(Не Вполне) Смертельная Битва. Том Второй

После такого можно было с уверенностью сказать, что официальная часть мероприятия завершилась. Рубен Осорио, нечистый (на руку) дух и покровитель всех любителей спиртного, поставил в нем жирную точку. Красными чернилами. Однако смерть двух охранников быстро забылась. Ее залили литрами пива, эля, сидра, игристых вин, подогретой крови и других, более омерзительных напитков. Их не то что попробовать — упоминать не хотелось. Шериф Чап Бодески не стал бы такое пробовать даже на спор. Однако местные хлестали кровушку как содовую “Маунтин Дью”, за милую душу и вообще вели себя развязно. Особенно отличался император, прямо за столом задравший юбку молодой служанке. Бедняга поначалу запищала, но потом поняла, кто ее сцапал, и смирилась со своей участью. Джимми и тот парень из шаманов, Асакура, хотели было ей помочь… пришлось их останавливать, не то еще наворотят дел. Когда Фриз поднялся из-за стола с перекошенной мордой, Чап схватил его за рукав. — Сядь, — шикнул он на расхрабрившегося Джимми, — и не дергайся. — Ты совсем, что ли? — обозлился тот, — или хочешь посмотреть, как он прислужницу прямо здесь за ужином выебет, что ли? — Не хочу, — заявил Чап, — а еще знаешь, чего не хочу? Чтоб тебе башку молотом раскололи, как сгнившую тыкву! Этому уебку только дай волю кого-нибудь грохнуть. Это же псих форменный, из палаты мер и весов, блядь. Нам с ним рановато тягаться пока. К тому же тут вон прихвостней сколько, числом задавят. — Не задавят, — гнул свое Джимми, — у нас есть Таша. При звуках этого имени (неприятного, будто змея по песку шуршит) по спине пробежал легкий морозец. Чап отхлебнул воды из бокала и поморщился. Про фильтрацию или хотя бы кипячение в этих краях не слыхали, и ему очень повезет, если не подцепит здесь паразитов. Земные медики с местными глистами навряд ли справятся. А вот Таше подаваемые на фуршете напитки явно нравились. В себя она опрокидывала уже пятую чашу и продолжала весело беседовать с Реном Тао. К Шао Кану в гости он почему-то явился без чемоданчика и весь вечер выглядел беспокойным. Хотя после драки сложно сохранять позитивный настрой… а Тао однозначно успел с кем-то закуситься. “Да уж, тут приключений себе на жопу отыскать проще простого” — подметило Восприятие, — все злющие, смотрят на тебя голодными койотами и наверняка примеряются, как бы объебать половчее”. “Ну так еще бы, — вступила Логика, — когда живешь с таким уродом, как Шао Кан, надо постоянно настороже быть. Еще удивительно, что принцессы более-менее на людей похожи”. Откуда-то из-под мозжечка подало голос Чувство Прекрасного: “Не все. Та, которая Китана, еще симпатичная, но вот вторая, в сиреневом… что-то в ней есть странное. Хотя почему это тебя вообще интересует? Ваша зазноба, шериф, вон сидит, дуется”. И действительно, Моника с хмурым видом потягивала через тростинку сок. Не зазноба, поправил себя Бодески, а заноза. Чертова заноза, которой почему-то очень нравится во всем искать ПРОТИВОСТОЯНИЯ. Детский сад, чесслово. Сейчас их затянуло в конфликт, который по важности чуть ли не как две мировые войны разом, а она строит из себя недотрогу и права качает. Пусть обидки свои прибережет для кого-нибудь еще. Того же Рена, например. У него терпения побольше будет, на хер не пошлет. А Чапу и так хорошо. “Так зачем же ты тогда продолжаешь на нее смотреть, м?” — промурлыкала Похоть. Бодески вздохнул и отвел глаза. Шао Кан продолжал тем временем тискать прислужницу. Одна его здоровенная ручища забралась к ней в передник, другая шарила под юбкой. Ублюдок сладострастно закатывал глаза и балдел. Зрелище воистину тошнотворное. Даже в самых гадких стрипушниках Техаса такого не увидишь. Сейчас Чап сам хотел сделать то, от чего остановил Джимми. Засандалить господину императору по морде так, чтоб костяная хуерга у него на голове сделала полный оборот. Придворная челядь в адрес повелителя не решалась даже пикнуть. Напротив, некоторые даже Кана подбадривали и подзуживали. У Бодески зачесались кулаки, и он задумался, а последует ли наказание, если врезать кому-нибудь из них. — Не дергайся, потаскуха, — процедил через губу коренастый мужик в мундире с позолоченными эполетами. Военный министр, не иначе, — ты уже от одного того, что тебя батюшка-император избрал, должна наслаждение получать. Ну-ка быстро убрала со своей морды скорбь, нечего нюни рас… Тяжелая чаша пролетела через весь стол и угодила прямехонько министру в лоб. Он коротко вскрикнул и поднес руки к лицу. Сквозь пальцы проступило красное. Превосходное попадание. Прямо в яблочко. С таким умением распасовщика можно подавать свое резюме в любую команду НФЛ. Оторвут с руками. Мужик заголосил во весь щербатый рот. Поднялся возмущенный гомон, быстро перекрывший потуги дворцовых музыкантов. Чап поднялся и толкнул Джимми локтем. — Пошли отсюда. — Куда? Что? — Покурим пойдем, — пояснил Бодески, — если я еще хоть секунду здесь проведу, то свихнусь и начну все крушить. Даже без молота. Джимми неуверенно покосился куда-то в сторону. Наверное, высматривал Юри. Совсем недавно она оказалась на месте этой бедной служанки в трактире “Дудка и трубник”... после чего в жизни у Чапа и его компашки пошла по известному месту. — Она большая девочка, — сказал Бодески, — в обиду себя не даст. Плюс тут же еще наши, руки никто не распустит. Пойдем. Но Джимми разочаровал. — Не, я пас, — сказал он, — что-то не хочется. Ты иди, я потом догоню… как-нибудь. Чап не стал с ним спорить. Люди влюбленные мыслят нестандартно, а порой и не мыслят вообще. Думать они начинают сердцем, которое со здравым смыслом не очень-то дружит. Поэтому остается только ждать, пока Джимми не натворит херни и не попадет во френдзону. А пока можно и покурить пойти. За всей этой суматохой никто не заметил, как Бодески выскользнул за дверь тронного зала. В коридоре не было ни единой души. Поэтому он, никого не смущаясь, извлек из кармана “Лаки Страйк”, подкурил от огонька масляной лампы и со вкусом затянулся. Сейчас поводов для радости раз-два и обчелся, поэтому даже лишняя сигаретка настроение поднимала на ура. Копы в академии говорили ему (неформально, разумеется — во время лекции такое не задвинешь), что на этой службе быстро черствеешь. Попыхивая дешевыми папиросами, они рассказывали, что бесконечный калейдоскоп угонов, грабежей, драк, убийств выхолащивает тебя, выжигает изнутри. “Тонкокожие на нашей службе не задерживаются” — заявляли они, “так что ты либо научишься рапорт об убийстве за утренним кофе составлять, либо значок на стол. Третьего не дано.”. Но Чап этот третий путь нашел. Он не зачерствел. Не ставил себе это в заслугу никогда, потому что перк весьма сомнительный, одна нервотрепка от него. Просто отмечал как факт. Людское горе и страдания все еще его трогали. Именно поэтому, когда позади скрипнула дверь и послышались уверенные шаги, он сразу понял, что скажет. — Хороший бросок получился. Моника устроилась рядом, привалившись к стене. Пальцы нервно забарабанили по шершавой каменной поверхности. Ей тоже императорские манеры по душе не пришлись, это точно. Впрочем, даже Стиви-42 счел бы их варварством. А этот парень мог съесть книжку, если правильно его мотивировать. — Надо же, вы не только саркастическими ремарками умеете сыпать, шериф, еще и на похвалу способны. Наконец-то приятный сюрприз. Чап выдохнул струйку дыма и устало произнес: — Мони, ну хватит уже. Что ты заладила? Как доехали до того захолустья с культистами, ты меня поедом жрешь! И совсем не в хорошем смысле. Что я сделал-то такого, чтоб превратиться во врага общества номер один? Тут же ощутил на себе ее взгляд — колючий и пристальный. Наверное, такому учатся все женщины в определенный момент жизни. Как будто скрытый перк открывается. Что-то вроде рентгеновского зрения Супермена, только еще более непостижимый. — По-моему, я уже говорила, почему именно мое отношение к вам изменилось, шериф, — ответила Моника. — если напряжетесь, то вспомните, я уверена. Чап скривился. — Из-за Левина, что ль? Ты уж прости за выражение, но с твоей стороны это пиздец тупость. Уже жалею даже, что рассказал тебе эту байку. — Я тоже жалею, — согласилась Моника. Бодески бросил окурок под ноги и тут же растоптал его подошвой кроссовка. Он очень надеялся, что никто не сочтет это за порчу императорского имущества. Справедливости ради, имущество и так знавало лучшие времена. Ковер на полу щеголял дырами, как швейцарский сыр, местами на нем виднелись лужицы от масляных ламп. А еще с потолка то и дело падали мелкие жучки. “На Земле целые клининговые бригады живут и мечтают, чтоб им выпало работать на таком объекте” — заметил Обсессивно-Компульсивный Синдром Чап поморщился. Давно этого парня слышно не было. Парадоксально, но в Трес-Кабронес ОКР просыпалось редко. Наверное, потому, что то была своя помойка, родная. С которой столько всего связано… хорошего и плохого. Сейчас плохое неожиданно вернулось и нещадно колотило его по башке. Чап придвинулся поближе к Монике и осторожно коснулся ее обнаженного плеча. Она дернулась, но руку не убрала. — Ты пойми, что это все было очень давно. Мы с Джимми еще школу не окончили даже… — Да какая разница-то? — выпалила Моника. Чап обозлился. — Большая, Мони, охереть какая большая! Подросткам свойственно всякую херню творить! Да, мы накосячили, но в итоге-то все обошлось. Левин вернулся домой уже на следующий день. Он даже не простудился! Так, только штаны с футболкой выбросить пришлось, и все! Тусоваться с нами он, конечно, больше не тусовался, но и обидок не кидал. Она поджала губы и отвела взгляд. Это воодушевило. Брешь в броне пробита, теперь закрепляй успех, ковбой. Чап склонил голову и продолжил: — Я признаю, что шалость была тупая. Как и большинство идей Джимми… — Вот только не надо сваливать все на офицера Фриза, вы тут оба замазаны, — напомнила Моника. Да, вот только Джимми сейчас имеет дело с тихоней Юри, а я тут воюю с гибридом дятла и питбультерьера. Просто устрашающим мутантом! И чем только заслужил такое благословение свыше? — Пусть так, — не стал спорить Чап, — суть в другом. Я уже сказал, что сожалею, что мы извинились перед пацаном тогда. Я бы и щас перед ним извинился, чтоб ты успокоилась, да только не выйдет, потому что он помер. Без моего, еще раз напомню, участия. Мы все с тех пор повзрослели, Моника. И я хз, как у вас там в вашем маленьком мирке, но у нас в Техасе поговаривают “Кто старое помянет — тому глаз вон”. Но эта мудрость веков прошла мимо нее. Он же знал, успел понять, как Моника любит цепляться к словам. Наверняка важное качество для человека, постоянно занятого бумажной работой. Важное, да, однако бесит неимоверно. До стука в висках и зубовного скрежета. — Повзрослели… — повторила Моника со вздохом, — простите, шериф, но это точно не про вас. Вы просто стали старше. Чап сунул руки в карманы. Нужно успокоиться, а в этом деле лучше помощника, чем “Лаки страйк” не сыскать. Даже предупреждения, что таращат на него черные буквы с каждой пачки, ради такого проигнорировать можно. — Что ты имеешь в виду? — спросил он и тут же добавил, — Такое впечатление, Моника, что тебе жесть как хочется разругаться со мной в пух и прах, чтоб аж клочья летели. Так вот… — Я нашла бы для себя множество более приятных занятий, шериф, — оборвала она его, — но если уж провидению было угодно поставить нас в одну упряжку, то делать нечего, придется сжать зубы и потерпеть. Об этом я, к слову, и говорю. Зрелый человек не стал бы устраивать прилюдную склоку. Провидению. Скорее уж видению. Алкогольному. В широкополой шляпе-кули. Чап бы дорого заплатил, за то чтобы сейчас мир вокруг рассыпался на кусочки, а потом собрался снова, но уже в знакомую конфигурацию. В очертания любимой спальни с потертыми обоями, постером группы “POWERWOLF” на стене и — вот уж контраст — письменным столом во всю стену. По прямому назначению Бодески его не использовал, потому как предпочитал печатать, а не ручкой по бумаге возить. Но баталии в Лиге Легенд лучше проводить с комфортом. Особенно, если они имеют свойство затягиваться. Именно посреди такой баталии Чап предпочел бы сейчас оказаться. Даже с самыми криворукими раками в качестве товарищей по команде. К сожалению, такой опции никто не предлагал. — Шериф, может, вы просто шовинист? Не хочу вас обидеть, но такое острое нежелание признать женщину капитаном наводит на определенные мысли. — Это уже просто смешно, — обозлился Бодески, — до чего еще дойдешь? До того, что я по выходным младенцев на гриле поджариваю и жру с соусом “тар-тар”? Моника скривилась. — Не утрируйте. Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. — Да ни хрена я тебя не понимаю в последнее время, — проворчал Чап, — если ты так настаиваешь, то нет. Мне было бы не зазорно иметь тянку в начальниках, я не из этих. Но я же за тебя вписываюсь, пойми. Она подняла бровь. — За меня? И каким же образом? Чап докурил очередную сигарету и швырнул окурок прямо в факел. Тот весело порскнул рыжими искорками. Одна угодила на плечо Моники, и та, пискнув, прижалась к шерифу. Чап усмехнулся и коснулся участка кожи, на который попала искорка. Моника тут же отпрянула, как будто на нее напал чумной или прокаженный. Понятно. Настрой все еще серьезный как никогда. — А таким, — невозмутимо пояснил Бодески, — теперь, когда мы остались без Рэйдена, вся ответственность за нашу компашку ложится на плечи капитана. И внимание к нему со стороны этого змеиного клубка будет совершенно особое. Тебе что, хочется, чтоб каждый шаг отслеживал этот верзила с коровьим черепом на башке? Моника уперла руки в бока. — По-вашему, я бы не справилась? Чап яростно мотнул головой. Каждая секунда этого разговора по капельке выпивала из него волю к жизни. Как будто он пытается пронести через лесную чащобу поднос с пивом, да так, чтоб даже пенная шапка не колыхнулась. Ветки колют в глаза, корни цепляют за ноги, и кажется, что миссия, черт ее дери, невыполнима. Так зачем он продолжает пытаться? — Я и этого не говорил, — вздохнул он, — тебе твой клуб книгочеев совсем личность деформировал. Выискиваешь в чужих словах то, чего там не было никогда. По тому, как вспыхнули ее глаза, Чап сразу понял — еще одна большая ошибка. И сколько таких он уже успел наворотить за последнее время? Даже всех пальцев на руках и ногах не хватит. Капитану так нельзя. Пора становиться ответственнее, не то твою мотокарету, приятель, унесет вдаль ледяным потоком. — Зато вас служба в полицейском участке неизменным оставила, конечно же! Ни за что не поверю, что десять лет тому назад вы были… Проклятье. Только не экскурсы в прошлое. Они уже ему пинка под зад отвесили, когда всплыла история с Заком Левином. Хотя почему всплыла? Он сам ее вытащил. Выволок из склепа с давно запылившимися воспоминаниями, по соседству с образом первой собаки и вкусом приготовленных на костре колбасок. — Неважно, каким я там десять лет назад был, — остановил Чап ее, — послушай. Мне не привыкать все время быть под прицелом. Когда ты в копы идешь, даже на такую халявную работу, как моя, все равно смиряешься с тем, что теперь у тебя на спине мишень. И даже если тебе в нее не пистолет целит, а камень или бутылка из-под дешевого вина, мишень все равно на месте. Она никуда не девается. Моника вздрогнула, будто ее кольнули иглой и на мгновение стиснула запястье Чапа. Но тут же отпустила и отвернулась. — Как будто у меня не было такой мишени, — с горечью сказала она. Тут уже Чап взорвался. Люди, у которых всегда наготове фраза “а вот у меня…” раздражали его до зубовной боли и колик в боку. И снисхождения к ним он не проявлял. Даже если мордашка смазливая. — А что, была разве? Кем ты была до того, как внезапно выяснилось, что весь твой мир из единиц с нулями собран? Давай угадаю. Тем более ты же недавно анализ моей личности проводила. Позволь и мне попробовать! Чап подпер подбородок свободной ладонью и уставился в потолок. Осознание, что жест выглядит донельзя карикатурно, пришло почти сразу, но останавливаться он не стал. Так даже лучше получится. Более доходчиво. — Единственная дочка состоятельных родителей. На свет тебя выпихнули поздно, поэтому баловали. До уровня “собственный пони” и “пусть актеры мюзикла поздравят меня с днем рождения”. Детство было безоблачное, кайфовое, но потом ты пошла в школу — и началось. Я такие типажи знаю, они своих детей либо гиперопекают, либо, напротив, требуют от них к восемнадцати годам степень получить, открыть вакцину от рака и стартануть на Марс. Тебе достался второй вариант. — Хватит! — прикрикнула на него Моника, — вы ничего обо мне не знаете. Наивная. С таким же успехом она могла посреди автострады останавливать несущийся грузовик. Здесь, в коридоре перед тронным залом императора Шао Кана, Чап собирался устроить перформанс, равных которому в новейшей истории не было. Разнести человека по камешку, как хорошо заложенный заряд “с-4”. — У тебя с вакциной и Марсом не задалось, зато кукуха стала давать слабину. Появилась неуверенность в себе, комплексы, необходимость в постоянной конкуренции и одновременно страх, что кто-то в чем-то хоть на крохотную пиздюлечку будет круче тебя. Где-то здесь ты основала литературный клуб. Никого из своего обычного круга общения не позвала — школьные альфа-самочки считают книжки занятием для задротов и чмошников. Ты выбрала тех, на чьем фоне будешь смотреться выигрышно. Добродушную простушку, которая из книжек разве что по любовным романам угорает. Тихоню-ботаншу, сбежавшую из “реального” (тут Чап проставил пальцами кавычки) мира в литературный, и коротышку. Ее наверняка из клуба анимешников вытурили, я прав? — Она сама ушла, — кисло произнесла Моника, — сказала, что не может там находиться. Очень уж атмосфера, мол, токсичная. Токсичная атмосфера. “Чертовски верное определение, — подумал Чап, — прямо в яблочко”. Если местные клубы аниме-задротов… кхм… ценителей японской анимации не отличались от тех, что были в его старшей школе, то тогда Нацуки можно только пожалеть. Неслабо ее уже жизнь потрепала. Когда десяток прыщавых толстяков, которые меняют носки только раз в году, чтоб повесить их на камин под Рождество, начинает обсуждать великий символизм девятьсот сорок пятой серии очередного онгоинга, хочется пойти и вздернуться на ближайшем дереве. Хотя в этом тоже можно отсылку найти. Причем довольно возвышенную, библейскую. Теперь вопрос, почему Нацуки такая, какая есть, отпал сам собой. Но, одернул сам себя Бодески, не стоит отвлекаться от темы. — Среди этих девчонок ты, разумеется, во всем считалась королевой, так? Умная, как Юри, но гораздо увереннее ее. Темпераментная, как Нацуки, но без агрессии. Добрая, как Сайори, но (без негатива) не тряпка. Вдобавок по успеваемости ты наверняка одна из лучших, если не лучшая. И еще наверняка кучей всякой херни занималась, типа школьной газеты… или… — Чап защелкал пальцами, пытаясь подобрать слова, — не знаю даже, что вы щас там делаете? Видеоблог для школьного канала пилите, м? В любом случае, до того, как вся твоя реальность на лоскуты поехала, ты жила припеваючи. Ну пилят родаки, пытаются через тебя свои мечты и надежды почесать…зато чуть ли не вся школа смотрит тебе в рот. “А некоторая ее часть мечтает тебе в рот свой язык засунуть” — подумал он, но это озвучивать уже не стал. Перебор. И так уже своим монологом впечатление произвел. Моника стояла молча, обхватив себя руками, словно озябла. В коридоре при этом царила жарища от горящих факелов и масляных ламп, так что жест был чисто психологический. Он кричал “НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ! ЗАЧЕМ ТЫ ДЕЛАЕШЬ БОЛЬНО? НЕТ! Я ЭТОГО НЕ СЛЫШУ! Я В ДОМИКЕ!” А Чап только что как дунул, как плюнул. И домик улетел, будто подхваченный смерчем. И конечный пункт назначения — совсем не Изумрудный Город. А местечко типа Внешнего Мира. Грязное, зловещее и полное мутных личностей. Не хотела Моника в него попадать, это местечко. В ее темно-зеленых глазах стояли слезы. Губы подрагивали, готовые вот-вот изогнуться в плаксивой гримасе. Она закусывала их так, что кожа белела. Того и гляди до крови продерет. — Ты только не обижайся, хорошо? — Чап легонько потрепал Монику по плечу. — Я тебе ведь не со зла щас это все сказал и не для того, чтоб отомстить. (не только для того, чтоб отомстить) — Смотри, — сказал он доверительно, — для чего сейчас все это было. Ты хорошая девчонка, Мони, правда, хоть и подбешиваешь порой до изжоги. Есть у меня чуйка, что мечта твоя исполнилась, и больше вы в ваш мир не попадете никогда. Это если оставить за скобками вероятность, что нас всех на турнире переубивают. Но это уже другое дело. Рано или поздно, Моника, вы останетесь один на один с этим миром. И поверь мне, говна вы нахлебаетесь полной ложкой и за обе щеки. Тебе придется познакомиться со сварливыми соседями, счетами за квартплату, хот-догами на ужин, покупкой медстраховки, очередями на почте и пидарасом Билли Дэвисом, который водит машину уже тридцать два года, о чем всем рассказывает, но парковаться, сука, так и не умеет! Чап с шумом выдохнул — от долгой тирады закружилась голова и чуть повело в сторону. Нет, пожалуй, надо немножко полегче с сигаретами, а то с дыхалкой проблемы начались уже. Кислород до мозга плохо ходить стал уже щас, а что будет потом, когда ему сороковник стукнет? До этого не так уж и долго, всего-то шестнадцать лет. Губы Моники разомкнулись. — Не-не-не, — пресек ее Чап, — погоди, я еще не закончил. С Билли Дэвисом ты, может, и не столкнешься, это мой крест, я его и толкаю. Но со всем остальным — обязательно. Это даже не из разряда вероятностей “произойдет / не произойдет”. Это факт, Моника. Потому я и делаю то, что делаю. Она все-таки заговорила. Вклинилась в его стройный, ровный поток. Всего одним словом. — Почему? — Зачем тебе… зачем вам окунаться во все это раньше времени? Меня служба ко всему приучила. Что этот… кхм… император Шао Кан, что комиссар штата, перед которым надо раз месяц на ковер идти — все одно. Меня наебать так просто не получится, желающему придется все свои скиллы применить, и то игры разума неизбежны. Если я мог пятнадцать отчетов за ночь составить и с ума не сойти, это уж будет раз плюнуть да растереть. А тебе такого головняка не нужно, Моника. Сказав это, Чап замолк и уставился на огонь, пляшущий в масляной лампе. Что ж, старина, можешь себя похвалить. Весь накопившийся меж вами негатив ты вскрыл мастерски, разложил по скляночкам и удалил. Хирургическая работа и безоговорочный успех. Вряд ли она теперь ему на шею кинется, как в мелодраме, но, может, хоть перестанет пилить? Этого было бы вполне достаточно. — Вы ничего обо мне не знаете, шериф. Чап дернулся, словно кто-то влепил ему мощную оплеуху. Как? В чем он опять виноват? Ведь он же все сгладил, постарался что было сил… — Что? Ее фигура заслонила рыжее пламя масляной лампы. Удивительно, но огня после этого Чап меньше видеть не стал. В Монике его было более чем достаточно. — Вы не знаете обо мне ни черта, — повторила она, — и поэтому не вам решать, что мне нужно, а что нет. У вас комплекс мессии разыгрался? Слишком много на себя берете. От холодной злости в ее тоне Чап опешил. Теперь даже первые, весьма скромные ожидания придется поумерить. Что ж, он готов снизить планку и понадеяться на то, чтоб к концу турнира они не стали заклятыми врагами. А ведь все так славно начиналось… — Когда мы только встретились, шериф, вечером и в то утро в участке, я… — она всхлипнула и закусила губу. Чап заметил, что по на ее щеке обозначилась влажная дорожка, — я… подумала, что вы другой. А вы…такой… такой… Она так и не нашла подходящего слова. Снова всхлипнула и — сорвалась с места. Ковер под ногами скрадывал звуки шагов, поэтому ничего, кроме удаляющихся рыданий, Чап не слышал. Дерьмо. Дерьмо! Все опять сорвалось. — Моника! — крикнул он раздосадованно, — Вернись! Ну что за ребячество-то, в самом деле? Детский сад, штаны на лямках, твою мать! Но она не вернулась. Более того, вернулась к себе на нижний этаж и затаилась. Однако Чап все равно ее нашел. Даже детективные навыки подключать не пришлось — двери в каморках были тонкие, словно из фанерки прессованной, а волю слезам она дала полную. Никого не стеснялась. Чап стучал в дверь, просил ее открыть, даже прощения попросил пару раз (хоть и не считал себя виноватым). Никакого результата. Ну и пусть сидит дуется, решил Бодески. Может, это даже на пользу ей пойдет — прояснит голову. Одно он знал точно — с “прохладными историями” в будущем нужно быть аккуратнее. Слишком много геморроя от них нажить можно. Настроение немного улучшилось, и Чап вновь отправился на императорский этаж. Он не рассчитывал на то, что его присутствие понадобится, но мало ли — вдруг этот ублюдок Кан захочет с ним побеседовать с глазу на глаз? Но встретил он вовсе не Кана. На лестничном пролете, прислонившись спиной к холодному мшистому камню, стояла Нацуки. Это Чапа как раз не удивило — она и так бунтарским духом отличалась, а наличие в теле древней могущественной хтони должно было этот дух только подкрепить. А вот тлеющая сигарета, зажатая у Нацуки в пальцах… Что дальше? Юри волосы обрежет под корень, а на макущке выбреет ругательство? — Огоньку не желаешь? — Чап на ходу извлек зажигалку. В полумраке Нацуки не сразу его заметила. Но когда увидела, усталый взгляд малость просветлел. Почему-то Чапу самому стало от этого теплее. — Не, пасиб, — лениво отозвалась она и бросила окурок на пол, — не стоит. Чап преодолел последнюю ступень и устроился рядом с Нацуки. Здесь хотелось задержаться — после тронного зала и коридоров, где от жары можно было концы отдать, лестница казалась оазисом. Камень приятно холодил спину, да и свет от солнц почти не проникал. Правда, если судить по багровым лучам, все же находившим путь через оконце наверху, уже близилась ночь. — Не знал, что ты куришь, — заметил Чап. Нацуки пожала плечами. — Я и не курю. Это разовая акция. И тут же на его немой вопрос добавила: — Таша научила. Сказала, что страсть как скучает по ощущениям. Я вообще не хотела пробовать, но она начала бухтеть, а знаешь, как это неприятно, когда у тебя прямо в мозгу ворчат не переставая? Повеситься хочется сразу, прямо как… Нацуки почему-то осеклась и прикрыла рот ладонью. Чапу стало любопытно, что такого чувствительного она сейчас сболтнула, но спрашивать он не рискнул — очень уж у нее глаза забегали. Незачем усугублять стыд. — А вы чего с Моникой слиняли, м? — перевела она тему, — не очень-то круто заставлять нас там отдуваться перед всей этой шоблой-еблой! Особенно после того, как Сайори стошнило птифурами. — Что такое, прости, птифуры? Нацуки закатила глаза и постучала ему костяшками пальцев по лбу. — Вот серость-то! Птифуры, чучело, это печеньки такие с начинкой. С кремом или с вареньем иногда. Очень вкусные, но готовить заебно и для фигуры вредно. Ну да, подумал Чап, с ее-то телосложением заморенного в концлагере глиста только о фигуре и беспокоиться. На ребрах можно как на ксилофоне молоточком стучать. Но вслух он ничего из этого не сказал. — Мы, Нацуки, люди простые, кулинарных академий не кончали… На ее лице появилась торжествующая ухмылка. — Так я тоже не кончала! Чап заговорщицки подмигнул. — Сочувствую. Знаешь, Нат, даже восхищает та смелость, с которой ты в этом признаешься. Наверняка пришлось нелегко… Но не бойся, теперь, когда мы с тобой друзья, я готов заполнить эту пустоту в твоей жизни. И не только в жизни! Заложенная в сообщение мина сработала не сразу. — Смелость? — Нацуки нахмурила брови, — А в чем таком я призна… В этот момент до нее дошло. С воплем, которому позавидовала бы даже Зена-королева воинов из телека, Нацуки размахнулась и попыталась двинуть Бодески в живот кулаком. Однако он уже сообразил, что за свою шутку может огрести, и поэтому легко перехватил ее удар. — ДУРАК! — взвыла она, — Извращенец ебаный, да чтоб тебе завтра же твою тупую, повернутую на сексе башку одним пинком снесли! Чап без особых усилий (разница в весе получилась порядочная — примерно такая же как между ним и Джимми) оттеснил ее обратно к стене. Удивительное дело — рот Нацуки сыпал оскорблениями на все лады, глаза прямо-таки светились, но руку она из его хватки выдирать не спешила. — Чего блажишь? — шикнул Чап, — или хочешь, чтоб сюда стража сбежалась? Нацуки злорадно улыбнулась, продемонстрировав тридцать один ровный белый зуб и один КЛЫК. Наверняка в нем заключена либо ее сила, либо источник яда. Чап еще не решил, что именно. Возможно, все и сразу. — Может, и хочу, — протянула она, — тогда ты им свою шутку за триста расскажешь. И посмотрим, оценят ли они твой идиотский юмор. Чап поскреб подбородок. — Знаешь, Нат, думаю, что оценят, — сказал он, — тут все-таки стражники в основном мужики. Женщин мало, я пока только ту четырехрукую тетку видел, Шиву. И все из простых, а простым людям шутки про еблю влет заходят. Так что, полагаю, мы вместе посмеемся. Тем не менее, проверять свое предположение Чап совершенно не хотел. Внимание этих клыкастых громил лишний раз привлекать не стоит. В отличие от скелета-похуиста, если его, Чапа, тушку на запчасти разобрать, то собраться обратно уже не получится. — Почему нет-то? — хихикнула Нацуки. — Таша сказала, что знает пару ритуальчиков. Их, правда, давно уже не применял никто и некоторые компоненты достать трудновато будет, но все возможно… если очень охота попробовать. — Теперь и ты мысли читаешь? — вскричал Бодески. — Бля, у нас что, вообще больше нет права на секреты? Нацуки отмахнулась. — Да не кипятись ты, дурачок. Ну раскрыла мне Таша парочку… жареных фактов, и че такого? Я и так поняла, что ты озабоченный, можно сказать, с первого взгляда, так что ничего нового! Смысла кипятиться Чап действительно не видел. Телепатию мощнейшего уровня этим никак не заткнешь. Но все равно поворчал. Для приличия. — Ты скажи лучше, что у вас за терки с Моникой уже который день? — Нацуки подняла бровь. — И перед колдунами, и на приеме щас… Чап хмыкнул. — Это уж пусть она тебе рассказывает. Я сам в непонятках. Вернее, одна идейка есть. Но, боюсь, если ее изложить, Моника вообще меня сожрет со шнурками. Нацуки приложила ладонь ко лбу, нарочито осмотрелась по сторонам и глянула на Чапа. — Ее вроде бы здесь нет, так что жги. Он кашлянул и вновь поскреб подбородок, щетина на котором еще прибавила за последние пару дней. Еще немного — и она доберется до уровня “гомер симпсон”, а там и до типичного “бомжеватого хипстера” недалеко. Полноценную бороду отрастить не выходило, как Чап ни пытался. “Полноценную выдержку, кстати, тоже, — заметила Совесть с упреком, — возьми себя под контроль, Чапман. Ты ж не трепло едва знакомой девчонке выкладывать гору личной поебени. К тому же про ее подругу! Сплетни только читатели таблоидов любят, на хера им уподобляться? Я бы даже с Джимбо поостереглась такие беседы проводить… тем более, что он вроде как запал на ту пышечку Юри… но об этом мы позже подумаем. А теперь прислушайся ко мне”. Чап прислушался. — Не сейчас, Нат, — сказал он, — не стану тебя грузить. После чего добавил: — Сама посмотришь, если совсем невтерпеж станет. У тебя теперь для этого все инструменты есть. Нацуки ухмыльнулась. — Ладно уж, храни свои секреты! Но вот что я тебе скажу — Мони неплохая. Да, она пиздец какая правильная, зануда и синдром отличницы у нее во все поля шарашит, но она не злая. Даже ту херню, которую она натворила, сделала больше по несознанке. Я бы, может, и похуже дел наворотила… Чап вскинулся. Сразу вспомнился их задушевный разговор по дороге в треклятый Чадвнн. Тогда Нацуки тоже упомянула про какую-то херню, которую Моника выкинула, когда в клубе появился пацан с дурацким именем ГП. Но Чап так и не узнал, что именно случилось — сначала они добрались до города, а следом все как завертелось. Может, щас наконец пришла пора выяснить? Несколькими этажами ниже мощно грохнуло. Покатилось вниз по ступеням с тяжелым, ритмичным грохотом. Пол под ногами завибрировал от толчков, каждый из которых с силой отдавал в ноги. Чапу пришлось ухватиться за стену, как алкоголику со стажем, чтоб не свалиться. Нацуки же не придумала ничего лучше, чем вцепиться в него самого. Пальцы у нее оказались жесткими и костлявыми, на плечи давили больно…но от того, как она к нему прижалась, по телу разливалось приятное тепло. Поневоле он вспомнил… …подвал под “Французскими сластями графа д’Эрлетта” …десятки безликих культистов в одинаковых балахонах, с кинжалами в руках. …холодный и шершавый алтарный камень. …и ее обнаженную фигурку, распростертую на этом камне. она казалась такой маленькой. и прижалась к нему точно так же, как сейчас. в поисках защиты. Тогда Нацуки плакала, материла его и всех остальных последними словами, но отпускать отказывалась. Именно это и было самым главным. Остальное — просто эмоциональная мишура. Грохот скоро стих, хотя эхо продолжало колебаться в воздухе. Нацуки разжала пальцы и отступила. Отчего-то ее лицо отчаянно порозовело — почти сравнялось с цветом глаз. — Че это было? — щепотом спросила она. — Понятия не имею. Чап спустился на пару ступеней и перегнулся через перила. Но добился немногого; внизу горела только пара факелов, и полумрак они разгоняли из рук вон плохо. Но все равно можно было предположить, что некто неизвестный уронил или пустил по лестнице тяжелый предмет. И кто это мог быть? Слуг можно с уверенностью отмести — они либо наверху торчат и своими прямыми обязанностями занимаются, в тронном зале бегают туда-сюда… Либо сидят по каморкам и не отсвечивают. Значит, это кто-то еще, повыше по статусу. Но ребята из этой когорты тоже на междусобойчике у Кана сидят. Чап не успел познакомиться с Шао Каном поближе (и не особенно к этому стремился), но уже понял, что император не любит тех, кто ему перечит. Значит, у этого неизвестного должна быть очень хорошая причина не пойти на прием. По спине и шее побежали мурашки. Десяток бестелесных голосков, похожих на комариный писк, поселился в ушах. Каждый из них повторял одно слово “ПОСМОТРИ ПОСМОТРИ ПОСМОТРИ”. Что это? Никак детективный азарт просыпается? Надо же… а он-то думал, что тот тихо умер, задушенный бумажной работой. Как говаривал старина Стивен Кинг, иногда они возвращаются. И Чап решил, что почтит старого приятеля. Вернувшись обратно в пролет, он снял со стены масляный фонарь. Нацуки глянула на него с тревогой. Но и с вызовом. — Пойдем глянем, — сказал Бодески. Адреналин придал сил и скорости, поэтому несколько этажей они почти пролетели. “Почти” — потому что Чап все же уговорил себя притормозить. И не зря. Первое предчувствие не обмануло. Внизу пыль в воздухе стала гуще, отчего в носу и в горле засвербило. Чап держал фонарь перед собой, и в рыжем свете казалось, что он спускается в склеп из Средних Веков. Сейчас они уже вышли на территорию, где быть не полагалось — отведенный этаж остался выше. Особого запрета никто не налагал — наверное, местные даже не могли подумать, что кто-то пожелает спуститься к черни. Но все равно перспектива попасться не радовала. Сбоку чихнули. Чап непроизвольно вздрогнул и повернулся. Нацуки терла глаза кулаком и шмыгала носом. — Кажется, тут где-то, уээээ, — выдавила она, борясь с приступами кашля. Чап прищурился. Стало гораздо темнее, поэтому он порадовался, что захватил фонарь. Пламя высветило из темноты ряд расколотых, щербатых ступенек (восстановление в копеечку влетит)...и виновницу переполоха. Здоровенная плита из серого камня валялась в пролете, занимая его почти полностью. По ее испещренной непонятными символами поверхности змеилась трещина. Можете себя поздравить, шериф, первая часть загадки решена. Но и расслабляться рано — загадок еще хватает. Например, начать стоит с того, какого хрена такая бандура просто валяется в проходе и откуда она взялась? Ответ на это нашелся сразу же, стоило только Чапу взглянуть налево. В углублении, которое раньше маскировала плита, обнаружилась небольшая, чуть меньше шести футов, дверь. Без ручки, с одной только замочной скважиной. “Кажется, эта дверца, приятель, не для всех вход, а только для кого надо. Иначе ее не прятали бы. И этот кто-то до сих пор поблизости”. Жесткий палец снова пребольно ткнул Чапа в бок. — Смотри, — одними губами произнесла Нацуки. Снизу в пролет к плите вышла фигура. Она опустилась возле плиты на корточки и ухватилась за поверхность. Потянула вверх — неудача. Плита едва сдвинулась с места, зато незнакомец (женщины таким хриплым басом не орут) вскрикнул и рухнул на нее сверху. Через пару секунд в распластанном положении он поднялся и принялся исступленно царапать плиту своими клинкаи из рук. — Сука, шакалье дерьмо! Отрыжка некроманта! — зарычал он. Иногда Чап Бодески сожалел о том, что привык жить импульсами. Эта привычка почти всегда приводила к неожиданным результатам, поэтому скучал он редко. Но к счастью импульсы почти никогда не вели. А вот подсунуть полный мешок разных подлянок и потом колотить этим мешком по голове — пожалуйста, сколько угодно. Однако когда он вспомнил о том, что бывает, если слушать свою левую пятку, эта пятка уже ступала вниз по лестнице. — Эй, брат, помощь нужна? Таркатан обратил к нему свою клыкастую морду, и Чап его узнал. Что показалось ему даже удивительным, поскольку на лицо большинство из них были похожи. Кирок, заместитель Бараки и вице-командор императорской гвардии. Бодески узнал его по особой примете — распухшему, как у индюка, горлу. Кирок гостям не обрадовался. В сумраке глаза полыхнули красным. — Не нужна, — буркнул он, — проваливай отсюда, земляшка, пока цел. Я не в духе. Чапа его грубость не смутила. Если б он на всякого смурного ублюдка внимание обращал и чужому бубнежу значение придавал, то и до конца первой смены в полиции не доработал бы. Подал в отставку после первого же столкновения с миссис Коннелли, которая сидела в каптерке полицейского участка до Туми Авокадо. Миссис Коннелли была чертовски сварливой бабкой. — Это я уже заметил. — Чап усмехнулся и остановился на предпоследней ступеньке. — Человек, который всем в своей жизни удовлетворен, шакалами других не обзывает. Но это я так, к слову. Ты скажи мне, Кирок, что это сейчас так бумкнуло? Не мог же ты один наделать столько шуму? И что это за проемчик там в стене такой потайной? Таркатан угрожающе покосился на Чапа. — Это не твоего ума дело. — просипел он и для пущей убедительности звякнул друг о друга лезвиями, — Император Шао Кан, да будет имя его прославлено кровью и огнем, в вашу честь, грязные твари, устроил празднество. А вы — ты и твоя тощая потаскуха — его пропускаете. Это неуважение к правителю Внешнего Мира. — Ты кого потаскухой назвал, мутант ср… Тут Кирок отступил от плиты и шагнул ближе к Чапу. Белая пена капала с клыков на пол. — …и за подобный проступок я вполне имею полномочия тебя задержать, земляшка, или применить… — тут Кирок хищно осклабился — …иные способы воздействия. Чап едва сдержался, чтоб не зарядить ему в рыло горящим фонарем. Хотя, пожалуй, стоит зарядить. Все равно урод наверняка смекнул, что его застукали за чем-то неблаговидным. А ненужных свидетелей в любом мире принято устранять. “И на его тайные занятия можно хорошенько надавить, — заметила Логика, — давай, ты справишься”. Это даже не план и не подобие плана. Но иногда самые гениальные ходы рождаются из импровизации. Под аккомпанемент колотящегося сердца Чап спустился и встал напротив Кирока. Окинул взглядом его лысую голову в буграх и впадинах, тушу в легких доспехах… и зубы, конечно, зубы. Желтые и кривые клыки бывалого хищника. Можно было бы сказать, что жертва наткнулась на него сама. Но Чап Бодески нихрена не жертва, уж простите. Разве только жертва похмелья или диско-лихорадки. — Хочешь дружков позвать? — вкрадчиво сказал Бодески, — Валяй, я подожду. Готов поставить свою шляпу на то, что им будет очень любопытно послушать об этой плите и дверке, что за ней прячется. Кирок утробно зарычал. Понял, паскуда, что его прижали. — Зачем кого-то звать? — спросил он. — Неужели мы с тобой, земляшка, сами не разберемся, а? Без предупреждения он выбросил вперед клинки. Чап едва успел выставить перед собой фонарь. Лезвия прошли через металл как сквозь масло, и в руках у Бодески осталось лишь навершие. Нижняя часть, в которой все еще чадило и искрило пламя, рухнула на пол. Горящие капли порскнули во все стороны. Кирок отпрянул — искра приземлилась ему на правую штанину. Он вдарил по нарождающемуся огоньку ладонью, чтоб не заполыхать. Этой маленькой заминки Чапу хватило. Он размахнулся и запустил навершие фонаря таркатану прямо в череп. Удар получился на славу — железяка ударила Кирока в лоб со звонким “бонг” и даже кровь пустила. Таркатан резко поднес ладонь к месту ушиба. На ней осталось красное. Чап подумал, что зря все-таки перестал играть в бейсбол в старших классах. Мог бы стать неплохим подающим. Бросок, вон, до сих пор на месте. — Вот теперь я тебя убью, — пообещал Кирок. Он метнулся к Бодески с клинками наизготовку и нанес удар. Целил в шею, но промахнулся. Вместо этого угодил в стену. Каменная крошка разлетелась осколками. — Чап! — вскрикнула Нацуки. — Стой там! — заорал он. Не хватало еще, чтоб доходяга попала под удар. Чап не сомневался, что боевого настроя в ней хватит на миллион таких Кироков. Однако, к сожалению, настрой сам по себе мало чего стоил. Если не умеешь, то с тренированным бойцом будет сложно. Даже ему придется попотеть. Первым делом Чап приложил таркатана в висок. Попал здорово — голова резко мотнулась вбок. Тут же добавил коленом в пах, как учили. Но вместо ожидаемого эффекта чашечку пронзила боль. Проклятье. Ведь тут же ебаное средневековье, как он мог забыть? У них повсюду железо напихано. Чап зашипел от боли и треснул таркатана прямо в клыкастую челюсть. Парочки элементов в зубном ряду как не бывало — они отлетели на пол. Кирок взвыл и наконец выдернул из камня свои лезвия. В порыве ярости он неловко ими взмахнул… и чуть не попал. “Еще немного и срезал бы мне ухо, — отметил Чап, — нет уж, этого бить только в морду. Он в железо упакован покруче сраного Робокопа” И скоро в этом пришлось еще раз убедиться. Прямой удар Кирока он перехватил, но тут же мысок сапога врезался ему чуть выше пояса. Низ живота будто залило горячим металлом. Чап выдохнул и повалился спиной на ступеньки, но тут же вскочил снова. Если б промедлил хоть на долю секунды, этот психопат насадил бы его на лезвие. Снова повезло. Когда Кирок промазал, Бодески навалился и всем телом потеснил таркатана к перилам. Те угрожающе затрещали. Рискованный маневр, но когда борешься за жизнь, иначе нельзя. — Ты… сдохнешь… — просипел Кирок. С поредевших клыков капала кровавая слюна. Вместо ответа Чап впечатал его затылком в перила. Доска пошла трещинами и большой ее кусок ухнул вниз. Теперь таркатан висел над бездной. Ну, не совсем, но и до земли лететь высоковато. Кирок забарахтался и попытался отпихнуть Чапа, но безуспешно — положение не позволяло. Бодески держал его крепко, хотя и отпустил бы с удовольствием. Для верности он еще двинул Кироку по носу, и от вида багровых струй нахлынул уже знакомый азарт. Даже потянуло что-то сказать, как это делают герои боевиков, но Чап решил этого не делать. Вновь треснул таркатану по зубам молча. “Твой дантист будет в восторге, сукин ты сын” — подумал он. Кирок в отчаянии взмахнул лезвиями и на сей раз оказался точен. Чап почувствовал, как левую щеку обожгло, и по ней побежало что-то горячее. Известно что. Этот черт все-таки его достал. “Главное — не зацикливаться на этом" — посоветовала Концентрация. Но он уже выпал. А вот Кирок, напротив, воспрял. Он рванулся вперед и оттолкнул Чапа к стене. От души размахнулся, и если первый удар Чап еще хоть как-то заблокировал, то второй угодил прямо в скулу. В мозгу разорвалась синяя вспышка, перед глазами поплыли круги. Чап моргнул, пытаясь прийти в себя… и пропустил еще удар. Хлесткий апперкот в подбородок. Он пошатнулся, привалился к стене. Клешни Кирока вцепились в ворот рубашки. В лицо пахнуло кровью и гнилью. — Я же говорил, что ты сдохнешь, — с торжеством произнес он. Слова у Кирока от дела не отставали. Через мгновение в живот Чапа ткнулся кулак. Рывок — и спина ударилась о ступеньки. Больно. Ему очень больно. А еще обидно. Первая же серьезная драка во Внешнем Мире, а он уже проиграл. Не слишком-то достойное капитана выступление. Может, Моника права, и ему не следовало забирать себе этот статус? “Да не, бред какой-то, — возразила Самооценка, — что, думаешь, мисс президент лучше себя проявила бы? Да ни хера подобного. Ты вон даже навалял этому козлу!” Навалял, а теперь и сам валялся. Так вот, блядь, проходит земная слава. Потолок и пол в глазах Чапа еще не менялись местами, но были к этому близки. А чуть погодя и вовсе пропали — помятая, безобразная морда Кирока их заслонила. Как луна, которую мог бы нарисовать художник Гигер. (ИРИС. ОН ТЕПЕРЬ С НАМИ. ОН СМЕЕТСЯ НАД НАМИ) — Да все мы когда-нибудь сдохнем, — прохрипел Бодески, сплюнув бордовую жижу. — Твоя правда, — согласился Кирок, — но ты меня опередишь, сопляк. Значительно опередишь. Пламя, выбравшееся на свободу из фонаря, потихоньку угасло, только отдельные искорки еще тлели. А сейчас и его, Чапа, жизнь угаснет. Кирок ухмыльнулся и вскинул руку. С жуткой ясностью увидел Бодески блик на кончике таркатанского лезвия. Вот и все. — А ну съебал от него, гоблин вонючий! Знакомый голос. Въедливый, пронзительный, врезается в уши сверлом. Такой родной. — Нат, — просипел Бодески, — ты беги лучше… — Еще чего! — В голосе становится больше децибел. Или это просто у него перед смертью обострился слух. Так сказать, для полной ясности последних моментов, — Прочь съебал, сказала! Дальнейшие десять секунд Чап видел как на старой пленке, с подергиваниями, как будто несколько кадров пропустили. Вот Кирок обратил внимание — поднял голову на Нацуки. Его окровавленная рожа прямо-таки просияла от этого зрелища. Вот он отвлекся от Чапа и, широко растопырив руки, начал подниматься по лестнице… А вот Чапа тряхнуло (да так, что он едва не отхватил зубами кончик языка), и он увидел, как туша Кирока несется в стену. “Ты уже подобный финт видел, — отмечает Восприятие, — причем недавно. Ща покопаемся в архивах долговременной памяти и достанем”. В архивах похожая картинка действительно есть. Точно так же, словно пушечное ядро, в стенку зарядили мужика, который пытался принести в жертву Криса Харриса. Кажется, именно тот мужик пытался всех колотушкой отлупить, или нет? С этим мозг помогать уже отказывался и переключился на что-то поинтереснее. Кирока запустили с такой мощью, что он пробил собой каменную кладку и исчез. Чап лишь проводил соперника глазами. Массивное тело кувырком вылетело в получившийся проем, откуда тотчас же повеяло холодом. Ничего удивительного. Солнца уже успели спрятаться, а без них тут, кажется, весьма прохладно. Чап оперся на жерди перил и попытался встать. Ребра и спина тотчас же отозвались тупой болью. Он покачнулся, как пьяный и едва не упал. Вот была бы веселуха — выжить в бою с кровожадным уродом, а потом навернуться с лестницы и попросту убиться нахрен. Ну уж нет, так глупо пусть всякие Кироки дохнут. “А ведь наверняка этот полет валькирии видел не один человек, — зашептала Логика, — Стражники там, палачи, просто всякая челядь, что по двору шарятся. Они наверняка заинтересуются тем, кто отправил в полет высокопоставленного офицера. Делай ноги, брат”. Чап так и собирался поступить. Но вот незадача — ноги хреново слушались. Он крабьим шагом отполз к стене и привалился к ней. Круги перед глазами превратились в мушек, похожих на противников из старой аркады. “Галага” “Космические захватчики” или что-то в этом духе, Джимми наверняка знает… — Ты выбрал самое хреновое время, чтоб развалиться! Вставай давай! С подбором слов у Нацуки все еще было не очень, но злости в ее голосе он не услышал — только страх и тревогу. Может, даже за него. От этого сделалось приятно и тепло, несмотря на ветер, проникающий сквозь дыру, что оставил Кирок. Рука Нацуки с удивительной силой вцепилась ему в плечо. — Я же велел бежать, — выдавил Чап, — этот мордоворот мог пустить тебя на суши. Мяса, конечно, как с сардинки, а все равно жалко… Нацуки прищурилась. — Не представляешь даже, как мне насрать на твои повеления, — сказала она, — теперь держись аккуратно, тут ступенька… и там тоже, и за ними….потому что мы, сука, на лестнице! Только двум идиотам на всей Земле может прийти в голову устроить тут замес — тебе и ебаному Джеки Чану! Из ее уст имя культового мастера комедийных махачей прозвучало сюрреалистично, но в полной мере осмыслить это Чап не сумел — мешала тяжелая боль в пояснице. Хрупкая все-таки штука тельце, подумал он, чуть что не так сразу связки рвутся, крутятся диски и позвонки смещаются. От боли требовалось как-то отвлечься, и Бодески попробовал сосредоточиться на самом важном. На движении. И все же… — Но мы щас не на Земле, — заметил он. — Заткнись, — отозвалась Нацуки, — заткнись и топай. Чап послушно топал. Она приняла на себя большую часть его веса. Приходилось горбиться, как Квазимодо из книжки по одному старому мюзиклу, но в целом ничего, жить можно. “Правда, скорее всего, недолго. Вы же теперь убийцы, — шепнуло Чувство Вины”. — Что, мы даже не посмотрим, высоко или низко он полетел? — попытался пошутить Чап. Нацуки устало покосилась на него. — Если хочешь, могу тебя отправить. И пинка для скорости дать. А я не пойду, уж прости. Чап понимал, что он не в том положении находится, чтоб острить. И все равно ничего не мог с собой поделать. — Боишься, что сдует? Нацуки заскрежетала зубами, но и только. Большой прогресс, подумал Чап. Еще недавно она бы треснула его со всей дури чем-нибудь тяжелым, а сейчас уже сдерживается. Великолепная работа над собой, дамы и господа, скоро можно будет выпускать ее к людям. Или… или просто теперь в ней слишком много силы. Чужой, неизвестной, не вполне подвластной силы. Теперь, когда внутри Нацуки сидит Таша, она вполне может одним ударом сносить головы. Полезный навык в преддверии турнира, чего греха таить. — Для того, кто находится на волосок от путешествия на самый нижний этаж, ты слишком много пиздишь, — заметила Нацуки. — Молчу-молчу. Валим. Эта идея пришла как раз вовремя. Внизу послышался топот десятков ног, бряцанье клинков и обрывистые крики. Видать, товарищи Кирока наконец сообразили, что сам он себе такое ускорение придать бы не смог. Чап подумал, что сейчас и им с Нацуки ускорение бы пришлось очень кстати, даже в виде животворящего пинка. Он собрал в кулак все силы, все, что осталось в теле после встречи с Кироком, но этого все равно не хватало. Нацуки с упорством бронепоезда тащила его за собой, и с каждым шагом Чап понимал, что отстает. Каждая ступенька давалась тяжелее — а как еще, если каждый вдох болью отдается? Кое-как они добрались до своего этажа, но там ждала подстава. Двери в их каморки оказались закрыты на ключ. Ну конечно. И Джимми, и Сайори еще отбывают номер на вечеринке у Шао Кана и вернутся не раньше, чем царственному ублюдку надоест издеваться над всеми присутствующими. Так что нескоро. Бряцанье за спиной тем временем прибавило в громкости, к нему добавились и тихие голоса. Кто-то отдавал приказы. В какую же дрянь меня угораздило влипнуть, пожалел себя Чап. Клыкастые уроды прекрасно знали, как нужно расставлять приоритеты. Плитой они совершенно не заинтересовались, а вот теми, кто проделал Кироком дырку в стене — еще как. От однотипного интерьера вокруг зарябило в глазах — факелы, фонари, унылый щербатый камень стен, закрытые двери закружились в танце. Чап озирался в поисках выхода и не находил его. — Че делать будем? — мрачно спросила Нацуки. — Таша советует перебить их всех, но ты в таком состоянии не боец. Да и смысл в чем? Если я начну, тут такая спираль насилия раскрутится, что дворец рухнет нахер. Раньше Чап принял бы эти слова за обычное бахвальство, но сейчас верил на все сто. Глаза у Нацуки горели потусторонним сиянием. Жутковатым. Когда-то давно Бодески угорал по книжкам про йети, НЛО и прочую паранаучную ересь. Да и до сих пор парочка таких лежала в сортире. Часто в этих книжках рассказывали про всякие потусторонние огни с кучей разных названий. Болотные огоньки, огни святого Эльма и все такое. Вот у Нацуки в глазах сейчас горели именно они — Чап мог бы за это поручиться. — Не самая заманчивая перспектива, — заметил он, — я все-таки домой хочу доехать рано или поздно. У меня там кактус неполитый стоит, да и… — Кактусы поливать вообще не надо! — гаркнула Нацуки, — Так что не говори ерунды. Если ссыкотно, так и скажи, я осуждать не буду… — Зато подколок потом насыплешь полную панамку, — проворчал Бодески. За этой перепалкой они выбрались из основного коридора и свернули в восточное крыло и очутились в небольшом холле. Три щелястые деревянные двери да небольшой столик — эдакое офисное место. Наверняка здесь местный охранник сидит, следит, чтоб никто из обитателей этажа не буянил, подумал Бодески. Но сейчас его место пустовало. Как же это кстати. — Ну, куда? — спросил Бодески и поочередно ткнул пальцем в двери. — Да куда угодно, разницы нет, — махнула рукой Нацуки, — только пошли, а то нас застукают. Разницы и правда не оказалось — за всеми тремя дверями обнаружились подсобки. Разве что в двух из них стояли швабры с щетками, а в третьей — два здоровенные кувшины. От них так сильно шибало чем-то едким, аж глаза выедало. — Как думаешь, что это? — спросила Нацуки полушепотом, глядя на кувшины. — Ща узнаем. Чап подошел к кувшину и осторожно опустил в его содержимое палец. “Это ты зря сделал, дружок — немедля отреагировало Восприятие, — а если бы тут была кислота или язва, которая только и ждет возможности человечьей плотью закусить?” Да, поступок опрометчивый. Однако Чапу повезло — внутри плавало обычное жидкое мыло. — Мы забрели в прачечную, — сообщил он Нацуки и улыбнулся, — никакой опасности. Если не боишься, конечно, что мыльные пузыри проникнут тебе в мозг, полопаются там, и тебе вдруг станет до жути любопытно, чем пахнут члены группы Бэ-Тэ-Эс. Нацуки почему-то его энтузиазм не разделяла. — В хуячечную! Вот отрубят тебе башку и на кол во дворе насадят, так потом не жалуйся, понял? Чап хотел заметить, что жаловаться в таком случае будет довольно непросто, но не успел. Тяжелое буханье сапог послышалось уже совсем рядом — поисковая партия вошла на этаж и направлялась к ним на всех парах. Действовать эти бравые ребята однозначно собирались в режиме “найти и уничтожить”. — Ни звука! — Бодески шикнул на спутницу и осторожно прикрыл дверь. Оставил лишь маленькую щелочку для обзора. Он сейчас рисковал, это да, но еще более опрометчиво было бы не следить за этими людоедами. Они нарисовались очень скоро — и минуты не прошло. Пятеро страшил, все с ног до головы затянутые в кожу и металл, словно вышли из клипа хэви-метал группы годов этак восьмидесятых. Каких-нибудь “Джудас Прист” или “Мановар”, Джимми в таком лучше разбирается. Главный (Чап присвоил ему такой статус по шляпе с пером) тут же принялся отдавать приказы. Подручные за дело брались рьяно — двое разом перевернули стол, вытряхнули из него все бумаги. Третий направился в подсобку со швабрами, четвертый — в соседнюю… Чап чертыхнулся. Сейчас их точно обнаружат… особенно если Нацуки не заткнется. А она умолкать и не думала — сыпала проклятиями в адрес всех подряд, включая Рэйдена, Монику и почему-то Рена Тао. Материла их она вполголоса, но тембр ей природа даровала уж слишком пронзительный… Ситуация требовала отчаянных мер. Поэтому Чап шагнул к Нацуки, обхватил ее и зажал рот ладонью. Она протестующе замычала и попыталась ухватить его зубами. — Тихо! — шикнул Чап, — Или ты хочешь с этими ребятами поближе познакомиться? Могу устроить! Нацуки ответила отрицательно… вроде бы. Лицом она уткнулась ему в грудь. Они стояли в обнимку, чуть дыша. Чап наблюдал, как таркатаны переворачивают все с ног на голову, но думал совсем не о том, что будет, когда их неизбежно обнаружат. Почему-то эти невеселые мысли испарились, когда он ощутил, как совсем рядом колотится ее сердце. Вспомнилась меткая характеристика, которую он сам ей дал в участке… “Эта девочка жрет как свин и ругается как старый моряк”. Что-нибудь изменилось с тех пор? Да ни хрена. Оба эти качества оставались на месте. И тем не менее — Ш-ш-ш, все хорошо будет, — прошептал Бодески и с удивлением даже для самого себя погладил ее по спине. Нацуки отстранилась; в глазах у нее плескалось удивление. Чап ободряюще кивнул. Хотя бодриться было особо не с чего. Верзила-главарь неумолимо приближался. Подручные уже закончили с осмотром хранилищ (чего там перебирать, швабры, что ли? смешно же), но этот мудила никуда не спешил. Такое впечатление, что знал, где они прячутся, и просто наслаждался моментом. Однако скоро вдоволь наигрался, и его туша появилась прямо перед дверью. Чап глубоко вдохнул и едва не заорал от боли в пояснице и ребрах. Черт знает, как только сдержался? Наверное, так себя чувствуют раненые спецназовцы, которым хочешь не хочешь, а цели операции надо закрыть. А у него к тому же и объект на руках, который беречь надо. И Чап Бодески собирался это сделать. Тело Нацуки в его объятиях затряслось мелкой дрожью. — Не бойся, — сказал он, — я им полную охапку накидаю. Эт еще что — ты еще в мексиканских барных драках не бывала. Та потасовка в Трес-Кабронес по сравнению с тем, что латиносы творят — посиделки в воскресной, сука, школе… Они отошли в уголок комнаты, прямо за один из кувшинов. Чап прикниул, что если придется, можно будет его перевернуть и посмотреть, а оценят ли эти ублюдки КРУПНЫЙ МЫЛЬНЫЙ ВЗРЫВ. Что-то ему подсказывало, что железные подошвы их сапог резко перестанут быть преимуществом. Таркатан открыл дверь и заглянул внутрь. Бодески видел его клыкастую харю совсем рядом. Так близко, что даже мог бы сколы на клыках разглядеть. А вот стражник будто бы в упор его не видел. Сначала Чап подумал, что он просто прикалывается, продолжает свои нехитрые маневры. Вот щас усыпит бдительность, а потом возьмет да и насадит их вдвоем на клинок как канапе на шпажку. Но этого не происходило. Таркатан вошел в комнату, сделал по ней кружок. Внимательно оглядел кувшины. Даже заглянул в один из них. Втянул воздух крючковатым носом. — Фу, ну и вонища тут, — резюмировал он. Чап стоял ни жив ни мертв, вжимаясь в стену. Тело Нацуки билось в его руках. Черт, да у нее же щас сердце откажет, подумал он. “А ведь этот громила должен был вас заметить! — заявила Логика, — нет, даже не так. Он НЕ МОГ не заметить. В упор же смотрел. А ты на ниндзя не тянешь, братец, уж прости”. Какие тут извинения? Они стояли в двух шагах друг от друга, и если стражник не ослеп накануне… мало ли… паленой выпивки нахлебался или дрочил слишком много, то тогда это можно разве что на чудо списать. Божественное, мать его, вмешательство. — Чисто, — прогнусавил главарь стражников. Нос он зажимал между пальцами, — и не ходите сюда, я ща задохнусь. — Хорошо, босс, — ответил ему нестройный хор голосов. Света вновь стало меньше — дверь в прачечную (их с Нацуки убежище) захлопнулась. Скоро послышались удаляющиеся шаги. Чап, все еще удивленный, подошел к выходу и глянул в зазор. Могучие таркатанские спины исчезали на выходе из зала. Это иначе как чудом не назвать. Может, мыльная вонь их ослепила? Скрыла как туман войны в древних стратежках, все еще популярных в участке (другие просто-напросто на офисных компьютерах не запускались). Или… что если за ними подглядывает божество? И не маргинал, который разве что молниями попердывать может, а настоящее. То, которое всемогущее, всеведущее и при желании способное даровать всякие ништяки. Было бы очень здорово попасть под его покровительство. — Ну что там? — спросила Нацуки из-за спины. Чап сперва хотел сказать, мол, сама-то посмотри, а потом понял — да ей роста не хватает, бедолаге. — Чисто все, съебались, — оповестил Бодески, — думаю, еще минутка для верности, и вылезем. Нацуки потрясла розовой гривой и странно замерла. Бодески обеспокоился. Выносливости у нее поменьше, так что мыльные пары вполне могли отправить коротышку в нокаут. — Нат, ты чего, эй? Он наклонился к ней близко, на расстояние поцелуя, даже дыхание на щеке почувствовал. “Только не грохнись в обморок, умоляю!” — мысленно взмолился Бодески. Тут лицо Нацуки исказилось в смешной гримасе, а через секунду изо рта вылетело громогласное “АПЧХИ”. Чихнула она от всего сердца и смачно окатила Чапа слюной и соплями. После такого можно считать, что душ принял, вон и мыло рядом стоит, хоть завались. — Ох как, — обрадовалась Нацуки, глядя на него, оплеванного и жалкого, — сорян, шеф, такая щекотка в носу последние пятнадцать минут, думала, с ума сойду. — Теперь я благодаря тебе могу не умываться, — проворчал Бодески. Нацуки подбоченилась. — Лучше бы поблагодарил, чучело! Чтоб ты знал, не так-то легко было с этими козлами справиться! — В каком смысле “справиться”? Что ты сделала? — не понял Чап. Она протянула руку и ущипнула его за щеку. — Не совсем я. Таша знает… всякие штучки любопытные. Глаза им отвела. А тут и ее собственные глаза полыхнули. Свирепо так, с вызовом. — И процесс, знаешь ли, такой себе! Думаешь, мне приятно было трястись как китайский вибратор? Ничего подобного! А ты вместо того, чтоб помочь, стоишь и меня лапаешь, козлина! Чап открыл рот, чтобы ответить, но мыльные пары теперь подействовали уже на него. В горле сильно запершило, и он закашлялся. Вдобавок ко всему из глаз брызнули слезы. Скоро таркатанам и не придется их искать, сами помрут от отравления токсичными веществами. Но сначала стоило устранить назревшие недоразумения. Внести, так сказать, ясность. — Я и не думал тебя лапать, я утешал! — выдавил из себя Чап. — Ага, рассказывай, — насмешливо отозвалась Нацуки, — а клешню свою мне в лифчик зачем запускал? — Ага, рассказывай, — передразнил ее Чап, — пиздеж твои слова! На тебе вообще лифчика нет щас! Триумф получился кратковременным — она примолкла, но лишь на мгновение. Почти сразу вернулась хитрая ухмылка. — А вот если бы ты меня не лапал, — подытожила Нацуки, — то даже не знал бы об этом! Какой можно сделать вывод? Правильно! Ты извращенец, свинота и слюнтяй! Припечатав его этим клеймом, она распахнула дверь и направилась прочь. Чап потащился следом. Смиряться с новым статусом как-то не очень тянуло. К тому же не все обвинения казались ему справедливыми. — Ну ладно извращенец, ладно свинота, хер с тобой, к этому я привык, — сказал он ей, когда они выходили в коридор, — но слюнтяй-то почему? Нацуки устремила глаза в потолок, словно пыталась найти там ответ. И, как ни удивительно, нашла. — Потому что нормальный парень сказал бы, мол, ну полапал чутка, и че такого, а ты сразу в отказ. Не круто, шеф, совсем не круто. — Я очень надеюсь, что никто из вас, ребята, не слюнтяи, — сказал за спиной женский голос. Незнакомый… или смутно знакомый? Разбираться не было ни времени, ни желания. Чап резко повернулся в сторону, откуда он донесся. Перед глазами возникла стройная фигура. Синий топ, свободные кожаные брюки, высокие сапоги — незнакомка одевалась по земной моде. А навряд ли Шао Кан, этот гребаный параноик, стал бы держать при себе землянку, не будь она трижды с ним повязана. Значит, вывод можно сделать простой. Перед ним предательница. — Сейчас ты в этом убедишься, — пообещал он и пустил следом свой фирменный кросс в морду. Забулдыги в “Дудке и трубнике” обычно ложились после такого на раз-два и уже потом нарываться не спешили. Однако с этой дамой так не получилось — кулаком удар заблокировала. А так не всякий мужик мог. Что ж, придется показать еще парочку финтов. Если б гребаные ребра не болели. — Опрометчивое решение ты принял, — сказала незнакомка, отбивая еще пару ударов. — Я в курсе, — буркнул Чап, — уже врубился, когда послушал божественного ублюдка. Но теперь… назад… не повернешь. Его прямой летел точно в цель, но так и не достиг ее. Соперница обхватила Бодески за кисть и резко рванула на себя. Он не успел притормозить и с размаху влетел в ее колено животом. Внутри растеклась боль, тупая и горячая. Чап зашипел. Две драки для одного пусть даже долгого дня — слишком много. — Чап, отойди, я этой суке вломлю! — заорала сзади Нацуки. Бодески ничего не ответил. Хотел, но получил в зубы, и запал как-то сразу пропал. А незнакомка прекращать не собиралась. Наградив его вдобавок хлесткой пощечиной, она развернулась корпусом, пригнулась и швырнула Чапа через себя. Он больно треснулся копчиком об пол и застонал. Соперница нависла над ним, в ее руках блеснул кинжал. Скоро его холодный металл уперся ему чуть пониже адамова яблока. — Стой где стоишь, девочка, — медленно сказала незнакомка. — шериф, надеюсь, мы закончили? Полагаю, нам есть о чем потолковать.