Крупным планом

      Кида, честно сказать, раздражает шумиха вокруг Хантера Палмера.        Не то, чтобы он его ненавидел, скорее, оставался в условном нейтралитете — он ни разу не работал с ним, желания знакомиться не имел, да и не собирался делать ни одно, ни второе. Справедливости ради, несмотря на равнодушие, Кид был убежден, что Хантер — пропасть без таланта; чтобы вкладываться туда, нужно быть совсем безмозглым — отсутствие даже минимальных усилий в работе говорили сами за себя.       Так что вполне очевидно, что он был весьма удивлен, когда один из спонсоров выдвинул кандидатуру Палмера на роль одного из антагонистов. По его мнению, публику бы взбудоражил подобный выбор — все-таки, Хантер это живая катастрофа, на нем будто свет клином сошелся с этими скандалами. Что, конечно, отчасти правда, но все же… рисковать не хотелось. Так что Фишер ответственно роль сократил, не оставляя Хантеру места для импровизации. Минимальное количество сцен, реплик и экранного времени; спонсоры могут раскручивать сериал как угодно, но он не позволит портить работу изнутри.       А Кид чувствовал — Хант точно может стать яблоком раздора.       И какого же было его удивление, когда он увидел его впервые. Честно говоря, Кид завис — Палмер был действительно красивым омегой: выше его на полголовы, гармонично сложённый, черноволосый и голубоглазый — в особенности, его зацепили глаза. Светлые, в обрамлении темных длинных ресниц, они смотрели задумчиво и проницательно. И от этого взгляда хотелось съежиться в маленький клубок. Так что задней мыслью Кид рассудил, что роль антагониста для Хантера подходит идеально.       Затем влез Рой.       Разлады между актерами — ситуация повседневная, и вмешиваться в межличностные отношения себе дороже, но в этот раз Фишер влез раньше, чем сам это осознал. Да и Рой перегибал палку, остаётся загадкой, как Хант оставался таким спокойным.       Кид подобрался к нему вкрадчиво и осторожно, с изумлением отмечая, что Палмер, несмотря на неприятную ситуацию, оставался спокойным.       Дальше следовала работа. Конечно, Кид и не надеялся закончить все одним дублем, однако с первых мгновений он завис, смотрел, почти не моргая на то, как играет Хантер, какая гамма эмоций отражается на его лице в моменте, когда он нарочно ошибается. Разве он так играл? Фишер упирается локтем в колено и задумчиво чешет щеку. Да ну нет, он бы точно заметил.       Да и, исходя из того, что знал о Хантере Кид, тот словно был… другим человеком. Никаких истерик, нервозности, криков, матов, ругани — если не считать небольшой спектакль Роя. Ничего. Что же послужило катализатором для таких перемен?       На съемочной площадке Хантер зло стиснул кулаки, его лицо покраснело от злости. Кид хмыкнул, выпрямляя спину и откидываясь в кресло.       Интересно.       Сэм Рассел, партнер Ханта по съемкам, запнулся, тут же замолкая — и Кид махнул рукой, призывая остановиться. Выглядели они рядом… весьма колоритно. Внушительных габаритов рыжеволосый альфа, лучший друг главного протагониста и… язвительный, саркастичный омега, душа которого — потемки, которые Ник, то есть, герой Сэма, собирается разогнать своим…       — Ноутбук, — командует Кид. И почему он подумал об этом тропе только сейчас? Зрителям наверняка понравится такая побочная пара, — Отлично, — бормочет себе под нос Фишер, делая хаотичные пометки и приписки к сценарию, чтобы чуть позже скомпоновать это в полноценную идею.       И пока из него льёт вдохновением, на площадке, кажется, намечается новая буря. Рой. Кид смотрит на него исподлобья; он не может начать отчитывать его прямо сейчас — тот играет одного из главных героев, да и характер у омеги весьма паршивый… не хотелось бы нарваться на часовой сеанс выяснения отношений, где Кид будет выступать в роли терапевта.       Так что Фишер только просит несколько человек из охраны приглядывать за ними, прежде чем снова уткнуться в ноутбук.       Когда он в следующий раз поднимает взгляд — Рой уже успевает облить Хантера гребаным чаем. Кид нервно прикусывает край стилуса, предчувствуя потасовку, но Палмер решает, видимо, разорвать все шаблоны, стереть в пыль былые представления о себе и… молчит.       Он ничего не говорит, но его молчание настолько полновесное, что атмосфера тяжелеет. От холодного взгляда его глаз, точно напоминающих две льдинки, Кид чувствует настоящий мороз по коже, странную тревогу — и все равно не может отвести взгляд.       — Успокоился?       В голове Кида, точно мухи в склянке, в одночасье бьется столько мыслей и идей, что на мгновение ему кажется, будто он находится здесь один на один с Хантером. Словно не существует больше никого, кроме них двоих — и если протянуть руку, то он сможет пощупать их связь, как если бы она была осязаемой нитью.       Возвращение с небес на землю похоже на пробуждение. Кид растерянно оглядывает площадку заново — и Хантера, тоже, уже под призмой свежего восприятия.       — Закончим, — произносит Фишер.

* * * *

      На несколько дней Кид становится одержим фигурой Хантера в медиа. Он изучает его карьеру, фильмографию, смотрит интервью, читает статьи. Почти все они до примитивного идентичные: Палмер переспал с этим, потом с тем, затем обдолбался, пролил на режиссера текилу… зацепиться было не за что.       Фишер пролистал его инстаграм от начала до конца, отслеживая изменения. И здесь они прослеживались ярче всего: сразу за гламурной фоткой в розовой шубе следовала фотография с собакой, где Хантер уже выглядел похудевшим, был без косметики, да и одет был… весьма простенько.        От того, что Хантер не был похож сам на себя — было странно и одновременно интересно. Было что-то в Ханте такое очаровательное, и очарование это заключалось не в смазливых чертах лица, а в чем-то, чему Кид никак не мог найти название.       Он листает дальше: вот фото, где Хант с тостом во рту поливает папарацци из шланга, затем фотография, на которой Палмер бегает на дорожке… быть может, у него новый контент-менеджер? Кид снова возвращается к фото с собакой, чтобы прочитать описание. Он бездумно кликает на ссылку, переходя на аккаунт приюта. В биографии он читает указанных спонсоров, среди которых находит и Хантера.       Что ж, пару статей назад он как раз прочел, что Палмер ненавидит животных и предпочитает лицезреть их в одном виде — в виде шубы.       Кид хмурится. Пока что ясно только одно — Хант стал спонсором его когнитивного диссонанса — и чем глубже он копал, тем больше вопросов у него возникало.       Ладно, сидя на диване он ничего не добьется, так что нужно было действовать. Во имя сценария и праздного интереса, конечно.       Поэтому он рывком поднимается с дивана и мчится к выходу, по пути хватая ключи от машины.       Вдохновленный загадкой личности Хантера он несётся так, будто у него выросли крылья.

* * * *

      До приюта он добирается достаточно быстро, даже несмотря на пробки. И внутри его ожидал достаточно приятный сюрприз в виде посетителей — кажется, Хантер вполне удачно распиарил это место; осталось только понять — какая же для него была выгода?       В приюте полным ходом шел ремонт: работники переселяли собак, огораживали недостроенные новые вольеры и консультировали потенциальных клиентов. Отрадно видеть заинтересованность народа в таком благом деле — Киду сразу стало как-то гораздо теплее и приятнее. Наверное, неважно по какой причине Хантер спонсирует это место — ради пиара или еще чего-то, главное, что внимание публики, помимо скандалов вокруг неоднозначной персоны, сфокусировано на самом приюте и собаках.       Кид замедлил шаг, прогуливаясь вдоль вольеров. Самые разномастные собаки смотрели на него из-за стеклянных перегородок. Породистые и беспородные, маленькие и большие, взрослые и совсем щенята… Фишер замер, рассматривая пожилую собаку, напоминающую… креветку, кажется? Так они называются?       — Старичков никто не забирает.       Кид вздрагивает и поднимает голову вверх, чтобы увидеть, кто с ним говорит. Незнакомец оказывается работником приюта… Фишер забывает, что должен что-то ответить, потому что откровенно зависает: невысокий черноволосый омега отчего-то приковывает к себе взгляд. Такие, по скромному мнению самого Кида, обычно снимаются в кино, ну или идут в модели — никак не посвящают себя уходу за брошенными животными на отшибе города.       Кажется, Фишер молчит слишком долго — и омега расценивает затянувшуюся паузу по-своему: он пожимает плечами и делает шаг назад, намереваясь развернуться.       Кид подскакивает тут же — инстинкты трубят о том, что он не может дать ему уйти.       — Простите-е-э… задумался. О несчастной судьбе этих… — Кид нервно улыбается и протягивает руку, — Я К…Кейт.       — Рад знакомству, — омега настороженно замирает, будто не решаясь, но затем все-таки отвечает на рукопожатие, — Генри.       — Взаимно, — Киду почему-то кажется, что кожа у Генри очень мягкая, точно шелк, — Расскажете мне про эту креветку?       — Кре… — омега удивленно распахивает глаза, а затем вдруг смеется — и Фишер тоже глупо захихикал, — Левретку.       Кид еще никогда не был так рад своей необразованности в области пород.       Генри очарователен. Когда молчит и когда говорит. Когда смотрит с любовью на какую-нибудь собаку, когда смеется. Кид едва ли разбирает то, что он говорит, ему куда важнее впитывать эмоции — все то, что отражается на лице омеги.       Это немного похоже на то, как он вдохновляется актерами — и все же, диаметрально противоположное чувство: о том, как у Генри надламываются брови, когда его лицо становится печальным, или о том, как во время улыбки на его щеках обозначаются ямочки — рассказывать не хочется.       —…а затем он попал в приют, — говорит Генри, машинально поглаживая табличку с именем собаки, — Печальная история. Мне бы очень хотелось, чтобы Пончик достойно встретил старость, провел свою пенсию в большом доме, в любящей семье.       — У меня есть большой дом, — зачем-то ляпнул Кид, — Но я живу один.       — Поверить не могу, что у такого красивого омеги нет достойного альфы, — Генри хитро сощуривает темные глаза и Кид, отчего-то, краснеет.       — Ээ… ну… могу сказать тоже самое про вас, — парирует он.       — В плане? — Генри непонимающе склоняет голову вбок.       — Я имею в виду, что я не чувствую, что вы… что вас… что… о господи, что я несу, — Фишер прикрывает горящее лицо рукой и нервно смеется, — Я бы с удовольствием забрал креветку, но если честно, я без понятия как ухаживать за собакой. И у меня нет никаких принадлежностей… то есть…       — Вы хотите, чтобы я вам помог с адаптацией Пончика? — Генри ухмыляется, сцепляя руки в замок и перекатываясь с пятки на носок.       — Д-да, — выдыхает Кид, — Можно?       — Конечно, Кейт, — омега достает из заднего кармана блокнот с карандашом, что-то быстро пишет и отрывает листок, чтобы отдать Фишеру.       — Это ваш личный номер? — с надеждой спрашивает Кид.       — Нет, конечно. Это номер приюта.       — А… — Кид киснет почти моментально.       — Шучу. Это мой, — обрывает его Генри, хитро улыбаясь, — У меня выходной по средам и четвергам. Пишите, я помогу вам с выбором… мм… ошейника.       Кид сглатывает. Отчего-то ему кажется, что и так черные глаза омеги темнеют еще больше.       — И поводка? — зачем-то уточняет он.       — Если захотите, даже намордника.       О боже, Кид очень хочет намордник.       Он покидает приют совершенно рассеянный, и до самого дома не может перестать думать о Генри, поводках и ошейниках…       И уже в гараже вспоминает, что не задал ни одного вопроса про гребаного Хантера Палмера.       Но, нужно сказать, что написание сценария пошло как по маслу.