Я рассказал бы тебе всё, что знаю
Только об этом нельзя говорить
Выпавший снег никогда не растает.
***
Суровая зима, что была под стать ему, человеку, который по рассказам мог сам петли для виселиц вязать. Убивая свои чувства в каждой казни, в каждом смертном приговоре пришло время дать волю эмоциям и вспомнить о навсегда забытом. Ведь даже самый толстый лёд плавится под огненным дыханием солнца.***
Вайолет хотелось крушить и метать всё вокруг. Вымещая свою злость на всём, что попадалось под руку, она не сдерживала себя в грубых выражениях. Её не пропустили, что было не удивительно. Несовершеннолетняя и вдобавок… «Посещения разрешены только родственникам?! А я по-вашему кто?!» При сотрудниках она это умолчала. Инстинкты подсказывали, что эту информацию лучше держать в секрете, да и не была уверена, что ей поверят. Облокотившись, думала, что делать дальше — не в её характере было просто взять и уйти, так и не добившись своего. Проходивший мимо Кей увидел девочку, что явно была тут впервые. Пока было свободное время, решил подойти к ней, завязать разговор. Тут и без эмпатии было понятно, что сейчас она нуждается в поддержке. — Привет. Вайолет даже не удостоила его взглядом. — Отстань. Иди куда шёл, — коротко дала понять, что компания ей не требуется. — Здесь небезопасно находиться одной. Уверена, что…? — Я могу постоять за себя. Жизнь научила. На этот раз их глаза встретились. На долю секунды девочка смутилась, но это продлилось лишь миг. — Чего тебе от меня надо? — она обречённо вздохнула, откинувшись назад, — Как меня всё достало… Он присел рядом, не близко, стараясь не нарушать личных границ. Вайолет не сразу увидела книгу, что он держал в руках. Девочка ловко выхватила её и принялась читать название. — Железная пята, Джек Лондон. У вас тут и так уныло. Ничего повеселее не нашлось? Кей рассмеялся, вспоминая о чём-то своём очень далёком. — Бабушка прислала. Она так подшучивает надо мной. Для неё я теперь внук-революционер. Прищурившись, девочка пыталась разгадать почему человек, который никогда не увидит свободы, так светится. Из-за своей судьбы её раздражали счастливые люди, хотя в тайне она завидовала им. — Ты слишком жизнерадостный для этого места. — Не всякому дано носить кандалы с грацией. Ловя недоумевающий взгляд, Кей пояснил: — Цитата из книги. Я её уже читал. — Класс, как будто в летнем лагере. Увлекательная беседа, но мне пора. Девочка хотела уже уходить, как эмпатик преградил дорогу. При других обстоятельствах и располагая большим количеством времени, он бы подошёл к этому разговору деликатнее, но сейчас приходилось говорить прямо, надеясь, что это не заденет за живое. — Тебе нужна помощь. Ты ведь можешь просто попросить. Это не так сложно, как кажется. — Да? И ты сразу кинешься к моим ногам разгребать всё то, что копилось годами? Вайолет встала на носочки, поравнявшись с ним ростом. — К сожалению, твоё милое личико не в силах решить мои проблемы. Дай пройти. — Вы одинаковые. Оба потерянные, но ни за что этого не признаете. Протянуть руку — не означает стать слабой… Кей по-доброму улыбнулся, бережно обвил пальцами её ладонь. — Моё милое личико и не на такое способно. Пойдём.***
Парень долго что-то обсуждал с сотрудниками, пока Вайолет стояла за дверью. Девочка, то и дело, высовывалась, чтобы следить за происходящим. Когда всё увенчалась успехом, Стоун сдержанно кивнул, прося дожидаться здесь. Вайолет показалось, что из его глаз проступили кровавые слёзы, но сейчас ей было не до выяснения причин. Послышались быстрые шаги, а за ними сверкнул раздражённый голос: — Кого там опять занесло?! И вот они столкнулись в этом маленьком клочке вселенной, два человека, что должны были быть ближе всего, в то время как между ними пролегала огромная бездна. Молчание, только молчание, которое встретило два мира. И только сердцу, выстукивающему пульс, хотелось кричать. Он был ей чужим. Несгибаемая, как и решетки нависшие над небом. Надетая ею маска равнодушия сильнее впечатывалась в лицо, но была готова вот-вот треснуть. Жонсьер тоже попытался её примерить, но дрожь в уголках губ выдавала его чувства как на ладони. В голове крутился беспокоящий немой вопрос — сумеет ли он построить мост через пропасть или преграда между ними навсегда останется непреодолимой? Руки принялись бесцельно разглаживать невидимые складки на одежде. Волновался. — Зачем явилась? Прозвучало совсем не то, что он хотел сказать. Боялся показаться ей слабым… От злости Вайолет крикнула: — Я ждала тебя долгие годы, а ты не приходил, и я хочу знать почему! Чем я заслужила твоё презрение, что ты даже не удосужился хоть раз на меня взглянуть! Даже сейчас стоишь, опустив глаза в пол. Я настолько тебе противна?! Жонсьер поднял голову, выискивая прощения там, где дочь возвела неприступную крепость вокруг своей боли. — Так было нужно. Для твоей безопасности. Поступи я иначе, сейчас ты бы так не распиналась передо мной. — Я не просила этого! Мне было тяжело, больно, страшно, а рядом никого. Вечно одна… сама по себе… — Да что ты можешь знать о плохой жизни?! Пусть не лично, но я контролировал, чтобы в приюте к тебе относились хорошо. — О, а я гадала кто же это так мне жизнь подпортил. Преподаватели относились ко мне слишком хорошо. И какой сюрприз — это не обрадовало остальных. Знаешь сколько раз мне приходилось драться за выживание в этом распределителе?! Голос Марка дрогнул, перешёл почти в шёпот. — Тебя там обижали?.. Этот вопрос девочка проигнорировала, настойчиво выбивая всю правду, что скрывали от неё. Дознаватель рассказал о Джейн, псиониках, мире, за который они боролись, конечно, опустив некоторые детали. — Моя мама отдала свою жизнь, защищая меня… Вайолет закрыла лицо ладонями, взъерошила волосы, пытаясь отдышаться после шока, обрушившейся информации. Так отчаянно её искала, но была ли готова к ней?.. — А ты в вечном заточении… тоже из-за меня… Её голос вдруг стал несвойственно мягким, звучал он так, как будто даже своим ушам он был незнаком. В этот миг Марк ощутил, что его дочь способна осознать и принять ту нелегкую жертву, что была принесена ими. Но в следующую секунду всё вернулось на круги своя. — Вам было наплевать, чего хотела я! А я… просто… семью… отца, с которым мы бы шли за руку в парке после покупки мороженого. Но вы решили мою судьбу за меня. И считаете, что я должна быть благодарна за это?! — Ты ещё слишком глупа, чтобы понять! Два отражения одного характера… Оба пытались перекричать друг друга. Слова, словно оголённые мечи, целились в самое сердце. Гордость вперемешку с обидой. Гордость вперемешку с виной. Повисшее напряжение стало почти осязаемым. — Получается, что меня, Вайолет Хилл, вообще не должно было существовать? Я ошибка природы… Он повторил её имя, будто пробуя его на вкус, и оно ему не понравилось. — И кто тебя так назвал?! А про твоё высказывание… В жизни большей глупости не слышал. Никакая ты не Вайолет Хилл, чёрт побери, и ты не ошибка природы… Ты Хоуп Жонсьер — надежда человечества. Слёзы, такие презренные для неё, потому что они обнажали её ранимую душу, беспомощно скользнули по щекам. — И ты не стыдишься меня?.. Марк, как можно ласковее, улыбнулся, даже позволил себе дотронуться до её волос. — Никогда. Сейчас я вижу перед собой девушку, готовую покорить весь мир. Дверь внезапно открылась. Охранники, озадаченные внезапным появлением девочки-подростка, поспешно доложили об этом начальству. А далее, как сарафанное радио, это дошло и до Летиции. Она соприкоснулась взглядом с мужем, взглядом, полным тоски и молящим о прощении. Столько хотелось ему рассказать или хотя бы просто побыть рядом, но Вайолет дёрнула её за руку. — Уведи меня отсюда. Обернувшись, девочка на прощание сказала: — Ты всю жизнь был лишь тенью в моём сердце, пускай так дальше и остаётся. Обиженная до глубины души, она не могла иначе… Впускать в свой мир того, кто уже однажды подвёл — опасно, страшно… Жонсьер так и остался неподвижно стоять. По морщинке, проступающей на его лице, скатилась слеза… Она так же беззвучно упала на пол, как и его последние слова, растаявшие в тишине этой комнаты. — Я тебя люблю, милая…***
Он лежал в свете тусклой лампочки, повернувшись к стене. Беспощадно гложущие мысли не собирались отступать. «Она никогда не признаёт меня частью своей жизни». — Сегодня подозрительно тихо. Шутки закончились, Марк? — заметил Иво. Кей сделал вид, что ничего не знает, уткнувшись в книгу. На белую бумагу медленно упала алая капля. — И давно ты так перенапрягаешься от использования пси? Снижение квалификации, полагаю, — иронично проговорил Мартен, протянув салфетки. — С тех пор, как ежедневно блокатор дают. В этом есть свои плюсы. Он вызывает привыкание, снижая свою эффективность. Но и сил уходит куда больше. — А чё ты так потренироваться-то решил? — спросил Йонас. Марк не смог пропустить это мимо ушей и ответил за него: — Он этот план ещё с первого дня вынашивал. Ещё годочков пять таких тренировок и глядишь первую ступень получит. А там уже и всю охрану убедит отпустить нас. Но если серьёзно, Стоун, вас никто не просил лезть не в своё дело. — Оживился? Рассказывай, — сказал Иво. Остальные сделали вид, что не слушают. Да и никакой информации толком не поступило. Марк был немногословен. — Я видел её. — Ты о Хоуп? И как она? — Скучает… только не умеет этого правильно, кхм… проявлять. Мартен остался неудовлетворенным ответом, ожидая продолжения. — Ну что ты так смотришь?! Ненавидит она меня и никогда не простит. Вбила себе в голову, что я её бросил. Думает, что я развлекался всё время, пока она ждала меня. — Ты не рассказал ей про тот день, когда… Понял. От напоминания о давно минувшем, сгинувшем в водовороте лет, глаза Жонсьера стали мутными, как искажённое отражение в водной глади во время дождя, а штормовая душа пронзилась молниями нежелательных воспоминаний. Всплеск боли от нарушения хрупкого барьера забытого. Чувства, навечно замурованные за стеной… Иво с досадой покачал головой. — С того момента ты так и не научился просить о помощи… Здесь и сейчас, в памяти был день, навсегда изменивший его.