***
Сейчас Чимин понимает, что пять лет назад был влюбленным дураком, игнорировавшем очевидное. Чонгук по натуре своей был жесток и беспощаден. Таким же королём он и стал. Владея самой сильной армией на континенте, Чонгук никого не боялся. По его мнению, последнее слово всегда было за сталью. Молодой волк никогда не проигрывал, и в этом была его слабость. Чимин так отчётливо ощущал ее, что мог потрогать пальцами. Чонгук был неосторожен. Как на мировой арене, так и внутри собственной страны. Он не замечал деталей, которыми дорожили дворяне, а если и замечал, то игнорировал, потому что не видел в них угрозы. Но Чимин его никогда не боялся. Чонгук любил его и их детей, часто делал им подарки, но со временем Чимин перестал видеть в них искренность. Альфа часто отсутствовал дома, потому пытался заменить своё внимание бездушными вещами, которые делали только больнее. Их ночные прогулки случались всё реже, а теперь Чимин и не мог вспомнить, когда они в последний раз беззаботно гуляли вместе. Обязанности перед королевством поглотили их. Чимин порой находил себя, когда проводил время с детьми, Чонгук же иногда казался потерянным полностью. Они всё ещё жили в одной комнате, спали в общей кровати и делились друг с другом теплом под одеялом, но это быстро стало обыденностью, чувствовать чужие объятья во сне — чем-то привычным, и больше не приносило тех эмоций, которыми в первое время упивался омега. Чимин любит Чонгука. Всей душой любит, но уже без розовой пелены перед глазами. Он часто смотрит на него со стороны. Чонгук с годами, казалось, ещё больше разросся в плечах. Наверное, первое впечатление о нём сейчас складывалось ещё хуже, чем при их первой встрече. Пронзительный взгляд из-под бровей, белый шрам, тянувшийся от уха до рта, уродовавший лицо при улыбке. Высокий и мощный, мужчина сейчас больше напоминал медведя, чем волка. Когда ты смотрел ему в глаза, сразу становилось понятно, что этот человек способен на многое, а оттого большинство держались от него подальше. Его авторитет простирался до самого моря, другие короли уважали его за умение вселять страх, по их мнению, это было ключевой чертой для великого правителя. Чимин предполагал, что сейчас Северное королевство на мировой арене наравне с Итреей, если не опережает. Частые выезды Чонгука возымели эффект, да и Чимин не сидел сложа руки. Постепенно супруги разделили обязанности: Чонгук занимался внешней политикой, Чимин — внутренней. Альфа действовал там, где нужна смелость и сила, омега же пользовался своей наблюдательностью и проницательностью. Если быть откровенным, последние месяцы отношения между ними напоминали Чимину партнёрские, но никак не супружеские. Что ему бесчисленные подарки, которые уже не помещались в шкаф, если в сердце поселилась пустота, которую даже детские улыбки не могут заполнить? Чимин всегда был от Чонгука зависим, и по прошествии лет ничего не изменилось. Между ними часто возникали конфликты из-за разного подхода: Чонгук был до жути справедлив и непреклонен, даже в тех местах, где это было неуместно; Чимин в свою очередь вначале думал о последствиях, потому его решение часто отличалось. Чонгук редко отступал от своего, но сейчас на кон было поставлено слишком многое. Чимин не мог подчиниться, не мог дать Чонгуку совершить, возможно, величайшую свою ошибку. Разговоры ничего не дали. Молодой волк был непреклонен. Тогда Чимину пришлось идти на крайние меры. Чонгук, разумеется, должен был об этом узнать. В конце концов, в королевстве не происходит ничего без его ведома, но Чимин не думал, что это произойдёт так скоро. Слишком рано. Чонгук ждал его в их спальне. Полностью одетый, а потому грозно выглядящий, он стоял и смотрел в окно, но, стоило Чимину пройти внутрь, как альфа повернулся к мужу, полный еле сдерживаемого гнева. — Интриги за моей спиной плетёшь? — Чимин встретил его, не отступив назад. Муж в гневе был страшен, но Чимин знал, что не пострадает от его руки. Чонгук подошёл к нему вплотную, грозно наклонившись. Они почти соприкасались лбами, взглядами метали друг в друга молнии. — Палки мне в колеса ставишь? — Я никогда не делал что-либо тебе во вред, ты ведь знаешь! — Чимин устал от того, что между ними происходит. Чимин любит его так сильно, что готов ненавидеть Чонгука за эту любовь. — Тогда что ты замышляешь? Мы уже обсуждали наказание Элдрига, и оно не изменится! — Альфа повышал на него голос. — Он единственный сын Дома Вальдек, нельзя его казнить! — Чимин упорно гнал слезы прочь, в последние годы у него это отлично получалось. Он только злился всё больше, как и его муж. — Закон един для всех! Не этого ли мы хотели с самого начала? Мира, где не будет места несправедливости! Но что же творишь ты? Потакаешь зажравшимся дворянам! И ради чего? — Эти зажравшиеся дворяне и есть твоя сила, Чонгук! Думаешь, лорд Фаренгар продолжит поддерживать тебя после осуществления суда? Что тогда останется от твоей армии? — Он не смог даже собственного сына воспитать правильно. Мне не нужен такой человек рядом. — Чонгук всегда был непреклонен. Чимин, разумеется, понимал его. Но отступать было уже поздно. — А если… — Чимин сильно прикусил губу. Даже слова подобные давались нелегко: — А если наш сын убежит с поля боя? Его тоже казнишь? — Если он убежит, то это больше не мой сын. — Чимин, вероятно, ослышался. Он отошёл, хотя скорее отбежал, от мужчины и не мог поверить своим ушам. Это было выше его сил. Омега смотрел на альфу загнанным зверем. Камин перестал согревать. Холод, преследовавший его все годы на Севере, сковал конечности. Он сжался, пытаясь унять дрожь, но не отводил от альфы взгляда, полного боли. А может, и ненависти. Чонгук, увидев чужие слезы, смягчился и тут же пожалел о своих словах, но извиняться он, конечно же, не стал. Чимин бы и не принял его извинений. — Но я даю слово: я сделаю всё, чтобы Хиджон не вырос трусом. Чимин приказал приготовить ему отдельную комнату. Рядом с Чонгуком он не мог теперь чувствовать себя в безопасности. Сам альфа после ссоры ушел в свой кабинет, но Чимину было невыносимо даже вдыхать его запах, витающий в воздухе. Омега не стал горько плакать, скудные безмолвные слезы — всё, что он себе позволил. Его пробирала злость. Он с трудом сдерживался, чтобы не разгромить комнату, вместо этого нарезал бесконечные круги на мягком ковре и ногтями пытался порвать воздух. Это был бесполезный гнев, душащий. Когда эмоции немного подутихли и осталась только пустота, Чимин обессилевшими руками накинул накидку и, держась за стену, медленно побрел в детскую комнату. Пятилетний Хиджон, пусть и был ребёнком, но внешне поразительно походил на отца. Разрез глаз, прямой нос, форма ушей. Чимин любовно пригладил его волосы и не смог сдержать улыбки. Он помнил, как трепетно ждал с Чонгуком его первых шагов, первых слов. Как они впитывали в себя те моменты, когда Хиджон смеялся, и как разрывалось сердце, когда он плакал. Чимин долго не знал, как же воспитывать первенца, будущего короля, но после долгих размышлений омега понял, что великим королём, которого будут любить и уважать, сын должен стать сам, а всё, что могут сделать родители — вырастить его хорошим человеком. У Чимина, по крайней мере, были такие планы. Показать, как ценна человеческая жизнь, научить любить, заботиться, смело смотреть вперёд и ничего не бояться. Он вспоминал Элдрига, семнадцатилетнего парня с добрыми глазами, простодушной улыбкой и смелыми мечтами. Выходец из влиятельнейшего дома после короны, он не был жадным или злым. Казалось, все безума от молодого парня, никто и представить не мог, чем закончится его первый военный поход. Дружественная страна Ашках начала войну со своим соседом. Северное королевство, как и полагается, отправило войска. Одним отрядом командовал молодой Вальдек, в походах подобного рода никогда ранее не участвовавший. И когда Элдриг, Чимин про себя любил называть его «мальчишка», столкнулся с врагом, по слухам, у него затряслись колени, из рук выпал меч, и он что есть мочи бежал с поля боя. На севере трусость не прощают. Неважно, насколько влиятельна твоя семья и насколько богата, как сильно тебя любят. Приговор для трусов здесь один — смерть. Элдриг был единственным сыном своего дома, его отец Фаренгар Вальдек был убит горем, когда весть дошла и до него. Мужчина просил помощи у омеги, понимая, что Чонгук за такие просьбы казнит и его в придачу, уничтожив весь род. Их поддержка была ценна для короны, именно Фаренгар получил большую часть Монзельской долины, чьи плодородные земли приносили много дохода. Чимин не хотел никого принуждать, не хотел насильно лишать семью земли. Не хотел накалять обстановку внутри двора, боялся восстания, гражданской войны. А потому пошел на смелый шаг: омега планировал подменить Элдрига на казни, подослать другого бедолагу, а дворянина выкрасть, чтобы отец помог ему скрыться за пределами королевства. За большой мешок золота многие бедняки согласятся надеть мешок на голову, чтобы прокормить семью, Чимин знал, что быстро найдёт подставного человека. Когда омега размышлял над планом, его тошнило от самого себя, но это казалось единственным выходом, потому что Чонгук ни за что не изменит свой приговор. О заговоре знал только Чимин, лорд Фаренгар и его слуга, который должен был выкрасть хозяйского сына и подменить его на другого человека. Так как же об этом стало известно Чонгуку? Чимин подозревает, что их разговор мог слышать Ульфрик, который по-прежнему жил в замке. Чимин вновь вспыхнул гневом, рыжий придурок давно перестал ему нравиться. Молчаливый Рагнар, гораздо более ему симпатичный, добровольно отправился сражаться в Ашках. Чимин увидел младшего своего сына и успокоился. Братья любили по вечерам играть вместе и порой засыпали на одной кровати. Теперь полный нежных чувств, он поправил одеяло, чтобы трехлетний Тхэджо не замёрз. Он был вне себя от счастья, когда родился второй сынок. Чимин всегда мечтал создать большую семью. Тхэджо, в отличии от старшего брата, больше походил на Чимина благодаря светлым волосам и более темной коже. Часто омега переживал, что уделял младшему сыну недостаточно времени. После его рождения Чимин с Чонгуком начали отдаляться, с головой уходя в свои королевские обязанности. Он боялся, что младший сын не получает необходимой детям любви, в то время как кронпринц всегда был в центре внимания. Омега каждый раз, наблюдая за играми детей, обещал себе, что сделает всё, чтобы сохранить дружбу братьев. Он снял ботинки и, стараясь никого не разбудить, лег сбоку сыновей и прижал их к себе, в который раз удивляясь, насколько быстро они выросли. Поцеловав каждого в розовую щёку, он наконец уснул.***
Каков же Север на самом деле? Чимин, прожив здесь уже как пять лет, затрудняется ответить на этот вопрос. Север, безусловно, суров. Он не терпит слабостей, на корню убивает не только страхи, но и надежды. Север учит людей, что полагаться нельзя только на себя. Жители часто уподобляются волкам: они сбиваются в стаи, враждуют за территории и готовы перегрызть друг другу глотки. Север показывает, насколько беспомощен человек перед могуществом его. Природа одолевала даже самых сильных войнов. Нередко мужчины замерзали на охоте или в путешествии. Снег слепит людей. Солнечные лучи, отражаясь от его поверхности, часто мешали широко открывать глаза. А потому северяне научились хорошо слушать, чувствовать, а если и смотрели на кого-то, то, сощурившись, видели его насквозь. Чимин мог с уверенностью сказать, что люди на Севере при знакомстве холодны как лёд, но стоит узнать их получше, более близких и понимающих друзей вам навряд ли получится найти. На юге всё было по-другому: на приёмах дворяне обменивались натянутыми улыбками, бросались обещаниями помогать друг другу в трудные минуты, но на деле же не проявляли никакого участия. Но всё это, разумеется, не относилось поголовно к каждому. Разные бывают люди. Чимин всю жизнь крутится в высшем свете, и это он может сказать точно. У каждого свои тараканы в голове. У Чимина же талант в них разбираться. И порой ему просто необходимо, чтобы кто-то разобрался с бардаком в его голове. Чонгук никогда не менялся. Он с самого начала был жесток, чего стоил выход Севера из состава Итреи, в конце концов, он добился его через угрозы. Чего стоили те рассказы о военных походах, которые Чимин слушал, разинув рот, и восхищался силой своего мужа, на деле просто игнорируя, с каким садистским удовольствием вспоминал он лица побежденных врагов. На самом деле, Чонгук был истинным учеником Севера, возможно даже его живым воплощением. Это Чимину пришлось измениться: когда он понял, что значит власть, ему всё чаще приходилось идти против моральных устоев, чтобы укрепить её и уберечь от врагов. Когда он осознал, что в некоторых историях являлся злодеем, то увидел и Чонгука подле себя. Вспоминались всё чаще его разговоры с Чон Сонмён, которая за пять лет приезжала в замок Чон лишь дважды: на рождение внуков. Она по-прежнему не могла видеть своего сына, боялась его. Чимину, наверное, тоже следовало бы бояться, но он, глупый дурак, влюбился с первого взгляда и любовь свою выгнать из сердца не мог. Потому что не хотел, не пытался. Омега всё чаще думал о том, что пришел тот миг, когда альфа устал играть в хороших мужей, когда покажет, насколько неважен для него Чимин по сравнению с короной. Пожалуй, Чимин боялся этого. Он начал избегать мужа не только из-за его суровых слов. Обиды последних месяцев, которые раньше быстро забывались, всплыли в памяти, обрели новые, тёмные краски. Чимин упорно не хотел Чонгука видеть. Он приказал перенести его стол в другую комнату. Обедал в своих старых покоях. Не пришел на заседание совета, вместо этого гулял по саду вместе с сыновьями, Стрелой и её волчатами. Трем щенкам было всего пару месяцев, но они уже пытались быстро бегать и громко лаять, играли в суровых хищников, на деле же вызывая улыбку у всех, кто наблюдал за их играми. Тхэджо и Хиджон дали им клички: Гром — тот, чьи уши покрывали серые пятна; Вихрь — щенок, чья шерсть была однородного пепельно черного цвета; и маленькая Звезда — единственная в помете девочка. Чимин вспоминал, как судорожно отговаривал детей от имён как «Черный Повелитель» или «Ледяная смерть» под чонгуков смех. Разгоряченные из-за активных игр, румяные, дети наконец попросились домой. Чимин сложил стрелы в чехол и перекинул лук через плечо. За последние годы он усовершенствовал свою стрельбу, теперь его стрелы всегда поражали цель, и это не было случайностью, лишь плодом множества тренировок. Он помогал Хиджону снимать верхнюю одежду, когда в детскую зашёл Чонгук. Мальчик радостно приветствовал отца. Он, как и его младший брат, не замечал напряжения между родителями. — Хиджон, иди со мной. — Он никуда с тобой не пойдет. — Чимин спрятал ребенка за собой. Омега с каменным лицом смотрел на альфу, который на голову возвышался над ним. Он крепче сжал тетиву лука. — Ты не можешь ему запретить. Он мой сын. — Чонгук выглядел спокойным, но Чимин знал, что внутри него также бушует пламя. Порой они мелькало в его чёрных глазах. — Он мой сын! — Чимин за секунду вставил стрелу в лук и направил остриём на Короля севера. Он услышал как дети, испугавшись, сбились в кучку в углу комнаты. Чимин потом, разумеется, со слезами на глазах извинится перед ними, скажет, что ни в коем случае не хотел их напугать, но сейчас все его мысли занимал Чонгук, который даже не шелохнулся, оказавшись под прицелом. Знал, что Чимин не выстрелит. И в этом была главная ошибка омеги — каждый день показывать, как сильно он любит. — Это я́ носил его под сердцем, это я́ в муках рожал его! И ты не посмеешь отнять его у меня. Не позволю. — Прекрати, Чимин. Ты их пугаешь. — Тогда уйди отсюда. Не хочу тебя видеть. — Он не замечал, как уставали у него плечи. Только почувствовав во рту солёную влагу, он понял, что всё же не сдержался. Они долго молчали, не двигаясь. Дети убежали, теперь Чимина ни что не останавливало отпустить стрелу. — Ты обижаешься на меня. Но на что ты рассчитывал, задавая подобные вопросы? Ты ведь не глупый, ты догадывался, что я скажу, так почему продолжил? Если тебе нужен был повод, чтобы ненавидеть меня, то мог не устраивать истерик. — Чонгук делал шаги к нему навстречу. Медленно, с нахмуренными бровями, с глазами, в которых не было страха. Выпусти Чимин стрелу с такого расстояния, она бы пронзила мужчину насквозь. — Чонгук, остановись! Стой на месте! — Его руки уже начинали мелко дрожать. Усталость брала своё. Чонгук же продолжал медленно двигаться к нему, несмотря на с каждой секундой увеличивающуюся из-за усталости опасность умереть. Наконец, когда между ними не осталось и метра, он остановился. Альфа наклонился к нему, остриё упиралось ему в грудь. — Но ты ведь не ненавидишь. Так ведь? — Чимин надломил брови под его уверенным взглядом. Он замученно застонал. Чонгук резко отвёл рукоять лука вверх, одновременно наклонившись вбок. Руки Чимина не могли более сопротивляться, они почти онемели. Выпущенная стрела всё же задела Чонгука и рассекла его правую скулу, оставив на ней глубокую царапину, и пробила деревянный потолок. Чимин замер, шокированный. Альфа продолжал на него смотреть, что-то искать, пока по его щеке стекала кровь. Чонгук наклонился к нему, Чимин не отворачивался, ждал. Не мог более сопротивляться. Они поцеловались, и в этом поцелуе было всё, кроме ненависти: злость, нежность, трепет, раздражение, любовь. Чимин обнял альфу за шею, так жаждал его тепла. Пальцы были скользкие из-за крови, но Чонгук крепко обнимал его и прижимал к себе, да так сильно, казалось, хотел срастись с ним воедино. Чимин любил его таким: бесстрашным, сильным, непокорным. В комнату прибежал разволновавшийся Ульфрик, видимо, по предупреждению детей. Но, увидев примирившихся супругов, тихо удалился, уводя идущих вслед за ним детей. Чимин цеплялся руками за широкие плечи мужа как за спасательный плот. Он тонул в переживаниях, Чонгук же поцелуями вытягивал из него сомнения. Чонгук уложил омегу на кровать. Чимин отдался этим чувствам полностью. Он растворялся в жёстком мехе, раздражавшем кожу, в горячих пальцах по всему телу, поцелуях, которыми Чонгук его осыпал. Видимо, тоже скучал. Когда они занимались любовью, Чимин плакал. Даже лучше сказать, судорожно рыдал, а потом смеялся, заметив растерянное, немного испуганное лицо альфы. Он лежал с рассыпанными по кровати волосами, голый лежал под сильным горячим телом совершенно очаровательный. — Я думал, что… Мы вдвоём любим наших детей больше жизни, — У Чимина сбилось дыхание. Он не осознавал происходящее, не верил, что всё произошло и происходит с ним. До боли в груди хотелось остановить время, повернуть его вспять и не прощать Чонгука так легко, не дать вновь завладеть своим сердцем. Почему-то казалось, что он не мог после стольких лет попыток стать сильным, мужественным, вновь расплакаться и чувствовать себя беспомощным мальчиком. Он решил, что всё происходящее — не более чем глупый сон, а во сне можно говорить и делать что угодно. — Что мы оба готовы мир положить к их ногам, но… Похоже, всё не так? Стоит им оступиться, пойти вопреки твоей воле, и ты перестанешь считать их своими сыновьями? — Чимин, — Чонгук долго не отвечал, больше не двигался и, к удивлению омеги, прятал свой взгляд в его волосах. — Не будем всё грести под одну гребёнку. Бежать с поля боя — значит навлечь позор на всю семью, подвести друзей, лично подставить своих жену и детей под вражеский меч. Так меня учили с детства, так жили все мои предки. Для Тхэджо и Хиджон я сделаю всё что угодно, а потому не позволю им вырасти трусами. Трусы на Севере не выживают, сам знаешь. — Я хочу отправить их на обучение к своему отцу. — Чимин долго об этом думал. Чонгук решал все проблемы через силу, насилие и кровь. Лорд Пак же действовал более хитрыми способами, всегда искал выгоду, шёл обходными путями. Чонгук не мог научить этому детей. — На сколько? — Чонгук заметно помрачнел, но видимо разбитый вид омеги и совсем недавняя ссора не дали отказать. — Год. — Слишком долго. Пять месяцев. — Чимин прильнул к альфе. Кровотечение из раны давно остановилось. Пока Чонгук продолжал брать его, Чимин взглядом гипнотизировал её засохшие следы на его шее. — Прости меня. За заговор. — Чонгук как будто не услышал. Чимин закрыл глаза и попытался отключиться от реальности. Просто им с Чонгуком никогда не будет.