Заглуши мою боль

Фэн Синь вот уже вторую ночь находится в состоянии пограничном между сном и явью. Глубокая медитация за закрытыми дверями сильно действует на нервы и он пытается собрать все свое самообладание, чтобы найти в себе силы хоть немного восстановиться. Сидеть неподвижно и читать про себя священные тексты никогда не было путем его самосовершенствования, оттого Генерал Наньян сходит с ума, не имея возможности получить прилив сил так, как он привык ­– из тренировки с мечом или луком. С такой раной на ноге едва ли он сможет стоять ровно еще пару дней, не то, что хвататься за оружие.   Но у этой вынужденной самоизоляции имеется и позитивная сторона. У Фэн Синя есть время подумать о произошедшем наедине с самим собой. И подумать действительно есть, над чем. Череда событий, каждое из которых ошарашивает и ломает какие-то устои, разрушает привычную картину мира и не хило так выбивает из колеи. И как бы Фэн Синь ни избегал занятий самокопанием, давать название своим чувствам и рыться в собственной башке ему приходится.   «На небесах без тебя будет пусто, Фэн Синь».   В конце концов, Наньян сдается. Не случается никакого очищения сознания. Концентрация так и не приходит, и спустя часы он вынужден признать, что не может уйти в медитацию, потому что, стоит закрыть глаза, как в голове тут же возникает лицо Генерала Сюаньчжэня. Его пронзительный взгляд обсидиановых глаз и бледное лицо в обрамлении темных волос. Он смотрит из глубокой тьмы прямо на Фэн Синя и тот не может это выдержать.   Чужие слова гудят в голове, эхом отбиваются от черепушки и все еще слышатся будто бы издалека. Словно Фэн Синь сильно ударился головой и теперь никак не может избавиться от навязчивого звона в ушах. Звона, который вызывает головную боль.   Столь привычное ощущение даже уже не действует на Фэн Синя. Он готов встречать внеочередной приступ мигрени с распростертыми объятьями, совершенно не имея никаких сил ей сопротивляться. Им и так уже была получена значительная передышка там, в лесу, когда раненная нога утянула на себя все внимание. После пробуждения Наньян не ощущал ни пульсации в висках, ни такого привычного давления внутри черепа, будто он намерен лопнуть с минуты на минуту. Открыв глаза в полуразрушенной хижине, он обнаружил себя лежащим на коленях другого бога абсолютно здоровым. По крайней мере в том, что касается его головы и неспокойной циркуляции духовных сил в теле.   На самом деле, Фэн Синь точно знает, что там произошло. Он может чувствовать тонкие нити чужой ци внутри себя, что говорит только о том, что Му Цин его лечил. Весьма старательно и медленно. Чтобы не навредить. И отчего-то эта мысль кажется какой-то уж чересчур инородной. Зачем бы Генералу Сюаньчжэню это делать? Зачем тащить его через лес ночью, зачем исцелять, зачем держать так близко к себе, зачем лечить? Зачем? Один единственный вопрос, знать ответ на который совершенно не хочется. Оттого Фэн Синь пытается оправдать Му Цина, ставя себя на его место. Спас бы он его в такой ситуации? Безусловно. Фэн Синь спас бы любого, кто нуждался бы в его помощи и поддержке. Просто почему-то трудно представить, что Му Цин мог бы руководствоваться теми же принципами.   Хотя что вообще Фэн Синь о нем знает? Не о мальчишке-слуге, который был достаточно язвительным, чтобы огрызаться главному телохранителю наследного принца, а о прославленном Яшмовом Генерале (еще один титул Му Цина). После вознесения о Му Цине на небесах ходят совершенно не лестные слухи. Он не уживчив и плох в общении с людьми, его презирают и считают слишком высокомерным, чтобы снисходить до небесного общества. Но при этом он пользуется немалым уважением, даже несмотря на свой дурной нрав. Его последователи отзываются о нем, как о «светоче великодушия» и Фэн Синь сам не одиножды слышал эту формулировку от крестьян, приносящих дары в храмы Сюаньчжэня. Все это в целом дает совершенно смутное представление об этом божестве, но…   Фэн Синь знает Му Цина с детства. Знает все его гнусные маленькие черты характера, которые тот никогда и не пытался скрыть. Знает о его мелочности и бытовой подлости. Ему известно все о чужих отрицательных качествах. Кажется, Наньян мог бы написать трактат о тонкостях гадкого поведения Генерала Сюаньчжэня. Но… Фэн Синь так же знает, что Му Цин храбрый воин. Благородный муж, готовый прикрыть спину, принять на себя командование, повести в бой. Он тот, кто хорошо заботится о своих солдатах, ест из общего котелка и спит на земле между битвами. Му Цин помогает бедным, в особенности остро реагирует на несправедливость, касающуюся детей. Он лишен всякой жестокости и если и проявляет подлость, то настолько мелочную, что та и не способна нанести серьезного вреда. Му Цин добр. И об этом не хочется думать.   Всегда проще цепляться за образ предателя с мешком риса за спиной. Проще видеть в нем труса, выбравшего лучшую жизнь, а не своих друзей, только чтобы позже вспомнить, что никаких «друзей» никогда и не было. И что сам Фэн Синь нисколько не лучше. Можно сколько угодно бросаться обвинениями во лжи и вероломстве, но это никак не смоет собственные грехи.   Лучник тяжело вздыхает, переворачиваясь на другой бок в собственной кровати. До рассвета всего пара часов и время, отведенное на восстановление, вот-вот иссякнет. Первые лучи солнца пробьются сквозь неплотно закрытые окна и придется оторвать себя от подушки и собраться с духом, чтобы докладывать Линвэнь о своих провалах. Снова. Слишком много осечек для кого-то, кто привык делать свою работу четко и правильно.   Это гложет Фэн Синя и он больше не способен просто бесцельно сверлить взглядом потолок. Поэтому мужчина поднимается на ноги, подходя к низкому рабочему столу, на котором разбросаны склянки со снадобьями. Руки шарят в поисках того лекарства, что способно ненадолго заглушить тяжесть в висках и освободить от этой затуманивающей сознание боли. Фэн Синь не часто прибегает к этой микстуре просто потому, что она не очень-то и эффективна. Как и сказал ему однажды неприветливый Бог медицины, излечить его недуг способны медитации или очень умелый лекарь. Ни то, ни другое не является выходом для Фэн Синя.   Собрать себя просто: легкий доспех, повседневные одежды, услужливо подготовленные слугами. Плащ, развевающийся за спиной. Неказистая золотая заколка, удерживающая тяжелые пряди в пучке. Столь обычный и привычный образ, под стать такому Божеству. Никакой вычурности, только лишь то, в чем можно сразу выйти на поле боя. Впрочем, Фэн Синя и так не покидает ощущение, что он туда направляется.   Рассвет проникает во все уголки дворца Наньяна и, стоит выйти из своих покоев и двинуться к выходу, как рой тонких и тихих голосов заполняет все пространство вокруг. Хозяин этих владений все никак не привыкнет к тому, что больше этими парадными залами не владеет госпожа тишина. Теперь здесь слышится трель человеческих голосов в любое время дня и ночи. Толпы служащих перекидываются словами то тут, то там, и Фэн Синь против воли улавливает обрывки их фраз.   – Жалко парней Сюаньчжэня, хорошие были ребята.   – Да-да, мы с ними как-то пересекались на задании.   – Ах, если бы наш Генерал брал нас с собой на подмогу, уж большим количеством мы б избежали потерь.   – Точно-точно, Генерал Наньян совсем себя не бережет.   – Нужно поторопиться, у нас куча дел. Не будем доставлять еще больше проблем Генералу.   От гула голова вскипает, но одновременно с этим на сердце неумолимо теплеет, а на губах так и норовит появиться легкая и такая редкая улыбка. Почти что забытое состояние для Фэн Синя, но от чего-то разговоры его болтливых младших служащих вызывают в нем какую-то отеческую гордость и радость. Возможно, открыть дворец на средних небесах было не такой уж скверной идеей. По крайней мере, ему так кажется сейчас, когда он видит труд и преданность своих людей его делу.   Что бы испытывал сам Фэн Синь, погибни кто-то из них на задании? Что испытывает по этому поводу Му Цин? Он ведь наверняка помнит имена и титулы всех своих подчиненных, даты их рождения и имена мечей. С его педантичностью и милосердием, вероятно, оставить тела своих подчиненных позади – непосильная задача. И все же, Сюаньчжэнь именно так и поступает, чтобы иметь шанс спасти своего врага. Он переступает через себя ради Фэн Синя и это неумолимо ломает что-то внутри лучника.   Они встречаются перед самым дворцом Совершенной Владыки Линвэнь. Генерал Сюаньчжэнь в парадных одеждах, расшитых золотом, стоит, привалившись к величественной колонне, прячась в ее тени от назойливых утренних лучей солнца. Он выглядит свежим и отдохнувшим. Привычно бледным, но все же вполне здоровым. Спина ровная, руки скрещены на груди, взгляд устремлен куда-то вверх, но выглядит скорее так, словно обращен глубоко внутрь. Он размышляет, сразу понимает Фэн Синь, поэтому не спешит давать знать о своем присутствии. Просто останавливается на отдалении и ловит момент, чтобы рассмотреть Му Цина получше. Тонкие черты лица кажутся словно вырезанными из мрамора – настолько бледна его кожа, оттеняемая черными одеяниями. Издали облик его кажется безжизненным, но, если подойти ближе, можно уловить едва заметный румянец, касающийся кожи. Непримиримую складку, залегающую меж бровями от постоянно нахмуренного выражения. Длинные узловатые пальцы бездумно перебирают складки темной ткани на рукавах. Идеально уложенные волосы треплет легкий теплый ветерок. Все это делает Му Цина таким живым и юным, что что-то в сердце Фэн Синя болезненно сжимается.   Едва ли за прошедшие сто лет Фэн Синь хоть раз так пристально всматривался в своего старого знакомого. Когда сознание не затуманено гневом, то внимание куда более четкое. Ничего не отвлекает от того, чтобы увидеть, что Му Цин совершенно не изменился. Да, на нем золота и парча. Шелк и нефриты, подчеркивающие неземную красоту. Но под всеми этими драгоценностями он все такой же, каким был в юности. Утонченный, изящный юноша со взглядом острее клинков из небесной кузницы. Взглядом, готовым прожечь дыру в Фэн Сине.   Му Цин терпит пристальное внимание из праздного интереса узнать, сколько оно может продлиться, но все же не выдерживает и нарушает тишину:   – Увидели что-то удивительное, Генерал Наньян?   Его голосу вернулась твердость и легкость, так ему присущая. То, что он теряет контроль, стоит только южному соседу появиться рядом, совершенно не означает, что он не умеет держать лица. В конце концов, грубым и невоспитанными Божеством принято считать Наньяна за его простодушную прямолинейность. Сюаньчжэнь – пример для подражания в области светских бесед.   – Серьезно, ты выглядишь так, словно забыл, как дышать, Наньян, – усмехается Му Цин, не зная, насколько попал в яблочко.   Фэн Синь и правда на миг забыл, как правильно дышать от собственных мыслей. Ему невыносимо признаваться самому себе в том, с каким восхищением он размышляет о красоте своего врага. Это откровение немного выбивает из колеи, но лучнику приходится взять себя в руки довольно быстро. Он сможет поразмышлять на собственными реакциями чуть позже. Ну или же сможет проигнорировать это, как и всегда.   – Я в норме.   Му Цин окидывает его внимательным взглядом, вскрывающим и проникающим глубоко под кожу, будто дикую зверушку разделывает. Пронзает своими глазами как острыми холодными клинками. Это длится достаточно долго, чтобы он мог сделать какие-то выводы и озвучить их:   – Как я вижу, ты совершенно точно не в норме.   Это очередное попадание в цель в момент заставляет что-то нехорошее вспыхнуть в груди Фэн Синя. Как же все-таки легко его вывести из равновесия, если это делает Му Цин.   – Так перестань смотреть! – Кричит Наньян в ответ более раздраженно, чем следовало бы.   Генерал Наньян устремляется внутрь дворца, больше не намереваясь смотреть на своего южного соседа. Он оставляет тлеть свои чувства где-то в груди, совершенно не понимая, почему так реагирует на простые, можно даже сказать дружеские фразы. Ждет подвоха? А может ему просто не нравится, какие мысли возникают в голове, стоит чуть дольше задержать внимание на Сюаньчжэне?   Тяжело одновременно размышлять и уворачиваться от бесконечных стопок свитков и рукописей, подпирающих потолок. Дворец Верховного Бога Литературы – тот еще лабиринт, представляющий опасность для любого, кто теряет бдительность. Лишь немного неосмотрительности и ты можешь оказаться под завалами документов, из-под которого тебя вытащат слишком поздно, чтобы выжить. Сама Богиня восседает за огромным столом, держа в одной руке какой-то свиток, а в другой – кисть. Выглядит Линвэнь строго и устало, впрочем, как и всегда. Эта женщина вот уж точно подобна застывшей статуе: не меняет своего облика абсолютно никогда. В любое время дня и ночи, в любой сезон года ее можно застать в таком положении: кисть и свиток; хмурость и усталость.   – Приветствую, Генералы, – бросает женщина бесцветно, когда все-таки обращает на них внимание.   Оба южных Бога почтительно склоняются перед ней в приветствии, ожидая разрешения начинать свой доклад о прошедшей миссии. Это слегка волнительно для Фэн Синя: он не привык выражать свои мысли словами и вот так на ходу. Одно дело детально прописывать каждую подробность в свитке, а другое – сочинять без подготовки. Облегчение приносит только мысль о том, что его доклад выйдет коротким. Все-таки большую часть времени он провел без сознания.   – Докладывайте, Генерал Наньян. Вы давали промежуточный отчет, когда только отправились на миссию, но затем потеряли связь.   Фэн Синь глубоко вздыхает, стараясь не забыть никаких деталей, и надеется, что головная боль не затуманит его рассудок настолько, что он не сможет в какой-то момент собрать мысли в кучу.   – Я отправился на задание в пятый день месяца собаки и несколько дней опрашивал местных жителей, пытался выйти на демона, донимающего крестьян. Удалось собрать информацию, в основном состоящую из то ли сплетен, то ли легенд, – мужчина берет паузу, чтобы перевести дыхание, бросая взгляд на Му Цина, стоящего рядом. Тот явно хмурится гораздо больше, чем обычно. – В итоге удалось выйти на след демонической энергии. Очень яркий и сильный, который и привел меня в то место, где мы встретились с Генералом Сюаньчжэнем. Я провел там менее часа, пытаясь отбиться от оживших безногих трупов, когда мы пересеклись. Так что, можно сказать, что мы прибыли почти одновременно.   Кажется, что Фэн Синь что-то упускает. Мысли слишком сильно растекаются в голове.   – Я не мог даже представить, что земля может оказаться ловушкой и что выхода из нее уже не будет. Предполагаю, что местность сама удерживала всех туда угодивших и тут же превращала их в живых мертвецов. Следствие длительного и непрерывного воздействия тьмы на саму природу.   – Согласен с утверждением Наньяна, место явно было проклято. Иначе дать объяснения этой ловушке я не в силах, – голос Му Цина звучит плавно и выверено. – Мой Дворец провел расследование, пока занимался ликвидацией, совместно с Дворцом Мингуана.   Эта новость заставляет Фэн Синя нервно вскинуть голову и уставиться на невозмутимого Сюаньчжэня.   – Демонице присвоен статус «свирепый». Неупокоенная убивала юношей в окрестных селях десятки лет. Заманивала в лес, отрывала ноги и хоронила тела в том месте, где когда-то была похоронена сама. Души, заточенные там, отравили природу вокруг.   Самое логичное объяснение из всех и все же Фэн Синь не может понять, как удалось им с Пэй Мином дойти до этого так быстро. Меньше двух дней ведь прошло.   Му Цин коротко пересказывает события после того, как они встретились на проклятой земле, совершенно не искажая факты и придерживаясь точных формулировок. Фэн Синю не к чему придраться, но мозг все же цепляется за одну фразу, которая заставляет плечи невольно опуститься.   – Генерал Наньян предпринял попытку поразить демоницу, но ему не удалось. Это дало нам пару минут, но раззадорило ее, и атаки стали более частыми, – Сюаньчжэнь мрачнеет всего на миг. На бледное лицо опускается тень, но он берет себя в руки. – Одна из ее атак забрала жизни двоих моих младших служащих и чуть не лишила ноги Наньяна.   Но сам Наньян уже давно не слушает. В ушах слишком звенит и боль в висках постепенно перебирается ко лбу.   Попытка пронзить демоницу не удалась. Это привело к смерти двоих и к его собственному ранению. Насколько никчемным должен быть Бог, чтобы такое допустить? Что есть один свирепый демон против четверых? Сильный противник, если один из четверых – бесполезен. В конце концов, даже идея о том, как сбежать, принадлежала покойным служащим Дворца Сюаньчжэня.   – Мне понятна ситуация, но для протокола изложите все кратко в письменной форме, – подытоживает Линвэнь, не давая никаких комментариев. Ни бездействию Наньяна в последние два дня, ни его личным провалам. – Распределите миссии между своими дворцами до следующего собрания, делайте упор на то, чтобы большая часть простых миссий приходилась на младших чиновников.   Это камень в огород Фэн Синя, несомненно, но он никак не комментирует. Все так же бездумно сверлит пол ничего не видящим взглядом.   – Небесный Владыка считает, что вам стоит вернуться к совместным миссиям и перестать упрямиться, – женщина смотрит прямо на Му Цина, а уголки ее губ слегка ползут вверх. – В конце концов, Генерал Сюаньчжэнь, ваши глаза и так неотрывно смотрят на юго-восток.   Лицо юго-западного Божества мгновенно покрывается алыми пятнами, но Фэн Синь не может понять, чем вызвал этот приступ ярости.   – Можете быть свободны.   Они синхронно кланяются, но Фэн Синь спешит выпрямиться первым и устремиться на выход, не обращая внимания на то, что врезается по пути в бледных измученных подчиненных Линвэнь. Ему необходимо на воздух. Вздохнуть полной грудью, очистить разум от отравляющих мыслей и, может быть, еще один пузырек снадобья, спрятанный в рукаве, чтобы суметь хотя бы дойти до своего дворца без позорного падения прямо посреди главной улицы Небесной столицы.   Фэн Синь упирается лбом в холодную колонну у входа во дворец, ища хоть какую-то физическую опору. Каждый вдох делает агонию все более мучительной, а ощущение, что сотни острых иголок впиваются прямиком в мозг, усиливается все сильнее и сильнее. Это невыносимо. Хуже, чем большинство приступов, которые у него были до этого. Вероятно оттого, что за последние два дня он так и не смог в полной мере восстановить свои духовные силы и даже не смог взять под контроль те, что у него были. Не от того ли, что они ощущались слишком инородно в теле?   Руки сами тянутся к вискам, Наньян стискивает череп с остервенением, присущим сумасшедшему. Этот жест дает фантомное утешение и никак не облегчает ситуации, но так Фэн Синю кажется, будто он вновь может контролировать ситуацию. Даже одна мысль о том, что он может держать все в руках успокаивает. И вовсе не важно, что это – самообман.   Уходя так глубоко в свои мысли, Фэн Синь пропускает момент, когда его догоняют. Му Цин останавливается за спиной, не спеша предпринимать какие-то действия, и лучник не может не быть за это благодарен. Ему не нужны ни жалость, ни участие. Этого и так было слишком много за последние дни. Фэн Синь не привык к такому, он не может тратить силы еще и на то, чтобы как-то реагировать на подобные изменения.   – Ты никогда не казался мне лгуном, Фэн Синь.   Голос Му Цина спокойный, но жесткий. Если прислушаться, то можно уловить нотки злости, скрытые безразличием. Это заставляет Фэн Синя повернуться лицом к нему, все также не отрываясь от мраморной колонны, только теперь подпирая ее спиной.   Самый обыкновенный день в Небесной столице. Толпы младших чиновников несутся по улицам в свои дворцы, перекидываясь словами по дороге. Боги Литературы идут неспешно, обмахиваясь веерами и бросая едкие фразочки вслед друг другу. Богов Войны не видно. Те либо на заданиях, либо на утренних тренировках. Все идет своим чередом, кроме двух южных Генералов, стоящих в тени Дворца Линвэнь. Сегодня, несмотря на такую обыденную обстановку вокруг, между ними что-то не так.   Фэн Синь не стремится ринуться в бой, потому что не имеет на это ни малейших сил. Словесная перепалка сегодня тоже не входит ни в чьи планы: слишком многое произошло за два дня, чтобы необдуманно что-то говорить. Му Цин же словно ведет борьбу в самим собой, пытаясь принять для себя какое-то решение. И смотрит своему заклятому врагу прямо в глаза так, будто может проникнуть в душу совершенно без препятствий.   – И с чего это я лгун? – Отвечает-таки Наньян, скрещивая руки на груди. Теперь он стоит в точно той же позе, в которой нашел Му Цина ранее.   – С того, что ты не в порядке.   Это сказано спокойно и без насмешки. Просто сухая констатация факта, который известен каждому из них. Да, Фэн Синь прекрасно знает, что не в порядке. Это вовсе не повод признаваться в этом.   Он хочет выдать что-то в ответ, но осекается, когда новая волна боли простреливает виски с такой силой, что он инстинктивно жмурит глаза и склоняет голову вперед, обхватывая ту руками. Фэн Синь прячет собственное лицо в ладонях, чтобы не было видно, как его перекашивает от вспышки мигрени, хотя едва ли это может что-то скрыть. Лучник даже шипит от боли, бросая ругательства в никуда просто чтобы успокоить себя.   Эта картина наверняка выглядит жалко. Потому что именно такой и является. Фэн Синь думает, что его гордость вряд ли сможет выдержать еще позора, но в какой-то момент это становится неважно.   – Тебе нужна помощь? – Предложение слышится как сквозь толщу воды. Слова кажутся смазанными и приглушенными.   Фэн Синь приходит в себя, когда чувствует, как начинает оседать на пол. Ноги просто подгибаются с очередной вспышкой боли. Тяжесть в голове настолько невыносима, что становится трудно стоять.   Что-то не дает ему упасть. Чьи-то руки, подхватывающие за плечи и тянущие куда-то в сторону, глубже в тень. Чужой голос, зовущий непривычно по имени.   – Фэн Синь! – Му Цин звучит очень встревоженно.   Фэн Синю хочется сдаться. Он не ощущал себя так дерьмово, вероятно, никогда. Так невыносимо больно, что хочется умереть прямо здесь и сейчас просто чтобы это прекратилось. Поэтому, не совсем осознавая, что делает, он тянется к Му Цину, наваливаясь на тому на плечо и шепча едва слышно:   – Помоги мне.   Это словно единственное, чего сам Му Цин ждал. Он начинает действовать незамедлительно. Переворачивает мужчину у себя в руках так, чтобы тот уперся спиной о его грудь. Одной рукой поддерживает, а другую направляет к голове, пропуская тонкую нить духовной энергии через кончики пальцев. Его уровень контроля собственными силами поражает: хватает всего мгновения, чтобы Сюаньчжэнь смог сконцентрировать энергию в нить тоньше шелковой и пустить ее в чужой организм, укрепляя мириады и раскручивая тугой ком боли.   Фэн Синь приходит в себя медленно. Он, стоит отдать должное, крепко стоит на своих двоих, лишь слегка опираясь спиной о грудь Му Цина. Тот больше его не держит, обе руки прижаты по бокам к голове, а пальцы бездумно перебирают пряди волос на висках. Каждое касание сочится осторожностью. Движения выверены, в них нет места небрежности. Как хорошо Сюаньчжэнь обращается мечом, так же ловко и управляется с болью Фэн Синя.   А еще Му Цин нежен. Его действия ласковые и трепетные. Он не спешит, подходит к вопросу со всей осторожностью, на которую способен. Длинные крепкие пальцы аккуратно проводят от висков к самой макушке, где волосы собраны в растрепавшийся пучок.  Затем очерчивают непонятные узор от темечка вниз к основанию черепа. Пропускают тончайший поток духовной энергии в одной точке на затылке. Пальцы плывут невесомо по бокам от головы, чтобы сойтись на лбу, мягко надавливая в попытке разгладить складку, залегающую меж хмурых бровей Фэн Синя. Это массажное движение успокаивает. Му Цин водит по кругу на лбу, пропуская ровный сияющий поток духовной энергии в верхний дантянь.   Ощущений, которые дарят эти манипуляции, достаточно, чтобы Фэн Синь довольно заурчал словно сытый уличный кот. Но он сдерживается, полностью приходя в себя и беря под контроль собственные мысли. И тем не менее, он не спешит отстраняться. Боль постепенно утихает, будто в страхе прячется от Му Цина в укромные уголки сознания. Таится, чтобы вылезти вновь, когда перестанет ощущать угрозу. Это лечение – временное, как и все в жизни Фэн Синя, и, тем не менее, он благодарен. За возможность спокойно вздохнуть хоть на некоторое время. За тактичность и помощь.   Ему нужно выразить свою благодарность и он это знает. Не только за то, как чужие руки продолжают касаться сейчас, а за то, что делал Му Цин раньше. За спасение на миссии, за то, что рисковал собой ради него, потратил все свои силы на него. За тысячи вещей, что между ними были и за которые Фэн Синь никогда не говорил спасибо. Будучи человеком он воспринимал его присутствие рядом просто как часть своего существования. У Фэн Синя есть руки, ноги. Есть Му Цин. Собственные конечности никогда не подводят, так и товарищ, находящийся всегда рядом, просто ощущается словно продолжение самого тебя. От того и рана, оставшаяся после его ухода, столь огромна и до сих пор не перестает кровоточить.   Однако несмотря на то, что Фэн Синь никогда не делал ни одного шага навстречу Му Цину, он все еще не готов на такое просто слово, как «спасибо». Вместо этого он говорит:   – Я сожалею о смерти твоих подчиненных. Мне жаль, что я не смог ничего сделать.   Мечник на это едва ли реагирует, продолжая сосредоточенно водить кончиками пальцев по волосам. Кажется, что он и сам слегка потерял ход собственных мыслей.   – Я не виню тебя в этом, – слышится ответ через некоторое время. – Я не считаю, что твои действия привели к их смерти. Напротив, ты вел себя… Как раньше.   «Как раньше» и Фэн Синь точно знает, что это означает. «Как раньше» – когда я мог тебе доверять. Му Цину не требуется договаривать, чтобы смысл фразы был понятен обоим.   – Но тебе следует что-то сделать с болями, – спокойно добавляет Сюаньчжэнь. – Они ведь невыносимы, да?   Нет смысла лгать тому, кто прекрасно знает ответ. Поэтому Фэн Синь кивает.   – Я обращался к врачевателям, но они не в силах помочь.   Наньян пожимает плечами со всей непринуждённостью, на которую способен в такой ситуации. Он уже какое-то время не ощущает потока духовной энергии, исходящей от Му Цина, но его пальцы все еще гуляют по его волосам, перебирая пряди.   – Но что-то же помогает тебе снять боль. Не пренебрегай этим, – Му Цин говорит и его голос слышится где-то прямо над ухом. Теплое дыхание опаляет кожу и мурашки бегут по шее Фэн Синя от осознания только что сказанного.      Сюаньчжэнь отступает на шаг назад, поправляя собственные одеяния. Он выглядит слегка уставшим. Эти манипуляции не отнимают много энергии, но требуют железной концентрации, чтобы не сделать вторжением только хуже.   – Я благодарен за участие, Генерал Сюаньчжэнь, – Фэн Синь склоняется почтительно и долго, решив, что раз снисходит до благодарности, то должен выразить ее максимально учтиво.   Усмешка трогает губы Му Цина и он даже немного расслабляется, отпуская напряжение прочь.   – Брось, Фэн Синь, – он оборачивается, чтобы уйти, но напоследок все-таки бросает: – Постарайся быть в норме на следующей миссии.   Не дожидаясь ответа, Му Цин уходит, сливаясь с толпой на главной улице Шэньу. Его силуэт постепенно теряется среди пестроты мантий снующих тут и там божеств, будто он не стоял тут секунду назад и не исцелял чужую боль так трепетно и самозабвенно, будто сам испытывает мучения от страданий другого.   Это выбивает Фэн Синя из колеи. Это ломает Фэн Синя снова и снова. Почему он попросил помощи? За что он ее получил? Почему от Му Цина?   Каждый вопрос – острый шипик. Впивается все глубже. И, стоит только пустить эти мысли в голову, как Фэн Синь с сожалением ощущает новую волну боли, медленно возвращающуюся на свою законное место.