Коноха. Август, 22 года после рождения Наруто.
Redbearry — Бросай
+++
Какаши проводит с ними все больше и больше времени. Он приходит и уходит, пока Саске нет дома. Сакура начинает подозревать, что с тем, как у него получается не сталкиваться с некогда любимым учеником, он точно знает, когда его нет. Анбу, что ли, приставляет к их дому? Даже если это и так, то ей все равно. Она оказывается ужасной эгоисткой, нагло пользующейся тем, что дает ей Рокудайме: им самим. Вряд ли кто-то еще может похвастаться чем-то подобным, и Сакура держит язык за зубами. Пока что. В ее жизни все вдруг внезапно становится слишком сложным, нужно упростить, но она все медлит и медлит. Сакуре как-то не хочется допускать ошибок и рубить с плеча. Хотя, с другой стороны, может, если бы она перестала обо всем так много думать, то ей самой стало бы легче. Любовь к Саске она несла в себе долгие годы, подпитывая ее пустыми мечтами и откровенной ложью. Все наладится, они будут вместе, они полюбят друг друга, у них получится прекрасная семья. Ей самой от себя же и смешно. Прекрасная семья у нее получается с Какаши, который начинает уходить с работы в адекватное время и приходит к ней то с пакетами, полными продуктов, то с чем-то уже готовым и помогает ей по дому и с Сарадой. Сакура не спрашивает, зачем это ему, подозревая, что в ответ получит фальшивую улыбку и что-то о том, что это его долг как их учителя. Она не думает, что сможет сдержаться и не разбить ему нос, если такое услышит, а его нос ей очень даже нравится. Кажется, она даже любит его нос, его лицо и вообще его целиком, потому что радуется Сакура не возвращению домой Саске, не тому, как он опасливо и как-то неохотно берет на руки дочь. Она даже не радуется, когда Саске уделяет вдруг внимание ей самой, от него Сакура предпочитает сбежать на работу, — она не возвращается пока ни к каким миссиям, только снова берет смены в госпитале, наконец-то чувствуя себя собой, — оставив Сараду своим родителям, потому что особой веры в Саске у нее нет. Ей даже мужем его назвать сложно, потому что это шутка какая-то, а не брак. Зачем она вообще согласилась? Сакура прекрасно понимает, что продолжаться долго так не может. Ей нужно принять какое-то решение, определиться с тем, что она хочет. Ей двадцать два года, пора уже нести ответственность, в том числе и за дочь, которую родила. Сарада занимает ее мысли не меньше, чем кто-либо еще, а то и больше: Сакура понимает, что ей нужно думать не только о себе, но и о малышке. Как ей поступить, чтобы хорошо было им обеим? Как ей поступить, чтобы у нее было счастливое детство, и выросла она в Хи но Иши, а не в Никушими но Норои. Меньше всего Сакура хочет, чтобы проклятье ненависти Учих отравило сознание Сарады так, как сделало в свое время с самим Саске. Почему она просто не осталась в Конохе, почему не осталась с Какаши, когда могла? Потому что он не предлагал, точно. Они же делают вид, что ничего не было. Только вот с каждым его визитом к ней притворяться становится все сложнее и сложнее. Сакура не может не представлять свою жизнь с ним, потому что Какаши, какого бы он сам ни был о себе мнения, ведь замечательный. В те нередкие дни, когда Саске нет, это он убаюкивает или кормит Сараду, это он суетится с Сакурой на кухне или помогает ей убираться. Это он вешает полку в коридоре, с ним она покупает занавески на кухню, он напоминает ей поливать подаренный Ино цветок. Сакура играет в семью не с тем, кто по всем документам приходится ей мужем, не с тем, от кого родила дочь. Это уже даже не смешно, потому что Сакура устала. Она устала избегать Саске, чьи прикосновения ей становятся неприятны, хотя раньше она только о них и мечтала. Она устала украдкой касаться Какаши, по которому скучает так отчаянно, что только при мысли о нем начинает глупо улыбаться. — Что, Лобастая, мечтаешь о муже? — дразнит Ино, заглядывая в кабинет и замечая ее выражение лица. — Давай, ты не будешь мочить тут стул, нам всем на нем еще сидеть! Если бы только ее трусики и стул мокли от мыслей о Саске. Сакура заставляет себя рассмеяться, потому что признаваться в том, что у нее брак трещит по швам, а все мысли о Рокудайме, почти стыдно. Именно в этом сочетании, а не из-за Какаши. Тут-то ей стыдиться нечего? Ей двадцать два, ему тридцать пять, он красивый, умный, вежливый, он любит ее дочь, он… Любит ее? Сакура ловит на себе его взгляды, чувствует, как порой он ласково поправляет ей волосы или придерживает за локоть, но делать выводы не спешит. В Саске она была влюблена, а Какаши, кажется, любит, и Сакура боится опозориться. Ей и так стыдно за то, сколько раз он видел ее расклеившейся из-за другого, сколько слез стер с ее щек и сколько раз обещал, что все будет хорошо. И ни разу ведь слово свое не сдержал. Хорошо бы было, не отпусти он ее с Саске. Она перекладывает на него ответственность, хотя прекрасно понимает, что это было ее решение. Не сказать, что взвешенное, но ее. Все равно Сакура тогда никого не слушала. Она, все-таки, страшная дура, поискать такую еще надо. И, как полная дура, она едва не сносит с петель дверь, когда на следующей смене узнает от Кая, что Какаши поместили в одну из палат. Кажется, с переутомлением, кажется, ничего серьезного, но Тсунаде-сама решила перестраховаться и подержать его несколько дней под присмотром. Присмотр осуществлять вызывается Сакура, у которой и в мыслях нет позволить кому-то еще наблюдать Какаши. Сама справится, в конце концов, это ее учитель и любимый мужчина. Почему-то у нее каждый раз все начинается с собственной привязанности, только вот в этой признаться тяжело даже себе самой. Слишком много разом можно испортить, если выяснится, что и в этот раз она себе все придумала. То, что Какаши пытается увильнуть от лечения, ее не удивляет. Сакуру больше удивляет то, что он позволяет ей с ним возиться. Госпиталь он, если она верно помнит, ненавидит всей душой, но в последнее время нет-нет, а заглядывает к ней даже сам. Лучше бы на осмотр, вместо того, чтобы просто убедиться, что она не перерабатывает. — Все, я сама буду следить за тобой. Переутомление, ну надо же! — причитает Сакура уже в день его выписки, точнее в вечер. — Говорила же, чтобы ты лучше за собой смотрел. Еще и со мной и Сарадой возишься… нельзя тебе спать на диване. Он неудобный. — Диван как диван, а помогать вам мне в радость, — Какаши улыбается, но Сакуру эта улыбка неожиданно злит. Она скрещивает руки на груди и смотрит на него, прищурившись. — Что такое? Сарада-чан славный ребенок, а ты… — А я замужем за Саске, — припечатывает Сакура и ликует, когда не ожидавший этого ответа Какаши морщится. Неприятно, значит? — Я замужем, только почему-то как мой муж себя ведешь ты. Взгляд у Какаши почти такой же потерянный, как бывает порой у Наруто, когда он знать не знает что делать. Только вот Наруто двадцать с небольшим, а этому — за тридцать. Сакура делает глубокий вдох и перечисляет про себя все свои достижения: лучшая ученица Тсунады-сама, единственная способная повторить все ее техники куноичи, героиня войны, лучший ирьенин Конохи. Этот список придает ей уверенности, потому что она собирается дополнить его двумя новыми пунктами, одним из которых станет «мать лучшей девочки Конохи», а второй — «любимая женщина Рокудайме». Это не Саске редкий зверь, а Какаши, потому что второго такого точно нет. — Я хочу тебя, а не его, — Сакура целует его сама, притягивает к себе за ворот темной водолазки, чтобы даже не думал отстраниться. — Мне нужен ты, а не он, — она целует его так отчаянно, как только может, сразу же сходит с ума от того, что вот он, тут, наконец-то с ней и никуда уже не денется. — Пожалуйста, Какаши. Взгляд у Какаши темный и восторженный, прикосновения осторожные ровно до того момента, как Сакура не стягивает с себя белый халат и следом же розовую тунику. Все те фантазии, которые у нее были, меркнут на фоне того, что она испытывает сейчас. Все те воспоминания, которыми она жила все это время, не могут сравниться с тем, что получает она сейчас. Сакура думала, что это она соскучилась и изголодалась, но она ошибалась: Какаши накидывается на нее всего лишь после небольшого толчка. Он прижимает ее к столу, подхватывает под ягодицы, сажая на него, и опускается поцелуями все ниже и ниже. Сакура эгоистка, поэтому вместо того, чтобы попросить его не торопиться и не перенапрягаться, она только поощрительно стонет и закидывает ноги ему на плечи. Саске никогда ее не лизал, у него и мысли такой не возникало, а ей и просить не хотелось. Какаши — другое дело. Его она просит и умоляет, почти трется о его лицо, вскрикивает, когда к языку присоединяются пальцы. Его имя стоном отскакивает от стен, когда она кончает первый раз. И второй раз, когда Какаши целует ее мокрыми губами, проникая языком в рот, толкается в нее, еще пульсирующую и чувствительную. Сакуре должно быть неприятно, но она только притягивает его ближе к себе, раздвигает ноги так, как он хочет, и стонет, стонет, стонет. Ей жарко и душно, ей хорошо до слез, ей не хочется его от себя отпускать. На третий раз Какаши становится грубее, и Сакура теряет голову настолько, что свою силу совсем не рассчитывает. Она лежит грудью на столе, тяжело дышит и на особенно резком и глубоком толчке ударяет кулаком по деревянной поверхности. Какаши только чудом успевает ее подхватить, иначе бы они упали на груду обломков. Кончает Сакура, смеясь, и тянет к себе Какаши за поцелуем. — Что теперь? — спрашивает он, пока они одеваются. Сакура крутит в пальцах свои промокшие до нитки трусики и кидает их ему. — Я развожусь. Это самое правильное ее решение за последние два года.Коноха. Сентябрь, 22 года после рождения Наруто.
Rihanna — Diamonds
+++
В свое счастье Какаши не верит ровно до тех пор, пока они с Сакурой не съезжаются. Ему, правда, приходится, поискать новое жилье: его собственная квартира на троих никак не рассчитана, а жить в арендованном Саске доме Сакура напрочь отказывается. Какаши как во сне ходит, делая вид, что не замечает смешков того же Генмы, первым узнавшем об изменениях в личной жизни Рокудайме. Оно и понятно: Генма один из его близких друзей, к тому же, телохранитель Хокаге. Вторым узнает Гай, к счастью, умеющий держать язык за зубами. Его лучший друг только кажется болтуном, но на деле очень хорошо понимает, что и кому нужно говорить, а что нет. Они узнают первыми, а Какаши ждет и не верит, что все пришло к тому, что они с Сакурой и Сарадой будут жить вместе. Он, честно говоря, даже не удивился бы, явись на следующий день Сакура в его кабинет и заяви, что все произошедшее было ошибкой. Какаши привык к тому, что удача не так уж часто улыбается ему, поэтому полагал, что и в этот раз все будет без изменений. Но нет, ничего плохого не случается, даже странно, а Сакура действительно появляется у него в кабинете, но вечером, требовательно притопывая ногой и кидая очень красноречивые взгляды на висящие над дверью часы. Вместе они забирают Сараду у ее родителей, и Какаши впервые чувствует себя перед ними настолько неловко. — Что ты им сказала? — спрашивает он, когда они переступают порог дома, из которого Сакура уже планирует съехать. — Про вас с Саске? — Что развожусь, что я еще могла сказать? Мама предложила на радостях выпить. Саске ей никогда не нравился, — хмыкает Сакура, включая в гостиной свет и ставя сумку с вещами дочери на журнальный столик. — Она, кстати, спросила, не к тебе ли я ухожу. — А ты что? — Видимо, опасение в его голосе звучит очень уж явно, раз девушка оборачивается и смотрит на него как на дурака. — Я сказала, что именно так. Или ты передумать успел? — Она чуть хмурится, и Какаши спешит покачать головой и крепче прижать к себе Сараду. Он уж точно не передумает, ни за что и никогда. — Ну, вот и славно. Положи ее, пожалуйста, в кроватку. Мама сказала, что покормила и переодела ее, так что можно расслабиться. Какаши устраивает Сараду в люльке, поправляет ее одеяльце, но не отходит. Девочка едва заметно хмурится до тех пор, пока мозолистые пальцы не начинают поглаживать ее по животу. Ей нравится ласка, ей нравится, как ни странно, быть на руках у Какаши. Его все подмывает спросить, как Сарада ведет себя с отцом, но ему кажется, что Сакуре неприятно об этом будет говорить. Знает же, что Саске, не сказать, что особо ею занимался. Где он, кстати? Вернулся в ту квартиру, которую ему когда-то выделили? Или решил переночевать у Наруто? Хотя, вряд ли. Если Какаши хоть немного знает Саске, то тот предпочтет спрятаться где-то подальше от всех. Так что он, скорее всего, ушел в какой-то из схронов Орочимару. Его все тянет к наставнику и к старой команде, которая, кажется, не сказать, что преисполнена по отношению к нему какими-то теплыми чувствами. Саске хотел стать одиночкой, одиночкой он и стал. — Ты чего так долго? Сарада проснулась? — спрашивает у него Сакура, когда он заходит на кухню. — Позвал бы меня, а сам отдохнул. — Она спит, все в порядке. Сакура, что именно ты сказала Саске? — Какаши подходит к ней сзади и обнимает со спины. Сложно поверить в то, что теперь у него есть полное право это делать. Он вдыхает аромат вишни, миндаля и корицы, когда устраивает подбородок на ее плече. — Просто, чтобы я понимал, как себя вести. — Я не сказала ему про нас, — Сакура чуть поворачивает голову, подставляя губы для короткого поцелуя. — Чтобы скандала не было. Он согласился на развод и сказал, что собирается на какую-то долгую миссию. Я думаю, что при посредничестве самого Хокаге все документы можно будет оформить за пару дней, разве нет? — Разве да, — соглашается Какаши и улыбается, целуя ее в шею. — А мы с тобой… — Разведусь, и мы с тобой. Я отсюда съеду, как только что-то найду. Не хочу тут оставаться, — она кривится. Видимо, каких-то хороший воспоминаний у нее тут не осталось, раз хочет как можно скорее сбежать. Какаши ее нисколько не осуждает. Он облизывает губы, прижимает ее к себе крепче и наскребает смелость, чтобы продолжить разговор. Смешно — он не боялся мальчишкой кинуться на Орочимару, но перед Сакурой, которая младше него на добрых тринадцать лет, робеет, подбирает слова. Выходит плохо, поэтому он решает просто сказать как есть. — Переезжай ко мне, — говорит он, тут же вспоминая свою квартиру. — Я имею в виду, что мы можем вместе выбрать, куда переехать. Сакура разворачивается в его руках и устраивает ладони у него на плечах. Она ниже него, но он очень хорошо знает, насколько она его сильнее. — Уверен? Не хочу, чтобы ты потом решил, что поторопился, — смотрит она спокойно и серьезно, ничем и никак не подталкивая к какому-либо ответу. Хочет, чтобы решение было действительно взвешенным. Какаши может ее понять, потому что с Саске она уже обожглась и вряд ли хочет опять оказаться в похожей ситуации. Обиды за эти сомнения он не чувствует, потому что сомневается девушка никак не в нем самом. Она просто хочет поступить правильно, чтобы потом никто из них ни о чем не жалел. — Можно подождать. Можно, но зачем? Ему уже нет никакого дела до того, что про них скажут люди. Плевать, что скажут люди, он хочет быть счастливым. Ему же можно, правда? — Я ждал с самой войны. И так уже достаточно времени потерял. — На лице Сакуры расцветает сама счастливая улыбка, которую он когда-либо видел, и ее щеки вспыхивают тем самым довольным румянцем, который прежде Какаши видел только когда речь заходила о Саске. Улыбку он сцеловывает с ее губ и ее же потом чувствует у себя на плече, когда они устраиваются вдвоем в постели. Сакура шутит, что кровать ее, потому что Саске не так уж и часто ночевал дома, но Какаши все равно хочется поскорее переехать. В новом доме все будет их общее, даже намека на Саске они не оставят, а Сарада в первую очередь дочь Сакуры и, если уж на то пошло, Какаши. Он думал, что девочка будет ассоциироваться у него с ее отцом, но он оказался сразу покорен ее серьезными глазами. Сарада могла вырасти с одной только матерью, но теперь этого не случится. Раз Сакура хочет видеть его рядом с собой, то отказать ей он не может. Слишком слабый, слишком эгоистичный, чтобы отпустить ее. Один раз он ведь попробовал, когда не остановил ее, о чем жалел потом слишком долго. Да и она сама не была рада тому, что ушла с Саске. Какаши вспоминает своего собственного отца и дает себе обещание, которое сдержит во что бы то ни стало: всегда быть рядом со своей семьей. Он и так слишком часто и много подводил тех, кто ему дорог, хватит. Ошибки прошлого исправить он не в силах, но вот не совершать новые — вполне может. Только им точно надо найти дом, в котором им втроем будет хорошо. Что-то уютное и с небольшим двориком, в котором Сарада сможет играть и потом тренироваться. Она ведь тоже станет шиноби, как и ее родители, будет самой умной девочкой, закончит академию первой в десятке… и, видимо, окажется в команде с Боруто. Сын Наруто и Хинаты ведь тоже пойдет в академию, на радость Ируке-сенсею. Почему-то эта мысль заставляет Какаши начать посмеиваться. Сакура поднимает голову и смотрит на него с любопытством. — Что такое? — спрашивает она, устраиваясь на нем сверху и улыбаясь, потому что ладони Какаши тут же ложатся ей на поясницу. Ему нравится к ней прикасаться. — Просто подумал, что Боруто будет доводить Ируку-сенсея и заодно Сараду, — хотя с Ируки и станется этому умиляться. Наруто он обожает, это был, есть и будет самый его любимый ученик, пускай нелюбимых у него и нет. — У Ируки-сенсея, серьезно? Да у него иммунитет. После Наруто ему ничего не страшно, а Боруто может пойти и в Хинату, если даже не в Неджи, — фыркает Сакура, закатывая глаза и подушечками пальцев очерчивая контур его губ. — А вот Сарада будет умницей. — В тебя, — Какаши нравится, как она вспыхивает довольством от любой его похвалы. Надо было ее больше хвалить, но когда он был ее учителем, то его больше волновали Наруто и Саске, особенно последний, в котором он так часто замечал отголоски самого себя. Что ж, теперь он может делать ей столько комплиментов, сколько пожелает, и хвалить ее хоть с утра до ночи. Он счастлив, что она здесь с ним, что выбрала его из всех, кто мог поймать ее взгляд. Какаши все еще не уверен, что достоин ее, — наверняка же есть те, кто намного лучше, — но собирается сделать все возможное и невозможное, чтобы она о своем решении никогда не пожалела. Развод оформляют в рекордно короткие сроки: два дня. Саске покидает Коноху через три, даже не заглянув к Сараде. Какаши видит, что Сакура этим недовольна — как бы она ни относилась к нему, дочь у них ведь общая; или нет, теперь это уже не его дочь, раз он так себя ведет, — и старается отвлечь ее переездом. Он находит подходящий дом, и они начинают переносить вещи. Генма улыбается ему, перекатывая сенбон во рту, когда замечает на столе Хокаге две новые рамки: Сакура с Сарадой на руках на одной фотографии, и сам Какаши с ними обеими на второй.