ID работы: 14664366

Крупным планом

Слэш
NC-17
В процессе
183
автор
good.lovegood бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Миди, написано 236 страниц, 25 частей
Описание:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
183 Нравится 411 Отзывы 58 В сборник Скачать

Дубль 10

Настройки текста
      Тому, что произошло дальше, Хантер сразу нашел несколько оправданий. Первое — это нестабильные гормоны, взбунтовавшиеся от близости истинного альфы. Второе — очень долгое воздержание, выплеснувшееся в закономерное событие. И третье — адреналин от необычной ситуации. Вместо отторжения — возбуждение и...          Оправданий, на самом деле, достаточно, чтобы обелить себя перед собой же, но Хант простых путей не искал — в итоге все равно придется столкнуться с правдой и реальностью. Это случилось, потому что он сам захотел — может, его разум и помутнился, но он прекрасно все помнил и контролировал себя. Так что да, сделанное под влиянием момента, но сделанное абсолютно добровольно.          Слабое освещение гримерки причудливо очертило две высокие тени, рывком оказавшиеся у стены. Хантер толкнул Дарта, очень самонадеянно, конечно, учитывая разницу габаритов, но Хейз безропотно последовал его давлению — и подался без тени протеста; и если в первый раз он был искренне шокирован, то во второй уже был готов — и встретил чужие губы ответным поцелуем, но не решаясь использовать руки.       Палмер своенравно рыкнул, проводя ладонями по чужим ребрам и бокам, ощупывая твердые мышцы; розовый кончик языка скользнул между чужих губ, надавил, раскрывая, и толкнулся внутрь. Влажно лизнул язык Дарта, кромку зубов и губы, прежде чем тот запоздало ответил.          Хант прижался совсем вплотную, перекладывая руки на ягодицы альфы, и тот замычал — не протестующе, скорее надрывно. Перемежая влажные поцелуи со вздохами, омега сжимал ладони на заднице, жадно облапывая, пытаясь представить то, что обдумывал некоторое время. Конечно, здесь этого не сделать, но в теории...         Чужой твердеющий член, упирающийся в низ живота, блестящие от слюны, раскрасневшиеся губы и совсем поплывший взгляд выбивали почву из-под ног. И стоило Ханту глубоко вдохнуть, как пробившиеся феромоны альфы заставили зрачок растечься по радужке; Палмер снова вжался всем телом в Дарта, окончательно дурея, чувствуя, как между собственных ягодиц становится влажно. Возбуждение пронеслось горячей волной дрожи по позвоночнику, заставляя выгнуться, притереться до талого.         Это почти вынудило его отвлечься, но Хейз вдруг положил одну руку ему на затылок, приближая к себе лицо, чтобы снова поцеловать — и Хантер с удовольствием прыгнул в этот омут с головой.         Собственный член стоял, сзади текло, а белье было даже не его. Мысль о том, что ему придется отдать такой реквизит чуть отрезвила.         — Белье... — мыкнул Хант, чуть отстраняясь и прикусывая нижнюю губу.         — После съемок оно остается у вас, — хрипло отвечает альфа, облизываясь, и Палмер откровенно залипает на эту вкусную картинку: раскрасневшийся Дарт, с зрачком, оставившим лишь тонкое голубое кольцо оси, и губами, в полумраке блестящими от слюны.         — Все равно, — Хантер судорожно выдыхает, и, все-таки, не удерживается от того, чтобы забраться кончиками пальцев под чужую футболку и коснуться теплой кожи, — Нужно идти.          — Угу, — бормочет Хейз, наклоняясь, чтобы сорвать еще один поцелуй. И Палмер благосклонно позволяет себя поцеловать, прежде чем, наконец, отстраниться.         Чуть поодаль Дарт выглядит еще горячее: и его вздыбленная ширинка, и чуть задравшаяся футболка, оголяющая загорелую кожу только расплаяют поплывший мозг.         Хантер поводит носом, принюхиваясь, и сокрушенно жмурится: в гримерке так разит ими, что просто невыносимо — и он спасительно открывает окно, высовывается в него, чтобы подышать свежим воздухом, иначе башню сносит подчистую.          — Мне позвать ассистента? — интересуется Дарт, отлипая от стены.         — Нет. Я переоденусь. Отвезешь меня домой?         Хейз с готовностью кивает.  

* * * * 

        Дома Хантер изображает драматичную сцену из любого романтического фильма — главная героиня, обняв плечи, медленно оседает по стеночке на пол, пока не замирает, уткнувшись лицом в ладони. Отыгрывает Хант с чувством и толком, весьма вживаясь в эту роль — или, точнее будет сказать, что проживая ее. Пит с понимающим лицом тактично сваливает на кухню, предварительно разогнав двоих горничных, перешептывающихся недалеко от прихожей.         На весах Фемиды были возложены такие значимые темы как: «господи бля, что я наделал» и «господи бля, мне так понравилось».        Безграничное спасибо Дарту, который молча довез его до дома и не стал ничего спрашивать. Хантер и не смог бы дать ответа, только расстерялся больше. Пока что он готов только делать какие-то вещи, а не думать об их значениях и последствиях. Что, кончено, не очень хорошо, но не то, чтобы у него было очень много вариантов.         Вести войну с самим собой нужно точно не в прихожей, так что, собрав яйца в кулак, Хантер поднялся, чтобы пойти помыться и переодеться.         Первым делом было решено уделить внимание письму. Имя Нолан маячило чем-то болезненно знакомым, и рассудив, что Хант вполне может доверять Матсу, было решено узнать у него. Даже через звонок было слышно, как удивлен Вуд подобным вопросом, но его ответ заставил Палмера нахмуриться и зависнуть на добрые двадцать минут, раздумывая над происходящим.         «Нолан? Хантер, неужели из-за того случая забыл собственного брата?» — сказал Матс.         Омега сел в огромное компьютерное кресло, поджимая ноги под себя и упираясь подбородком в колени. Пальцы пробежались по щелкающей клавиатуре, вбивая интересующее «Нолан Палмер». Человека на фотографиях Хант узнал сразу — он был первым, кого увидел Кайл в день своего пробуждения в чужом теле. И самое запоминающееся в нем — взгляд, полный угрозы и ненависти. Однако, если задуматься об этом сейчас, то Кайл мог обнаружить схожие внешние черты с Хантером — просто в тот день он совсем не придал этому значения, наверное, из-за своего шокового состояния.         Кайл знал, что Хант не общался с семьей. Из краткого пересказа Матса еще в первые несколько дней. Кажется, те пытались порой выйти на связь, что-то присылали, но Хантер никогда даже не смотрел в сторону посылок. Однако, Вуд совсем не упоминал о брате. Интересно, почему? И в чем причина разлада в семье Палмеров? Любопытство кошку сгубило, поэтому здорово, что Хант человек.         Получается, письмо ему подложил собственный брат. Даже без попытки скрыться. Прислуга спокойно впустила Нолана в дом, тот мог сделать здесь что угодно — например, оставить скрытые камеры или подсыпать каких-нибудь наркотиков. Хант полез на почту, куда ранее попросил прислать ему видео с камер наблюдения.         Да, это действительно был он. Его пропустила охрана, Нолан спокойно поздоровался с Питом и садовником, оказавшись в гостиной — погладил Джема, прежде чем разместить письмо на журнальном столике. Затем он так же спокойно переговорил с дворецким еще раз, после чего покинул особняк.         Он был так собран и расслаблен, что Хант не мог никак взять в толк — неужели его брат действительно заплатил деньги, чтобы омеге продали какую-то опасную химию? Неужели действительно покусился на жизнь собственного брата, не чувствуя никаких угрызений совести и совершенно не беспокоясь о собственной безопасности, или, в конце концов, о том, что за такое могут посадить.         Либо Нолан был отчаянным, либо блефовал. Одно оставалось ясным — он что-то знал. Смерть Хантера не была случайностью, а значит, что у него все еще есть весьма опасные враги, не брезгующие играть не по правилам.         Кайл отодвинул кресло, поднимаясь с него и потягиваясь всем телом.         — Как жаль, — он фыркнул, покидая комнату и направляясь в подвал.         Если Хантер и хранил что-нибудь, что его достало или терпеть не мог, то в подвале. Кайл спускался туда несколько раз в поисках чего-то — и каждый раз находил абсолютно не то, что искал, но обязательно то, что его удивляло. Например, в последний раз он отыскал целую коробку с ручными соковыжималками. Оставалось надеяться, что помимо кладбища гиперфиксаций, здесь было и то, что помогло бы ему хотя бы поверхностно разобраться в ситуации.         Лампочка в подвале перегорела, а еще там было ужасно холодно. Хантер поежился, светя фонариком телефона вперед. Стоит заметить, что здесь было достаточно чисто: никаких паутин, минимальное количество пыли — прислуга добросовестно убиралась и здесь.         Внезапный громкий звук чуть ли не напугал его до усрачки — в памяти все еще были живы те шедевры кинематографа, что звались ужастиками. Однако вместо жуткого монстра, по скользким ступенькам скатился Джем. Он радостно завилял хвостом, убегая вглубь подвала, чтобы обнюхать новую для себя территорию.         — Джем! Ко мне! — крикнул Хант, но энергичная и местами непослушная собака проигнорировала, продолжая свое исследование. Омега вздохнул, замирая и осматриваясь.         Он посветил на первую попавшуюся коробку. «Фигурки». Из интереса Хантер присел на корточки, заглядывая внутрь, и выудил небольшую статуэтку ангела. Белокурого, миловидного — точная копия Кида. Палмер фыркнул, осторожно складывая фарфор обратно. Он поднялся, светя на последующие коробки. Злополучное «соковыжималки» и «сатисфаеры» было проигнорировано, а вот над коробками с одеждой Хантер на пару мгновений замер. Надо бы предложить работникам разобрать шмотки и забрать, что понравится. А остальное отправить куда-нибудь на благотворительность — все равно стоит без дела, только пыль собирает.          Будто в подтверждение его мыслей Джем гавкнул, и его лай отбился эхом от стен. Хант посветил на него, пес вился возле коробки с трагичной надписью «прошлое».          — Хороший мальчик, что ты там увидел? — омега подошел ближе, заглядывая в коробку. Сверху лежала длинная игрушка обезьяны. Хант достал ее, отдавая счастливому Джему, а затем посмотрел внутрь, после доставая стопку пыльных альбомов и документов, — Ты мне помог, — Хант улыбнулся собаке, — Давай, идем отсюда. Здесь холодно.         Разложился он на ковре в гостиной, предварительно попросив Пита разжечь огонь в камине и принести ему чай. Материала для изучения было много, и помимо того, что это было сделать просто необходимо — Кайлу стало по-человечески интересно, что же такого произошло в семье Палмеров, что младший сын улетел так далеко от гнезда, а старший так сильно его ненавидит, что готов убить. К тому же, что думают по этому поводу родители? Знают ли они?...          Хантер положил тяжелый альбом себе на колени и открыл. На титульной странице была огромная фотография всей семьи. Кажется, рождественская: все были в забавных красных шапках, напротив огромной, точно двухметровой, красиво украшенной ели.       На фотографии было около пятнадцати человек, включая детей. Хантера он узнал сразу, а рядом с ним, обнимая его за ногу, сидел, кажется, Нолан. Хант на фото гладил брата по волосам и широко улыбался, а Нолан смотрел в объектив немного нерешительно, что позволило сделать Кайлу вывод, что тот был весьма застенчивым ребенком.         Родителей он тоже узнал почти сразу — интуитивно. Один рослый мужчина обнимающий другого, на голову меньше его; второй отец что-то протягивал Хантеру, но тот совершенно не обращал внимания. Помимо них там были, вероятно, всякие дядюшки, дедушки и двоюродные братья. Кароче, родственников целая орава — и это осознание стало одновременно волнительными и тревожным открытием. У Кайла никогда не было семьи, а у Хантера... настолько большая, но он ни с кем не общался.         — Ваш чай, — тихо проговорил Пит, ставя блюдце с чашкой на журнальный столик. Хантер вздрогнул, поднимая растерянный взгляд — так глубоко задумался, что снова не заметил, как к нему подошли, — Скучаете? — понимающе спросил дворецкий, и выражение его лица стало горьким.         — Не знаю, — уклончиво ответил Хантер. Пит уже было собирался уходить, но омега вдруг его остановил, — Пит. Ты же знаешь, что у меня частичная амнезия?         Дворецкий помедлил.         — Конечно. Господин Матс предупредил, что вы можете чего-то не помнить, — он повернулся к нему лицом, складывая руки за спиной.         — Почему я не общаюсь с семьей?         Питер с удивлением посмотрел на него, а затем на семейные альбомы; бета снял очки, чтобы протереть их тканевой салфеткой, и в его прищуренном взгляде отчетливо читалась грусть.         — Тяжело сказать, — мужчина прокашлялся, — Ваши родители осудили выбранный вами путь. Не актера, а... — дворецкий замялся и Хантер понимающе кивнул, понимая, о чем он говорит. Еще бы. Какой бы родитель был рад, если его ребенок принимал наркотики и был уличен в беспорядочных половых связях? — На этой почве вы очень много ссорились. Нолан переживал за вас, но все-таки принял сторону родителей, так что... — Пит вздохнул, — Но он единственный, кому вы разрешили заходить в дом.         — Я с ним виделся до своей... эм... смерти? — Хантер переворачивает страницу, на следующей они все еще дети, и Нолан, весь смущенно покрасневший, целует его в щеку.         — Нет. А если и виделись, то мне об этом не известно. Он приходил, пока вас не было дома, передавал письма от родителей, родственников и ваших друзей детства. Вы ничего не читали и приказывали мне все выбросить, — Пит отвел взгляд, будто бы почувствовал укол стыда. За догадку Хантер зацепился как гончая за след.         — Но ты же их сохранил? — вкрадчиво поинтересовался омега.         Дворецкий надел очки обратно на нос. Выглядел он немного виновато.         — Сохранил, — подтвердил он.          — Принеси, будь добр. Хочу прочитать, — сказал Хантер, и Пит кивнул. Выглядел он явно взволнованно, — И, слушай, мои родители... они ведь не плохие люди?         — Не плохие, — подтверждает Пит, — И Нолан тоже. Он просто очень... обиделся.          И все же, крайне странная причина для подобных угроз. От простой обиды так не делают. Хотя... возможно, это было и не письмо Нолана. Пит же говорил, что тот лишь передает письма. Да, в его глазах в тот день читалась неприязнь и даже ненависть, но убить родного брата? Хант переворачивает очередную страницу, на следующей фотографии он и Нолан спят в обнимку.          Омега делает глоток чая, продолжая с интересом листать. Фотографий было много, и все будто у образцово-счастливой семьи. В какой же момент все пошло наперекосяк? Неужели, в действительности, Хантер сам набедокурил от собственной... избалованности. Во взглядах его родителей читалась лишь безусловная любовь, а брат, по всей видимости, был очень привязан к Палмеру.          На одной из фотографий, где Нолан и Хантер уже были подростками, Хант замечает одну любопытную деталь. Он чуть приближает лицо, чтобы поближе рассмотреть человека, случайно попавшего в кадр. Молодой Пит на кадре протирал салфеткой очки, точно так же, как пару минут назад. Вопрос откуда он знает так много о его семье мгновенно отпал. Оставалось только узнать, почему, в итоге, он работает в доме Хантера?          — Вот, — дворецкий возвращается в гостиную вместе с коробкой. Он ставит ее на пол, опускаясь рядом на колени, и открывает, — Все письма за шесть лет.         — Многовато, — бормочет Хантер, хватая первое попавшееся. Письмо трехлетней давности, с забавной маркой в виде вороны.         — Родители знали, что вы не станете читать почту. Даже не увидите. Так что пытались хоть так напомнить о себе, — у Пита, кажется, начали слезиться глаза. Хантер тактично отвел взгляд обратно на письмо. Читать все он, конечно, не собирался, но парочку из любопытства... почему бы и нет?          Распечатав конверт, он пробежался взглядом по каллиграфическому почерку.         «Милый Ханти,          Отец очень скучает, пусть и не показывает. Он перевел на твой банковский счет деньги, на всякий случай. Знаю, что ты не нуждаешься, но мы не знаем, что еще можем для тебя сделать.       Нолан разбит, ходил к психотерапевту, ему посоветовали компульсивно-поведенческую терапию.        Дорогой, может тоже сходишь? Хочешь, пойдем вместе?        Прошу тебя, подумай о себе.       Наркотики — это зло, Ханти, они убивают тебя.»         Палмер отложил письмо, тут же доставая следующее и принимаясь его распечатывать...         «Привет, придурок.         Это мое последнее письмо тебе. Не хочешь со мной разговаривать — не разговаривай. Не хочешь переписываться — хер с тобой. Если ты обижаешься на ту попытку затащить тебя в рехаб — флаг в руки.        Ты знаешь, папа все глаза выплакал, а у отца началась бессонница. Они ужасно переживают за тебя. Мне их жаль.        И тебя мне тоже жаль, хоть ты и конченный. Попробуй когда-нибудь подумать не только о себе.»         А вот и брат. Хант задумчиво сербнул еще чая, задумчиво уставившись на пружинистые буквы, и откинулся назад, на низ дивана. Следующее письмо тоже было от Нолана.         «Привет, придурок.         Теперь это точно мое последнее письмо. Говорят, ты сделал аборт. Папа был в истерике, когда прочитал это в статье; я сказал ему не верить, но сам не уверен, правда это или нет.       В любом случае, с твоим образом жизни нельзя ребенка.        Я не знаю, что сказать в этом письме. Что скучаю? Что ты испортил мне студенческие годы? Что в университете меня буллят из-за тебя?        Папа просил передать, что ты всегда можешь вернуться домой. Когда захочешь. Они будут ждать.»         В носу защипало. Да что это за фигня? Аллергия, что ли? Хантер фыркнул, промаргиваясь, отложил письмо в сторону. Что-то последнее время он совсем не в себе — то от возбуждения крышу сносит, то всякое сентиментальное на шмыганье носом провоцирует. Омега порылся в коробке еще, чтобы найти письма от других людей. Возможно, это то, что дало бы ему ответ на вопрос, кто еще мог слать ему письма кроме семьи.          И такие действительно были. Хант прочитал около шести писем от разных человек, но одно привлекло его внимание больше всех.         «Любимый Хантер,         Почему ты мне не звонишь? Я переживаю за наши отношения. Ты сказал, что такой химии как со мной, у тебя ни с кем не было. Ты же знаешь, что я люблю тебя, да? Тогда почему игнорируешь меня? Я хочу увидеться, возьми трубку. Не хочу больше унижаться перед Ноланом и писать это гребаное письмо.       Возьми трубку, Хант, по-хорошему. Иначе я сделаю так, что ты пожалеешь.         С любовью, Шон.»         — А кто такой Шон? — спрашивает Хантер, убирая письмо. Пит отрывает взгляд от альбома, который он тоже взял полистать, и задумчиво хмыкает.         — Соседский мальчишка, — кажется, Шон вызывает в нем весьма теплые воспоминания... ну или дворецкий уже окончательно предался ностальгии, — Вы с ним были в отношениях, кажется. Он был без памяти в вас влюблен.          — Мм, — Хантер неоднозначно повел плечами, теперь возвращаясь к альбому.         Если подытожить, то основной вывод сделан: семья у Хантера была нормальная. Брат казался слишком... чувствительным человеком для подобных угроз, а вот письма этого Шона нужно почитать еще. Ну и... раз он все-таки добрался до семейного древа, то почему бы не попробовать наладить отношения? Возможно, это очередные сложности, которые он выдумывает себе сам. Да, справедливо, но... все-таки, так хотелось прочувствовать на себе, что такое семья. Союзники в виде родственников не повредят, в особенности, если окажутся хорошими людьми.         — Хочешь съездить со мной к родителям в... предположим... — Хантер прикинул в уме, когда было начало съемок. Оставалось всего два дня. Тянуть до следующей недели не хотелось, ехать послезавтра было бессмысленно — если все пройдет удачно, то он, вероятно, останется там на ночь, после чего ему точно понадобиться отдых от подобных впечатлений, — С утра.         Пит ошарашено уставился на Ханта, кажется, даже не моргая. Так продолжалось несколько минут, поэтому омега осторожно тронул его за руку. Мужчина, будто очнувшись, тут же проговорил:               — Хочу.         А затем, почему-то, расплакался. И Хантер, никогда до этого не успокаивающий людей, мог только растерянно гладить его по спине.  

* * * * 

        Утром они поднялись достаточно рано. И уже за кофе Хантер узнал, что Пит успел предупредить родителей об их приезде. Это хорошо — главное, чтобы все были морально готовы. Омега бросает рюкзак на задние сидения внушительного джипа и ловко запрыгивает в водительское сидение. За рулем он не был с момента своего... появления в этом мире. Это тоже было волнительно, но, как оказалось, никаких отличий не было, так что уже спустя пару минут Хант расслабился, позволив себе откинуться на мягкую спинку кресла.         Пит, сидевший на пассажирском, отчего-то все никак не мог успокоиться: то вертелся, то поправлял зеркало, то смотрел в телефон. Нет, оно и понятно, воссоединение семьи это дело весьма трепетное. Да и сам Пит, кажется, тоже являлся условной ее частью, учитывая, сколько лет проработал на Палмеров.         — Люсьен сказал, что приготовит пирог с курицей, — вдруг говорит бета, — Он очень нервничал, когда я сказал, что вы хотите приехать.         — Я тоже нервничаю, — признался Хантер, чуть крепче сжимая руль. Действительно, он ведь даже не знал, о чем с ними говорить. Извиниться? Притвориться, что проблемы нет и просто начать общаться? Пустить все на самотек?          Последний вариант звучал наиболее привлекательно. В частности, Хантер был уверен, что родители в курсе о его частичной потере памяти. Благо, что Пит, кажется, докладывал им некоторые новости о сыне. Хоть какие-то хорошие карты у него были.         Хант вытянул руку, чтобы подкрутить радио, делая его чуть громче. По новостям говорили о премьере нового фильма, с Ноэлем Дефо в главной роли. Омега тут же пожалел, что решил послушать, но делать снова тише было как-то неловко. Он решил сконцентрироваться на дороге и на мелькающем в периферии пейзаже.          Громоздкие высотки, упёршиеся остриями своих башен в небосвод, похожи на муравейники, и когда они начали покидать черту города, Хант с особым благоговением любовался природой. Стоило им миновать бетонные монолиты, как осадок промышленных мануфактур остался лишь в окружающем город водоёме. Сочная зелень лесов и полей, редкие фермы, пестрящие выкрашенными в красный амбарами... все это казалось таким непривычным и новым.       Наверное, виной всему то, что он столько времени просидел в джунглях большого города. Пусть и жил в районе, где располагались лишь роскошные частные дома, но это, в любом случае, не одно и тоже.         Навигатор запищал, оповещая об очередном повороте, только теперь на проселочную дорогу. Родители Хантера жили в крошечном городке совсем неподалеку от него. Километров семьдесят, не больше. Здесь уже обошлись без электронного помощника — Пит на пальцах объяснил, куда им ехать.         Паркуясь перед домом, Хантер вдруг понял, что у него дрожат руки. Да у него они не тряслись, когда он понял, что заперт в чужом теле, а тут всего лишь... омега глубоко вздохнул, прикрывая глаза, будто набираясь сил. А когда открыл — перед его машиной уже стоял невысокий мужчина, как две капли воды похожий на него, только волосы не черные, а русые, и лицо уже было тронутое временем. Люсьен. Папа Хантера.          Хант зачем-то посмотрел на Пита, будто ища поддержки. Тот нерешительно улыбнулся, и омега снова вздохнул. Да что ж он яйца мнет, превращая это все в какой-то турецкий сериал? Хантер решительно открыл дверь, спрыгнул вниз, оказываясь перед отцом, и замер, снова растерявшись.          Благо, что не растерялся Люсьен. В один уверенный шаг он оказался рядом, а затем заключил сына в объятия — и Хантера тут же будто окутало чем-то теплым, домашним, с запахом молока и сахарных булок. Он осторожно приобнял Люсьена в ответ, рассудив, что это вынужденная мера. Но пах омега настолько расслабляюще, по-родному, что мандраж Ханта отступил.         Папа отстранился, сжимая чашей ладоней щеки Палмера, улыбнулся сквозь слезящиеся глаза, а затем отступил, возвращая Ханту куда больший контроль над собственными чувствами и личное пространство.         На крыльце громадой возвышался отец-альфа. И если бы Кайл не умел читать людей, то подумал, что собирается его выпроводить за шкирку. Но он проницательно заметил, что это была эмоция не злости, а       скорее... растерянности и волнения.         — Идем, — говорит Люсьен, осторожно подталкивая сына к лестнице, а затем оборачивается к вышедшему из машины дворецкому, — Здравствуй, Питер, — он нежно улыбается, и Пит спешит поравняться с ними, чтобы пожать омеге руку.         У крыльца они замирают. Ноа, отец Хантера, выдерживает долгую паузу. А затем молча треплет Ханта по волосам.         Внутри большого дома оказывается и Нолан — Люсьен взволнованно щебечет что-то о том, что позвал и его. Брат, которого Хантер видел еще впервые в больнице, когда еще не знал о существование вторичных полов в этом мире, оказался альфой. По габаритам чуть меньше, чем Дарт или Ноэль, но это было очевидно. И, конечно, смотрел на Ханта он волком. В его взгляде читалось все то, о чем он молчал: ненависть, злость, горечь, обида, недоверие и растерянность.         Отцы с дворецким исчезают на веранде, чтобы накрыть обеденный стол, и Хантер остается один на один с Ноланом.         Альфа неловко чешет затылок, отводя взгляд в пол.         — Тогда, в больнице... — говорит он, — Я не хотел так говорить. Я испугался.          Это точно не могли быть его угрозы. Слишком совестливый, слишком... добродушный. Он смотрит на Ханта с такой озлобленностью и неукротимостью, но все равно чувствует вину за то, что сказал ему что-то плохое.         — Нолан, — зовет Хантер, и тот, наконец, поднимает глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, — Прости меня.         Палмер пытается вложить в это извинение свою душу. Он не виноват в том, что случилось между братьями, как и в том, что жизнь Хантера пошла по кривой дорожке, но у него хватит эмпатии понять и прочувствовать, что происходило между ними. Каково было Нолану, когда тот увидел своего брата, который не общался с ним семь лет, на пороге смерти. Каково было все это время работать бесплатным почтальоном. Да, после того «последнего» письма он действительно больше ничего не писал, но он приезжал к нему домой, чтобы отдать письма отцов и бывших друзей.         Будто все время следил из тени.         На лице Нолана отразилось нечто болезненное, он нахмурился, явно растерявшись и не зная, что ответить.         — Не заставляй себя, — говорит Хантер, осторожно подбирая слова, — Я знаю, что натворил. И я знаю, что принять решение будет тяжело, тем более...         — Я попытаюсь, — перебивает его альфа, — Простить тебя, — добавляет он. А затем, будто смутившись, отворачивается, — Идем. Папа готовил со вчерашней ночи и почти не спал.          Стоило отдать Питу должное — и поднять ему зарплату. Настолько неловкое взаимодействие между родственниками можно было увидеть лишь в ситкоме: все были слишком взвинчены приездом блудного сына. Разговор не клеился. Казалось, родители хотели задать столько вопросов, что все они перепутались, и в итоге не получалось спросить ничего, кроме односложного «ну, как дела?».        Напряжение было осязаемым. И только Питер, будто игнорируя повисшую в воздухе неловкость, вдруг начал шутить — и рассказывать всякое, забирая у всех необходимость вливаться в разговор.         Каждый мог подумать о своем и дать себе время придти в себя, пока дворецкий рассказывал о том, как Хант, на уроках по актерскому мастерству, изображал лягушку, прыгающую по всей гостиной. Или о том, как Джем перегрыз все тапки домработников. Когда речь зашла о том, что Хантер поливал журналистов из шланга — давление, кажется, значительно снизилось.         По крайней мере, отцы тихо смеялись — будто боясь спугнуть мгновение, — а это уже была заявочка на успех.          Они сели за огромный стол, стоящий посреди застекленной и украшенной растениями верандой.  Хантер положил себе в тарелку запеченный картофель и стейк из семги, отец потянулся налить ему вина, но омега отмахнулся, сказав, что не пьет. Люсьен нервно поерзал, неопределенно улыбаясь, а затем пододвинул Ноа бокал.          — ...но последнее время господин очень занят, — говорит Пит, осторожно разрезая стейк, — Съемки в сериале отнимают много времени, да?         — Я смотрел его, — говорит Люсьен, смущенно улыбаясь, — И Нолан тоже.         — Пап, — одергивает его альфа и хмурится.         — То есть, он просто случайно приехал, когда я смотрел... и одним глазком... — попытался оправдаться омега, но Нолан безнадежно вздохнул, утыкаясь взглядом в свою тарелку, — В любом случае, сыграл ты чудесно. Мне ваша пара нравится куда больше, чем те, как же их...         — Они и в рейтинге бьют рекорды по зрительским симпатиям, — замечает Пит, — Матс говорит, что после этой роли контрактами они будут перебирать.          — Неплохо, — хмыкает Ноа, отпивая из своего бокала, — А как обстоят дела с нар...         — Ноа! — Люсьен негромко бьет по столу, привлекая внимание, и грозно хмурится на мужа, — Мы же договорились. Мы не виделись столько времени, а ты...         — Все в порядке, — Хантер поднимает перед собой руки, — Я не употребляю с того момента, как... эм... вы же знаете, да? — его брови вопросительно надламываются, и папа нервно кивает. Кажется, не самое лучшее воспоминание — судя по всему, из его глаз вот-вот брызнут слезы, — И не пью. И не курю.          Какое-то время все молчат, пережевывая новую информацию и еду. Последняя, кстати, очень вкусная — наверное, от того что домашняя, сделанная с особым трепетом и любовью. Мысль об этом добавляет каких-то сентиментально-меланхоличных ноток, и Хантер тоже задумчиво молчит.          Он, конечно, не эксперт, но кажется, что все проходит неплохо. У них получается поговорить еще несколько раз после обеда. Благо, у него нет к ним никакой эмоциональной привязанности, совместных воспоминаний — для него это только новые знакомые, чьи отношения с сыном он пытается спасти, на ходу выясняя подробности семейного разлада.         Люсьен водит его по дому, показывает висящие на стенах фотографии и вышивки в рамках. Родительский особняк отдает уютом и историей: он похож на большой очаг, теплый от незримого пламени. Здесь все рассказывает о семье и отношениях: начиная от фотографий, заканчивая свежими розами в вазе. Рядом с ними, на дощечке, лежат подрезанные зеленые стебли. Наверняка, Ноа подарил их омеге совсем недавно.       В гостиной целый шкаф уделен их с братом успехам. Дипломы Хантера, награды Нолана — тот, оказывается, был пловцом в старших классах. Но после школы пошел работать юристом. Что тоже о многом говорило, по крайней мере, об отсутствии очевидных проблем с законом у Хантера. Если у последнего и был ангел-хранитель, то явно в лице старшего брата.       Люсьен не отходит от Ханта даже тогда, когда тот решает забрать вещи из машины, а затем ведет омегу в его старую комнату.          — Помнишь, как ты играл в младших классах в школьном театре? — Люсьен с трепетом смотрит на фотографию маленького Ханта в костюме принца, — Я сразу понял, что у тебя будет большое будущее.          Хантер смущенно булькнул, опуская рюкзак на пол. Все здесь было пропитано чужими воспоминаниями. А еще здесь было очень чисто; даже пыли — и той мало. Как будто кто-то регулярно убирал давно опустевшую комнату.          — Спасибо, что разрешили приехать, — говорит Хант, присаживаясь на кровать, — Я много думал. И все равно не знаю, что сказать, — честно признается он.          Люсьен подходит ближе, его аккуратные пальцы зарываются в ворох темных волос, треплют ласково.         — Ничего и не нужно. Хорошо, что ты приехал, — Хантер мельком облизывает пересохшие губы, и прикрывает глаза, — Хочешь передохнуть? — понимающе спрашивает омега.         — Да, немного, — отвечает Палмер.         — Нам всем нужно придти в себя, — заключает Люсьен, убирая руку и отходя к двери, — Встретимся за ужином? — спрашивает он, открывая ее.         Хантер мягко улыбается и кивает, и Люсьен улыбается ему в ответ, прежде чем выйти в коридор и прикрыть за собой дверь.         Он никак не может описать то, что происходит внутри — что-то одновременно радостное, грустное и беспокойное сворачивается в один ком, подходящий к гортани. Вместе с растущей тревогой растет и приятное чувство выполненного долга — счастье внутри разрастается подобно мыльному пузырю. Им очень хочется поделиться, но Хантер абсолютно не знает, куда себя деть. В родительском доме он, пока что, чувствует себя чужим.         Омега достает телефон и прежде, чем успевает подумать, уже нажимает на звонок. Трубку берут незамедлительно.         — Алло? — низкий бархат чужого голоса действует подобно гребаным чарам — Хантер прикрывает глаза, откидываясь назад, на кровать.         — Привет. Я приехал к родителям, — невпопад ляпает он.         — О, — Дарт на мгновение замолкает, — Вы не общаетесь?         — Нет, — отвечает Хант, — Не общались.         — Переживаете? — понятливо спрашивает альфа. На фоне его голоса слышно, как он режет что-то ножом.         — Готовите ужин? — вместо ответа, спрашивает Палмер. Хейз фыркает в трубку.         — Да. Режу говядину.         — Да. Переживаю.         В тон ему отвечает Хантер. Дарт почему-то смеется.         — Мне приятно.         — Что? — омега непонимающе выгибает брови, будто бы Хейз его видел...         — Что я первый, кому вы позвонили в момент, когда почувствовали себя так, — и прежде, чем Хантер успевает возмутиться, Дарт продолжает, — Но все же хорошо? Вы звучите достаточно спокойно.         — Я спокоен, — подтверждает Хант, — Просто переживаю. Не знаю. Странно себя чувствую. Расскажи, что будешь делать с говядиной.         Дарт пару мгновений молчит, будто что-то обдумывает.         — Сначала, — все-таки говорит альфа, — Я немного обжарю ее на масле. Потом добавлю лук...  

* * * *

        Кто бы мог подумать, что размеренная зачитка рецепта бефстроганов так умиротворяет. Хантер чувствует себя так, будто добрый час промедитировал. Все это время Хейз готовил — и подробно рассказывал о каждом своем шаге. Его спокойный, чуть хриплый, голос, успокаивал. Помогал собрать мысли в кучу. И Хантер был благодарен альфе за то, что тот помог ему в этом. В конце концов, он ведь мог просто скинуть звонок.          Нужно будет сделать ему в ответ что-то приятное. При слове «приятное» мысли уплывали куда-то совсем не туда, и Хантер поспешил переключиться на размышления о другом. Поблагодарив и распрощавшись с Дартом, Палмер решил высунуть нос из своего укрытия. Ему нравилось, что ко всему отнеслись с пониманием — да и, справедливости ради, не только Хантеру тяжело далась подобная встреча.         За ужином они собрались той же компанией, в том же месте. И все повторилось по кругу: каждый был как на иголках, Пит пытался разрядить атмосферу рассказами, Нолан стоически молчал. Обсудить, в итоге, они успели не то, чтобы много. Было видно, что все острые вопросы, которые хотелось задать родителям, не были озвучены во избежание возможного конфликта. Они тоже боялись накосячить, что немного успокаивало.          Уже когда стемнело, они собрались в большой гостиной, чтобы посмотреть фильм. Самое необязывающее к разговорам действие — и, тем не менее, у них получилось разговориться в процессе просмотра. Ноа раскритиковал сюжет, Нолан с ним согласился — и Хантер, как ни странно, тоже. Люсьен и Питер были отличного мнения, поэтому завязалась небольшая перепалка, которая вскоре перетекла в шутливую.       После титров семья перекочевала на кухню, где провела за обсуждением фильма и чаем еще полчаса, а после, пожелав друг другу спокойной ночи, все разошлись обратно по тактическим укрытиям.         Перед сном к нему заглянул Нолан. Шпион был подослан, чтобы принести Ханту постельное белье и узнать, не нужна ли ему какая-нибудь помощь, с явным намеком на то, что домашним как-то слабо верится, что омега справится с тем, чтобы заправить кровать самостоятельно. От усталости прорезалась язвительность, поэтому Хантер уточнил, прилагается ли к подобным услугам сказка на ночь.       Нолан попытался сдержать смешок, издав какой-то лающий звук, а затем скрылся за дверью, здраво рассудив, что здоровый лоб как-нибудь справится с несчастной простынью. Ну хоть кто-то в этом доме верил в Хантера и его силы.       Хант был рад снова оказаться в одиночестве. День был очень насыщенным. События с эмоциональной окраской выматывали немилосердно, поэтому стоило голове коснуться подушки, как он тут же провалился в сон.
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.