***
Молодой человек покинул автомобиль и сразу закурил, едва ли не со стоном облегчения и наслаждения выпуская из лёгких грязно-белесый табачный дым. В мыслях всплыла, как всегда некстати, просьба Хоро не курить много. А какая это сигарета за день? — Рен не помнит. Не помнит, значит, первая. Одна сигарета — не много. Это рассуждение прерывает другое: почему он вообще должен пытаться выполнять просьбы Хоро? Тем более, просьбы, которые в чём-то его ограничивают? — не должен. Никому и ничего.***
Докурив, Рен зашёл в подъезд, поднялся к себе и… В квартире шамана встретило безмолвие. — Это пугало, сбивало с толку, множило сосущую пустоту в груди и непривычное чувство покинутости. Никто не бросился на шею с идиотской улыбкой и громким гарканьем «Рен, наконец-то ты вернулся! С ума сойти, как здесь скучно, я уже весь извёлся без тебя!» — Это чуть задевало что-то внутри, взывало к лёгкому мимолётному унынию. Рен прошёл по всем комнатам в поисках пропавшего жильца, — бесполезно. Хоро не было дома. О том, что северянин, действительно, остановился дома у Рена, свидетельствовали лишь немногочисленные пожитки Юсуи, да утка, не пойми зачем извлечённая из холодильника. Ещё одна жуткая, действительно, пугающая улика, которую оставил по рассеянности Хоро — кровь в ванной. Рен три раза обошёл кафель, измазанный кровью, едва ли не облизал его и пришёл к леденящему душу выводу, что это, действительно, то самое, чем показалось с самого начала. Значит, Хоро где-то сидит или лежит сейчас без какого-то количества крови. Но как странно… Вместе они прошли столько всего, на их глазах ранили и убивали товарищей, а Рена, — того самого хладнокровного и, чего греха таить, циничного, молодого шамана, — приводят в почти первобытный ужас несколько кровавых лужиц на кафеле в ванной! Да мало ли, что с этим дурачьём могло случиться? Ему же приключений на задницу найти — как нечего делать! Наверняка ведь порезался, и своими культяпками криворукими заляпал кафель в ванной, — вот вся загадка. Ничего страшного, никто не умер, а Рену бы успокоительных, что ли, попить, чтобы чуть что всякие ужасы в голову не лезли… Утвердившись на этой мысли, Тао вернулся на кухню. Выложенная из холодильника птица оставалась на месте, почти теряясь среди другой утвари. Тушка, как наименее тревожащая зацепка, преспокойно лежала на кухне на столе, где Хоро её оставил, позабыв убрать в холод. Рядом примостились и прочие ингредиенты для «кулинарного шедевра» северного шамана: сметана и квашеные сливы, соевый соус выстроились на столе, как на параде. Но вот командующего эти парадом Хоро не было нигде. Конечно, Рен понимал, что, сколько бы раз ни обошёл квартиру, если Юсуи нет, то он и не появится. В каком это смысле «нет»? Кто сказал? А где он? — грудь начинали сдавливать странные, неясные и непривычные чувства: откуда-то взялось и нарастало беспокойство длительным отсутствием, казалось бы, уже надоевшего, гостя; вместе с тем совершенно не логичная и ничем не обоснованная злость на Хоро. Разумнее было бы назвать это злостью на почве врождённого собственничества, к которому Тао имел особенную склонность. Тут же возникал страх и непонимание своих чувств: с чего вдруг, с какой радости всего день долгожданного отсутствия Хоро вызывает в душе китайского шамана такой шквал эмоций? Рен убеждал себя: дело в обострённом чувстве ответственности — Дзюн поручила ему курировать северянина, взять над Юсуи шефство, вот Рен и носится, переживает и курит. Да, да, разумеется, только поэтому китаец не находит себе места сейчас: меряет шагами неприятно-тихую унылую квартиру и курит так много, что в горле давно стоит неприятная разъедающая горечь, — от неё уже тошнит. Пожалуй, этот тошнотворный вкус — и есть одиночество, и Рен пресытился уже до предела. Так-так, Хоро… Известно ли тебе, что самовольное оставление части наказывается дисциплинарным взысканием или лишением свободы? — Но в случае отмороженного Рен придумает что-нибудь индивидуальное. Но сначала нужно найти это чудо природы… — Басон! — требовательно позвал китайский шаман. Сам молодой человек шататься по всему Пудуну в темноте наступающей ночи, разумеется, не собирается, а вот отправить хранителя вполне можно. Должен ведь Басон приносить хоть какую-то пользу. Ну да, Турнир позади, и что, теперь духу китайского воина можно балдеть без дела? — Ещё чего! — Господин, я готов выполнять Ваши распоряжения. Что нужно сделать? — пробасил появившийся по первому требованию хранитель. — Найди мне этого волшебного. Куда его понесло на ночь глядя? Если с дуралеем в заморозке что-то случится, сестра меня лишит кухонным ножом головы. Или не головы… Или сделает своим кёнси, и я буду защищать Дзюн наравне с Пайроном. Просто найди его как можно быстрее, чтобы я не нервничал. Всё, свободен, — отдал чёткие указания Рен, стараясь как можно правдоподобнее сделать вид, что его заботит только реакция сестры на пропажу гостя, а не факт этой пропажи. — Понял, господин. Едва Басон отправился на поиски, Рен закурил прямо в квартире. Всё это выглядело немногим спокойнее завязки фильма ужасов: китаец вернулся с работы, а Хоро, который названивал целый день, — будто не было. Хотя утка из холодильника всё-таки намекала на обратное. И тем не менее, не по себе… Что заставило Хоро ни с того ни с сего покинуть квартиру, оставив перед этим в ванной лужицу крови? Кровь, звонки, исчезновения, тайны, — это всё напоминало какой-нибудь древний ритуальный обряд.***
Истерзанное побоями и собственноручными ранениями, тело жалобно стонало болью при каждом вдохе. Город стремительно накрывала сумеречная мрачная серость, стремглав перерастая в непроницаемую темноту. Осень — день на убыль. Хоро не представлял, сколько времени, но, судя по заполонившей всё вокруг, нефтяной тьме, Рен вот-вот вернётся с работы. И на кого я похож сейчас, интересно? Понятно, на кого — на грязного побитого щенка… Поколоченный, жалкий оборванец… И что бы сказал Рен, предстань я перед ним в таком виде? Оборжал бы, как обычно, — конечно, что ещё он может сказать? Или вообще не заметит, что что-то не так… «Что-то с тобой по-другому, снежинка, не выспался, что ли?» — скажет шутку в таком духе. Нет уж, лучше совсем не возвращаться. Или просто уехать в Японию. Зачем мозолить здесь ему глаза, зачем пытать его? И на что я надеялся? Быть аутсайдером — это призвание. Моё призвание. И с этим полем фуки ничего не выйдет — недаром все, кто слышат о моей мечте, смеются и крутят пальцем у виска. Какой же я жалкий. Блять, в первый же день в Китае избили, унизили, за волосы оттаскали, оборжали и оставили на улице, как бродягу. Ещя видел, как этот полупокер на меня смотрел… Смотрел, и едва ли не облизывался ещё и едва не поимели, — Великолепно. Ещё и прописали по почкам-кишочкам, дышу через два на третий. Темно, как в заднице койота… Я и при свете дня не ориентируюсь нихрена, а теперь как? Блять, очаровательная поездка в Китай! Ещё и телефон, походу, дома оставил… Хотя, кому бы я позвонил сейчас? Рену? — чтобы он меня снова послал? Пирике? — да что она сможет из Японии, десант коропоккуру за мной отправит? Нет, я один, снова абсолютно один — пора бы уже привыкнуть и перестать ныть, от этого ничего не поменяется, только моё мнение о себе упадёт ниже. Хотя, казалось бы, после сегодняшнего, — куда уж ниже? Ладно, сейчас не время жалеть себя. Нужно хотя бы попробовать исцелить раны. Кажется, давно ещё Йо что-то говорил об этом… Его научил Хао, вроде. Или Фауст, — уже не помню, да и какая разница? Так, что там нужно сделать? Представить каждую клетку и воззвать к ней? Бляя, по биологии у меня были плохие отметки, особенно по анатомии… И как в человеческом теле выглядят клетки? — в душе не чаю… Ладно, попробуем иначе… Клетки печени, взываю к вам! Починитесь! Ну пожалуйста, я постараюсь меньше пить, обещаю! Кретин… Какая ничтожная попытка… Конечно, Сати, Дзюн и Фауст обучались этому, а я, идиот несчастный, серьёзно надеюсь, что вежливо попрошу, и всё излечится? — нет, так не работает. Заметно холодает, — видно, дело к ночи. Пора бы уже как-то ползти в сторону дома. Первым делом — понять, где дом. Блять, в этом сказочном районе я хер что соображу даже при свете дня, не то что сейчас!***
Если бы Басон был человеком сейчас, а не духом-хранителем на службе у дома Тао, — сбился с ног, проверяя десятый закоулок огромного Пудуна. Хорошо, что Басон сейчас — дух, а значит, гораздо выносливее любого человека, и может взмыть в небеса и обозреть вид с высоты облаков. Кроме того, китайский воин в форме бесплотного духа более чутко чувствует потоки ци. Призрак доблестного военачальника ощутил чуть различимое течение истощённой духовной энергии. На обыденно бурную живую фурёку северянина эта ци не похожа, но ничего другого Басон не ощущал, и поэтому всё равно решил потратить время и проверить. Спустившись к источнику вялой энергии, китайский воин с удивлением и ужасом обнаружил то, что никак не ожидал… — Мастер Хорокей, что с Вами? Мастер Рен отправил меня на поиски. Какой кошмар, что с Вами случилось? Как и почему Вы здесь оказались? Вас ранили? Можете идти? Я бесплотный дух, и не могу никак Вам помочь, но я могу позвать мастера Рена и привести его сюда. Вы сможете подождать? Я постараюсь вернуться как можно скорее с господином Реном, Вы только оставайтесь здесь, — запричитал дух дома Тао, в ужасе кружа над северянином. — Всё… всё нормально, Басон. Не… Не нужно звать Рена, со мной всё в порядке, правда, — голос нарочито-беззаботный, но неровное дыхание из-за боли в рёбрах скрыть всё же не удаётся. Хранитель оставляет северянина в одиночестве и стремглав несётся с докладом к хозяину.***
— Блять, где тебя носит, Басон… — с начала отсчёта сигарет эта — пятая или шестая, и она истлевает наполовину одной нервной затяжкой. Разговор с Гуань произвёл на китайца сильное впечатление. Тао никак не ожидал такой враждебности от подруги. Это даже чуть пошатнуло крепкую уверенность в абсолютной правомерности своего раздражения рядом с Хоро. Понемногу рассуждения о северянине спровоцировали лёгкую грусть, жалость и, в конечном итоге, парень пришёл к выводу, что Гуань, кажется, права: он друг-убийца, наносящий смертельный удар тем, кто по наивности тянутся к нему. Какими только мыслями не изводил себя Рен в ожидании хранителя, которого только за смертью посылать остаётся: и тупиковые совершенно бессмысленные попытки установить первопричину ухода северянина из дома, в которых Рен перебрал всё, даже самое маловероятное: от банальной прогулки до приступа сомнамбулизма, которым Хоро, в жизни не страдал, — но ни один из вариантов развития событий не угодил в точку. Дошло даже до угрызений совести — парень вспоминал слова Гуань, и сразу разбивался первородным жутким леденящим кровь страхом, что из-за обиды на Рена Хоро не вернётся. Поэтому хорошо, что Басон всё же соизволил явиться с докладом и развеять беспокойство хозяина. Плохо то, что вместе с Басоном вернулась его родительская страсть к опеке мастера, который лет десять как перестал быть юным. Но кого это заботит? — Господин, Вы снова курите? Снова травите свой молодой здоровый организм никотином? — расстроенно всплеснул руками хранитель. — А ты, судя по всему, снова травишь мой молодой здоровый мозг своим бесконечным бабским брюзжанием? Хватит трепаться, говори: нашёл его или нет? Я тут чуть с ума не съехал, поэтому столько курил, что глотка — как задница шакала, но это ерунда. Надеюсь, за это я сегодня услышу причитания от Хоро. Ты ведь нашёл его, как я велел? — раздражённо-нетерпеливо проговорил шаман. На части разрывали противоречия, масса противоречий: Рен не мог никак однозначно понять, какие чувства испытывает к другу из холодных краёв: пренебрежение, жалость, раздражение, или, напротив, — желание защитить этого дурака, поддержать и уберечь от напастей? Или северянин только сильнее бесит Рена своей беспомощностью и неудачливостью, какой-то космической несуразностью? Ну это надо: исчезнуть на ровном месте, среди бела дня! А зачем? Уж не за тем ли, чтобы Рен с ума тут сходил? А почему вообще Рен сходит с ума? Ну исчез и исчез, чай, не маленький — как-никак, двадцать шесть лет дурню! Да и что с ним может случиться? Он же шаман, у него есть Короро, есть проводник, есть фурёку, Дух Дождя. А Хоро — как дождь. Такой меланхоличный, тихий, а может, наоборот — громкий и бурный, неистовый. Но всегда печальный, да. Задумчивый, загадочный. Или дело в том, что это состояние — обыденное для Юсуи в присутствии Рена? — Господин, Вы меня слышите? — внезапно выволок за шкирку из омута собственных мыслей о Хоро — Басон. — Нет, я задумался. Повтори всё, что говорил до этого. Теперь я слушаю, давай! — Я нашёл мастера Хорокея в северной части района Пудун, в пятнадцати минутах человеческого шага от дома. В темноте, конечно, сложно было оценить, но по неровному дыханию и слабой ци я предположил, что мастер Хорокей ранен. Однако он уверяет, что всё в порядке, и помощь ему не требуется. Рена взяла дикая злость на грани безумства: Хоро ранен, а они с Басоном развели демагогию вместо того, чтобы спешить туда! — Хватит болтовни, веди! — сердито прорычал шаман, сходу выдавая с головой своё беспокойство.***
— Может, взять для него бинты или каких-нибудь обезболивающих? Как думаешь, Басон? Насколько серьёзно он ранен? Сам идти может? — по дороге Рен не прекращал расспросы. Басон отметил, что никогда не видел господина в таком необычном для него состоянии: чтобы Рен беспокоился за кого-то? Чтобы Рен столько курил из-за кого-то? Чтобы Рен… Да, мастер Хорокей — друг мастера Рена, да наверное, несколько иное, чем друг… Басон помнил первую ночь мастера Хорокея в доме мастера Рена, помнил и знал, что тогда было. Конечно, это не его дело, и он не может и не должен сметь осуждать мастера Рена, но Басон беспокоился за хозяина, считал, что глава великого клана Тао запутался. Нет, это мастер Хорокей его запутал. Мастеру Рену нужно жениться на хорошей девушке-шамане из почитаемой семьи, родить наследников, и тогда всё будет так, как должно быть — тогда всё будет правильно. А с мастером Хорокеем получается срамота какая-то… Но мастер Рен поручил найти его, и ослушаться Басон не может. Поэтому, что есть сил, рассекает разреженный ночной воздух практически вслепую: поток ци, на который ориентировался хранитель, — звучал почти не слышно, слишком блекло. Различать его было непросто. Китайский воин цеплялся за тонкую, как леска, струйку потока ци во мраке. К счастью или к несчастью, Рен первым почувствовал присутствие Хоро. — Он где-то здесь, — остановил поиски Рен, приподняв руку. — Хоро, к чему эти прятки? Выходи и пойдём домой, уже позднее время для прогулок, пойдём! — обратился в темноту Тао, больше всего на свете опасаясь, что ответа не последует. Несколько бесконечных секунд воздух наполнял ночной гул — неясное наречие тьмы, которым изъяснялась сама атмосфера окружающего мрака, а потом послышалось движение слева — громче и явственнее, чем шорох. Послышался тихий стон и отрывистый судорожный выдох. Подняться на ноги, избежав болезненных ощущений — пока непосильная для северянина задача. Рен замер: ему же не показалось? Кто-то или что-то пошевелилось в груде теней в углу небольшого тесного дворика, в который привёл Басон и в который забился северянин. Резко в груди китайца схлестнулись две волны, нашли одна на другую и вышли в ноль: Одна — пугливое, несмелое, пока робкое неуверенное облегчение, что-то тяжёлое упало с плеч, облегчив душу, позволив улыбнуться, разбивая оковы напряжения. Ей-богу, воля Рена — он бы разбил нос этому кретину за то, что смылся не пойми куда так резко, не оставив ни записки ничего, кроме сраной утки и крови! — Я жду объяснений. — Рен скрестил руки на груди и сейчас взирал на Юсуи взглядом, в котором разворачивалась целая баталия меж вспышками золотых молний. Северянин постарался сесть так, чтобы боль не отвлекала внимание от Рена. Китаец не мог не услышать осторожного, нарочно сдерживаемого во избежание боли, дыхания японца. То, что с Хоро что-то не так, было очевидно даже в темноте. Ещё одна волна нарастающего по мере молчания друга, беспокойства — ещё одна сигарета идёт в расход. Хоро притих, чувствуя, что не имеет права на речь сейчас. Всё, что он мог, — покорно созерцать, как Рен убивает себя. И Хоро не сводил с китайца завороженного взгляда, перехватывая и угадывая каждое движение в океане мрака: вот Рен с шуршанием достаёт из кармана пачку и зажигалку, цепляет сигарету зубами, чиркает колёсиком, — высекает искры, которые тонут в темноте, и, наконец, затягивается. Хоро с придыханием вслушивается, ловит каждый звук. — Знаешь, — голос Рена сдавленный, низкий, дыхание северянина захватывает на миг, — какая это сигарета по счёту за день? Юсуи несмело качает головой: не знает. Не сразу доходит, что темно, Рен не видит его лица, северянин подаёт чуть глухой от волнения и длительного молчания голос: — Не… не знаю, — шаман старается запереть стоны боли, не выдать их звуком. Надеется, получилось. Но не получилось. Рен отвечает: — Я тоже не знаю. Думаю, сегодня я поставил рекорд, и эта — далеко перевалила за десять. Но не важно. Поднимайся, поедем в больницу. По дороге поведаешь загадки, которые оставил мне. Я чуть с ума не сошёл, кретин. Ещё один такой перфоманс — сам отправлю в больницу, блять. Тебе двадцать шесть, и не можешь один день провести без приключений на задницу? Как ты до своих лет-то дожил? — За… Загадки? — Утка и кровь. Особенно меня интересует кровь. Твоя? Как она оказалась в ванной? Тебя, что, на органы разделывали? — Просто… порезался… — голос прервался — Хоро запнулся. Растерялся от такого неожиданного внимания китайца. — Чем, блять, можно порезаться? Топором? — сердито, почти гневно. — Нет, но… ножом, — главное — держаться уверенно. Так даже самая наглая ложь останется неочевидной до последнего. Но не с Тао Реном. — Где у меня лежат ножи? — один вопрос разбил напускную уверенность в пух и прах. — Так в ящике же! — попробовал дуриком. Не получилось: — В ящике у меня ничего опаснее ложек. Ножей там нет. И грязных ножей я не находил. Не надо врать о том, что помыл нож после своей крови: ты оставил кровавую лужу в ванной, думаю, нож бы постигла такая же участь. Тебе помочь встать, или сам? — Сам… — едва слышный выдох. Хоро было стыдно и неловко просить помощи в принципе и втройне неловко, неудобно и стыдно сейчас — у Рена, потому что, во-первых, это Рен; во-вторых, потому что с провалом попытался его обмануть. — Сам ты сейчас можешь только кони двинуть. Не надо мне такого счастья, — хмыкнул Рен. Мягким движением холодной руки китаец схватил горячую ладонь северянина и потянул на себя, помогая встать на ноги. При этом Хоро обронил тихое «ох…» — свежие раны застонали с новой болью, голова чуть закружилась, заставляя потерять ориентацию в пространстве, чуть пошатнуться. Хорошо, что Рен рядом: китаец мягко, чтобы не сделать больно, приобнял друга, чтобы тот не растянулся на асфальте. Вместе, с поддержкой китайца, доползли до дома. Post scriptum: 1) Помните, я где-то среди главы попросила запомнить формулировку «Рен убеждал себя»? Этим я хотела обратить ваше внимание на то, что Рен уже понял, что ему не так уж безразличен Хоро, но в то же время до конца отказывается это признавать для себя. Также ещё несколько моментов: ⚡Гуань Ланг — как вы могли заметить, она небезразлична для Рена, можно даже сказать, Рен влюблён в эту девушку, волочится за ней. Она знает об этом, но, будучи аромантиком, не способна ответить взаимностью. Рен не хочет насиловать её душу и волю, поэтому принимает выбор подруги. Теперь он — страдающий влюблённый. Здесь — отражение Хоро. Хоро тоже страдает от безответной любви. То есть, судьба (я👿) так распорядилась, что Рен становится на место Хоро. 2) ❄ Куробе Тамико, хоть её и не было в этой главе, упомяну, раз уж речь зашла о девушках и о перевёртышах: Куробе тоже бегала за Хоро, а теперь Хоро — на её месте, только бегает за Реном. 🤡