Не смогу рассказать

После того, как слуги убрали бездыханное тело Мурки, Фёдор устало опустился на стул и закрыл руками лицо, когда раздался скрип двери, на что парень тут же раскрыл глаза и обернулся, на пороге стоял человек, который был верным товарищем, но к сожалению, любил выпить и не знал меры – Василий Грязной. - Ты это, извини если не вовремя, я тут – Вася замешался, доставая что-то из-за спины – поесть тебе принес. Вы можете себе представить удивление Феди, когда Василий достал небольшой мешок, а потом из него пряники, пироги, баранки и прочие сладости. - Зачем? – Фёдор высокомерно поднял бровь, показывая свое безразличие, хотя он был тронут до глубины души, он думал, что все отвернутся от него, видеть не захотят. А тут вкусности принесли, несмотря на то, что Басманов никого не просил. - Ну я знаю просто, что людям после ранений сладкое дают, ну вот это… и принёс – взгляд Васи потупился, а потом остановился на перевязанном запястье Фёдора. – сильно болит? Сперва Басманов хотел огрызнуться, мол не Васькино это дело, но потом чутка улыбнулся и прохрипел: - Несильно, почти не болит… - А с голос что? Не заболел? – побеспокоился Грязной, это выглядело максимально странно, но и мило одновременно сего стороны, даже как-то несильно по-дружески. - Всё хорошо со мной, спасибо за угощение, но я хочу один побыть – прошептал Фёдор, смотря в одну точку, будто задумался о чём-то. - А ну хорошо, я пойду тогда … - Вася быстро вышел из комнаты Басманова и закрыл за собой дверь. А Фёдор потом закрыл вход на задвижку, после же долго смотрел в одну точку, не думая ни о чём, просто смотрел в одну точку, а на душе тоскливо было, может зря он прогнал Василия? Прошло, наверное, часа два, а Федя ничего не съел, даже не притронулся к угощениям. Потом он встал, и лёг на кровать. Полежал, поворочался, но все же уснул. Проснулся он от того, что кто-то гладил его по голове и пел колыбельную Спи, младенец мой прекрасный, Баюшки-баю. Тихо смотрит месяц ясный В колыбель твою. Стану сказывать я сказки, Песенку спою; Ты ж дремли, закрывши глазки, Баюшки-баю. По камням струится Терек, Плещет мутный вал; Злой чечен ползет на берег, Точит свой кинжал; Но отец твой старый воин, Закален в бою: Спи, малютка, будь спокоен, Баюшки-баю. Сам узнаешь, будет время, Бранное житье; Смело вденешь ногу в стремя И возьмешь ружье. Я седельце боевое Шелком разошью… Спи, дитя мое родное, Баюшки-баю. (М.Ю. Лермонтов, Казачья колыбельная песня) Эта песня, до боли знакомая, кажется мать Басманова пела ему в детстве. От осознания Фёдор распахнул свои васильковые очи и увидел женщину ослепительно красивую. Черные густые да кудрявые волосы были частично заколоты за голову, а часть спадала с плеча. На голове красовался венок из красных цветков и веток. А лицо прикрывала черная фата. Платье на ней было мягко сказать странное, больше похожее на исподнюю рубашку белого цвета. Но больше всего смущал маленький кровяной подтёк в левом уголке губ. А на руках у неё была… рыжая кошка, с голубым и зелёным глазом. Басманов вздрогнул, непонимающее разглядывая женщину. Только сейчас дошло - Феденька, рано тебе к нам ещё, живи пока здесь… Фёдор резко открыл глаза и сел на кровати. «Ну и приснится же такое» - пронеслось в голове. Тем временем в дверь кто-то постучал. - Федюш, открой пожалуйста, Федя! – Беспокойно стуча в дверь, царь пытался позвать Басманова. – Фёдор! Парень быстро встал и открыл дверь. - Почему не открываешь? До удара меня довести хочешь? – взглядом бегая по взъерошенному виду Феди, Грозный задал вопрос. – Что с тобой любовь моя? Басманов шарахнулся, как от огня, медленно отходя назад, в надежде, что не упрется в стену. - Всё в порядке, я просто спал и не сразу пробудился. – голос звучал неубедительно, дрожал и хрипел. - С голосом что? – спросил царь, приближаясь к Фёдору. Вроде шел он не походкой Малюты, от которой кажется, что вот-вот тебя ударят чем-то или оприходуют, голос его звучал не угрожающи, а даже как-то по-доброму, но Басманов вздрогнул, а когда почувствовал за спиной стену… - Не подходи! Не трогай – Фёдор ринулся вперёд, отталкивая царя в сторону, он хотел выбежать за дверь, но Иван ухватил его за руку и с силой сжал запястье. Всё начало плыть перед глазами, Басманов всеми силами пытаясь цеплять за реальность снова проваливался в бездну, в эту кромешную темноту, земля из-под ног ушла. Теперь у Фёдора два страха, один вытекает из другого, первый это страх, что его возьмут через силу, против воли, неважно кто это будет, Иван, Скуратов или кто-то ещё из его «товарищей» из опричников, он боится. Второй же это страх смерти и покойных, неспроста ему его мать снилась, сердце чует, неспроста. Как будто он должен быть там, рядом с ними: с Муркой и Катериной Михайловной(мама Фёдора, если кто не знает), а сейчас он здесь, он ещё пока жив… Как только Басманов начал терять сознание, Грозный тут же подхватил его и уложил на кровать. Фёдор что-то простонал, невнятное, ни словечко разобрать не получилось. - Феденька, что же с тобой сделали? Что же я с тобой сделал? – покачал головой царь, вина терзала его сердце, он хотел прийти и попросить прощение, но силы говорить пропали, особенно когда он увидел вид Басманова, горечь окутала его из без того хворающее сердце. Через несколько мгновений, точнее стоило только Ивану дотронуться до щеки Фёдора, как тот открыл глаза и испуганно отшатнулся, мысль: «а зачем царь к нему пришёл ну» и недоброе предположение проникло в его головушку. Смотря в глаза, смотря в душу Басманову Грозный начал диалог. - Мне доложили мол у тебя кошка умерла, а ты из-за этого истерику устроил – не осуждая, проговорил царь – неужели это стоило твоих слёз? - Она не умерла, её убили, впрочем, тебе не понять, ты же привык судьбы людей решать, что для тебя жизнь зверька, если ты людей за любую оплошность, даже если ты не знаешь было ли это на самом деле готов в темницу кинуть, в кандалы заковать, и тебе всё равно что они будут чувствовать, как им будет больно и обидно. Что для тебя великого Царя Всея Руси жизнь какой-то кошки? – прошипел Фёдор, а глаза его от слез заблестели. – Тебе не понять… - С чего ты решил, что ее убили? – Иван не знал о подробностях истерики Басманова, поэтому для него было удивительно этакое заявление – кому вообще может быть нужно кошку убивать? Федь, что за бред? - А ну да, да… Знаешь ведь так легко будучи кошкой отрубить себе голову, положить ее на стол и написать записку, вообще легко, каждая кошка это умеет, разве нет? – пускай гневно и громко, но всё еще шипя, сказал Басманов – если так интересно, что же мне такого написали, записка на столе. Немедля ни секунды Грозный встал, подошел к столу, прочитал. Его несильно интересовало, что написал в записке для Феди, его волновало то, что кто-то осмелился с кинжалом войти в комнату его фаворита и причинить вред его вещам, даже если этой вещью оказалась кошка, особенно сейчас глядя на реакцию Басманова, царь догадался о каком зверьке идёт речь, догадался и о том, как дорога была Мурка для него. Но вопреки ожиданиям Ивана Васильевича записка оказалось более интересной. «Ти следующий». «Это же Машин почерк, это она писала, как только посмела басурманка треклятая» - Грозный отложил записку и вернулся к Фёдору. - Я с царицей поговорю, не должна моя жена до этаких пакостей опускаться – Иван попытался приобнять Басманова, но тот отвернулся и отодвинулся. – обещаю больше она к твоим вещам не притронется. - А толку, Мурку вернешь? Раньше надо было с ней говорить, если бы ты меня хоть иногда слушал, знал бы, что она сплетни всевозможные про нас с тобой распускала, а потом мне ножом угрожала в коридоре, а теперь вот, осталось только меня прирезать, ну так для дополнения – голос Фёдора снова дрожал, обидно до глубины души, он ведь правда жаловался, убеждал, просил Ивана, чтобы тот царицу успокоил, но Басманов получал лишь «Обязательно поговорю, но потом, сейчас занят», и доверия эта фраза не внушала вообще. – мёртвых не вернёшь, и ты это прекрасно знаешь… - Федь, так вышло, не доглядел, надо жить дальше, эта зверюшка твоих слез не стоит, новую себе заведешь – в попытках успокоить Фёдора сказал царь, но после этих слов, тот кажется только больше взъелся. - Другую?! Другую?! Мне другая не нужна, она мне Мурку не заменит – Басманов нервно дышал, когда же Грозный попытался дотронуться до него, отскочил дальше – Уходи, Ваня, пожалуйста меня одного оставь, только хуже делаешь! - Если тебя это успокоит – несмотря на откровенную дерзость, царь понял, что сказанул он, не подумав, вспомнилось ему, как когда Настенька умерла, а он над её гробом плакал, ему тоже кто-то чьего имени он не помнил так же сказанул: «Не серчайте царе, новую царицу найдёшь, да ещё краше и милее», Иван на это взъелся, как Фёдор сейчас, другая ему действительно была не нужна, Мария Настю не заменила, даже Басманов не заменил… Иван Васильевич ушёл, оставив Фёдора наедине со своими грустными мыслями.