strawberry chainsaw

      Второй раз предлагать не надо.         Голова Денжи несколько раз дергано кивает. Кровь уже начала густеть, но, видимо, не на долго. Зрачки как приклеенные. Аки пыхтит как будто на десятый этаж только что по лестнице поднялся, розоватая кожица губ подсыхает на горячем воздухе и того и гляди снова лопнет. Денжи представляет это и у него обмякают колени.       Подается вперед, подхватывает Аки рукой за шею, устраивается удобнее. Его подростковая задница слишком худосочная и Аки кривится от неравномерного давления острых костей. Скрипит пружина.         И это первый не животный звук в этой комнате за последнее сколько-то времени. Глаза Аки скользят вбок, но тут же возвращаются на место, он расправляет плечи, выгибает грудную клетку; в позвоночном столбе хрустит. Денжи завороженно наблюдает за всеми его движениями, неосознанно поглаживая большим пальцем ямку в основании черепа под потрескивающими корнями волос. Шум грохочущего сердца, кажется, отдается даже в кончике носа.         От предвкушения подташнивает.         Аки слегка вращает затекшей кистью, дергает вспотевшую фактурную ткань галстука к себе и отпускает. Его собственный галстук все еще идеально завязан и даже не помялся, а воротничок сверкает чистотой. Упавшие на лоб волосы волнятся от влажности. Под вздернутой челюстью мелко дрожит кожа над проступившей артерией. Денжи поглощает это все какими-то урывками, как в полусне. Аки отклоняет голову назад и слегка отворачивается, затем медленно надкусывает губу и подставляет Денжи лицо. Глаза скрываются под тонким пологом век. — Только не отгрызи мне ничего. — просит он тихим голосом, и Денжи заторможенно кивает. Он пока не понимает, что ему делать, будто данное вслух согласие непоправимо меняет положение дел. Еще и эта показная жертва. Ему кажется, что Аки закрывается от него невидимой газетой, устремляет взгляд вдоль улицы к блестящим на солнце крышам. И выражение лица у него опять привыкшее и отчужденное.         Все не так.         Денжи хочется его встряхнуть, снова увидеть, с каким удивленным интересом Аки пускает его в себя. Ни госпожа Макима, ни Химено на него так не смотрели. И именно этот взгляд поджег у Денжи что-то между поясом и пупком. И если он все сделает правильно…         Денжи выгоняет липкие мысли, страдальчески хрипит, ворочается. Мерзкая пряжка чужого ремня больно впивается во внутреннюю сторону бедра даже через брюки, и Денжи двигает тазом выше, не обратив внимания, как хлопнули ресницы Аки. — Ты там уснул что ли? — спрашивает тот с напускным безразличием, рассматривая потолочный плинтус. Денжи сглатывает, немного толкает затылок, вынуждая приподнять голову, и осторожно, с боку, с самого краешка собирает укатившуюся уже на шею каплю, ведет языком вверх и затихает в уголке губ. Долизывет остатки на горле. Вкус мгновенно бьет по всем рецепторам, в кишках тяжелеет. Аки описывает глазами абстрактный полукруг, выдохи его становятся быстрыми и резкими. Руки, безвольно лежавшие на скомканном покрывале, поднимаются, но замирают в нерешительности, стараясь не касаться приникшего тела.   — Кусай. — говорит Аки спокойно, но Денжи несогласно бубнит. Короткие волоски за ухом встают дыбом, Аки инстинктивно уводит чувствительную зону подальше от острых зубов, закашливается. Денжи кладет пятерню свободной руки ему на грудь, пресекая нежелательные перемещения под собой, и втягивает кровящую нижнюю губу в рот, чувствуя, как податливо расслабляется крепко сжатая челюсть.         Мозг окатывает током. В темноте зажмуренных глаз все расцвечивается бледными оранжевыми и зелеными пятнами. Денжи извивается, не в силах справиться с обилием чувств, сглатывает натекший полный рот с томным вздохом. Аки лежит неподвижно, но пульс у него бешеный, на лбу испарина. — У меня затекло…все. — говорит он негромко и вытягивает икры и стопы до характерного щелчка. Денжи чувствует, как уплотняются друг за другом тренированные сухие мышцы, и испытывает почти скотский кайф. Плещущиеся в нем электрические волны наслаиваются друг на друга, опадают на дно жгучим порохом. — И у меня. — врет, чтобы приподняться и практически лечь животом, упершись коленом прямо под скрытую штаниной ягодицу.         У Аки пересыхает в глотке. Это больше не похоже на кормежку лишенного сил демона. Лишь бы только Денжи не ляпнул какую-нибудь хуйню.   — Аки. — говорит Денжи таким тоном, что все становится ясно. Ему явно обглодают сегодня лицо. Аки думает об отчете о нарушении полномочий, который придется писать, и том, как скоро они отсюда выберутся. И о том, сколько Денжи нужно будет выпить из него. Кофейную чашку или литровый пакет? — Да? — отзывается он не сразу и оказывается загнан в ловушку. Язык Денжи, задевая щиплющую ранку, мажет его небо, исчезает, вновь забирается внутрь. Губы, до этого мягкие и достаточно слюнявые, становятся жесткими и настойчивыми. Он вытягивает шею, вдавливая Аки головой в подушку, бессистемно прихватывает острыми зубами.       Организм сообщает, что находится под угрозой, обостряет зрение и нюх. Аки, скорее рефлекторно, перехватывает Денжи поперек торса и поражается исходящему от него жару.         Это поцелуй.       Худший из тех немногих, которые Аки было суждено испытать. Уродливый, как и все в голове у Денжи, замешанный, как кислое тесто, на выживальщицких инстинктах и голоде, но все же поцелуй. И то микроскопическое, что осталось в Аки от молодости и отпущенного срока, отзывается с разрушительной мощью. Он плотно зашторивает изнутри глаза, отпускает бока Денжи, подтягивает локти, опершись на них, и отвечает со всей, по крупицам хранимой долгие годы, жадностью.         Градус безумия, происходящего в локально взятом номере бесконечно зацикленного отеля, стремительно возрастает.         На миг Аки представляет, как Макима облизывает Денжи пальцы. Тонкие красивые губы блестят, глаза у нее сверкающе прекрасны под пахнущей амброй и сандалом косой челкой, но выражение у них хищное и обернутое вовне. Она никогда не дает почувствовать свое присутствие, даже если находится на расстоянии протянутой руки.       Аки ежится.       А Денжи наоборот — рот приоткрыт, на щеках румянец. Он, болван, уже минуты две как не дышит, потому что просто забыл об этом. Взъерошенные волосы наэлектризованы, лопатки сведены. Он не моргает, следит за каждым движением Макимы, и готов так просидеть целую вечность. То, что с ним происходит, не должно, не могло никогда произойти. И тем не менее.         А сейчас?         Аки распахивает глаза, чуть повернув голову. Денжи, отлипнув от него, шмыгает носом. Его нехитрое сознание перегружается множеством новых и неопознанных команд от различных органов восприятия. Он несколько раз с трудом глотает, выдергивает из-под Аки руки и сжимает ладонями щеки, пряча в них лицо. Выпрямляется, опять давя костями не там где надо. Аки чувствует его смятение, но вместе с тем немного болезненное удовольствие, потому что глаза у Денжи туманятся, хотя он старательно скрывает это. Тут застыть и не отсвечивать у него не получится.   — Ну? — Аки прочищает горло и рассеяно крутит в руках пуговицу рубашки, чтобы чем-то снять все возрастающий мандраж. Внутри него словно затлела промасленная бумага. Денжи прогибается, Аки возводит ни к кому не обращенную молитву, чтобы этот кретин прекратил, потому что ну невозможно совершенно. В конце концов, контролировать такие отклики он не учился ввиду отсутствия необходимости. Да и другие люди в квартире, к тому же этически не обремененные, не предрасполагали в активной половой жизни, пусть даже и в одностороннем порядке. Он много об этом думал в контексте неожиданно больно пырнувшего вопроса «а свой давно видал?», пытался припомнить когда, но полноценного воспоминания не откопал. Так, спонтанное волнение тут и там, быстро сходившее на нет.   — Ты наелся? — Мммхм-м-м? — неопределенно сообщает Денжи. Затем опускает подбородок и смотрит как-то не читаемо. Аки подбирается. — Аки, я же наполовину демон, правильно? — вид у него… Аки настолько поражен, что даже пропускает вопрос мимо ушей.       Что это за эмоция? Морщинки у глаз, ресницы полуопущены; плечи разведены, как будто Денжи вот-вот встанет в стойку. На каждом острие верхнего ряда зубов, погруженного в прикушенную нижнюю губу, переливается жемчужный блик отраженного света.         Игривый, вот он какой сейчас. Аки хлопает глазами.         И не искусственно, повторяя за кем-то другим, а самым что ни на есть своим уродским способом. Искренне и просто. Протягивает себя на открытой ладони вместе с налипшими бумажками, трухой и соломой. А ведь у него, скорее всего, никогда не было никакого сексуального опыта, и он даже не понимает, что уже перешел границу.         Аки делает глубокий вдох, приструнивая подпрыгнувшее сердце, откашливается. Нащупывает чужую коленку. — Без сомнения. А почему тебе это пришло в голову? — Ну, — Денжи отклоняется назад и Аки выпускает из легких весь воздух, надеясь, что это не прозвучало как стон. — Я подумал, что раз я не совсем человек, то и «прилюдно» это назвать нельзя. — Что? — глупо спрашивает Аки, хотя уже знает ответ, и от этого его корежит щекоткой возбуждения. Подушечки пальцев приобретают сверхчувствительность и ему так адски хочется ими сейчас потрогать что-то голое и горячее. И очень хочется расстегнуть ремень. — Ты совсем тупой? — с недоверием уточняет Денжи, дергает плечом и, наклонившись, снова целует. Все так же, будто в последний раз. И пока Аки отвлекается на вселенную влажных касаний, руки Денжи ползут ему под пиджак, неумело пробираясь сквозь застегнутую на все пуговицы рубашку.