***
— С кем это он так? — присвистнул Занг-Чинг, перегибаясь со своего рабочего места к расположившемуся по соседству Биллу. — Да с Дзюн, понятное дело, — отмахнулся здоровяк. — Госпожа Тао хорошая девушка, а Рен позволяет себе в разговоре с ней такой тон… — с толикой осуждения заметил Бертон. — Ну, мы не знаем, что творится за закрытыми дверями… — справедливо отметил китаец. — Верно, конечно, но я всё равно не понимаю, как так можно. Как госпожа Дзюн вообще это терпит? — отозвался, качая головой, Майер.***
— С… с кем у тебя встреча? — глухой и тихий голос ослабел, разбился и звенящими осколками куда-то провалился с дребезжащим звоном. Звоном, который разрывал сознание Хоро. Северянин схватился за голову, зарывая пальцы в волосах в надежде предотвратить раскол сознания, разбитого словами Рена. Юсуи прикрыл глаза, напряжённо ожидая следующего удара от Тао. И китаец не заставил ждать долго: — С девушкой. Остальное тебе знать необязательно. У меня работа. Больше не звони мне по такой фигне, ясно? Придумай себе занятие помимо срыва моего рабочего дня. Хоро ничего не ответил, просто проглотил полоснувшую синие глаза обиду и сделал беззвучный вдох. Надоело. Сколько можно разбиваться слезами? Дышать. Главное — не разучиться дышать. Да какое, к чёрту, дышать, когда его только что убили? Разве покойники дышат? Придумать занятие? Хоро принялся шататься по квартире друга бестолковой тенью. Ничего, кроме как вскрыться к чертям от бездушного равнодушия гордого китайца, не хотелось. Прихожая-ванная-спальня-балкон-кухня. И снова прихожая-ванная-спальня-балкон-кухня. Кухня… Северянин обвёл невидящим взглядом просторную оборудованную самой современной техникой, кухню. Возникла мысль, — короткая, мимолётная вспышка, она не задержалась в сознании надолго, словно обиженно растаяла сразу и без следа. Желания — не было. Не было ничего, кроме идиотской, высасывающей эмоции и силы, апатии. И какой в этом смысл? Глупо рассчитывать, что этот насмешливый золотой мальчик оценит его старания. Конечно, нет. Скорее всего, просто оборжёт и унизит, втопчет в грязь и запинает. — Стало вдруг невыносимо горько и обидно. Хоро снова сцепил зубы, раздул крылья носа в попытке запереть слёзы, не позволить им смочить глаза. Душу спасать поздно: она уже скулит, будто щенок, которого пнули. Мысли справедливы, но Хоро всё же сверлит взглядом холодильник уже вторую минуту. Нет. Что-то не даёт спокойно уйти спать, чтобы забыться и убить время до возвращения Рена. Что-то заставляет подойти, открыть дверцу и обвести содержимое критическим взглядом: полбутылочки соевого соуса, открытая сметана, заветренный параллелепипед сыра, богом забытый чеснок — на дверке, и целая тушка голой общипанной птицы. Там же, на дверце — банка с какими-то, судя по всему, квашенными, ягодами-плодами. То ли квашеные яблоки, то ли сливы, то ли абрикосы — не разберёшь. Вот и Хоро не разобрал. А какая разница, если больше ничего нет? Будет сюрприз, хах… Парень быстро достал телефон и задумался, что теперь. Хоро сложно назвать мастером-кулинаром, как Рю. Или назвать стряпню северянина хотя бы сносной — не, без вариантов: шаман не умел готовить от слова «совсем». Пожалуй, готовка — это единственное, в чём молодой человек отдавал первенство сестре. Почти. Ещё Пирика лидировала в отношениях с противоположным полом по совершенно понятным причинам. Мысль позвонить сестре и посоветоваться, каким заклинанием можно превратить сырую птицу в хороший вкусный ужин, — северный шаман даже не рассматривал. Звонить Пирике почему-то не хотелось. Было ощущение, что сестра каким-нибудь сюрреалистичным способом затащит Хоро обратно домой. Сейчас, когда отношения с Реном только-только сдвинулись с мёртвой точки! Следующим соображением, которое озарило светлую голову Хорокея, стала неприятная догадка о причине столь резкой враждебности китайца: должно быть, первый минет в моём исполнении был просто отвратителен, а Рен не хочет меня обидеть… Блин, надо было сначала попрактиковаться, что ли, а потом только… И на чём бы я практиковался? На этом мутном хмыре Сахпо? Меня сейчас стошнит, зачем я подумал об этом вообще? Нет, лучше уж, не знаю, на… На мороженом или на банане… О чём я вообще думаю? Даже самому мерзко… Я здесь деградирую. Рен прав: нужно заняться делом, но что мне творить с этой тушкой? Надо в интернете посмотреть! Хоро достал телефон и зашёл в браузер. Через несколько мгновений в строке поиска появляется запрос: «как можно приготовить птицу рецепты». Колёсико загрузки крутится, Хоро ждёт, и ещё через несколько секунд ожидание вознаграждается списком страниц, предлагающих пытливым умам ознакомиться с ТОПами рецептов с самыми разными птицами от кур и уток до гусей и даже голубей. Первый тыкнутый сайт предложил северянину приготовить загадочную «запечённую утку с кислой сливой». Пробежав глазами по списку ингредиентов, Юсуи пришёл к выводу, что, помимо слив, которыми предписывается фаршировать несчастную птицу, не хватает мёда для маринада. Н-да… — без похода в магазин не обойтись. А где он — этот ваш магазин — чёрт разберёт. Хоро — не чёрт, даже не чертила, у Хоро и его географического слабоумия вообще нет шансов отыскать магазин в навороченном Пудуне. Но если Юсуи более упёрт, чем любой баран, даже Рен, то разве остановит его такая незначительная неприятность? «Я не испугался двинутого волосатика, меня заставит отказаться от намерения какой-то магазин? Да вот хрен угадали! Найду и без карты, ха! Я же не тупой, не совсем, по крайней мере…» — весело решил парень и решительно покинул квартиру, уже предвкушая удивлённый взгляд вредного китайца, когда Хорокей опустит перед другом тарелку с исходящим ароматным паром куском запечённой… Юсуи так и не установил, кого будет готовить. — Запечённой птятины! Да и пофиг вообще, что за мясо окажется во рту у Рена. Главное, чтобы не отравился.***
Шумный, переливающийся весёлыми бликами полуденного солнца в стёклах великанов-высоток, район Пудун заливал насыщенный красочный свет по-летнему жаркого осенне-шанхайского солнца. Парень покинул сравнительно прохладный и тёмный подъезд, и едва не вернулся обратно: улицу заливало жаркое светило, оно неприятно резало глаза, вынуждая уставиться в землю. Да, пожалуй, провальность этой затеи была очевидна с самого начала… Но Хоро упёрто вознамерился вернуться домой только с необходимыми продуктами. Задача по поиску магазина осложнялась тем, что все здания в жилом комплексе — двойники-великаны застеклённых ослепляющих громад, с небес на землю словно солнечным светом лилась раскалённая лава. Вдыхать слишком горячий и не привычный для северянина-японца густой воздух — непросто, муторно и утомительно. Но повернуть назад нельзя: Хоро слишком упрям, чтобы свернуть на полпути. «Да где в этом чёртовом Китае магазины? Чтобы я ещё хоть раз сюда сунулся — да ни в жизнь!» — пыхтел себе под нос Хоро, понимая, что третий раз уже проходит это здание. И то лишь потому, что его отличал от копий таких же высоток несчастный мойщик окон, который работал на двадцать шестом этаже уже час точно. Сначала Хоро услышал гул. Смех, выкрики, мат — из двора вырулила шумная весёлая и, возможно, нетрезвая компания молодых людей чуть старше него. Первый порыв северянина — свернуть, уткнуться под ноги, но один из толпы бесцеремонно швырнул на землю дымящийся окурок. Пути назад не было. — Подними это, — Юсуи сжал кулаки. Молча наблюдать за такими хмырями, которые матерятся и мусорят где ни попадя, пока он батрачит на полях во имя защиты природы и её благ, парень просто не мог. Сперва никто не отреагировал: смех и гам не стихли ни на секунду. Молодые люди увлечённо ржали как кони над чем-то, что, кажется, находили крайне забавным. Хоро пришлось продублировать громче: — Эй, я сказал, подними! — Чё? Ты кто такой вообще, малыш? Карлик, из цирка дёрнул? Мать родная, что у тебя с башкой? Мамка во время беременности краску пила, или трахалась с попугаем? — со всех сторон послышались одобрительные смешки, похлопывания по плечу, выкрики: — Красава, биг смэш! Надери зад этому карлику! — За языком следи. Не зли меня, упырь, я ведь могу нагнуть и тебя, и твоих подружек-гиен, — Хоро начинал заводиться. Северянин, несмотря на свою особенную связь с холодной стихией, оставался вспыльчивее пороховой бочки, тем более, — сейчас, когда на душе горечь и раздрай из-за Рена. У Юсуи так и чесались кулаки вылить своё смятение. Желательно — на паре-тройке хмырных табло, и какая удача — сейчас перед ним шесть отборных отморозков! Вспышка боли. Онемение. Что-то горячее залило рот. По приятному металлическому привкусу похоже на кровь. Хоро не успел сплюнуть — прилетел ещё удар — в живот. С тихим выдохом из парня вышла часть решимости продолжать неравную схватку, мелькнула позорная мысль свернуть это недоразумение. Но только мелькнула, и мгновенно угасла, тем более, что один из банды «гиен», вдруг подлил масла в огонь непрошенным наблюдением: — Вэй, а этот пассажир-то, походу, японец… Смотри, бледный, как упырь, разодетый, как петушара, ещё и выкрасился, как девка, говор у него какой-то странный! Дамочка, а ты, случайно, не педик, а? Отвечай, мудак, когда к тебе обращаются! — невысокий парень с ожесточением схватил Юсуи за горло и сжал так, что голубые глаза едва не выпали из орбит. — Отпусти его, Ку. Невежливо так задавать вопросы. Он ведь даже ответить тебе не сможет. Я сам сейчас у нашей голубой птички спрошу, кто ей нравится… Когда шестёрка ослабила хватку, двухметровый шкаф-громила, — судя по всему, «Вэй», к которому обратился один из подручных, — притянул лицо северянина к своему и отплюнулся с нескрываемой брезгливостью и омерзением, швыряя на асфальт: — Блять, даже глазёнки гомодрильные… Я бы мог тебя трахнуть, но ты же и так педик, — небось, понравится, да? Молчишь… Конечно. Блять, мерзость, когда вы уже передохнете от ВИЧ? — Да пошёл ты, уродец ублюдочный… — прошипел Хоро, ударившись о непреклонно-жёсткую и, вдобавок, горячую землю. Юсуи уже почти не обращал внимания на боль, которой стонало тело: она была везде, где-то сильнее; где-то постепенно стихала; но определённо одно — все ощущения уже слились в единую какофонию неприятного и почти блеклого стона. Голова кружилась, чуть подташнивало, Хоро понимал, что это всё дурные звоночки, и долго он так ещё не протянет, но что делать, парень не представлял. Сейчас для счастья Хоро не хватало только проблем с китайской полицией… И ведь это ударит и по Рену, который взял ответственность за Юсуи на время его пребывания в Китае. Исходя из этого соображения, японец не спешил обороняться. — Интересно… Сейчас посмотрим, сможешь ли ты так смело горланить с занятым ртом… — растянулся в гаденькой ухмылочке Вэй. Чжан подошёл ближе к лежащему безвольной куклой парню и, не побрезговав пнуть поверженного соперника вопреки всем законам чести, грубо-брезгливо бросил: — Чё балдеем, котёнок? Поднимайся, открывай рот и не копайся, давай-давай… Языком молоть и я умею. Сейчас вставай, развлечение не закончилось. Только начинается. — А… п…сать… не… рнуть? — тихо, но озлобленно выдохнул северянин из последних сил. — Чё ты там мявкаешь, недоносок? — без интереса, едва ли не зевая от скуки, протянул Чжан, даже не удостоив поверженного взглядом. Хоро, испустив слабый непроизвольный стон, свернулся эмбрионом и закрыл глаза, в которых давно стояли слёзы. Юсуи ненавидел сейчас себя за слабость, безволие и слёзы. В какой-то мере он даже понимал и разделял бешенство мудака-Вэя.***
Рен пребывал в прекрасном расположении духа: рабочий день, наконец, подошёл к концу, Хоро не задалбливал уже несколько часов, в кармане — сигареты и любимая, даже потёртая теперь зипповская зажигалка, — подарок партнёров на открытие Leidi Group. Китайский шаман предвкушал прекрасный вечер в компании приятной подруги и, как он сам надеялся, — без Хоро. Молодой человек почти не волновался. Шаман давно принял, что Гуань для него — табу, и, если не хочет испортить их отношения, должен держать себя и свои мысли-желания в узде строгого сосредоточенного разума. С этой целью Рен постоянно одёргивал себя своими же словами: это не свидание, — только дружеская встреча. В конце концов, он сильно обидит Гуань, если позволит себе излишнюю напористость или навязчивость. Уже перед входом в ресторан, Рен позволил себе последнюю, как он сам полагал, сигарету за день, — шестую или пятую, — молодой человек не считал. Во влажных и душных лапах осенней темноты грязновато-жёлтый смолянистый дым от сигареты различался во мраке особенно отчётливо. Китаец сделал последнюю, самую глубокую затяжку, бросил короткий взгляд на наручные часы, и, отправив окурок в урну, вернулся к авто, чтобы проводить очаровательную спутницу вечера к «вратам Рая». — Спасибо, — проронила Гуань, когда Рен подал руку на выходе из высокого авто, — сто лет никуда не выбиралась, теперь непривычно и немного волнительно. Как я выгляжу? Не ударю в грязь лицом? — Я всегда говорил, что сангрия тебе к лицу. Выглядишь сильно, внушительно, представительно. И… от себя добавлю: ты шикарна в любом виде. Почти… — Почти? — Если позволишь? Гуань нерешительно бросила на друга короткий взгляд, и всё же кивнула. Рен осторожным порывом аккуратной руки коснулся губ подруги, сделав пару-тройку движений. — Всё, теперь без «почти», — с улыбкой заметил парень. — Спасибо. Молодые люди прошли в огромный зал с высокими потолками, напоминающий чем-то католический собор: такое же просторное помещение, несмотря даже на то, что залито полумраком. Скудное освещение ткало интимную и сокровенно-доверительную атмосферу. Молодые люди расположились за столиком, и Рен заказал для начала вино. Гуань к своему бокалу не притронулась. Лицо сковано маской сдержанного непонимания, настороженности и напряжённости: — Я не собираюсь пить, — отчеканила строгая спутница. — Брось, разговор серьёзный. На трезвую ты можешь оказаться шокирована. — Допустим. К делу, — сухо-сдержанно выронила Ланг, скромно пригубив напиток. Серьёзные чёрные глаза накрыли Рена выжидающим сосредоточенным взглядом. — Я… кхм… Много думал об этом… — парень не ожидал, что завести этот разговор с близкой подругой будет так непросто. И всё же это необходимо, и китаец, к собственному сожалению, полностью осознавал данную неизбежность. Рен пересиливал себя, выпуская по каплям загустевшие вдруг слова: — есть вероятность… Возможно… Я… бисексуал. — Рен, ты гей? — китаец оцепенел. Такой же вопрос ему задал Хоро перед тем, как установить ответ на него. Длинные изящные пальцы рук свело короткой судорогой фантомного ощущения мягких волос, не сдерживаемых хатимаки, выпущенных в ураганное неистовство. Тао устремил задумчиво-заторможенный взгляд на бокал кроваво-красного напитка. Покачал его, перехватывая игру приглушённого света в кусочках льда и фруктов в фужере. Отвечать Рен явно не спешил, или просто тщательно взвешивал ответ, не думая о том, что одна только его задумчивость — уже красноречивее и честнее любого скоропалительного однозначного ответа. Но вечно молчать нельзя: можно бегать от Хоро; можно бегать от Дзюн, Ран, Басона, Билла, Брокена, Занг-Чинга, если очень хорошо постараться, — даже от Гуань удастся оторваться на время, но вот бегать от себя — последнее дело.***
— Недавно… — медленно и вязко начал Рен, подняв короткий взгляд цепких золотых глаз на собеседницу. Гуань смотрела на него спокойно и терпеливо, не поторапливая. Это успокаивало, и парень продолжал: — произошло кое-что… С этого всё началось, и… и я до сих пор не могу разобраться, что настоящее, а что придумано мною. Я… не знаю, кто я есть, и мне страшно. Я не понимаю, как, в чьей маске мне жить. Это очень страшно: когда всю жизнь мнил, что знаешь себя на сто пятьдесят процентов, однажды наступает роковой момент, когда понимаешь, что до сих пор попадался на собственную ложь, слишком умелую, чтобы даже ты сам мог её распознать, — голос шелестит пеплом, тлеет табачной затяжкой, шипит огоньком на сигарете. — Расскажи. — Не могу. — Нужно. Рен, ты не сдвинешься с места, покуда не примешь себя. Рассказывай, или я ухожу домой. Я ценю твоё и своё время, не хочу тратить его впустую. Если на этом наш разговор зашёл в тупик, есть ли вообще смысл продолжать его? — Гуань чуть прищурила кошачьи глаза и сфокусировала проницательный взгляд на недвижимом лице друга. — Мне недавно сделали минет. — Мне из тебя по слову выжимать? — обречённо-сердито вздохнула девушка. — Прости. Это сделал человек… В общем, это мой друг. Парень. Мне, кажется, понравилось. Я просто не понимаю, что происходит. Теперь он постоянно названивает мне, спрашивает, поел ли я, не промок ли под дождём… Я его уже в открытую посылаю, практически, но либо до него не доходит, либо надо говорить по-японски, потому что он японец. Я не знаю, Гуань, что мне делать? — Во-первых, смирись с мыслью, что ты дерьмо, а не друг, — с присущей ей бесцеремонностью заметила девушка. Чем-то Гуань напоминала Рену Анну. — Это я уже сделал, дальше? — торопливо кивнул Тао, скользнув невидящим взглядом по миловидному, но неожиданно строгому кукольному личику. На суровом восковом лике чётко нарисованы кем-то высеченные правильные черты: матовые линии совершенных губ сложены спокойно, чарующие глубиной бархатно-чёрные глаза кокетливо скрывают что-то сокровенное под прикрытыми густыми ресницами. — Дальше с твоей стороны потребуется внимание. — Я тебя внимательно слушаю, — подтвердил китаец. — Не ко мне. К другу. Рен, ты бываешь полным кретином, бездушным эгоистом, золотым мальчиком с обложек светской чепухи. Этот парень здорово запал на тебя, раз терпит все твои капризы и заскоки. Цени такого друга. Береги его. Больше я ничего не могу посоветовать. Надеюсь, тебе не хватило жестокости сказать, что сейчас пьёшь вино в хорошем ресторане с девушкой? — Гуань чуть нахмурила чётко очерченные дуги бровей, сводя к переносице, и прищурила чёрные глаза, смерив друга строгим взглядом. — Я сказал, что у меня встреча, не больше, — Рен не поддавался уверенному напору подруги, и продолжал говорить спокойно, неторопливо и с достоинством. Время от времени в тон молодого человека нет-нет, да прорывались чуть морозные нотки колкого раздражения, но Тао старался растворять их без остатка, перехватывая улыбки и полуулыбки чёрных глаз. Вечер тёк неторопливо, тихо и расслабленно. В мыслях таяло умиротворение. Голос Гуань, как обычно, оказывал магическое действие на струны нутра китайца, убаюкивал беспокойство и смирял волнение. — Прекрасный вечер в соответствующей компании, к сожалению, подходил к концу незаметно: Рену казалось, что только что принесли вино, но девушка без особенных церемоний и расшаркиваний развеяла иллюзию, которую соткало сознание шамана: — Рен, уже заполночь. Мне завтра рано вставать. Вызови мне такси. — Я отвезу тебя, зачем такси? — Ты выпил. Вызови такси. Пожалуйста, — с напором проговорила Ланг. — Я пьян. Цао — нет. Скажу ему, он отвезёт тебя. Не доверяю таксистам, вдруг на вызов приедет какой-нибудь хмырь, начнёт к тебе приставать… Нет, Цао я хотя бы знаю, он был водителем ещё у моего отца. — Хорошо, — вздохнула Гуань. Через несколько мгновений раздумий девушка добавила: — спасибо… За вечер и эскорт.***
И, тем не менее, сил пошевелиться не было. Хоро закрыл глаза и постарался найти наименее болезненное положение тела: бессмысленно — жёсткий шершавый асфальт припекал вездесущим теплом, которое отдавал; от падений на его грубую наждачку саднило кожу. Единственным открытым участком покровов, который не поцеловался с асфальтом, оставалось лицо. Вопрос обидчика повис в воздухе без ответа. Время шло, Хоро молчал. Это выводило Вэя из себя только сильнее: — Не прикидывайся ветошью, сучка, поднимайся, на колени, и без выкрутасов. Давай, вставай! Ты, чё, ноешь? Блять, гомики — хуже девок… — брезгливый плевок прямо на спину северянина, пинок, приглушённый стон. Хоро уже безразлично, что происходит вокруг. — Чё ты там мявкаешь, голубка? — Вэй без всяких церемоний запустил пальцы в волосы жертвы и потянул наверх, заставляя несчастного подняться. Чжан таранил синие льдинки непреклонным насмешливо-брезгливым взглядом своих чёрных угольков. Хоро не стал ничего отвечать: слишком разбит и вымотан событиями вечера. Боль резкой волной ворвалась в сознание, пока оно не покинуло парня окончательно. Юсуи закрыл глаза и, не находя в себе сил продолжать противостояние, только допустил полу-мысль к Хао: «пусть это закончится, прошу…» — Биг смэш, заканчивай с этим гомиком, там патрульные шастают, если нас накроют, у тебя будет третий привод за месяц! — чей-то растерянный бас заставил северянина открыть глаза и растерянно осмотреться. Главаря быстро утащил в какую-то подворотню один из шайки, и вскоре Хоро остался совсем один на улице, испуганно осматриваясь и не веря, что всё закончилось так резко, просто и быстро. «Спасибо, Ваше Величество…» — последняя мысль перед тем, как провалиться.