Хвоей выстлана постель

Сириус знает, что поступил ужасно, но все равно считает, что так лучше для них обоих. Он не может отказаться от помолвки, не может позволить себе пойти против матери снова. Ему хочется держать Римуса так далеко от её тощих пальцев, как только сможет и наивно думает, что и сам это вынесет не дрогнув. Он же Блэк из бессердечной четы. Элиза на деле не такая ужасная, ей тоже не слишком хочется этого брака и она идет на него так же как и Сириус из-за семьи. Они оба всего лишь болванчики в чужих руках, которые пока не имею никакого права это показать. На них направлено слишком много глаз и слишком много рук толкает друг к другу. Даже эта поездка на день рождение сына Поттеров всецело показательное выступление. Он думает, что полгода достаточный срок. Что почти не болит. Но видит русые вихры, рубашку с вышитыми люпинами на рукавах и сердце ухает куда-то в желудок. Римус бежит от него как от огня, прячется в разговорах со знакомыми и отходит сразу как видит его неподалеку. А у Сириуса пальцы дрожат от того, как сильно ему хочется прикоснуться, услышать голос. Сквозь все ароматы он слишком четко улавливает запах волчьей крови. Ему кажется, что он пропитывает комнату и он идет по следу и замирает возле двери в ванную. В закутке темно и Сириус вслушивается в копошение за дверью и готов выбить дверь, но заставляет себя замереть у стены. Когда Римус выходит, он с трудом удерживает себя на месте, сжимая пальцы в кулаки и прячет руки в карманах брюк. – Оу, извини, что долго. – Римус выпрямляется почти по-солдатски, сжимает ладонь в кулак и вытаскивает все дружелюбие, которое в нем есть. Он бледный, словно смерть и похудел за это время, словно снова забывает о еде. – Избегаешь меня? Сириусу не удается сдержать тоску, боль и разочарование. Он знает, что они сквозят в его голосе. И ему действительно больно и он разочарован, что они видятся вот так украдкой, в темном коридоре. Они шептали друг другу «навсегда», а сейчас не могут даже друг друга коснуться. У него саднит горло от одной мысли об этой. – С чего бы? – Римус тянет губы в улыбке, самой дружелюбной и Сириус ему не верит, он впивается ногтями в собственные ладони, чтобы не бросится к нему прямо сейчас. – А разве нет? – Вовсе нет. – Римус давит очередную улыбку, так сильно пытаясь убедить его, что все в полном порядке. – А мне показалось... – Сириус не может с собой бороться, он делает к нему шаг и замирает, когда Римус, отзеркаливает, делая шаг назад, вжимаясь лопатками в косяк двери. – Точно не избегаешь? – он хмыкает, почти болезненно и сжимает челюсть, до легкой боли. – Чего ты хочешь Сириус? – Маска дружелюбия Римуса раскалывается, как фарфоровая чашка и на лице словно в секунду проступает вся усталость и синяки под глазами. – Поговорить. – Сириуса пробирает мелкая дрожь, он хочет обнять его и не отпускать. Он делает медленный шаг и знает, что Римус не побежит. – Мне казалось, что было сказано достаточно. – Римус трет ладони друг о друга, в его голосе столько холодности, что у Сириуса перехватывает дыхание. – Иди к своей невесте. Я оставил тебя в покое, как ты и просил, будет справедливо, если ты сделаешь так же. Сириус не может подобрать слов. Поэтому молчит. И просто идет к нему. Да, он просил. А ещё наговорил столько дерьма, что удивлен, как Римус его тогда не ударил, а просто согласился и ушел. Он хочет сказать так много. Так много и не может выдавить из себя ни звука. Римус не двигается и позволяет приблизиться на расстояние вытянутой руки, он всегда был слишком добрым. Запах крови бьет по рецепторам так сильно, что Сириус забывает как дышать. Он хочет потребовать показать, обработать раны, расцеловать, вылизать и не отпускать. Со стороны прохода раздаются шаги по их направлению и Сириус вздрагивает, замирает и не успевает поймать проскальзывающего мимо Римуса. От разочарования изо рта вырывается рык и он кидается следом, но его останавливает Джеймс, толкает в грудь и не пропускает дальше. Конечно, друзья в курсе того, что между ними произошло. И Джеймс знает в разы больше, чем Лили и другие. Поэтому и не пускает. – Сириус. – Джеймс давит ладонью на его грудь и заглядывает в глаза, пытаясь воззвать к разуму. – Оставь его. – Я не могу. – Сириус чувствует, как внутри, что-то рвется и лопается. Он, правда, не может. Не может оставить его вот так. – Он поранился. Пах кровью. – Он справится. И ты тоже. – Джеймс давит на грудь сильнее и Сириусу кажется, что он давит в огромный синяк, потому что больно практически так же. – Ты сам так сказал. Тогда. Сириус кивает и все равно вглядывается в проход, Римуса там давно нет, но ему наивно хочется верить, что он может вдруг снова там появиться. Хотя этого точно не произойдет. Джеймс больше ничего не говорит и Сириус кивает и отступает. Он сам выбрал этот путь и теперь поздно сворачивать. Он поправляет рубашку и возвращается в общий зал, улыбается и целует Элизу в висок. И в этот вечер больше не видит Римуса. Ему хочется надеятся, что он поймает его утром и от этих мыслей хочется ударить себя по лицу. Он не может уснуть всю ночь, ворочается и ходит курить каждый пол часа, а как только слегка рассветает, вылетает из комнаты. Дверь в комнату Римуса открыта и она пуста. У Сириуса сжимается сердце и он долго стоит оперевшись о косяк. Здесь ещё пахнет лесом, алкоголем и кровью. И он не может надышаться, хочет зарыться в аккуратно сложенное постельное белье и остаться так на томительные часы, пока запах не исчезнет. Но он берёт себя в руки и идет вниз, чтобы обнаружить Лили на кухне. – Римус уехал, – вместо приветствия сообщает ему Лили словно зная, что он спросит об этом. – Что значит уехал, Лили?! – Сириус шипит и не узнает собственный голос, он хочет кого-нибудь укусить. – А что обычно значит фраза «он уехал»?! – Лили шипит на него в ответ и щурит свои зеленые глаза. – Ещё до рассвета. Я встала проверить Гарри, а он вышел из своей комнаты с сумкой. – И что он сказал?! – Сириус хочет влезть в её рыжую голову и увидеть все её глазами. Наверняка, Римус не хотел, чтобы его застали. Потом бы прислал открытку с извинениями. Он был уставшим? Напуганным? Каким он был? Ему хочется знать абсолютно каждую мелочь и он не может бросится в эти расспросы. – Извинился. – Лили смотрит на него, как на идиота. Она не слишком хорошо относится к нему, после их расставания с Люпином и Сириус принимает это, но и заткнуться не может. – Как он? – Сириус садиться за стойку и водит пальцами по столешнице, у него есть лишь пара часов на это и он хочет выжать максимум из этих разговоров с Лили. – Не сегодня… вообще… – Я… – Лили тяжело вздыхает, замирает на своем месте и смотрит на него испытующе долго. – Я хочу, из вредности, сказать тебе, что у него все так замечательно, что тебе и не снилось. Но ты выглядишь слишком побитой собакой. И правда в том, что я не знаю. Вчера был первый раз когда мы увиделись за эти полгода. И то, что я увидела… Все плохо, Сириус. Серьезно, плохо. Я молюсь, чтобы не стало хуже. Но так как он уходил… – Лили трет переносицу, она не хочет продолжать, но все равно говорит это. – Словно прощался. У Сириуса рой вопросов, но он поджимает губы и сжимает руки в кулаки. Он не спрашивает в каком смысле «прощался». «Прощался насовсем» повисает в воздухе и они оба не хотят касаться этой фразы, ведь пока она не произнесена, она не является правдой. И как было бы проще, если бы, это так и работало. Но все внутренности все равно сводит от боли. И весь план рушится, буквально в мгновение и Сириус хочет броситься за ним следом, даже не зная куда именно бежать. – Лили, я такой придурок. – Сириус роняет голову на столешницу и почти не морщится от боли, несмотря на то, что прикладывается со всей силы. – О, я знаю, дорогой. – Лили улыбается, со всем присущим ей ехидством. Она хоть и не говорит ничего на прямую, но Сириус знает. Лили его осуждает и не может с ней спорить. – Что бы ты не решил, подумай дважды. – Джеймс появляется, как всегда, вовремя. – У вас свадьба через три месяца. – Я знаю. – Сириус бессильно рычит и ещё раз бьется головой о столешницу. После свадьбы контроль матери станет чуть меньше, они смогут уехать из родительского дома и оба смогут вздохнуть свободно, но Сириусу кажется, что он задохнется за это время. Он полгода подавлял в себе все чувства и воспоминания связанные с Римусом, а сейчас они окатывают его такой волной, что он не может сопротивляться. Хочется задушить себя или бросится перед ним на колени и лишь надеется, что он даст ему шанс. _________________________________________________________________________ Три месяца тянутся, как пятьсот. Слишком долго. Невыносимо. Сириус ненавидит себя и всех вокруг. Он впервые серьезно ругается с Элизой, а потом и с матерью и на какое-то время переезжает к Поттерам. Словно ему снова шестнадцать и подростковый бунт в самом разгаре. Сириус достает Лили и делает всё, чтобы найти Римуса, но оборотень не хочет, чтобы его нашли. Он словно попал в капкан и отгрызает себе лапу. Он не общается ни с кем из старых друзей, даже его отец не имеет ни малейшего понятия, где его сын. И Сириусу на самом деле страшно за него. И он несколько раз порывается разорвать помолвку, послать к черту мать, всех родственников, невесту, да и вообще всех. Джеймс и Лили каждый раз отговаривают его от непоправимого и резких выпадов. Ему нужен Римус, живой и по возможности здоровый, потому что пока уверенность в этом оставляет желать лучшего. Лили берет на свои плечи поиски, пока Сириус занимается свадьбой, семьей и не стесняется вступать в постоянные конфронтации с матерью. Несмотря на весь негатив, нервы и прочее, свадьба проходит как запланировано. Элиза прекрасно в своем платье и Сириусу даже немного жаль, что он трепал ей нервы последнее время и что они вынуждены соглашаться на эти условия. После долгих, нудных церемоний, общений с родственниками, вынужденными застольями, где каждый ненавидит каждого. Они наконец-то оказываются один на один в их общем доме. Сириус хочет сбежать почти сразу, но от Лили и Джеймса нет вестей и ему приходится ждать, как собаке, которую оставили на вокзале. На самом деле Элиза сбегает первой. Оказавшись без контроля родителей она не намерена сидеть на месте и купаться в отчаянии новоявленного мужа. И Сириус остается один. Он пытается помочь в поисках, но его присутствие словно только мешает и найденный след, снова ускользает.