///
— Гранат, а мы же в Вальехо сегодня едем? — пытаясь скрыть заинтересованность, спрашивает Ляпис. Она покачивает чашку в руках, наблюдая, как жидкость собирается в легкий водоворот. Барабанщица спускает очки к носу и смотрит на девушку с прищуренными глазами, — да…откуда такие познания о нашем маршруте? Лазурит пожимает плечами и прячет улыбку, отпивая кофе из чашки, — просто интересно. Жемчуг смотрит на весь этот диалог с приподнятой бровью и толкает Аметист в бок. Вокалистка, как приличная рокерша, в очередной раз испытывала похмелье. Она захныкала от удара острым локтем и пихнула клавишницу, — да вижу я. Ляпка втюрилась, и пытается это скрыть. Лазурит кидает многозначительный взгляд и толкает ее ногой под столом. Та снова ойкает, и ее лицо превращается в гримасу отчаяния, — почему все сегодня пытаются меня избить? Гранат на это тихо посмеивается и откусывает сэндвич, — почему сразу избить? Это знаки внимания, — а после в отместку тыкает вокалистку в нос, отчего та еще больше бесится. Они вновь сидят в какой-то забегаловке. Солнце мягко греет лицо, кофе не мерзкий, а завтрак действительно вкусный, и Лазурит искренне наслаждается этим ранним утром. Настроение было приподнятым, а знание о том, что она точно увидит “Саломею”, придает уверенности. Гранат и Жемчуг, казалось, разделяли ее состояние или, по крайней мере, были достаточно нейтральными. Только Аметист была темнее тучи. Девушка с самого утра капризничала и явно сорвала голос, из-за чего казалось, что она украла голосовые связки у девятилетнего сиплого мальчика. Группа размеренно собралась и погрузила вещи в машину, прощаясь с очередным городом. Ехать было буквально часа три, поэтому даже с учетом дороги, у девушек был свободен почти весь день. Ляпис села на переднее сиденье, потому что вокалистка была настроена на сон, а не на прослушивание музыки и поедание снеков, упаковки от которых валялись по всему салону. Им явно стоит почистить машину, прежде чем отдавать ее Грэгу. Хорошо хоть, они еще не успели куда-то врезаться или что-то повредить в ней. Старенький фургончик тронулся с места. Салон заполняла тихая музыка, чтобы не мешать сну Аметист, устроившейся головой на коленях Жемчуг и закрывшей лицо своей джинсовкой. Басистка мимоходом поглаживала ее по голове, перебирая лавандовые волосы и смотря в окно. После Жемчуг замечает, что та жмется и обхватывает плечи руками, поэтому поправляет джинсовку, перекидывая ее на тело Аметист, и аккуратно подтыкает ткань той под спину. Солистка тут же перестает ерзать и удобнее укладывается на бедре Жемчуг, проваливаясь в крепкий сон. Гранат поглядывает на них в зеркало заднего вида, а потом бегло поворачивается лицом к Ляпис, кивая в сторону девушек. Лазурит кивает ей в ответ, и они обмениваются едва скрываемыми улыбками. На второй час поездки Лазурит почувствовала вибрацию от телефона в кармане джинсов и невольно вздрогнула. Она хотела проигнорировать очередное сообщение от Йеллоу, но потом вспомнила, что отправила весточку Джаспер вчера ночью, поэтому все же включила экран. “Йоланда/Пьер/черт знает кто прислал сообщение”. Сердце ухнуло и упало в живот, и Ляпис залипла, пялясь в экран. Боже, она действительно написала. Почему-то заходить в диалог было очень страшно, и абонент, как будто чувствуя, прислал еще одно сообщение. Блять, надо ответить. Лазурит не удивилась бы, если бы “Саломея” была из тех, кто любит спамить в сообщениях. Она нажала на уведомление, раскрывая диалог. 8:45, Йоланда/Пьер/черт знает кто Выспалась? 8:45, Йоланда/Пьер/черт знает кто Только не вздумай меня игнорировать, мне понадобилось две кружки флэт-уайта, чтобы решиться Ляпис невольно начала улыбаться, глядя в экран. Значит, она пьет кофе, надо запомнить.8:46, Я
И тебе доброе утро.
Лазурит завороженно смотрит на три точки, высвечивающиеся в конце диалога и ерзает на сиденье. 8:47, Йоланда/Пьер/черт знает кто Так грубо? Вчера ты была благосклоннее ко мне. И отзывчивее. 8:47, Йоланда/Пьер/черт знает кто ;) Девушка псевдовозмущенно открыла рот, читая раз за разом сообщения и улыбаясь. Гранат на нее с любопытством посмотрела, а после ехидно улыбнулась, что Лазурит, к своему счастью, не заметила.8:48, Я
Неправда! И я не грубая(
8:49, Йоланда/Пьер/черт знает кто Ладно, не-грубая, я пойду паковать вещи 8:49, Йоланда/Пьер/черт знает кто Не скучай тут)8:50, Я
И не подумала бы. Хорошей дороги)
Ляпис перечитывает этот короткий диалог еще раз пятнадцать, прежде чем оторвать глаза от экрана. На лице держится счастливая улыбка, которую девушка даже не пытается скрывать. Группа достаточно быстро добралась до Вальехо. Гранат с Ляпис согласовали оборудование, и впереди у них было долгих пять часов. Определенно, нужно было чем-то себя занять. Лазурит бы с удовольствием себя заняла разнообразными мыслями о “Саломее” в номере, но выбора у нее особо не было. — Может в музей сходим? А то мы шляемся по городам и ничего про них не знаем, — предложила Гранат, явно не желавшая просиживать пятую точку в очередном пыльном мотеле. Тем более, погодка была отличная. Солнечная, но не жаркая. — Нам бы порепетировать, — с сомнением сказала Жемчуг, на что заспанная Аметист недовольно замычала. — Я не хочу репетиций. И в музей я тоже не хочу, — настроение вокалистки так и не поднялось, что не было бы проблемой, если бы не вечерний концерт. Гранат задумчиво уставилась на лохматую и кислую Аметист. Она чем-то напоминала расстроенного ребенка. — А сахарной ваты хочешь? Аметист немного оживилась, а глаза немного заблестели, — хочу. — А на горках американских покататься? Вокалистка снова сморщила нос, — нет, хочу на той штуке, которая вверх поднимается, а потом падает. — Ну, тогда погнали в парк развлечений. Гранат перекидывает руку через плечи Аметист, сжимая той голову, и взъерошивает волосы еще сильнее. Та бурчит и ругается, но не сопротивляется, хватаясь за край куртки барабанщицы, и они вразвалку шагают по краю тротуара. Жемчуг усмехается и хватает Ляпис под руку, таща ее к девочкам. Путь до парка недолгий. Ляпис периодически жалуется на палящее солнце, на что Гранат лишь хохочет и советует приобрести солнечные очки. Пока клавишница и басистка были достаточно капризными в плане жары, барабанщица была лучше всех приспособлена к любой погоде. Особенно знойной. Вставшая не с той ноги Аметист, едва поспевающая за девушками, сейчас казалась уже менее ворчливой. Парк развлечений встречает их громкой заводной музыкой и разноцветными фонариками, запахом сладкой ваты и попкорна. Сейчас здесь много детей, которые тащат своих родителей к аттракционам или к лавкам с мороженым и сладостями. Возле маленьких сувенирных лавочек гроздьями привязаны воздушные шары, которые дрожат на ветру и прыгают, словно приглашая каждого желающего прокатиться на американских горках и купить яблоко в карамели. Аметист окончательно избавляется от состояния “нестояния” и тащит всех к своеобразному тиру. Если кидание дротиков в несчастные воздушные шарики можно так назвать. — Мы должны выиграть того придурошного тигра, или я отказываюсь петь на концерте! — Если ты не будешь петь на концерте, я тебе этого тигра в одно место засуну, вместе с карамельным яблоком, — играюче отвечает Жемчуг, которую ухватили за руку в первую очередь. — Не ерничай, — подкидывает все еще прилепленная к клавишнице Ляпис. Та до сих пор держала ее под руку, и они двигались своеобразным паровозиком. — Аметист, спорим ты не попадешь минимум три раза, и нам придется потратить последние деньги на этого ушастого чудика в полоску? — подначивает Гранат, и Аметист тут же дергает ее за рукав куртки. — Ничего подобного, я меткая, как…Китнисс Эвердин, — важничает вокалистка. Гранат прыскает со смеху. Они подходят к лавке и Аметист ожидаемо спрашивает про плюшевого тигра. Естественно, именно эта игрушка стоила абсолютно всех попаданий без единого права на ошибку. — Смотрите и учитесь, — горделиво улыбается вокалистка и берет дротики в охапку. Ляпис на это закатывает глаза и передает деньги мужчине, заведующему мини-тиром. Аметист прикрывает один глаз и целится, высовывая язык. Дротик летит куда-то вверх и втыкается в деревянную доску над стойкой с шариками. Жемчуг начинает смеяться, и вокалистка злобно на нее оглядывается, прежде чем снова кидануть второй дротик. Снова мимо. — Аме, ты явно разоришь Ляпис сегодня, дай сюда! — Гранат спихивает вокалистку с центра лавки и забирает у нее дротик. Ей приходится поднять очки на лоб, чтобы прикинуть примерную траекторию броска. — Спорим, ты тоже всрешь, — недовольно говорит Аметист, складывая руки на груди и скептически посматривая на подругу. Та лишь в очередной раз прицеливается и бросает дротик с абсолютно непоколебимым лицом. Он летит на центральный шарик, но втыкается в деревянную полку, на котором тот лежал. Аметист громко хохочет и толкает барабанщицу в плечо, — ну ты и мазила. — Кто бы говорил, — с усмешкой отвечает Гранат, а после оглядывается на Ляпис с Жемчуг, которые выглядели скорее как их мамы, нежели подруги, — давайте теперь вы пробуйте. Нам нужен тигр! Ляпис оказывается полной мазилой, кидая дротик чуть ли не в несчастного мужчину и рассыпаясь в извинениях. И, на удивление, самой меткой оказывается Жемчуг. Им понадобилось еще две попытки, прежде чем отдать все дротики басистке и позволить той выиграть игрушку. Она делает броски с самым скучающим и недовольным видом, но когда все шарики оказываются лопнутыми, то вскрикивает от восторга и начинает прыгать. Аметист с восторгом забирает тигра и приподнимает Жемчуг в объятиях, отчего та чуть ли не падает, — охренеть, Жем! Вынуждена признать, Китнисс у нас тут ты. Басистка смеется, и вся группа направляется вглубь парка. Ляпис мимоходом достает телефон, надеясь увидеть там сообщение от “Саломеи”. К несчастью, никаких новых уведомлений нет. Она с досадой вздыхает и кладет гаджет обратно в карман. — Вот эта штука! Туда нам надо! — возбужденно кричит Аметист, тыча в сторону того самого аттракциона, который “вверх поднимается, а потом падает”. Жемчуг критически его осматривает и кривит губы, — может не надо? Выглядит так, как будто вот-вот развалится. — Жем, не боись, — кидает Гранат, махнув рукой, — если уж умирать, то вместе. Они подходят к очереди на кассе, и Ляпис настаивает на том, чтобы заплатить. День сегодня был на редкость хорошим, и хотелось отблагодарить подруг хоть как-то. Жемчуг и Гранат возмущаются, не желая, чтобы Лазурит на них тратилась, а Аметист совершенно не против. По итогу клавишница все таки их уговаривает, и Жемчуг игриво называет ее “шуга мамми”, отчего это прозвище приклеивается к Ляпис на весь оставшийся день. Сидя на аттракционе, Жемчуг постоянно трясет защищающий монолитный жилет, проверяя его на прочность, а Аметист мотает ногами. Гранат и Ляпис довольно спокойно сидят и обсуждают лаки для ногтей и приготовления лазаньи. Когда аттракцион трогается и начинает поднимать их вверх, Аметист с восторгом вскрикивает. — Боже, чтоб я еще раз пошла с вами на.. — встревоженный голос басистки прерывается ее же криком, когда своеобразная скамейка, на которой они сидели, срывается вниз. Аттракцион посылает их в свободное падение еще добрые пять раз, прежде чем Жемчуг пулей выскакивает со своего кресла и несется куда подальше. Аметист бежит за ней с криками в духе “Это же было круто, Жем!”, а Гранат и Ляпис неторопливо шагают за подругами и делают вывод, что гель-лак им обеим не нравится. Не по-рокерски. Они посещают комнату страха, карусель (которая Ляпис нравится больше других аттракционов) и несколько американских горок. Когда солнце начинает закатываться за горизонт, девушки решают двигаться к мотелю, чтобы подготовиться к концерту. С самого утра от “Саломеи” ни весточки, и Лазурит просто ждала их предстоящей встречи. Странно все это. Сама же выпытывала номер телефона. — Блин, я так охренела, когда Гранат начала орать в комнате страха, это просто что-то непередаваемое! — делилась Аметист впечатлениями от дня, параллельно дожевывая сахарную вату. Миссия “поднять настроение фронтмену” определенно имела успех. Упомянутая барабанщица лишь пафосно поправила очки, мол “быть такого не могло”. Жемчуг на это засмеялась и закивала, — ага, а как Ляпис дернулась от того клоуна, я чуть от смеха не задохнулась. Ляпис закатила глаза, шутливо складывая руки на груди, — я что, виновата, что этот черт появился прямо из кустов? Да еще с таким гримом размазанным. Гранат украла щипок сахарной ваты у Аметист и закинула его в рот с широкой улыбкой, — мне еще понравилась вторая американская горка, которая с мертвой петлей, — все активно закивали на это с протяжным “да-а”, шаркая к выходу. — А вы не хотите сфоткаться? День просто такой хороший, — Ляпис осматривала каждую из подруг, которые выглядели такими счастливыми и безмятежными сейчас. Аметист тут же округлила глаза и сунула сахарную вату в руки Жемчуг (та явно была не в восторге от липкой субстанции), отряхивая руки и роясь в карманах в поисках телефона. — Вот это по-нашему! — воскликнула она, наконец выуживая смартфон, — идите сюда, цыплятки. “Цыплятки” тут же облепили девушку, и та вытянула руку вверх, щелкая их минимум раз пятнадцать. Она бы вовсе устроила фотосессию в проходе, пока их обходят толпы людей, но Жемчуг и Ляпис подхватили ее под руки и потащили на выход. Гранат забрала у басистки сахарную вату, втихую ее уплетая и шагая за ними следом.///
В этот раз их часть концерта была довольно короткой. Выделили буквально минут пятнадцать, но никто не жаловался. Аметист все еще было сложновато петь после прошлого выступления, но она держалась молодцом, разгоняя толпу и направляя микрофон к зрителям в опасные моменты срыва голоса. По инструменталу остальные девушки тоже справились неплохо. Сильных косяков не было, и группа осталась довольна. И, что более важно, публика тоже. После выступления Аметист с восторгом отметила, что у них прибавилось подписчиков вдвое. Все складывалось наилучшим образом, и девушки решили посмотреть на выступления своих знакомых, с которыми вчера они делили стол. — Встречайте Sadie Killer and the Suspects! Ляпис ловит чувство дежавю, смотря на сцену. Блондинка выходит на сцену с тем же воинственным видом и макияжем, толпа взрывается. Она с придыханием ждет своей звезды. Дженни, Бак, тот чувак с белыми волосами и…еще какой-то парень? Лазурит непонимающе хмурится, хватаясь за плечо Аметист и сильнее выглядывая. Какого черта? Этот парень совершенно точно не ее “Саломея”. Какой-то обычный, с висящими штанами и глуповатым лицом. Где же она? Вступает музыка, и Ляпис вытаскивает телефон в очередной раз, проверяя сообщения от знакомой. Теперь концерт ее совершенно не интересовал. Еще утром девушка ей писала и была, по ощущениям, в хорошем расположении духа. Может, заболела? Нет, вряд ли, тогда бы она не стала написывать Ляпис или же предупредила бы ее. Они договаривались встретиться, и даже если бы “Саломея” передумала, то вряд ли бы отказалась от концерта. По тем скромным знаниям, что имела Лазурит, девушка была достаточно ответственной. — Ляпс, а где твоя гитаристка? — с удивлением спрашивает Аметист, поворачивая к ней голову. Видимо, она хотела в очередной раз подстебаться над подругой, но объект ее интереса с зеленой гитарой просто напросто отсутствовал. — Честно? Я понятия не имею, — пробубнила Ляпис, хмуро всматриваясь в сцену. Может, за кулисами? А она вообще вернулась к группе после их встречи? Лазурит видела ее в последний раз в туалете клуба, и понятия не имела, куда та могла отправиться. Лазурит крутила кучу вариантов в голове, и внезапно она вспомнила слова “Саломеи” о том, что с группой она не ладила. Блять, они что, убили ее? Ляпис не заметила, как начала слишком сильно сжимать плечо Аметист, и та ойкнула. — Извини, — растерянно ответила Лазурит. — Что ты, переживаешь за свою любимую? — с нахальной улыбкой спросила вокалистка и подмигнула ей. Ляпис сжала губы и еле заметно покраснела, — иди поищи ее, я девочкам передам. Только на связи будь, а то Жемчуг с ума сойдет. Лазурит благодарно улыбнулась и приобняла низенькую девушку, после чего развернулась, быстрым шагом пробираясь сквозь толпу. Единственным адекватным объяснением было то, что “Саломея” поссорилась со своей группой, либо же просто охренела за день, решив ее игнорировать, и свалила в закат. Ляпис, кое-как справляясь с волнением, решается написать той сообщение.20:38, Я
Ты где?
Девушка двигается вдоль ограждений для зрителей, направляясь за сцену. Может быть, знакомая была там. Может, она вообще руку поранила, упала там или еще что… Но почему-то Ляпис разволновалась не на шутку. Возможно из-за того, что они явно договорились о встрече, и “Саломея” просто пропала, хотя еще с утра посылала игривые сообщения. Это было, как минимум, странно. Когда через полчаса поисков Ляпис не получает ни ответа на сообщение, ни “Саломею” на блюдечке, то совсем расстраивается. Может быть, все гораздо проще. Та просто передумала связываться с Лазурит и специально не пошла на концерт, чтобы у них даже не было возможности поговорить. Девушка уже хочет вернуться к подругам, как резко останавливается. Есть еще один вариант. Ляпис находит на карте ближайший отсюда бар, и двигается в его направлении.///
Запах дешевых сигарет и спирта бьет в нос. Да уж, ну и местечко. Лазурит, как ужаленная, проходит в зал, осматриваясь по сторонам. Контингент соответствует обстановке. Одни мужчины сомнительного вида. Этот бар был, пожалуй, худшим из тех, где бывала Ляпис. Стены как будто проело всеми возможными неприятными запахами и насекомыми, столики еле стояли. Даже бармен был жухлым и овощеватым, словно впитал в себя все смолы от сигарет, которые здесь раскуривали. Она прошерстывает весь бар, каждый столик, чуть ли в зубы одному из мужчин не заглядывает, но никого не находит. Ну, конечно. Она и правда ее бросила, если это можно было так назвать. Чего она ожидала? А день так хорошо начинался. Ляпис уже хочет уходить из этого зловонного места, как мелкий силуэт, лежавший все это время на барной стойке, двигается. Она бы подумала, что это какой-то несчастный алкоголик в пожеванной майке, как его голова поднимается, и девушка видит знакомую россыпь зеленых волос. Ляпис даже думает, что ей показалось, потому что силуэт выглядит действительно очень помято и устало, но когда тот поворачивает голову, что-то спрашивая у бармена, и она видит короткий кошачий нос, то все становится на свои места. Что-то явно случилось. Лазурит быстро печатает сообщение подругам, что она в порядке, и можно ее не ждать, и уверенно двигается к знакомой. Может та и намеренно избегала встречи с ней, но Ляпис точно не упустит возможности хотя бы добиться у нее объяснений. Она в духе прошлой ночи сталкивается с ней плечами, но реакции за этим никакой не следует. Ее “Саломея” буквально лежит на барной стойке, сложив голову на руки, а вокруг нее в виде своеобразной крепости стоят куча стопок и стаканов. — Ты что, бегать вздумала от меня? — все еще будучи немного расстроенной и даже раздраженной, задает вопрос Ляпис. — Чувак, отстань от меня. У меня нет сигарет, — доносится бубнеж из под шапки зеленых волос. Лазурит вскидывает брови и мотает головой. Та явно напилась в щепки. — “Саломея”, ты совсем страх потеряла? Та моментально вскидывает голову, смотря на нее с вытаращенными глазами, — что? — Я говорю, ты чего так напилась? “Саломея” кладет руки себе на лицо, сильно втираясь пальцами в глазницы, — все плохо. Лазурит все еще настроена скептически. Вчера она буквально пообещала ей золотые горы, флиртовала с ней все утро, а потом просто не явилась на встречу, предпочитая ей заблеванный бар. — Даже оправданий не будет? Я думала, тебя убил кто, — Ляпис начинает еще больше раздражаться, чувствуя, как в спину ее толкают чужие локти. Тесновато. — Как видишь, жива, — безэмоционально отвечает “Саломея” и уже тянется, чтобы выпить очередной шот. Лазурит преграждает ей путь рукой и хватает за плечи. — Не-а, тебе хватит, идем, — она убирает стопку из руки знакомой и стаскивает ту с барного стула. “Саломея” особо не сопротивляется. Когда Ляпис кое-как ставит вусмерть пьяную девушку на ноги, то на секунду теряется. Что-то не так. Она осматривает знакомую, все еще удерживая ту в вертикальном положении за плечи. Погодите-ка, она ниже? Лазурит решает оставить эти размышления на потом, потому что обстановка конкретно ее напрягает. Она перекидывает руку девушки через свою шею и тащит ее к выходу. Почувствовав чистый воздух в носу, напряжение понемногу спадает. Ляпис приходится нехило наклоняться, чтобы удерживать девушку. Она смотрит себе под ноги, замечая, что на “Саломее” нет ее злосчастных ботинок. Так вот в чем дело. Девушка кое-как переводит ее через дорогу до ближайшего сквера и и усаживает на лавку. Состояние знакомой было все еще схоже с состоянием того вялого бармена за стойкой, но потихоньку она приходит в себя. Сейчас на ней только белая майка (напоминает пижамную), классические шорты с карманами и конверсы, но в гораздо лучшем состоянии, чем ее. Конверсы, к слову, тоже зеленые. — Что случилось? — со вздохом опускаясь на лавку, спрашивает Ляпис. Девушка трет волосы, потом глаза и нос, — меня выкинули из группы. — Чего? — Лазурит невольно смеется. Это звучало как какое-то преувеличение или драматизм, нежели как реальный ответ. — Эти олухи выпнули меня из группы, — эмоциональный диапазон немного развился. “Саломея” явно была зла. — Почему? — Ляпис все еще сдерживает улыбку, с любопытством наблюдая за девушкой. — Наверное, потому что я слишком хороша для них! — внезапно “Саломея” вскакивает со скамейки, начиная шагать перед ней туда-сюда, — Дженни еле попадает по струнам, этот уродец Бак разговаривать не умеет и думает, что круче всех, Сметана просто Сметана, не нуждается в объяснении, а Сэйди просто охреневшая сука! Лазурит мимолетом прикрывает рот рукой, молча выслушивая знакомую. Почему-то злая “Саломея” ее до невозможности смешила, и ей было сложно воспринимать все всерьез. Может, всему виной куча алкоголя, которую та выпила. — Я их просто не понимаю! Они сбиваются, бесконечно бухают, — девушка схватилась за волосы в отчаянии, как будто сама в данный момент не была вусмерть пьяной, — полностью забивают на прогресс группы, и они выкинули меня. И более того! Они заменили меня каким-то задротом, которого знают пару дней… На этом моменте гнев “Саломеи” поутих, и она, все еще держась за волосы, впервые посмотрела на Ляпис с полными отчаяния глазами, — они меня заменили. Внезапно у нее начинают течь слезы, и Ляпис окончательно теряется. Что происходит? Что ей нужно делать? Она вскакивает со скамейки, неуверенно встав перед девушкой. — Я не понимаю, я хороша в гитаре, я постоянно тренируюсь и учу новые финты…— слезы уже текут градом, и “Саломея” шмыгает носом. Лазурит мысленно считает до трех и сокращает между ними расстояние, прижимая к себе в крепком объятии. Та моментально хватается за ее талию, утыкаясь лицом в изгиб ее шеи и продолжая шмыгать. — Я уверена, они просто придурки…ну, или олухи, как ты сказала, — смущенно говорит Лазурит. В поддержке она никогда не была сильна, но сейчас ей хотелось успокоить знакомую изо всех сил.Love is a Laserquest - Arctic Monkeys
Девушка лишь крепче обнимает Лазурит, и в груди той внезапно теплеет. Все их встречи были заполнены страстью, загадками и дымом баров. И не сказать, что Ляпис была против. Это было волнующе, тягуче и немного тревожно, если уж быть честной, но ей нравилось. И удивительнее всего, что сейчас, стоя на улице ночью и обнимая плачущую девушку, ей нравилось все еще сильнее. Нет, конечно, Ляпис не хотела, чтобы та плакала и грустила. Но открытые эмоции, без подобранных слов и скрывающей ее кожаной куртки были крайне значимы. "Саломея" явно была не из самых открытых людей, и если бы на ее месте оказалась какая-нибудь Аметист, то вряд ли бы она стала играть в загадки Ляпис. Но "Саломея" подыгрывала ей каждый раз, и все же сейчас она доверила этот груз Лазурит. Это было действительно ценно. — Я не знаю, что мне делать, — шепотом призналась девушка, — мне грустно не из-за того, что они меня выкинули. Мне грустно, потому что это как минимум подло, и я не смогу выступать с гитарой. Я так долго добивалась этой возможности. Ляпис удивленно открывает глаза, которые до этого были закрыты под важностью момента. Пока она бежала от выступлений и публичности, кто-то пробирался через тернии неизвестности и отсутствия возможности, чтобы его увидел свет. Она успокаивающе гладит девушку по спине и обнимает крепче, впиваясь подушечками пальцев в худую спину. "Саломея" сейчас ощущалась очень хрупкой. Без своих доспехов в виде бесстыдной улыбки, оверсайзной кожаной куртки и больших ботинок. Ляпис внезапно поняла, что та не загадочная девушка с прожигающим взглядом (хотя это, безусловно, тоже), а просто девчонка-подросток, которая ненамного старше ее самой. Со своими переживаниями, чувствами и заботами. — Знаешь, я уверена, тебя примут в любую группу. Да даже сольно ты бы зашла публике, — тихо говорит Ляпис, вглядываясь в темноту позади них. — Правда? — шмыганья прекращаются, и “Саломея” с надеждой смотрит на девушку. Лазурит мгновенно очаровывается и мягко улыбается. — А смысл мне врать? Я видела твои соло на гитаре…— она немного краснеет, — я только на них и смотрела на том концерте, если уж честно. На лице знакомой впервые за вечер появляется улыбка. Ехидная и с танцующими чертиками в глазах. Эту часть “Саломеи” Ляпис знала куда лучше, — о, правда? Лазурит еще больше краснеет и отходит от девушки, складывая руки на груди, — заткнись, я сказала это из жалости. Знакомая хохочет и вытирает глаза и щеки от слез, — да-да, Боб. Они снова садятся на скамейку, и “Саломея” обнимает себя за голые плечи, немного дрожа. Неудивительно, она была лишь в майке, а летние вечера не грели так, как им стоило бы. Ляпис, пораздумав, стаскивает с себя кожаный пиджак, который она все еще не хотела отдавать Гранат, и кое-как укрывает и свои плечи, и плечи знакомой. Им пришлось сесть вплотную, но никто не возражал. “Саломея” вовсе приобняла ее за талию, полностью сокращая расстояние в пару сантиметров. Ляпис ухмыльнулась и положила удерживающую край пиджака руку той на плечо, надежнее укутывая. — То есть, эти придурки тебя выгнали, и ты решила напиться в самом отвратительном баре города? “Саломея” закатила глаза, — могу себе позволить. Мне скорее интересно, как ты меня нашла. Ты мне жучок подкинула прошлой ночью или что? Ляпис снова смутилась. Это уже входило в привычку, когда она общалась с девушкой, — нет, ты что…Я просто…У нас все встречи были в барах около места концерта, я вот и подумала. — Да ты прям Шерлок. — А ты кто, Мориарти? — Конечно, сексуальный антигерой это про меня, — “Саломея” горделиво вздернула нос, шмыгнув. — Ты буквально выглядишь как сбежавший с сончаса ребенок, — Ляпис закатила глаза и тыкнула ту в плечо. — Заткнись. Они обе пару секунд улыбаются, выглядя абсолютно довольными от своего классического спора. Ляпис блуждает взглядом по контуру ее профиля и резко отворачивается, когда знакомая поворачивает голову в ее сторону. — Кстати, почему “Саломея”? — поинтересовалась девушка, аккуратно укладывая голову на плечо Ляпис, — я, конечно, гуглила, но информация сильно разнится. Лазурит на это смеется, вспоминая, как судорожно выбирала самое дебилистическое имя, которое она могла знать, — ну, смотри. Жила-была пятнадцатилетняя принцесса-психопатка по имени Саломея. У нее был отчим и двоюродный брат, которые на нее облизывались. Потом она нашла для себя вонючего, грязного, но святого Иоканаана, — на этом моменте “Саломея” с отвращением морщится, а Ляпис смеется, — она влюбляется в его истощенное лицо и жаждет его поцеловать. Но ханжа-Иоканаан вообще не в восторге от этой идеи, и посылает ее. Потом Саломея кружится в супер горячем танце вокруг бочки, в которой этот Иоканаан сидел. — Боже, откуда ты знаешь всю эту хрень? Ляпис снова смеется, — слушай дальше. По мере того, как музыка становится быстрее, она начинает раздеваться, а после бросается к ногам своего отчима и просит голову Иоканаана на блюде. Он мнется, пытается с ней торговаться, а она отвергает все его предложения и другие дары, включая драгоценности, белых павлинов, спорткары и акции фондового рынка. В конце концов, истерзанный и напуганный батя сдается. Потом по сценарию гаснет свет, и в наступившем мраке руки палача поднимают из темницы голову Иоканаана, лежащую на блюде. Саломея хватает ее и в своей последней страстной сцене поет о своем триумфе над человеком, который ей отказал. Обезумев, она склоняется над мертвыми губами и целует их. Ляпис торжественно заканчивает свой рассказ, посмотрев в озадаченное лицо знакомой. Той явно требуется время для переваривания информации. — То есть, ты дала мне имя обезумевшей пятнадцатилетки, которая в восторге от бомжа? — скептически спрашивает девушка. Лазурит громко смеется. — Ага. Но она не просто пятнадцатилетка. Она вообще-то символ, воплощение порока, похоти и все такое, — Ляпис ненадолго останавливает рассказ, а после хмыкает, откопав в глубинах памяти старое воспоминание, — это, наверное, самая любимая опера, среди тех, на которых я была. Видимо, откровенный танец полуголой женщины и поцелуй с отрубленной головой произвел сильное впечатление на двенадцатилетнюю меня. Они замолкают, и каждая думает о своем. Их обдувает прохладный ветер, и слезы на щеках знакомой высыхают, превращаясь в соленые бороздки. Ляпис невольно смотрит на девушку. В голове всплывают вчерашние мысли. Она все еще чертовски плохо ее знала. — Как долго ты занимаешься музыкой? “Саломея” вскидывает брови и раздумывает, — хм, около года? Лазурит выпучивает глаза, и будь они в дурацком ситкоме, то ее персонаж точно бы выплюнул колу от шока, — всего год?! — Ага, — девушка пожимает плечами, — если я чем-то интересуюсь, то должна разбираться в теме на сто процентов. После она красноречиво смотрит на Лазурит, заставляя ту плавиться под напором зеленых глаз. Ляпис ерзает, и ей инстинктивно хочется спрятаться от навязчивого взгляда, но вместо этого она остается сидеть вплотную к девушке. В целом, физический контакт был достаточно…тесным. Их туловища полностью прислонены друг к другу, коленки и бедра нещадно соприкасались при каждом движении, а расстояние между лицами было, дай бог, в пятнадцать сантиметров. Лазурит отворачивается. — Ты меня бесишь. — Да ну? “Саломея” тыкает ее пальцем в ребро, а после полностью кладет руку на талию, чуть сжимая. Ляпис невольно улыбается уголками губ и снова смотрит на девушку, — очень. — Расскажи мне что-то. — Например? — Просто что-нибудь. Я хочу послушать твой голос, — знакомая говорит более серьезно и смотрит ей в глаза, как будто голос Ляпис действительно был ее потребностью. Лазурит никак не могла отказать. Она раздумывает. И что ей рассказать? Что у нее нет друзей и личной жизни? Что она сбежала из дома и вздрагивает при каждом уведомлении? Что она отчитывалась перед матерью за каждый чих? Нет, надо что-то попроще. Все интересные факты вылетели из головы, поэтому Лазурит решила рассказать о самом простом - о детстве. — Ну, я живу с мамой. С детства она подталкивала меня к музыке. Единственное, что мне можно было выбрать - это инструмент. И я, как и любой любивший ксилофоны ребенок, выбрала фортепиано. Дальше годы в музыкальной школе, потом публичные выступления в филармониях и театрах. Мама считала меня “звездочкой”, и активно везде продвигала. Но когда мне стукнуло четырнадцать, мои навыки стали достаточно посредственными для этого возраста, поэтому помимо музыкальных курсов она заставляла меня заниматься дома, — Ляпис поджимает губы, смотря на свои колени. Период с 11 до 15 лет был для нее, пожалуй, одним из самых неприятных. “Саломея” внимательно слушает, не перебивая, — я только в последние годы смогла избавиться от этих домашних занятий, меня спасло репетиторство. Ты бы знала, насколько она дотошная. Лазурит решила не вдаваться в подробности, чтобы не погружать “Саломею” в депрессивные мысли. Знакомая какое-то время молчит, обдумывая ее слова. — На самом деле, у меня тоже мама дотошная. Скорее всего, в другом формате, но я отчасти могу понять. Она печется о моем режиме, социальных связях, даже о моих чертовых мыслях, — поддерживает тему девушка, — ее любимое, это постоянно задавать вопросы о моем самочувствии, о том, что меня сегодня расстроило, и спрашивать в очередной раз, не нашла ли я друзей. Она психолог, может, это издержки профессии. “Саломея” пожимает плечами, и Ляпис обдумывает ее слова. У нее уже образовалась своеобразная анкетка в голове, куда она мысленно вносила коррективы о том, каким человеком является ее знакомая. Значит, мама психолог? Интересно. Возможно, отсюда у девушки такая любовь к честной коммуникации. Хотя, по логике, должно быть наоборот. Лазурит не встречала ни одного здорового ребенка, у которого бы родители были врачами. Ее размышления прерывает “Саломея”. — Откуда синяк? Ляпис тут же напрягается и инстинктивно выпрямляет спину, привстав со спинки скамейки, — когда ты увидела? Та просто внимательно на нее смотрит, словно ее глаза были каким-то навороченным сканером, как в супергеройских фильмах, — вчера. Ты дернулась, когда я укусила твою челюсть. А после я заметила синяк. Лазурит тут же краснеет, вспоминая тот момент. Как ей удавалось быть настолько внимательной даже в таких моментах? — Ну, подралась. На меня напали четверо. Она надеется, что шутка спасет ее от продолжения темы, но зеленые глаза все еще серьезно на нее смотрят, пусть губы и дернулись в улыбке. Ляпис сдается. — Ладно, это была неожиданная и неприятная встреча с бывшей. — И часто у вас такие неожиданные и неприятные встречи? — вскинув брови, спрашивает “Саломея”. Лазурит бы могла подумать, что та ревнует, но ее взгляд выдавал чистый интерес и беспокойство. — К счастью, нет. Она просто любит запугивать, — Лазурит снова опускает глаза, — ничего серьезного. Я отчасти заслужила. — Мне кажется, таких синяков никто не заслуживает. Ну, кроме моей бывшей группы, — мотает головой “Саломея” и улыбается, когда слышит смешок на последней ее фразе. Она снова буравит взглядом Ляпис, и свободной рукой прикасается к ее щеке, — в любом случае, ты прекрасно выглядишь. Лазурит смущенно улыбается и прижимается к теплой руке, всматриваясь в зеленые глаза. Пусть свет и был слабым, у нее была отличная возможность рассмотреть “Саломею”, — ты носишь линзы? Знакомая отвлекается от рассматривания лица Ляпис и промаргивается. Она все еще была достаточно пьяной, но свежий воздух позволял ей нормально функционировать и вести диалог, — да, на концертах. А так чаще очки. Лазурит с интересом придвигается ближе и кладет руку той на бедро, вглядываясь в глаза, — а сейчас ты в линзах? “Саломея” немного отодвигает лицо, смущаясь от тесного контакта, — н-нет. Ты думаешь, почему я так пялюсь? Ты немного размытая. Ляпис смеется и отодвигается, — ты всегда пялишься. Меня это так выбесило, когда мы только познакомилось. Знакомая обиженно надувает губы, — я думала, что выгляжу загадочно. — Так и было. Но пялилась ты не загадочно, а нагло и беспардонно, — Лазурит вскидывает брови и тыкает ту во вздернутый кончик носа. — Ай! “Саломея” с наигранно жалостливым видом потирает нос, и Ляпис снова смеется. Знакомая зевает, и девушка вспоминает, что они уже приличное время тут сидят. По хорошему, пора расходиться. — Что ты планируешь делать? — более серьезно спрашивает Лазурит и проводит рукой по щеке девушки, останавливаясь на остром подбородке. Та перестает улыбаться, раздумывая. — Если честно, я не знаю. Мои вещи все еще у этих олухов, и у меня нет ключей. И я понятия не имею, как я доберусь до своего города. Может, на попутках? — “Саломея” немного грустно смотрит в ночную тишь. Ляпис почти возмущенно мотает головой, — какие к черту попутки? — она берет лицо девушки в свои руки и почти полностью разворачивается к ней, — я тебя так не оставлю. “Саломея” шокировано на нее смотрит, — и что ты предлагаешь? И тут Лазурит запоздало начинает думать. Ключи, к счастью, у нее были. Номера раздельные, Жемчуг уже спит. Кровать у нее односпальная, но в целом… — Ты переночуешь у меня. — Если ты думаешь воспользоваться моим жалким пьяным телом, то не выйдет. — Нет, дура, ты просто переночуешь. Жемчуг должна разрешить, — Ляпис вскакивает с лавки и скидывает с них пиджак, заставляя “Саломею” поморщится от внезапного прохладного потока воздуха. Знакомая недовольно что-то бурчит и сильно шатается, когда Лазурит тянет ее за руку. — Пойдем, тут недалеко. Минут двадцать ходьбы, — она надевает пиджак на девушку, и та крайне комично в нем смотрится. Майка, шорты с карманами и кожаный пиджак. И, конечно же, лохматые зеленые волосы в совокупности с недовольным пьяным лицом.///
Ключ аккуратно поворачивается в замочной скважине. Ляпис подталкивает еле плетущуюся девушку в комнату, максимально тихо закрывая дверь. В начале они неплохо шли и даже болтали, но потом “Саломею” начало штормить, и треть пути Лазурит буквально тащила ее на себе. Она облокачивает девушку о стену и еле как справляется со шнурками, стягивая с ног зеленые конверсы. Знакомая их на рыбацкий узел завязала или что? Они, как воры, крадутся к кровати Ляпис. И все было бы хорошо, если бы ночник возле кровати Жемчуг внезапно не включился. Они тут же замерли, словно басистка так их не заметит. — Какого черта? — Жемчуг садится на кровати и хмуро смотрит на девушек. Ее волосы всклокочены, а на лбу кособоко висит маска для сна, — я, конечно, все понимаю… Лазурит тут же поворачивается в ее направлении, маша руками и закрывая собой почти уснувшую в вертикальном положении пьяную девушку, — нет-нет-нет, это не то, о чем ты подумала. Басистка вовсе встает с кровати, таращась на всю эту картину, — я не собираюсь слушать, как вы трахаетесь. Ты хоть бы предупредила. — Я не собиралась! Ей просто негде ночевать, это единичная акция, я клянусь, — шепотом объясняет Ляпис, жалостливо на нее поглядывая. Жемчуг недовольно на нее смотрит и щурится, вползая ногами в слишком большие мотельные одноразовые тапочки. После она молча берет свою подушку и одеяло, шаркая к выходу, — тебе повезло, что я сонная и не хочу слушать объяснений. Я пошла спать к девочкам. Лазурит безвольно наблюдает за тем, как дверь захлопывается за подругой, а после оглядывается на “Саломею”. Та будто в замедленной съемке пожимает плечами и ложится на кровать Ляпис, — хреновое у меня первое впечатление, да?Le vent nous portera - Sophie Hunger
Ляпис тут же забывает про крайне неловкую ситуацию и тихо смеется. Знакомая была настолько сонной, что была просто рада возможности лечь, — да, мне придется объясниться перед девочками завтра. Они уже укладываются по кроватям, и Лазурит думает, что “Саломея” уснула, как только ее голова коснулась кровати, но после слышит хриплый голос. — Эй? — А? — Не хочешь полежать со мной? Немного, пожалуйста. Ляпис удивленно приподнимается на кровати, всматриваясь в темноту. “Саломея” лежала на боку, пялясь на нее и подложив под голову руки. Выражение лица она особо не разглядела, но без лишних вопросов пошла к ней. Грех отказываться от такой возможности. Знакомая тут же подвинулась к стене, освобождая ей небольшое место. Лазурит аккуратно забралась на кровать, и вот они снова находятся в крайне тесном контакте. Ей было неловко лишний раз дотрагиваться до девушки, чтобы не прослыть какой-то извращенкой. — Иди сюда, а то упадешь, — “Саломея” бесцеремонно тянет ее к себе, прижимая к корпусу. — И что ты собираешься делать? — Как что? Спать, — Ляпис слышит в ее голосе улыбку и немного краснеет. Что будет дальше, она не знает, но ей в любом случае пиздец. Она чувствует, как знакомая переплетает их ноги и обнимает ее руками, словно Лазурит была второй подушкой. На какой-то момент воцаряется тишина. Ляпис закрывает глаза, прислушиваясь к спокойному дыханию “Саломеи”. Возможно, они действительно будут спать. Как досадно. Она чувствуют, как горит ее тело. Щеки, спина, где лежат теплые руки, ноги, переплетенные с чужими. Дыхание немного сбивается от осознания. До нее только сейчас доходит, что “Саломея”, ее “Саломея”, действительно лежит буквально вплотную к ней, на одной узкой кровати. Она действительно слышит ее дыхание, чувствует ее прикосновения. Не призрачные, не навеянные сладким сном. Лазурит выдыхает, стараясь не двигаться. Казалось, если знакомая осознает, что происходит, то тут же отправится вон из номера. Ляпис решается открыть глаза. И тут же вздрагивает, замечая блестящие сканеры в темноте. Боже, кто еще тут извращенец. Они долго смотрят друг другу в глаза. У Лазурит до невозможности сбивается дыхание, а тело наливается чем-то тяжелым, прижимая ее к месту. Она сейчас задохнется от волнения. “Саломея” выдыхает и тянется вперед, и сердце Ляпис пропускает удар. Она уже чувствует горячее дыхание на своих губах, как ладонь, как будто не своя, а чужая, выстраивает стену между их лицами. “Саломея” чертыхается и упирается лбом в руку Ляпис, — я еле себя сдерживаю. Лазурит ощущает табун мурашек, идущих по спине, — я тоже. Знакомая сжимает руки на ее спине, почти царапая ногтями кожу, если бы не ткань ее майки, — пожалуйста, скажи свое имя. Мне никто так не нравился, я хочу знать хотя бы твое имя. Горячий шепот заставляет Ляпис затаить дыхание. Она чувствовала тоже самое. Сердце колотится в груди, горло сжимает. Лазурит хочется закричать. Ей только что призналась в симпатии девушка, от которой она не спит по ночам. Девушка, которая вызывает у нее дрожь в коленях. Девушка, которая буквально сводит ее с ума. Ляпис боится, что “Саломея” не вспомнит ее имени на утро. Или сделает вид, что забыла. И по той же причине она не позволила той себя поцеловать. Эта игра вышла за пределы их возможностей и желаний, но прерывать ее так было крайне рискованно. Все приняло серьезные обороты, и Лазурит не желала даже думать о том, что может все проебать. — Что если ты забудешь? — дрожащим голосом спрашивает Ляпис, и “Саломея” с горящими глазами перемещает руки с ее спины к ее лицу, с нежностью его обхватывая. — Ни в коем случае. Я тоже хочу, чтобы все было правильно. Все так и будет, я просто хочу узнать твое имя. У Лазурит щиплет глаза, но она не отводит взгляд. Почему-то сейчас она верит. Пусть у них и не будет отчаянного поцелуя в эту позднюю ночь, но она готова открыться. И ей неважно, сделает ли тоже самое “Саломея”, и что она подумает, и что будет завтра. Может быть, утром они разойдутся и никогда больше не встретятся, но Ляпис готова шагнуть вперед. — Ляпис. Девушка напротив замирает. В эту же секунду как будто все внешние шумы исчезают, и все, что видит Лазурит — это ее блестящие в темноте глаза. Знакомая прерывисто вздыхает и прижимает ее к себе, заставляя Ляпис вдохнуть запах ее волос и кожи. Она зарывается руками в зеленые волосы, сжимая их и примыкая лицом к изгибу ее шеи. — Ляпис… От хриплого голоса у своего уха девушка вздрагивает и сильнее зарывается носом в короткие волосы за ушами, оставляя легкие поцелуи на бледной коже. Слышать свое имя, произнесенное ей, было чем-то иным, совершенно новым и особенным. “Саломея” вновь прерывисто вдыхает, и ее руки перемещаются по ее спине и талии, вжимая ее в свое тело. Они лежат в таком положении довольно долгое время, пока Лазурит не улавливает размеренное сонное дыхание девушки. Глаза неимоверно слипаются, и Ляпис позволяет себе погрузиться в сон. Она разберется с этим. Или они.