****
Был юным мир, цвели холмы Среди звенящей тишины. Когда чиста была Луна — Очнулся Сва́рог ото сна. Он первым по холмам бродил И первым из ручьёв испил, Склонился он над гладью вод, Под ним плыл звёздный хоровод. Легла на воду тень, а в ней Его корона из огней... Он льдом моря и реки скрыл, Оставил мир спать до поры Пока не станет вновь Дажьбог Светить своим огнём-клинком...****
Ужо лето было в закате своему; дубы могучие, липы стройные, берёзы высокие, клёны раскидистые — все уж опадать начали. Во граде Байкальске началася Ярмарка Великая, на коию весь люд окружной съезжался дабы урожай свой расторговать, да год полевой закрывать — далее день Макоши да время Нави Сварожьей, а значит и конец «жизни» активной... В столь странное время князь Байкальска своих воинов собирал; говорили, что дружина помчит по началу зимы в Гиперборею-град — уж больно кочевники разбушевалися в году этом, да ящеры рассвирепели, что ажи город стольный князя землицы южной русской, Михаила Святославича, разворошили, ограбили да пламени придали, а горожан и сельчан в рабы угнали за велику реку Дон, в пустынные степи... В град на озере и Ведеслав путь держал; правда, по причине всяко другой, чем у отца своего — ведун молодой жизни повидать уж больно хотел, но дорога всяко начинаться должна с места великого и крупного. До Байкальска пути ещё 2 дня; не близко, но уж и не так, как было в начале «похода». Ночует юнец где ноги прикажут да Велес разложит свои природные дары... И ни разу во ночи не просыпался, ведь ведун знал — богами он бережённый. Но в одну ночь был вынужден — мчали на конях своих по дороге то ли степняки-кочевники, то ли купецкий люд: кони землю сотрясали с невиданной силой, пламя факелов и ламп освещало тракт ярко, будто Дажьбог днём, а галдёж народный уши закладывал. Речь у них была русская, а, потому, встал юнец из-под травы да мха, отряхнул робу свою, выбежал к тракту. И именно тогда впервые повстречал Ведеслав меня, Анисия Молотова... Я, как и он, тогда был юн, хотя и постарше его; мне уже девятнадцатый год шёл отроду... Ехал я с людом торговым в Байкальск из восточных земель, где реки Припяць да Десна омывают почву своими мягкими водами — рыбу мы там ловили на будущее. У нас в возу было ещё соли да инструментов много разных, что у народов в Полесье брали... И именно оттуда я ехал на родину спустя пару годов обучения делу кузнецкому — отец мой, да освятит его прах Велес, разузнав о моём таланте, не препятствовал да братьям по крови отдал на учение... Именно там я впервые получил свою кличку. Моё «время» наступало... Четыре месяца под владычеством бога-кузнеца... Когда надо готовить всё к зиме, а там и к хотя и не скорой, но весне. А города огромны, а селений море огромное, и всем надо серпы да косы, плуги и много уж чего ещё... Говорят, именно по зиме учащиеся вытворять с металлом дивные вещи становятся мастерами — и не прогадали ведь предки. Окликнул тогда меня Ведеслав, облачённый в своё одеяние, сапоги, да с щитом и копьём своим, коим пользовался как посохом; я коня своего остановил, с седла слез, да осмотрел отрока — было заметно, что сонный он, но горел в его глазах некий огонь... Я прозвал это любопытством — всё же тогда для нас, русов, не было частым явлением выходить за частокол деревни или стены города, ибо все пути кишали разбойничьим отродьем да ящерами, а узреть целый караван — дорогого стоило. —Здравия тебе, славянин, — молвил Ведеслав и протянул руку как-то по-доброму. Я не мог не отказать, но всё же воздержался на время. —И тебе всех благ, странник. Куда путь держишь? —Да в град Байкальский... Повидать мир хочу, в своём городке ничего не интересно, да и чую я там себя не в своей тарелке... — немного досадливо мычал Ведеслав. Ещё бы — руку он всё ещё держал, а я, эдакий глупец, и не ответил до сих пор взаимностью. Да и будто чуял он, что не вызывает доверия у меня. Я правда тогда на миг усомнился в том, кто предо мною; однако, откинув эту суету, голову мою забившую, я молвил: —Что ж, нам по пути, брат по крови. Пойдём со мною; всё равно одному скука по миру бродить. —Уверен, брат? — вопросил Ведеслав, —Ты ведь с караваном... Я благодарю за радушие, но это же опасно. —Опасно бродить в одиночку; к тому же, копьецо твоё, в случае засады, службу сослужит хорошую... — радостно закончил я, схватив наконец-то руку его и пожав крепко, как никогда не жал.С тех пор, можно сказать, мы были не разлей вода целые годы... В глазах его не то, что любопытство ужо горело, а настоящий дух братский — будто не только встретились, но уже всю жизнь вместе странствовали.
—Анисий Молотов звать меня. По кличке — Сын Сварога. —Ведеслав Боянич, сын Кия. Рад знакомству. Оседлал я коня, товарища нового посадил на повозку, что рядом со мной ехала. Сказал что-то своим, да потом наконец-то продолжили путь. Ведеслав оказался славным говоруном; знал он много, молвил красиво и доходчиво, за что уважение заслужил у моих братьев по делу скоро. Путь на конях был куда ближе, чем пеший — ещё сутки езды, и мы на месте. По утру в день прибытия начали небеса землицу припорашивать; на травах сухих иней вылез, лужи померзли, да и видно было — снег идёт, хоть и мелкий. Ведеслав в тот миг, когда увидал стены да башни высоченные, был вне себя от рада; его «городок» был парой дворов, покуда Байкальск на озере великом — настоящий город, с деревянной и даже каменною крепостью, которую нынче ужо, правда, разобрали на стройку нового града на границе с ящурами. Ворота были тогда расписные, красивые, народу была тьма тьмущая, и все уживались во стенах этих. Заехав в город, нас люд встречал; ждали горожане изделий заморских да городов разных, что под хоругвью князей-русов и побратимов были. Мой караван путь держал на площадь, на которой в годы те стоял идолы пяти богам: Сварогу, Свентовиду, Перуну, что точно, как помню, был посередине, Вихрю и Дажьбогу. В то времечко несвободное ходила по землям русов легенда старая, что всплыла, кажется, вместе с новыми свитками Мёртвого моря; писали предки, что явится на землю пятеро, что от угрозы великой спасут... И надеялися, что пятеро этих скоро проявят себя. Но мне на легенды было как-то побоку в те времена... Я начинал свою жизнь взрослого человека; руки мои были прямы и сильны, разум научен хитростям кузнецким, дела в гору идут... И, собственно, мне большего и не надо было; меня должны были по весне женить на известной сказительнице из города на Байкале, труд меня закалил, перед предками я «долг» свой выплатил — дело рода не забросил, а развил, уму разуму набрался... А, потому, держал я путь в трактир; новое явление по тем меркам — до того такие гостевые дома были лишь далеко на Западе, в землях половецких и даже польских, но уж точно не нас, русов. Шёл я конечно не один, а с новым своим другом — тот тоже был не против испить мёду да квасу. Ели, пили, о жизни своей говорили. Он поведал мне свою историю, а я ему — свою. Свою — о рождении, об отце, которого, к несчастью, я рано потерял, о труде своём, о навыках, о князьях, при которых служил... И о любви своей — той, на которой меня и хотели женить. Рассказал ему и о том, что сейчас она в Византии должна быть, ведь хотя и сказительница, но её мастерство обращения с луком удивляло даже царских греческих воинов... Ведеслав слушал меня внимательно, думал, иногда вставлял свои мысли, которые местами казались мне чушью собачьей, но во многом мы были похожи — всё же, дети людей своего дела мы. Однако, когда немножко уже перебрали мы с квасом, что бел был, как сок берёзовый, нахмурился он; явно был беспокоен. Даже, помню, говорил он мне: «Чую неладное что-то. Где мне с князем молвиться можно?» Я в ту пору опешил. Нет, конечно я слыхал об отце его, Кие, дружиннике княжеском и видном, но так резко? Но пришлось помогать; всё же, не бросать же было мне его в неизвестном городе. Отвёл в ночи уже к воеводе, что за порядком в городе лично следил, объяснил — ну и отправил тот Ведеслава к князю; всё же, володетель града и земель окружных и не против был с юным отроком повстречаться перед отходом дружины. Главою землицы в то время был некто Игорь Святородич — славный малый, заменивший своего отца, прошлого князя, Ольгерда, ушедшего давно куда-то за бугор в поисках славы. Игорь состоял на службе у владыки Гипербореи, а, потому, и собирал войско — дать бой чешуйчатым отродьям хотел уж очень сильно. —Здравия тебе, княже! — через все деревянные хоромы крикнул радостно Боянич, обращая на себя внимание юного владетеля землицы окружной. —Ведеслав, сын Кия Боянича? И давно ты в Байкальске? Садись, дело к тебе есть. Двое уселись по разные стороны деревянного стола. Обоим принесли еды да выпивки — целый бочонок водицы озера великого. У нас на Руси всё же всегда гостей приветствовали хлебом с солью, а уж если правитель дело имеет к кому-то и приглашает радушно к себе — так и вовсе не скупится. —Слушай, воин, мою просьбу. Отец твой, Кие, по началу зимы со мной и дружиною в Гиперборею поедет. Но есть у меня дело, которое я из-за наглости ящерской сделать не успею — мне послать надо гонца в Царьград, дабы он письмо царю доставил. А так как отцу я твоему доверяю, будь другом — окажи пользу княжеству! —Царьград? А разве нас, русов, ко вратам их после набегов наших предков, пустят? —Чтобы пустили, надо сесть на корабль, что в Тмутаракани. Там есть мой знакомый давний, Работай — тоже воин, и в землях византийских его ценят и уважают за прямой ум да смелость, что даже у богатырей не сыщешь. Скажешь ему, что дело есть в граде стольном царском, и всё будет любо. —Коли князь просит, не повадно отказаться будет, а уж тем более от пути в город великий! — весело воскликнул Ведеслав, встав аж из-за стола, —Князь, коли благословляешь меня в поход, я приму твоё слово! —На том и решили! Сергей, выдай воину юному письмо! Вышел к Ведеславу юнец того же года, что и сам ведун, облачённый в росписной костюм — сразу видно — человек красивого языка и сильного ума. В руках у него была дивная грамота, сокрытая в металлическом корпусе... Явно кузнец дивный ковал. —Вручаю! Чем раньше царь Византийский узреет, тем лучше! В нашем деле нужен спех; всё же, дело важное — ящуров одолеть! —Волю я твою понял, князь! Исполню, или погибну! —Не надо погибать, ты уж постарайся, — усмехнулся князь юный, —И не стесняйся не один идти; думаю, кто-то да составит тебе компанию по своему желанию! В Байкальске живут люди добрые и любопытные, так что не пропадёшь! И к кому, конечно же, мог обратиться посланник княжеский, если из местных знает лишь одного человека? Правильно... Когда я уж спать собирался, постучал ко мне в двери юный отрок, и, уже сильно опьяневший, выпалил: —Анисий-брат!.. В путь меня дальний отправляют, да один не справлюсь! Пойдёшь ли ты со мною? Ну а что я? Раз уж в Царьград — так может невесту свою увижу поскорее; давно хотел её наконец-то встретить вновь. —Знай, брат Ведеслав. В этом походе, мой молот с тобой, — кивнул я, вытащив из-за печи свой двуручный, тяжеленный молот, которым я, обычно, ковал... Но тогда времени не было выбирать, что брать — потому, именно родненький инструмент стал мне оружием. А уж потом, по утру, и готовиться начали: собрали коней, оделись под стать людям деловитым, не бродягам... Да по итогу выехали из запорошенного города под полдень...Путь наш лежал в Тмутаракань...