что складывались своими витиеватыми переплетениями в изящный замысловатый узор, — Я сши… сшила вчера… Не… Не снимай её, ладно? Я буду спать спокойнее, зная, что ты в хатимаки, которую я сшила… — девушка дышала прерывисто из-за слёз, которые постоянно сбивали дыхание и заливались в рот, на губы. Вкус соли уже вызывал рвотные позывы. Хотелось сплюнуть всю соль.
— Хорошо. Я не сниму. Я люблю тебя, плакса, — тихо проронил Хоро, утыкаясь лбом в лоб сестры, — ну а теперь улыбнись мне. Ты, конечно, не помнишь, но когда была маленькая, мама или я иногда, когда ты плакала, говорили тебе: «Пирика, покажи радугу», и в следующую минуту ты начинала смеяться. Покажи радугу сейчас, Пирика, — попросил парень с мягкой улыбкой.
— Я помню, я всё помню, — улыбнулась девушка, — я тоже очень-очень тебя люблю. Пожалуйста, ты только возвращайся к нам.
— Ну куда же я могу деться, дурашка? Всё, мне нужно на посадку. Позвоню из Токио, не плачь, я запрещаю тебе плакать! — в следующую минуту Хоро растворился в шуме и пёстрой толпе пассажиров, которые заполнили перрон
Sapporo station.
Растаял как дым, ушёл сквозь пальцы, оставив сестру на платформе в растерянности и с чувством необъяснимой пустоты в груди. Странно… Ничего подобного Пирика раньше не испытывала, в чём же дело теперь?
Закрыла глаза, отпустила ещё немного слёз по мраморным щёчкам.
Прости, братик, я не исполнила твою просьбу.
