***
«Чувствует, что ли…» — пронеслось в мыслях молодого человека, когда он, обжёгшись о докуренную до фильтра сигарету, достал телефон и прочитал имя сестры на экране входящего вызова. Мобильный нетерпеливо дрожал вибрацией в руке, создавалось впечатление, что телефон трясётся от возмущения, что, стоило только сестре улететь в командировку, Рен за её спиной курит. Стало не по себе. Нет, что за бред? Рен не прячется, не ныкается от старшей сестры. Курить или не курить — только его дело. Он уже не ребёнок, чтобы прятаться от взрослых. Если понадобится, Рен хоть сейчас позвонит Дзюн и скажет, что курит, просто… Это очень странно и не к месту в любой ситуации, поэтому, и только поэтому, Рен до сих пор не сказал Дзюн о пристрастии к вредной привычке. Парень был достаточно умён, чтобы понимать, что бросить в любой момент не получится. Теперь — не получится. Но ответить на чёртов звонок — почему нет? В конце концов, что может сделать Дзюн из Франции ему — главе клана? — Да, сестра, слушаю, — прислонил телефон к уху Рен, туша выбрасывая бычок в урну. — Рен, у меня к тебе поручение. Оно полностью на тебе, это твоя зона ответственности, так что даже не думай пытаться отлынивать или скинуть его на Билла или Майера, — строго выдохнула Дзюн, задавая категоричный тон разговору. — Я слушаю, — кивнул парень с лёгким недовольством в голосе. Порой сестра забывается, позволяет себе неправильные интонации в тоне в разговоре с непосредственным начальником. — Брат, ты избегаешь поездок в Кишу. Я тебя постоянно отмазываю перед мамой и дедушкой. Ни разу не попрекнула непристойным отношением к дядюшке Дуну и его детям… — начала девушка издалека. Рен слушал терпеливо и напряжённо. Пока только факты. Факты, которым нечего и глупо пытаться возражать. Сестра чего-то от меня хочет. Я знаю эту тактику ведения разговора: сначала Дзюн обрисует ситуацию, ткнёт меня носом, где, что и почему я ей должен, а потом скажет, что я обязан сделать, чтобы закрыть этот «долг». Только вот она всё говорит, говорит и говорит, а заветного «поэтому ты…» всё не звучит. О, вот и про день рождения бабушки Фанг, с которым я её не поздравил, вспомнила… — Короче, сестра, давай короче! Что ты от меня хочешь? — не выдержал Рен. — Ты должен встретить сегодня в десять вечера Хорокея в аэропорту Пудун, найти ему жильё на время его визита в Китай, не говорю о сопровождении и разъяснениях, которые ты также предоставишь ему. Только как следует разжуй ему всё, а не так, как твои юристы любят изъясняться. — Может, ещё и канкан ему станцевать?! — накопленные после выкуренной сигареты крупицы спокойствия сгорели искрами пепла в один момент, мгновенно. — Если это твоё личное желание, не смею препятствовать, — хихикнула даос. — Посмейся мне ещё… Дзюн, что за дурь? Почему… Что, блин, вообще происходит? Почему я должен что-то жевать этому дураку? У меня работы выше крыши, некогда мне его за ручку по Шанхаю водить да слюни вытирать! Если всё разжёвывать, зубы атрофируются и за ненадобностью выпадут. Не буду я с ним возиться. Кто тебя вообще подбил на это? Сама бы ты и не вспомнила о его приезде, значит, кто-то надоумил. — Мне позвонила Пирика. Рен, Хорокей — твой друг. От семьи ты сбегаешь на работу. С работы тебе сбегать пока не нужно, но ровно до тех пор, пока я держу под контролем, потому что не хочу, чтобы всё в твоей жизни полетело в тартарары. Будь так добр, брат, сделай что-то для меня. Я прошу не так уж много: помоги другу. Не Гейн, не дяде Дуну, — своему другу. — Так и думал, что кто-то подбил на это. Но с каких пор ты помогаешь кому-то вне нашей семьи, сестра? С каких пор помогаешь чужакам? — Рен, у тебя нет единоутробных братьев или сестёр, что младше. Тебе не понять тревогу старшего за младшего. Поэтому сделай, как прошу. Я не так часто о чём-то тебя прошу. Пожалуйста, Рен. — Я тебя понял, сестра, — скупо отозвался Рен, одарив ледяной бортик ограждения Хуанпу яростным взмахом руки. Дождевые капли, что прозрачными слезинками хрусталя дрожали на кованном чугунном парапете, разбились вдребезги молниеносным ударом руки парня. — Ты поможешь? Рен только хмыкнул и достал ещё одну сигарету. Плевать на зависимость. Плевать на последствия. Будь что будет.***
— Уважаемые пассажиры, наш самолёт совершил посадку в аэропорту города Шанхай. Температура за бортом плюс двадцать шесть градусов Цельсия, время двадцать один час пятьдесят минут. Командир корабля и экипаж прощаются с вами. Надеемся ещё раз увидеть вас на борту нашего самолёта. Благодарим за выбор нашей авиакомпании. Сейчас вам будет подан трап. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах до полной остановки, — голос стюардессы успокаивал и убаюкивал. Сердце усмиряло свой ритм, дыхание выравнивалось. Хоро выдохнул и прикрыл глаза. Слава богу, всё закончилось… Можно расслабиться, отпустить напряжение, которым непроизвольно налились мышцы, когда Хоро машинально вжался в кресло, едва воздушное судно воспарило. Все «прелести» полёта на самолёте северянин оценил ещё во время перелёта из Токио в Америку на Турнир. Тогда было совершенно очевидно, что такое сомнительное путешествие на самолёте-сверхдуше в компании одержимого психопата-убийцы, или нынешнего бога, Асакуры Хао, мало кому понравится. Но теперь Хао и Турнира, скупых патчей со своими сверхдушами, хихикающих Опаче, Лакистов и Брокенов позади — не было. А вот чувство нехватки воздуха, паники, которой северянин ни с того ни с сего начал давиться — было. Это всё накрыло с головой, прибило и вжало парня в кресло, налило цепким напряжением каждую мышцу, сдавило грудь и смазало картинку перед глазами, смешало звуки в растекшуюся какофонию. — Молодой человек, Вам требуется помощь? — ласковый голос раздался совсем рядом. На плечо мягко легла чужая ручка. Хоро перестал жмуриться. Первое, что увидел парень — спокойные сияющие умиротворением, серые глаза. Юсуи повернул голову и совсем распахнул глаза. Рядом стояла невысокая стюардесса, и заботливо-встревоженно наблюдала за ним. «Она чем-то похожа на Дамуко…» — короткая мысль приятно укрыла встревоженные всполохи страха, которым ещё подрагивало сознание в первые минуты после посадки. — А? — У Вас всё хорошо? Вас кто-нибудь встречает? — в серых глазах начало клубиться что-то неясное, неспокойное. — Да, всё в норме. Меня… Нет, никто не будет встречать. Я ему не сказал ни время, ни аэропорт, — пробормотал Хоро тихо, словно обращался только к себе. — Тогда позвольте проводить Вас к трапу? Шаман поднялся с места. Несколько неторопливых движений, чтобы размять скованные онемением мышцы, Хоро уже более-менее пришёл в себя, и начал спускаться по трапу. — Спасибо Вам, Фурута-сан, — поклонился молодой человек, в последний момент прочитав имя стюардессы на бейджике. — Удачи Вам, и хорошо провести время в Шанхае! — попрощалась девушка. Она хотела сказать ещё что-то, но прикусила губку, одёрнув себя в последний момент. Признаться, стюардесса сразу приметила этого парня. И сейчас хотела познакомиться, но нельзя, ведь всё ещё на работе, да и у пассажира свои дела. Он сейчас затеряется где-то среди улиц огромного мегаполиса, в его суете, пыли и шуме. Слишком короткая и мимолётная, слишком легкомысленная симпатия, несерьёзная.***
— Так, и куда теперь? Блин, стоило, наверное, сказать Рену, когда и куда я прилетаю… — вздохнул северянин, обращаясь к Короро. Солидарного попискивания, которое парень ожидал услышать, — не последовало: коропоккуру вообще чуть отвернулась от шамана и парила рядом, не смотря на него, обиженно сложив крохотные ручки на груди. — Короро, ты, что, обиделась, потому что я говорил с той доброй девушкой? Она мне просто напомнила тебя, и я захотел с ней поговорить, будто с тобой, понимаешь? — искренне и без капли фальши выдохнул Хоро. Но минутианка не спешила менять гнев на милость: коропоккуру вздохнула и, шмыгнув миниатюрным носиком, повернулась на шамана, устремляя взгляд серо-голубых туманных глаз. Хоро невольно вздрогнул, увидев слёзы, переполнявшие блестящие агаты её глазок. — Короро… — голос тихий, сбивчивый и глухой от волнения. Коропоккуру отвернулась, опустив миниатюрное личико. — Дамуко… — Хоро решил попробовать другую тактику, и, кажется, стало ненамного, но получше: по крайней мере, минутианка не отлетела прочь, а осталась парить на месте, ожидая продолжения. — Дамуко, я даже не помню уже, как её зовут, да мне вообще плевать на неё, правда, ты же знаешь, нет никого для меня роднее, чем ты! Никого, ни одна девушка, никто! Да она просто подвернулась и забылась! Я засмотрелся на её глаза, серые, спокойные и холодные, как облачное небо в пасмурную погоду. Меня всегда это завораживало в твоих глазах… Не люблю солнце, люблю дождь, потому что дождь — это ты. Спокойствие, умиротворение и холод — это тоже ты. Стальное озеро Шикото-ко, его недвижимая спокойная гладь, — это твои глаза. Глаза, которые я люблю, потому что они твои. Кроме тебя мне никто не нужен, Кор… Дам-дам. Никто, слышишь? Я люблю тебя, только тебя. Так было, так есть и так будет всегда. Прости меня, прости, я обидел тебя снова, опять. Прости. А помнишь, в школе, сенсей в первый же день день дал контрольную, которую ты завалила, и я потащил тебя на Шикото-ко? Мы сидели на берегу, тогда ещё был очень сильный ветер, и я отдал тебе свою куртку. И в тот же день, — двадцать третьего октября, — я впервые тебя поцеловал там, помнишь? Ты тогда заплакала от избытка чувств. Наш первый поцелуй был со вкусом соли, но всё-таки нежным и… таким, что я до сих пор помню, как у меня сердце растаяло. Дами, я люблю тебя. Только тебя. Нет мира, кроме твоих глаз. Нет жизни, кроме твоей улыбки. Нет награды, кроме твоей радости. Нет казни, кроме твоих слёз. Нет ножа, кроме твоего разбитого взгляда. Короро опустила голову: хранитель плакала. Сердце таяло от таких горьких и одновременно сладких воспоминаний. Как грустно, что ничего вернуть нельзя. Нельзя снова пережить эти чувства, эти моменты. Они навсегда остались в недоступном прошлом на Хоккайдо, потонули в ледяных водах Шикото-ко. — Дам-дам, прости меня за все страдания, которые я тебе принёс. Я должен застрелиться или повеситься, чтобы хоть как-то сравнять счёт и искупить вину перед тобой за то, что убил своим равнодушием тогда и продолжаю убивать сейчас. Но по-правде… По-правде, Дами, я обязательно бы так и поступил, если бы не мечта-обещание вырастить поле белокопытника. Я пообещал сделать это, и сделаю, только верь в меня до конца, даже когда я потеряю веру и силы, верь.***
Протяжный автомобильный гудок перекрывает поток шума громом звучания около семи-девяти секунд, но ситуация на дороге к аэропорту не особенно поменялась: его возмущение — капля в море таких же недовольных и усталых горожан бешеного мегаполиса, так, что создавалось впечатление, будто никто не заметил яростного бунтарства Тао Рена, кроме, разве что, Басона: — Не нужно нервничать, молодой мастер, нервные клетки не восстанавливаются, у Вас и без того нервная работа… С Вашим режимом жизни, жалкими крупицами сна, что Вы себе позволяете, постоянным стрессом на работе и дома, в Кишу… — завёл вечную песню верный воин, но шаман, в своей обыденной резкой манере небрежно перебил: — Прекрати нудню. Я не кисейная барышня — видимо, ты забыл, кто твой хозяин. — Простите, юный господин Тао, больше не повторится… — воин покорно склонил тяжёлую при жизни голову в знак смирения и раскаяния в излишней опеке. — Прекрати бестолковую болтовню, вместо неё займись полезным делом, — сухо-скучающе хмыкнул наследник китайского клана, откидываясь на спинку водительского сидения, чтобы хоть как-то размять затёкшие мышцы. Китаец застрял в этой бесконечной пробке вот уже два часа как, а продвижение и трёх метров не составило. И ведь потом попробуй объясни сестре причину опоздания в аэропорт! — Что я должен сделать? — Оцени перспективы на ближайшие три-пять километров. Уверен, эту клоаку можно было бы избежать, не послушай я тебя на той развязке. — Слушаюсь, юный мастер Тао… — Басон отправился выполнять приказ. И вот Рен, наконец, остался в тишине и одиночестве — блаженном подарке, о котором мечтал весь этот бесконечный день. Выключил кретинистические завывания какого-то бойс бенда. Шамана это блеянье раздражало сильнее, чем что-либо. Хотя нет… Кто вообще этих фриков на сцену выпускает? Все, как один, похожи на кукол, пластиковые размалёванные неженки, поющие сопливые песенки о любви. Фу, паскудство какое-то… Рен не знал, сколько времени прошло, когда хранитель вернулся, но, разговаривая с Басоном, чувствовал себя полным сил. Сонливость, что одолевала весь вечер, куда-то исчезла. Кажется, я случайно задремал, пока его ждал… — рассудил шаман. — Ближайшие пять-шесть километров всё стоит. На подъезде к аэропорту — крупная авария с бензовозом, на месте полиция, пожарные, скорая. Кажется, лучше будет свернуть и поехать в объезд. — сообщил Басон. — Чёрт, да почему всё так? Сосулька прилетает через два часа, а я, блин, здесь развлекаюсь… — взвыл Рен, обречённо-устало роняя голову на руль. Но в следующее мгновение тихо выругнулся и полез в нагрудный карман за сигаретами. — Юный мастер, это четвёртая за вечер… Вы уверены, что стоит курить по четыре сигареты в день? Когда-то ведь Вы и двух себе не позволяли… — осторожно заметил хранитель. — Когда мне будет интересно твоё мнение, ты первый об этом узнаешь, — глухо и холодно процедил Рен, ставя точку в не начавшемся разговоре. — Простите, юный господин, я просто беспокоюсь за Ваше здоровье. Не хочу, чтобы госпожа Ран, Ваша матушка, плакала по Вам, как плакала по господину Ену, когда его разбил инсульт, — смиренно пробасил хранитель. В низком голосе закалённого воина вдруг начали проскальзывать нотки чего-то дрожащего и хриплого, пропадающего. Но Рена беспокойство хранителя не тронуло: — Басон, мне хватает заботы Дзюн с головой. Не превращайся в мою сестру. Всё, разговор закончен. Отныне я не желаю слышать подобное нытьё. Не отвлекай меня от дороги, пока не подъеду к аэропорту. Темно, влажно, моросит ещё. Видимость и без того нулевая, так и ты бубнишь под руку… — прошипел Рен, и хранитель смолк до конечного пункта назначения.***
Рен покинул авто. Осенний холод мягкого влажного воздуха ласково принял уставшего от долгой дороги и нервного дня китайца в свои успокаивающие и остужающие объятия. Буря недовольства, клокотавшая в груди громового шамана, начала несколько смиряться по мере того, как он делал затяжку. Сигарета тлела ярко-рыжими всполохами. Посреди ночного мрака это смотрелось бы завораживающе, но Рен спешил. Недокуренная сигарета отправилась в урну, огонёк погас где-то в чёрной пучине. Ну вот и всё, приехал… Сейчас увижу эту северную морду. И начнётся… Дебильные замечания, подколы, шуточки про мой рост… И зачем я на это согласился? Хотя меня никто и не спрашивал… Ладно, он тут на несколько дней. Потерплю, не сломаюсь, а сестра отстанет от меня хотя бы на время… Рен решительно проследовал в просторный и светлый зал аэропорта, наполненный прилетевшими пассажирами и такими же, как он, встречающими. Среди карусели многочисленных лиц парней, девушек, детей, его Тао заметил сразу, или это интуиция подсказала повернуть голову вправо именно в тот момент? А может, виной всему вообще синие волосы, что громко выделяли японца из всех скучных однообразных брюнетов, толпящихся и негромко переговаривающихся вокруг? Как бы то ни было, Рен выцепил друга одним взглядом: Хоро-Хоро, скромно примостившись на свободном месте, что воробушек на жёрдочке, завороженно слушал распинания какого-то пройдохи про вымирающих леггентинов: — Леггентины — удивительные существа, это настоящее чудо природы! Их спинномозговая жидкость позволяет затормозить развитие раковой опухоли, поэтому в последние три года участились случаи браконьерства, и популяция леггентинов сократилась в двадцать раз! Мы собираем деньги в защиту леггентинов. Мы строим для них заповедники, добиваемся законодательных мер по поддержке и защите этого вымирающего вида. Помогите спасти леггентинов! Их судьба в ваших руках! Это совсем не трудно. Даже самая незначительная сумма повлияет на судьбу этого вида! — распылялся коренастый «оратор» с небольшой залысиной на затылке. Вокруг него собралась целая толпа зевак. Особенно завороженно внимали ему дети и… — А знаешь, почему у тебя проблемы, и ты не в Японии, а здесь? В чём разница между нами? — подошёл Рен к другу, который, словно под чарами оратора, завороженно ему внимал. Едва Тао подошёл, Хоро вздрогнул и растерянно проморгался, встрепенулся. — Рен… Рен, дружище! Да ты подрос! — заверещал Хоро, кидаясь на друга с крепкими объятиями искренней радости. — Не позорь меня, дурень, и не ори. Я не хочу привлекать лишнее внимание, — прошипел Тао, пытаясь спрятать лицо в воротник. — Я просто та-ак рад тебя видеть! Р-рен, р-разбойник… Ну ты и жучара! Я тут, пока ждал тебя, в интернете кучу статей перечитал… — Ты умеешь читать? Надо же… Не ожидал… — чуть усмехнулся китаец. — Очень смешно. Ты прямо второй Чоко… Я хотел сказать, что очень удивлён, хотя… Это ж ты, чего ещё от тебя ожидать? Короче, ты мега крутой, Рен, вообще! Читаю про тебя, и прям гордость берёт, что это мой друг, правда! — заверещал северянин с новыми силами. — Ага, — как-то отстранённо кивнул Тао. — Ты чего? Я сказал что-то не то? — потерялся от такой сдержанной реакции друга Хоро. — Я… Не очень люблю свою работу. Во многом мне помогает Дзюн и партнёры, но почему-то никто не принимает это во внимание. Может быть, ты слышал, что вице-директор в моей компании — Дзюн? — Ну да, она что-то такое говорила, только я же ничего в этом не понимаю. Вице, винице, синице, — вообще всё одно, я ничего не понимаю. — Я хотел сказать, что Дзюн занимает этот пост в моей компании по заслугам, а не по блату, как думают многие, — спокойно проговорил Рен, — но я не хочу говорить о работе сейчас. Поговорим о тебе, рассказывай! — А… Ну, в общем-то… Нечего особо рассказывать… Я ничего не добился, как сидел на Хоккайдо, так там и остался… У меня ничего интересного, я всё тот же неудачник, каким был при нашей последней встрече, ничего не поменялось. Я… спасибо тебе, Рен, вот правда. Понимаю, что не должен был отвлекать тебя от бизнеса и дёргать с работы, прости меня. Наверное, из-за меня сейчас ты теряешь огромные деньги… И почему я не подумал об этом раньше? Прости, я… Я дурак, эгоист, который не думает о друге, ставит себя во главу угла, ни разу не позвонил тебе за одиннадцать лет… И припёрся просить о помощи. Дерьмо, а не человек. — Да, Юсуи, с годами ты не поумнел… — согласился Рен. — Ну вот о чём я и… — Если бы ты меня отвлекал, мешал, — ни тебя, ни меня, сейчас бы не было здесь. Меня достают своим нытьём Басон, Дзюн, Билл, Брокен. Занг-Чинг, ещё и ты теперь ныть будешь, как школьница? Вытирай сопли, и больше чтоб я такого не слышал. — Прости… — Хоро… — Рен старался держать обычную интонацию, ничем не выдавая раздражения. Китаец сам не понимал, с чего вдруг чувствует это. Возможно, то волной накрыла усталость, накопленная за последний месяц. Усталость от работы, усталость от семьи, усталость от изданий, которые штабелями печатали интервью с возмутительной фигурой молодого провокатора-грубияна-«гея», — ещё раз заведёшь эту пластинку: извинишься, попросишь прощения, или назовёшь себя недалёким, я заставлю тебя заткнуться. Тебе это не понравится. Поэтому просто молчи. Хоро потерял коротенький тихий вздох и опустил глаза, сжав покрепче ремень сумки с вещами, которую тащил, следуя за другом к выходу из здания аэропорта. В голове возникла и теперь скакала придурочным галопом нелепая мысль о том, что Рен имеет в виду поцелуй. Я заставлю тебя заткнуться. Тебе это не понравится. Поэтому просто молчи, — его слова, но почему такие неоднозначные? Такие двусмысленные? Или это Хоро совсем умом тронулся, если думает сейчас о таком? Не-ет… Кого я обманываю? Рен мне нравится ещё с Турнира, но никогда об этом не узнает, нет-нет. Зря я, что ли, постоянно лез на рожон с ним? Оговаривался, гоготал над ним с Чоко, кривился от его китайской еды, протестовал против его лидерского положения в нашей команде на Турнире. Хотя, видимо, зря, раз уж Лайсерг всё равно догадался обо всём. Да, башковитый у нас сыщик, ничего не скажешь… Но нужно сменить тему, а то как-то совсем уж неловко… — Рен, — обратился Хоро к другу вдруг серьёзным тоном. Китаец непроизвольно напрягся. Первая мысль — что резким тоном обидел друга, но всё оказалось несколько проще: — Что? — Тао чуть притормозил и обернулся на северянина. — А… а где я в Шанхае буду жить? Сейчас же, наверное, мне нигде угол не сдадут, ночь ведь на дворе… — Я и забыл, какой ты сообразительный и наблюдательный… — чуть усмехнулся Рен, чтобы скрыть немного свою неуверенность перед тем, как ответить: — Есть какие-нибудь варианты? — вопрос, разумеется, в большей степени формальный, но послушать, что породит утомлённое бесконечным днём сознание Хоро тоже любопытно. — Ну… Не знаю… Нет, никаких вариантов нет… — беспомощно выдохнул северянин после нескольких секунд задумчивости. — Ну тогда будешь ночевать у меня. Кровать одна, мне она не нужна: я сплю на полу обычно. Купил для Дзюн. Она первое время оставалась у меня. Потом взяла собственную квартиру, когда сама на неё заработала. Хоро после слов друга едва не поперхнулся: во-первых, северянин не ожидал, что Дзюн такая же упёртая, как он; во-вторых, то, что сам Тао Рен не просто пустил его в свою квартиру, но и отдал кровать — шок-контент для Юсуи, аттракцион невиданной щедрости. Айну оторопел на мгновение-другое, даже чуть отстав от китайца. — Нет, стой, подожди, чего? — запоздало опомнился северянин. — Юсуи, я не умею мысли читать: на каком моменте ты отстал? — устало-лениво подал голос Рен. — Почему… зачем тебе спать на полу? Из-за меня? Ты же хозяин, ты должен спать нормально, на кровати! — запротестовал Хоро, — а я могу уйти в какой-нибудь круглотусочный хостел, у вас же точно есть такие! — Чёрт, северная башка, я устал и мечтаю уже доехать домой и завалиться спать, а не спорить с тобой, бараном упёртым. Я хозяин, как я решу, так и будет. Я решил: ты спишь в кровати, не квакаешь и не препираешься со мной больше. Ничего слушать не хочу, закрой рот и садись в машину. Пристегнись. Давай-давай, не спорь. Нечего так коситься на меня. Здесь поблизости случилось ДТП, теперь полночи патрульные машины будут дежурить. Я не хочу лишиться прав и влезть в скандал из-за тебя. И да, круглосуточный хостел есть в соседнем доме, но туда уйду я. Если ты среди ночи потеряешься, сестра открутит мне голову. Причём сначала моя, а потом Пирика подтянется. Хоро недовольно закатил глаза, но высказывать протесты, возмущения или лезть на баррикады не стал. Рен опёрся о машину и закурил. Наконец-то… Доехать до дома — последний рывок, и бесконечный день подойдёт к своему концу… Хоро удивился, что капитан их команды начал курить. Вообще сам северянин был решительно против курения, алкоголя и, разумеется, наркотиков, но Рену так подходил запах табака… Крепкий аромат от строгого чёрного пальто китайца пропитал салон очень быстро, — едва Тао занял водительское место, — но Хоро только нравилось, и Юсуи искренне расстроился, осознав, что, кажется, принюхался, или приятный запах выветрился через окно, которое открыл Рен из опасений дискомфорта пассажира.***
Добрались домой, разумеется, далеко заполночь. Рен сразу отправил гостя первым в душ, чтобы Хоро быстрее лёг спать. Экскурсию по квартире, разговоры и обсуждения дел решили оставить на завтра ввиду солидарной усталости. Наутро Хоро обнаружил себя в одной кровати с Реном. Китаец лёг с ним, разумеется, чтобы быть уверенным, что этот придурочный никуда не потеряется и не свинтит ночью — только так, и никак иначе. У Хоро было только одна версия: Дзюн очень надавила на Рена. Юсуи понятия не имел, что и почему китаянка сделала, чтобы добиться такого от брата, но, пожалуй, Хоро и не хотел знать. Он предпочитал счастливое неведение. Хотя разговор всё же завёл. Такое странное пробуждение игнорировать просто глупо: очевидно, что это не нормально, и взаимное молчание — громче произошедшего ночью камин-аута. Поэтому, провожая китайца на работу, Юсуи сказал: — Слушай, не будь жмотом: купи ещё одну кровать! — У меня нет необходимости экономить. Дублирую для тормозов: дело не в деньгах, и вторую кровать я покупать не буду. ❄Post scriptum❄: 1. Ревность Короро. Разумеется, более согласованно с каноном было, исключи я сцену с ревностью Короро из главы, но в заявке (эта работа — по заявке) требуется абсолютный отказ окружающих от Рена и Хоро, поэтому Короро тоже недовольна. 2. Отношения с хранителями. Вы можете обратить внимание: Рена, конечно, не заботят чувства Басона; Тао учили, что дух — не больше, чем инструмент, у которого нет воли, нет чувств = > Рен не выбирает слова в общении с Басоном. Хоро с Дамуко (Короро) — диаметрально противоположная ситуация: Короро очень важна Хорокею, он боится обидеть её. Вообще, Рен и Хоро — два полюса. две противоположности: уверенный Рен и чуть менее Юсуи; Рен — успешен, Хоро — это Хоро. Ну это так, просто наблюдение (✿◠‿◠) 3. Разного рода намёки. Вы можете заметить в шапке метки «Намёки на секс» и «Намёки на инцест», что равнозначно метке «Упоминание инцеста». Уточняю: «намёк» означает, что никто прямым текстом не говорит, что Рен поимел Хоро. Вообще не сказано однозначно, было у них что-то, какое-либо сексуальное взаимодействие или нет. Факт лишь один: они проснулись в одной кровати. Так же с намёком на инцест: Хоро ревнует Пирику к другим парням, рычит на Сахпо; Пирика — в слёзы при разлуке с братом. Никто не говорит, что они вместе, но… такая сильная привязанность между сиблингами…