Pie in the sky // JENLISA

ВНИМАНИЕ: первая часть этой главы содержит сцены секса в стиле дабкон (принуждение, т.е.согласие получено,но сомнительное согласие, по принуждению, при шантаже, запугивании). Просто хочу предупредить вас, ребята, на случай, если вам это будет неудобно, чтобы вы могли пропустить это. Это коротко и не слишком подробно, но все равно будьте осторожны! --------- «Ты сегодня красиво выглядишь, Джош». Это требует усилий, и она чувствует, как что-то в ее груди скользит и пытается ускользнуть от нее, с отвращением она улыбается. Это должна быть обожающая улыбка, но Дженни не уверена, что сможет сделать это убедительно. Единственное, что помогает сохранить этот фарс, — это вспомнить первые дни, до аварии, до того, как Джош стал таким разозленным и злым. В те времена, когда он писал ей песни и играл для нее на гитаре, пока она пекла. В те времена, когда Дженни была счастлива, когда они лежали в гамаке и вместе смотрели на звезды, находя составленные созвездия, смеялись с того как напивались на винных холодильниках. «Когда-нибудь я подарю тебе звезды, Дженни», — пообещал ей Джош. " А что насчет луны?" " И это тоже,"— ухмыльнулся в ответ Джош. "Все это и кусок пирога." Дженни свернулась в нем, как карамель в шоколадном пироге с арахисовым маслом, глупо целуя его, никогда не беспокоясь о том, что произойдет. Проблемы пришли в первую очередь для Дженни. Но Джош помог ей пройти через это. Когда ее мать умерла, Джош укачал ее спать на руках, пообещав позаботиться о ней. Когда несколько недель спустя он сделал ей предложение, она согласилась, радуясь, что теперь, когда она сирота, есть к чему привязать себя. Она вспоминает то время, чувствуя себя глупо, скучая по той девушке, которой была раньше. Она скучает по улыбающейся девочке в гамаке почти так же сильно, как по матери. Теперь злая версия Джоша ухмыляется ей через стол. «Давно ты не называла меня красивым». «Ну, ты красивый», - выдавливает Дженни. И это правда, она знает. Джош красив лицом. Но в эти дни Дженни все меньше и меньше видит его лицо, и все больше она видит гнев и горечь, кипящие на поверхности. «Извини, я мало тебе говорю». «Ты меня за что-то умасливаешь? Положишь меня в один из своих пирогов?» — говорит он с ухмылкой. Дженни пытается отшутиться. «Я думала о тебе сегодня на работе». Джош усмехается, как головорез. «Ты думаешь обо мне весь день?» Дженни продолжает улыбаться, какой бы напряженной она ни была. "Конечно." По правде говоря, работа — единственное место, где ей не нужно думать о Джоше. Она смотрит в открытое окно и решает рискнуть. «Я хотела спросить тебя кое о чем». «Я даю тебе много денег», — говорит Джош, мрачнея. «Нет, не это», — говорит Дженни, отчаянно пытаясь держать окно открытым. «Ты знаешь, что я ничего не хочу». Она проглатывает ложь, надеясь, что это даст ей немного свободы. «В выходные четвертого июля на ярмарке будет конкурс по выпечке пирогов. Я подумала, что смогу принять участие». Выражение лица Джоша становится подозрительным. «Зачем тебе участвовать в каком-то конкурсе пирогов?» «Призовые деньги неплохие», — объясняет Дженни, не в силах удержаться от слюнотечения при мысли о том, что на ее имя записано пятнадцать тысяч долларов. Если она умна в этом, Джош не сможет прикоснуться к этому, если она ему не позволит. Этого было бы достаточно, чтобы купить ей новую жизнь. «Но ты ничего не хочешь», — эхом повторяет Джош, и Дженни жалеет, что не сказала этого минуту назад. «Я ничего не хочу», — соглашается Дженни. «Может быть, мы могли бы использовать выигрыш, чтобы хорошо провести отпуск или добавить к дому дополнительную комнату». Джош щурится на нее, и Дженни задается вопросом, может ли он сказать, что взять с ним отпуск или пристроить к их маленькому домику — последнее, что она когда-либо хотела бы делать с призовыми деньгами. Большую часть времени она думает, что неплохо умеет скрывать от него свои мысли, но иногда он видит ее насквозь, как целлофан, обернутый одним из ее пирогов. «Зачем нам еще одна комната?» «Я не знаю. Было бы неплохо иметь на случай, если когда-нибудь у нас появятся дети». Лицо Джоша расплывается в развратной ухмылке. «Ты в настроении завести ребенка?» Желудок Дженни переворачивается, как будто ребенок пытается ускользнуть от Джоша. «Я ужасно устала…» — уклоняется она. «Я не против», — говорит Джош, наклоняясь вперед и выглядя еще более нетерпеливым. «Все, что тебе нужно делать, это лежать там». Дженни сглатывает желчь, слишком хорошо зная, что это все, что Джош от нее ожидает. «Прошло много времени. Черт возьми, я не думаю, что мы делали это с той ночи, когда я тебя напоил». Черт возьми, эта ночь. Черт бы побрал Джоша и его холодильник для вина. Будь проклят ребенок, который в результате растет внутри нее. — Так насчет этого конкурса? - Я подумаю об этом. Мне эта идея не нравится. Но, возможно, если ты подаришь мне немного любви, мне это понравится. Дженни чувствует себя плохо. Она меняет тему. «Сегодня вечером будет игра?» Джош кряхтит и откусывает еще один кусочек еды, затем идет в гостиную и садится на диван, чтобы посмотреть игру. После того, как она помоет посуду, Дженни ложится в постель, надеясь, что Джош устал от рабочего дня на стройке и не попытается уговорить ее заняться сексом, когда игра закончится. Но он заползает в постель и катится к ней, его волосатые руки и грудь напоминают Дженни неуклюжего медведя. Без его рубашки она чувствует кислый запах его тела, который застревает в ее ноздрях, жалит легкие, от чего ей становится еще хуже. Он хватает ее за грудь, думая, что он так мил, разогревая ее, но он просто груб и неуклюж. Он даже не удосуживается снять с нее ночную рубашку, просто собирает ее и несколько минут грубо трет ее клитор, прежде чем проникнуть в нее. Оно жжет, тянет и растягивается, но Дженни слишком устала, чтобы что-то делать, кроме надежды, что он быстро закончит. Она лежит мертвым грузом и задается вопросом, заметит ли кто-нибудь, кроме Джоша, когда она уйдет. По крайней мере, теперь ей не нужно беспокоиться о том, чтобы забеременеть. Если только не существует способа забеременеть дважды. Если бы он знал, Джош, вероятно, нашел бы способ удержать ее, просто чтобы она была  прикована к нему. Сегодня вечером он держится дольше, чем обычно, задыхаясь и бормоча неприятные вещи ей в лицо. Дженни хотелось бы, чтобы это можно было уснуть. «Сегодня мне нужна небольшая помощь», — выдыхает Джош. Дженни молчит, ожидая услышать, чего он хочет. Она боится, когда он просит ее принять участие. «Расскажи мне о Саре», — говорит Джош. Дженни чувствует, как желчь поднимается к горлу, и ненавидит, когда он это делает. Она много думает о Саре, особенно в последнее время. Она задается вопросом, что могло бы случиться, если бы Сара не собиралась уехать из города на следующий день после окончания школы. Особенно ей интересно, что могло бы случиться, если бы у нее хватило смелости пойти с ней. «Мы целовались в старшей школе», - говорит она. По правде говоря, это было больше, чем просто поцелуи, но она не хочет, чтобы Джош знал об этом. Джош дергается на ней сверху. «Так... горячо», - хрипит он, тыча в нее еще несколько раз, прежде чем рухнуть на нее сверху, почти раздавив ее своим весом. Дженни действительно хотела бы, чтобы он это сделал. *** На следующий день Джош весел и улыбается, как будто они разделили какое-то романтическое послевкусие. Дженни это ненавидит, она проводит в душе больше обычного, надеясь смыть с себя все то ужасное чувство, которое она чувствует. Она смотрит на свой живот, задаваясь вопросом, сколько еще времени пройдет, прежде чем он начнет предавать ее, как это сделал Джош, лишая ее жизни, которую она планировала для себя. «Ты опоздала», — лает Джиён из-за гриля, когда она врывается в закусочную с опозданием на девять минут. «Извините, автобус отстал от графика». «Почему твой муж не хочет купить тебе чертову машину?» Джиён хмурится. «Потому что он знает, что, возможно, больше никогда меня не увидит», — бормочет Дженни себе под нос, запихивая сумочку в шкафчик. Она слышит хруст бумаги для выпечки пирогов, которую засовывают в заднюю часть шкафчика. Она достает фартук и завязывает его вокруг талии. «Дара в твоем отделении. Удачи», — говорит Джиён, размахивая лопаткой в воздухе, а Дженни вздыхает. Она берет бумажник и заворачивает за угол кухни, изо всех сил стараясь улыбнуться, приближаясь к обычному стенду Дары. У нее уже болят ноги, а она не пробыла на работе и пяти минут. «Доброе утро, Дара», — говорит она, надеясь, что ее голос не звучит слишком напряженным, и раскладывает блокнот для заказов. «Чем я могу быть полезна для вас сегодня?» Дара — жилистая старуха с шокирующими крашеными черными волосами, подстриженными, как у Лайзы Минелли. На ней облегающая клетчатая блузка с карманами на груди  и свисающими золотыми серьгами. «Здесь чертовски жарко», — говорит Дара, хмуро глядя на свой сборник кроссвордов. «Я не прошу многого, Дженни, но можно подумать, что в моей закусочной мне будет предоставлена роскошь не потеть, как свинья». «Я скажу Джиёну, что ему нужно сделать посильнее», — говорит Дженни, выуживая ручку из кармана фартука. При этом она чувствует, как у нее урчит в желудке и что-то скользит в горле. «Там жарко, как на яйцах». «Это довольно тепло», — говорит Дженни, зная, что согласие с Дарой — это путь наименьшего сопротивления. «Может быть, ты хочешь, чтобы твой пирог сегодня утром был охлажденным?» Дара смотрит на нее с легким отвращением. «Зачем мне есть охлажденный пирог?» «Некоторым людям это нравится», — пожимает плечами Дженни. Она чувствует, как что-то урчит в животе и сжимает горло. В автобусе ей стало немного плохо, но постоянное движение автомобиля успокаивало ее, словно пара рук нежно покачивала ее. Но теперь она стоит неподвижно и чувствует, как у нее начинает урчать в животе. Дара хмурится. «Если я собираюсь съесть пирог, он будет только что из духовки, как и задумал Бог». «Так что же это будет?» Дара щурится на свое меню, как будто не знает его наизусть. Она решительно цокает языком, когда Дженни чувствует, что ее болезнь переходит порог от дискомфорта до неотложности. «Извините», — говорит Дженни, стараясь не заткнуться. "Я скоро вернусь." Дженни засовывает блокнот с заказами в фартук и мчится в ванную, едва успев проникнуть в розовый пузырь с корицей, как ее начинает рвать. Она открывает унитаз и вываливает содержимое желудка, сухую вафлю и яичный белок, которые ей удалось съесть этим утром, в воду. Звук брызг и аромат корицы снова заставляют ее вздыматься, пока она не убедится, что в ее желудке ничего не осталось. Она испытывает странное чувство облегчения, когда падает вниз и вытирает внезапно вспотевший лоб. Она дрожит и изнурена, а мышцы живота болят. Единственное приятное, что ее окружает — это прохладная плитка под коленями. Она размышляет, свернувшись калачиком, прижимаясь к ним влажным лбом и ожидая, пока кто-нибудь ее найдет. Может быть, Джиён отпустит ее домой. Но у Джоша выходной, и Дженни предпочла бы быть в кафе, чем дома с ним. Она делает несколько глубоких вдохов жгучего коричного воздуха, прежде чем подняться и спустить воду в унитазе. Она полоскает рот и вытирает лоб. Она смотрит на себя в зеркало и замечает, какой бледной она выглядит, особенно в светло-голубой униформе закусочной. Она робко улыбается, выходя из уборной и доставая блокнот, надеясь, что никто не заметит, как дрожат ее руки. Она поворачивает за угол и снова приближается к кабинке Дары. «Извини», — говорит она, стараясь говорить весело. Это вынужденно. Дара щурится на нее, затем хмурится. "Ты беременна?" Дженни спотыкается от резкости вопроса. Она оглядывается вокруг, пытаясь увидеть, кто мог услышать. Убедившись, что никто не смотрит и не слушает, она слегка кивает. — Садись, — говорит Дара, указывая на место напротив нее в кабинке. Дженни проскальзывает в кабинку, радуясь разрешению посидеть минутку, но боясь лекции, которую ей предстоит выслушать. «Как долго?» — спрашивает Дара. "Два месяца." — Это Джоша? Дженни придает ей встревоженное выражение. «Конечно, это Джош». Дара пожимает плечами. "Никогда не знаешь." Дженни усмехается над оскорблением. «Поскольку я работаю здесь и не имею транспорта рядом с автобусом, у меня точно нет времени на роман». «Ты бы предпочла не работать здесь?» «Я не это имела в виду», — говорит Дженни, понимая, что это звучит неблагодарно. «Мне нравится обслуживать столики». «Тебе не нравится», — говорит Дара, почти игриво поворачивая голову к Дженни. Дженни сгорбилась, прижимая руки к ноющему животу. «Я люблю печь пироги». «И пироги любят, когда ты их печешь» -  говорит Дара. Ее голос немного мягче. Дженни смотрит на пластиковую деревянную текстуру обеденного стола. Есть неприятный момент, который она, должно быть, пропустила накануне вечером. «Скажи Джиюну, что я сказал тебе поработать над тем большим заказом, который мы получили вчера вечером. Иди в заднюю комнату, придвинь табуретку и позволь Джису и Рози поработать в зале несколько часов." «Какой большой заказ?» Дара подмигивает ей мимолетным, едва заметным жестом. Дженни чувствует, как ее плечи и живот начинают расслабляться от облегчения, а ноги уже благодарны за передышку. «Но только сегодня», — говорит Дара, предупреждая ее, чтобы она не устраивалась на этом табурете слишком удобно. «И убедитесь, что вам есть что показать в конце дня». Дженни кивает, вставая и чувствуя, как растягивается больной живот, когда она выпрямляется. «Спасибо, Дара». «Принеси мне кусочек «Принцессы пекана», — говорит Дара, снова глядя на свое меню. «И кофе». Дженни проскользнула обратно на кухню, отрезала кусок пирога, который хотела Дара, и налила ей чашку кофе. Доставив его, она запечатывается в задней комнате, поднимая табуретку. Это ее любимое место в мире, эта комната. Свет проникает сквозь желтую занавеску, делая комнату золотистой, как идеально испеченная корочка. Кислый вкус остальной части закусочной не доходит до ее маленького уголка для выпечки. Когда-то это был офис, но теперь здесь есть стойка, холодильник и несколько миксеров. Дженни снимает кольцо и кладет его на подоконник. Она включает радио и напевает, отмеряя муку и сахар, ожидая, пока масло на подоконнике станет мягким, прежде чем смешать все вместе со щепоткой соли и несколькими столовыми ложками ледяной воды. Хотя Дара купила миксеры, Дженни замешивает тесто для каждого пирога вручную. Она смешивает муку и масло вместе, чувствуя, как холодное масло скользит между пальцами, застревает под ногтями, прилипает к костяшкам пальцев. Она расправляет и складывает тесто семь раз, прежде чем положить его в холодильник на несколько часов. Закончив, она счищает липкое тесто. Это рецепт ее матери, который она использует каждый день. Она вспоминает дни, которые они проводили вместе, когда Дженни была маленькой, раскатывая тесто и смешивая ягоды, тапиоку и кусочки персика для начинок. После того, как тесто раскатывали и укладывали в форму для пирога, защипнув края, ее мать дважды нажимала большим пальцем на центр, оставляя небольшое углубление в виде сердечка. «Любовь делает его таким приятным на вкус», — говорила ее мать. Даже в детстве Дженни смотрела на нее скептически, зная, что нажатие большого пальца на корочку не повлияет на вкус. Но она делала это каждый раз, на всякий случай. Все еще делает. Сегодня она скучает по матери больше, чем обычно. Ее мамы не будет рядом, чтобы держать ее за руку во время беременности. Она не увидит удивления на лице своей мамы, когда та их представит. И она не увидит, как ее мать учит ребенка печь. Она давно не плакала о своей матери, но она нежна из-за перенесенной ранее болезни и мрачности своего положения. Ей хотелось бы, чтобы мама пришла, обняла ее и сказала, что с ней все будет в порядке. Она пускает несколько слез, затем достает коржи, которые приготовила вчера, и начинает лепить пироги. Клубничный крем. Карамельный капучино. Какао-банан-орех. Яблоко с арахисовым маслом. Сегодня она придерживается основ, опираясь на основы. Ей нравится экспериментировать с необычными сочетаниями, но ее сдерживает тошнота, усталость тела и разума. Она наполняет дюжину коржей пирога, накидывает решетку из теста на те, которые нужны, запечатывает другие и оставляет несколько открытыми. Она просто положила их в холодильник с инструкцией по выпечке сверху, когда Джису заглядывает туда. "Как ты себя чувствуешь?" — спрашивает она, сочувственно морща нос. «Хорошо», — говорит Дженни. Она думает, что, возможно, ей следует чувствовать себя виноватой за то, что заставила Джису и Рози работать в зале в одиночку. Ей придется обслужить столики в ужин, чтобы что-нибудь дать Джошу, но к тому времени с ней все будет в порядке. «Как там дела?» «Пока не слишком занята», — говорит Джису, входя и размахивая руками, рассматривая присыпанную мукой поверхность, которую Дженни использует для раскатывания корочек. «Я скоро буду там», — говорит Дженни. «Просто собираюсь прибраться». «Хорошо. Эй, я знаю, что ты не очень хорошо себя чувствуешь, но мне интересно… Есть ли шанс, что ты захочешь испечь Пирог настоящей любви?» «Первое свидание сегодня вечером?» — спрашивает Дженни, не отрываясь от стойки, которую вытирает. — Да… — говорит Джису немного обескураженно. «Я сделаю это во время обеденного перерыва». Джису смотрит с облегчением. "Спасибо." «Знаешь, это не волшебство». «Ты единственный, кто так думает». Дженни скептически поднимает брови. «У меня не очень хорошо получилось с Джошем». «Но это же помогло твоей подруге Саре, верно?» Дженни напрягается, но старается не показывать тревоги. Она не уверена, откуда Джису узнала о Саре и пироге, и надеется, что Джису услышала легендарную версию истории, а не то, что произошло на самом деле. Дженни придумала пирог «Настоящая любовь» для Сары, когда они учились в старшем классе средней школы. Сара была лучшей подругой Дженни с тех пор, как они были маленькими, человеком, которому она все рассказывала, человеком, с которым она проводила каждую пятницу и субботу вечером. Она была первым человеком, которого полюбила Дженни. Конечно, они держали свои отношения в секрете. Их поцелуи и прикосновения происходили только в темноте машин или после того, как мама Дженни или родители Сары уходили спать. Но это было реально и настояще, и посылало волшебный трепет Дженни каждый раз, когда она ловила взгляд Сары. Они не говорили о том, что это значит. Это было просто невысказанное между ними. Дженни не нужно было ничего, кроме руки Сары в ее руке и губ на подушках. Они всегда были друзьями, и Сара была последним человеком, который мог неправильно понять Дженни. Хотя, возможно, им стоило об этом поговорить. Дженни подарила Саре "пирог настоящей любви" перед тем, как Сара уехала в колледж, и когда Сара вернулась на Рождество, она привела с собой красивого, старого богатого парня, чья белоснежная улыбка заставила Дженни почувствовать, будто ее ударили под дых. Все, что она могла сделать, это с головой погрузиться в выпечку пирогов. Дженни старается не показывать видимого дискомфорта, бормоча Джису какое-то согласие. «Просто надеюсь на Прекрасного Принца», — задумчиво говорит Джису. Дженни усмехается. "Нет такой вещи." Рози появляется в двери позади Джису. «Телефон для тебя, Дженни». Дженни опускает взгляд, поднимается со стула и вытирает руки о фартук. На работу ей звонит только один человек, и это последний человек, с которым Дженни хочет разговаривать. Джош говорит ей, что вечером он собирается куда-то пойти со своими приятелями, и ей нужно поехать домой на автобусе. Дженни с нетерпением ждет спокойного вечера в одиночестве. К тому времени, как он вернется домой, она уже заснет или, по крайней мере, притворится. После закрытия закусочной Дженни идет к автобусной остановке, ноги утомлены, хотя она провела на ногах только половину смены. Она благодарна за скамейку, на которую садится, засунув ноги под рейки. Ее немного тошнит, но, возможно, это потому, что она не поела. Она достает из сумочки пачку крекеров и съедает их, надеясь, что это подавит надвигающуюся тошноту на время, достаточное для того, чтобы вернуться домой без особого дискомфорта. Она думает о том, каково будет иметь ребенка. Кричащий, беспомощный, высасывающий энергию ребенок, который во всем зависит от нее. Она думает о стирке, рвоте, грязных подгузниках, плаче и о том, каким сварливым станет Джош, когда она не сможет ничего из этого прекратить. Она находится на пути с односторонним движением к еще более глубокому уровню страданий и не может сойти с него. Она слышит шелест приближающихся ног. «Здравствуйте, миссис Ким». Глаза Дженни открываются и взлетают вверх, чтобы увидеть доктора Манобан, уже без белого халата и стетоскопа, садящуюся на противоположном конце скамейки. Ее волосы теперь собраны в свободный хвост, а облегающая футболка и брюки цвета хаки придают ей молодой вид. У нее хорошая фигура, но она держит себя напряженно. «Привет», — говорит Дженни. Вокруг тихо, и Дженни чувствует себя обязанной заполнить эту тишину. "Хорошая ночь." Доктор Манобан согласно мычит. «Я незнаю врачей, которые ездят на автобусе», - комментирует Дженни. Глаза доктора Манобана поднимаются на Дженни. «Проблема с автомобилем». «Ах», — говорит Дженни, проводя рукой по юбке униформы. «Я не знала. Мой муж не думает, что мне это нужно». Доктор медленно кивает, не зная, что ответить. Она смотрит на Дженни так же странно, как в ее офисе. Возможно, она просто плохо умеет вести разговор. Дженни решает постараться быть милой. Не помешало бы иметь такого акушера, как она. «В какой части города вы живете?» «Вистл Хайтс». «Хороший район». Доктор рассеянно кивает, но продолжает смотреть на Дженни. "Ты?" «YG Park», — говорит Дженни, надеясь, что врач не подумает о ней слишком плохо. Это не трейлерный парк, но и не Уистл-Хайтс. "Не слишком далеко.". «Если бы я не провел весь день на ногах, я могла бы пойти пешком». Доктор смотрит на униформу Дженни. «Ты официантка у Дары». Это наблюдение, а не вопрос, и притом очевидное. «Я тоже делаю им пироги». Доктор делает паузу, словно поражена. «Ты испекла тот пирог, который дала мне?» «Да. Кардамонный хлебный пудинговый пирог». Доктор смотрит. «Этот пирог был лучшим, что случалось со мной за всю неделю». Дженни тихо фыркает. «Тогда думаю, твоя неделя была примерно такой же хорошей, как и моя». «Вы недооцениваете способность еды поднимать настроение». "Может быть." Доктор поворачивается и смотрит куда-то посередине дороги. «Когда я училась в колледже, я была сильно влюблена в официантку в местной кондитерской. Я постоянно туда ходила». «Кажется, к тебе не прилипло», — говорит Дженни, кивая на её стройную фигуру. Доктор смотрит на ее колени, пока она теребит кольцо с бриллиантом на левой руке. «Я бы так не сказала». Дженни смотрит на блеск кольца в уличном свете и немного завидует. Оно величественное и респектабельное, совсем не похожее на кольцо Крекера Джека, которое Джош подарил ей в день похорон ее матери. «Тогда это, должно быть, совпадение», — говорит Дженни. «Никто никогда не просил меня жениться на них за пирог». «Я уверен, что мистер Ким не возражает», — говорит доктор Манобан, кивая на кольцо Дженни. Дженни жалела, что не носила его, жалела, что оставила его на подоконнике, пока месила тесто. Она отмахивается от комментария рукой. Она не удосужилась объяснить, что сохранила свое имя — единственное, на чем она настаивала, когда они поженились. «Мой муж не узнает ни одного моего пирога от Малышки Дебби». "Это позор." «Дайте мне знать, какие вкусы вам нравятся, и я приготовлю их для вас перед приемом». «Вам не обязательно этого делать», — говорит доктор с серьезным лицом. «Просто убедитесь, что вы отдыхаете и принимаете витамины для беременных». Дженни думает о рецепте в своей сумочке, который она до сих пор не выписала. "Я всегда приношу один доктору Янгу». «Вам действительно не обязательно». " А если я буду настаивать?" На лице доктора пробегает намек на улыбку. Она приподнимает и смягчает все ее черты, делая ее поразительно красивой. "Удиви меня." Фары автобуса поворачивают из-за угла, и он с ревом вылетает перед ними, хрустя гравием. «Приятно было видеть вас, доктор Манобан», — говорит Дженни, вставая и кивая доктору. «Надеюсь, твой автобус скоро приедет». Доктор Манобан улыбается ей. «Я тоже рада была тебя видеть. И, пожалуйста, за пределами офиса зови меня Лиса». Дженни заходит в автобус, странная новая энергия течет через ее ноги и туловище, когда она садится и смотрит на Лису, а Лиса осторожно машет ей рукой.