Эскорт

— «Армани» или сошьем на заказ? — Ичиро поднял глаза на утомившегося от примерок Натаниэля. — Ты, конечно, во всем прекрасен, но мне хочется шика. — А почему именно белый? — Нат передал смокинги запаренному помощнику Гаруцци, поселившемуся в «Замке» Ичиро на период подготовки к свадьбе. — Не знаю, — дождавшись, когда заваленный ворохом отвергнутой одежды парень выйдет из комнаты, Ичиро приблизился и дрожащими пальцами прикоснулся к обнаженным плечам Натаниэля. — Белый — такой чистый цвет… Твердый подбородок приподнялся, синий взгляд сверкнул из-под ресниц. В зеркале, перед которым он провел около двух часов, Натаниэль увидел всю правду, хихикнувшую ему в лицо: «Попрощайся со своей свободой. Скажи ей напоследок, что осознаешь, как не берег ее, не ценил. Черный ли, белый ли наряд будет на тебе…не все ли равно, в чем совершать этот переход. А сейчас подними глаза и готовься принять все как есть.» — Ты нервничаешь, — констатировал Ичиро и убрал руки с явной неохотой. Он понимал, что Натаниэлю сейчас нужно пространство, — хочешь побыть один? Мне как раз надо прокатиться по штату; столько дел накопилось… Черные глаза умоляли совсем о других словах, но Нат тихо проговорил: — Может быть, так будет лучше. Приду в себя от всех этих впечатлений. — И где мне потом тебя искать? — вздохнул Ичиро. Легкие руки изящно, как в танце, легли ему на плечи. Небрежное объятие, так, чтобы смотреть в лицо, оставаясь в недосягаемости для поцелуя. В синеве глаз плескалось неведомое ранее озорство. — Я всегда рядом, — с улыбкой шепнули пухлые губы. — Невозможный, — Ичиро мягко взял его ладонями за талию, — ты так изменился. Дэнизе совсем тебе роздыху не дает. Смотри, все кубики пересчитать можно, — рука поползла по животу вверх, задержалась на шелковой выпуклости грудных мышц, покружила и замерла под утомленным взглядом чуть сощурившихся глаз, — устал? — Устал, — честно признался Натаниэль. — Зайду перед отъездом, хорошо? — Ичиро притянул его ближе, коснулся губами нежного уголочка рта и нехотя отпустил. — Я могу сегодня сгонять в город? — спросил Нат ему вслед. Внутри все мучило и сопротивлялось происходящему, но он отдал жесткий приказ всем чувствам заткнуться, — мэтр приглашал в «Гаттаку»… Со скоростью змеи Ичиро возник рядом. От всего его тела вдруг полыхнуло жаром страха и ярости: — Не сметь! — утробно произнес он и сжал горло Ната сильными пальцами. — Туда — только со мной или через мой труп. Ясно? — Ясно, — охрипнув, кивнул шокированный юноша, — там, что, притон? Ты меня пугаешь… — Не притон, — Ичиро и сам с каким-то недоверием уставился на свою руку, все еще сжимавшую шею Ната, — просто там бывают сомнительные личности… — ужас стремительно уходил из его глаз. Он весь расслабился, а рука ласково погладила ключицы и плечо Натаниэля, — прости, я не сдержался… — он сглотнул и отвернулся, — в этом городе есть места, где тебя запросто могут сожрать на ужин. — Услышал? Кивни… Натаниэль подчинился. Он молча отстранился, прошел бесцельно по комнате, даже не замечая разбросанных вещей, и рухнул в кресло. — У меня сбой программы… — негромко сообщил он. — Я забочусь о тебе. Еще раз прости, что был так резок, — Ичиро становилось все хуже. Адреналин покидал кровь, и в мыслях завертелось страшное чувство вины, уже осознанное и уже прогнозирующее охлаждение, — Нат, любимый мой, будь осторожен, пожалуйста… Впрочем, ты и был, раз задал вопрос, прежде чем переться туда. — Я буду осторожен, — ответ прозвучал равнодушно. В «Гаттаку» ехать передумали, но любезное предложение Гаруцци продолжить заполошный тренировочный процесс в одном из клубов поспокойней, Натаниэль все-таки принял. После обучающей фотосессии Натаниэль буквально валился с ног. Утренняя примерка свадебных нарядов, да еще и нервное напряжение точно не прошли даром. Джино приобнял его, отводя в сторону от камер: — Ну, что случилось? Еще только три часа… Где блеск в глазах? Ты взгляни, вся съемочная группа пашет сегодня с рассвета; какой может быть отдых? Вечером расслабимся… Натаниэль молча отстранился и вернулся к столу с реквизитом. Его наставник — дизайнер и фотограф Аллен Райт сделал знак группе и негромко бросил: — Готов? Че-то весь в истерике, я такие вещи за милю вижу… — Я? — Натаниэль позволил сменить украшения, послушно наклонил голову, чтобы стилист проворно поправил искрящиеся локоны на затылке. — Ну, не я же, — фыркнул Аллен. — Что-то случилось? Нат задумался. Что могло случиться? Все идеально. За исключением, разумеется, едва заметных отметин, оставленных пальцами Ичиро — жениха, преисполненного предсвадебного волнения. Ха-ха. Очень-очень смешно. Хотелось бы знать, во что он ввязывается. И какого хера торчит здесь, в этой белой студии, с людьми, до которых ему нет дела. Жаждет стать моделью? Интересный опыт, красивые вещи, харизматичные профессионалы. Де, еще бабло. Это никому никогда не мешало. Но… Мысли вновь загнали его обратно за ограду из амбиций и горделивого обладания Ичиро. «Он не отпустит меня. Я в плену его любви и самообмана. Мне уже нечем дышать; я заменил кислород на духи, а ветер — на кондиционер… Ичиро Морияма… Скоро во всех новостях прогремит известие об их бракосочетании. Смотри, Натаниэль, это ты. Парень в черном — или белом — смокинге, розой в петлице, бабочкой и…связанный на веки вечные с одним человеком, которому обязан жизнью.» Он очнулся под резкий окрик, призывающий его принять позу, замереть, улыбнуться. И продолжать улыбаться, пока не сведет лицо. — Нат, едем? — Вивиан Джексон — еще одни мученик от модной индустрии, попавший сегодня в связку с Натаниэлем, возник за спиной, уже готовый повеселиться. Натаниэль, обернувшись, окинул его оценивающим взглядом. Красавчик, несомненно. Так Джино других и не держит. Блестящие черные волосы, смуглая кожа — не без помощи солярия, конечно, и в контраст — совсем светлые серые глаза. Несколько рекламных фото Вивиана уже покоряли сердца города, красуясь на витринах салонов парфюмерии. Натаниэлю же был предложен контракт с известным ювелирным домом. Он уже задолбался снимать-расстегивать всякие колье и браслеты, и особенно его бесили серьги. Но почему-то, по какой-то странной душевной тяге, именно камни восхищали его и заставляли терпеть неудобства. Последний на сегодня снимок, где по обнаженной спине Натаниэля сбегает тонкая золотая цепочка с бриллиантом, удовлетворил заказчика полностью, и вызвал аплодисменты группы. — Ты идеален, знаешь об этом? — толкнул его в плечо Вивиан, держась рядом, пока они шли к машине, — говорят, тобой интересовался один серьезный босс от мафии… Пухлые губы Ната дрогнули в ироничной усмешке. «О, да, интересовался. Так, что в ближайший месяц собирается надеть кольцо на палец». Его мысли были прерваны одним именем — совсем не Ичиро… — Босс Саядзуки — такой важный хрен, — продолжал болтать Ви, даже не обратив внимания, как изменился в лице Натаниэль, — его вообще следовало бы изолировать… Спасибо, что эта структура — мафия, я имею в виду — не любит публичности. — Это как сказать, — выдавил Нат, прекрасно осведомленный о посещениях Саядзуки всех более-менее приличных мероприятий. Ичиро не доверял вышеупомянутому боссу, и хотя он почти не говорил о нем, Нат чувствовал, что между главами семей висит и набухает какое-то грозовое облако. Характеристика Саядзуки выдавалась хоть и порционно, но всегда однозначно: развратник, обжора, любитель поразвлечься, но и монстр, садист и псих. То он таскался по миру за известной к-поп группой, отнявшей сон у миллионов фанатов, то отправлял букеты Сэму Смиту, то приглашал на ужин Рики Мартина… Натаниэль знал, что только у «звезд» еще оставался шанс, сохранив лицо, продолжить карьеру. Только известные персоны покидали особняк Саядзуки на севере Колумбии в относительно благополучном состоянии. Другие мальчики везением похвастаться не могли, и многие просто пропадали бесследно. Целый штат красивых, ухоженных не то моделей, не то спортсменов, не то исполнителей обновлялся каждые три месяца, и заветной мечтой любого нормального парня из любой тусовки было не попасться на глаза Дону Радзиро — приспешнику и помощнику Саядзуки во всех его делишках. — Слушай, Вивиан, а скажи, что это за «Гаттака»? — на всякий случай понизив голос, поинтересовался Натаниэль и встретил какой-то ошалевший взгляд. Впрочем, Вивиан быстро взял себя в руки и спокойно ответил: — «Гаттака» — это просто отель. Ты можешь остановиться там и получить великолепный сервис, уединение, прекрасную кухню… — Гида сейчас выключи, — сверкнул глазами Нат, — я уже взрослый. — Видимо, нет, раз задаешь такие вопросы, — усмехнулся Ви невесело. — Сам я там не был, но слухи иногда доходят…о тех, кто попал под эти звездные своды, — он негромко рассмеялся, расслабился чуть-чуть и продолжил, — там есть все и на любой вкус. Наркотики, девочки, девочки под наркотиками, мальчики, стриптиз, VIP-кабинеты, казино. В главном зале отдыхают, как правило, большие люди и приходят они туда не только потрахаться или забыться. Там решают вопросы бизнеса, совершают сделки, снимают напряжение… Туда никто не приходит с женой или постоянным спутником. Всегда — эскорт. — Есть все и проституция, — в тон ему заметил Нат. — Эскорт не всегда секс, Натаниэль. Есть элитный состав. Бриллианты. Их очень мало, но… Ты в курсе, что «Гаттака» принадлежит Саядзуки? Нат примолк. На парковке, где они остановились, ожидая, когда подадут автомобиль, словно колыхнулся темный саван. — Ты к чему клонишь? — медленно спросил он Вивиана, чувствуя, как немеют пальцы рук. — Не попадись Саядзуки на глаза еще раз; это будет непросто, ты теперь на виду… И связи никакие не помогут… Он уже присматривается к тебе, и это ни для кого не секрет, что ты обладаешь как раз теми качествами, что нужны ему… — Пиздец, — по-мальчишески огорченно вздохнул Нат. — Ладно, мы немного не о том сейчас. Поедем расслабимся. Совсем другой клуб; просто музыка, просто выпивка. Кайфуй. Клуб «Лед» содрогался от басов; переливался огнями, манил. Натаниэль шел за Вивианом, чувствуя на своей талии притаившуюся руку Джино. Сколько этих рук еще будет. Он содрогнулся, представив ладонь Ичиро, неизменно возвращавшуюся на это почти законное местечко над ремнем брюк. Музыка смешалась с кровью, потекла по венам тяжелым пульсирующим потоком. Свет больше не беспокоил. Рука на талии слегка надавила, указывая направление. — VIP- зона, — губы Джино почти коснулись его уха, — надеюсь, здесь нет прессы. — Она везде есть, — хохотнул Вивиан и помахал кому-то. — Мальчишек подтянул? — беззлобно поинтересовался Гаруцци. — Не надо было? — Почему? Я не против. Они протолкнулись в более-менее свободное пространство, заставленное низенькими столиками и диванами рядом. Гаруцци щелкнул пальцами, и Натаниэль, к некоторому своему облегчению, увидел четверых парней в скромных костюмах и гарнитурой в ушах. Служба безопасности встала на страже их покоя. Вибрацию телефона Натаниэль расслышал через час после неудачных попыток расслабиться. Ничего не получалось, сколько бы он не прислушивался к болтовне ребят или наставлениям мэтра. Голову рвало от чужеродных образов. Ему казалось, что чем глубже он погружается в веселье, тем больше сбивается с дороги. Все попытки пообщаться с новыми друзьями в неформальной обстановке разбивались о все тот же, уже ставший его проклятием, повышенный интерес к его персоне, душащий со всех сторон. Алкоголь… Он не планировал пить, но когда Джино поставил перед ним рюмку, даже не поинтересовался, что в ней. Вкус виски обжег небо. Боже ты мой, он хоть когда-нибудь узнает огонь поцелуев или так и будет сам жечь, не пылая? Вивиан с любопытством взглянул на него. Немного завис, любуясь синими глазами, в которых сверкнули слезы. Качнул головой на свои явно непристойные мысли, а потом попробовал отвернуться, но не смог. Натаниэль не собирался пить, но молча опрокинул вторую рюмку и прикусил губу, резко вздохнув. — Что с тобой? И тут завибрировал телефон. Откинув полу тонкого сине-серого пиджака, открыв взгляду Вивиана сорочку, плотно облегающую великолепный торс, Нат достал трубку: — Алло? — его томный голос дрожью окутал все тело Ви, и он посмотрел Нату прямо в глаза. Призыв был очевиден. Ичиро, позвонивший так вовремя, взволнованно заговорил, сбиваясь и принимаясь опять и опять извиняться. Он звучал по-новому, и Нату казалось, что сегодня утром они в очередной раз выпустили какого-то демона… — Любимый, где ты? Я же предупреждал, что зайду… — А я предупреждал, что поеду в город, — Нат поднял ресницы и медленно облизал губы. Ви поплыл. — Ты меня хочешь опять посадить под замок? — Ты пьян? — Ичиро, казалось, перепугался ни на шутку. — Типа того, — Нат склонил голову, внаглую изучая лицо Вивиана и снова проводя языком по нижней губе. — Чертов морок! — выкрикнул Ичиро, — где ты есть?! — Иногда мне кажется, что нигде. Меня вообще нигде нет, — он отключил телефон, небрежно сунул его обратно во внутренний карман и в упор посмотрел Вивиану в глаза. — Я тебя боюсь, — беспомощно произнес тот, — кто ты? — Хватит вопросов, — Нат снова выпил и закинул в рот оливку, — расскажи мне лучше, кто здесь кто… Вивиан вздохнул, хотя туман в голове застыл намертво. Этот синеглазый демон умел, казалось, проникать под кожу. — Нигде не шляться! — строго остановил их Гаруцци, — и тебе, Натаниэль, уже хватит. Послезавтра у нас показ. Нормальный сон, и чтоб к утру был в форме! — Зачем же мы тогда здесь? — дерзко поинтересовался Натаниэль. — Все должно быть в меру. Смотри мне, Ичиро с меня три шкуры спустит. Я обещал приглядывать за тобой. — Мы не будем спускаться на танцпол, — пообещал Вивиан и, взяв Ната за локоть, подвел его к перилам, огораживающим VIP-зону. Внизу плескалась полуобнаженная толпа. Но между столиками прохаживались парочки, болтали знакомые, создавались собственные компании… Сразу две распахнувшиеся створки дверей пропустили видного мужчину. Он шел, нежно сжимая локоть своего спутника, и по-хозяйски оглядывал зал. Им сразу предложили свободный столик, и парочка проследовала к нему, демонстрируя откровенно близкие отношения. — А вот и эскорт. Знакомься, Доминик Холт собственной персоной. Чел в костюме — его покровитель, но сам Доминик делает, что пожелает. Он ни с кем не спит… Точнее, по его словам, спит исключительно с теми, кто ему интересен… Рука Вивиана спустилась по предплечью Ната и несмело сжала его пальцы. Синие глаза с интересом наблюдали за этой странной парой. — А зачем тогда этот эскорт, если нет секса? — тихонько спросил он, склоняясь к уху Ви. — Если ты будешь меня соблазнять, я не выдержу, а я знаю, что нельзя. Имя Ичиро Мориямы слишком внятно и часто упоминается рядом с твоим, — пальцы его начали теребить кольца Натаниэля, а во взгляде изнывал призыв смыться подальше с глаз и сотворить что-нибудь безумное. — Ты мне не ответил, — Нат забрал у него руку и поправил ему темную прядь. Вивиан с ужасом прижался к нему, ощущая прямо-таки физическую тягу, воздействие магнита. — Эскорт — это сопровождение. Но иллюзия, что у тебя в постели охрененный мужик транслируется на весь мир. И кто посмеет поспорить? Ты вот что подумал, когда увидел этих двоих? — и когда Нат склонил голову, остановил его, — можешь не отвечать. — Доминик — он кто? — Натаниэль повнимательнее вгляделся в нежное лицо в обрамлении каштановых волос; интересно, какого цвета у него глаза?.. — Бывший вокалист какой-то пацанской группы. Остался должен музыкальной компании, но ему предложили вариант. Сам видишь — какой… — Вивиан, обессилев от близости волшебного воздействия Натаниэля, обнял его за талию и посмотрел прямо в глаза, — пошли потрахаемся, — шепнул он, — а то мне уже хреново. — Ты чего такой непоследовательный? — усмехнулся Нат, — то Ичиро ссышь, то… — Я не знаю, что ты со мной делаешь, — он сдавался без боя. — Ничего я не делаю. Бухаю и трачу здесь время. Без обид. — А зачем, Нат? Зачем ты тогда сюда поперся? — Неудобно было отказываться — раз, все задрало — два, хотелось новых впечатлений — три. — Честный мальчик, — Вивиан коснулся губами его губ, — ну, может быть, поцелуй… Натаниэль слегка коснулся его в ответ. — Не могу, Ви. Буду напиваться дальше. — С тобой с ума можно сойти! — Иногда мне это говорят. Но я ничего не могу с этим поделать. За столом стало шумно. Приглашенные Вивианом парни приканчивали вторую бутылку виски. Гаруцци — тоже непоследовательный, как многие творческие натуры, живущие в порыве, отчаянно воздевал руки к небу и пытался образумить галдящую молодежь. Его затискали, преступив всякие границы, и через пять минут мэтр уже сам разливал алкоголь, опять позабыв о долге. Нат улыбнулся. Гаруцци принадлежал к тем необременительным людям, которым по пьяни можно выложить абсолютно все, и они не будут шокированы. А еще он восхищал своей работоспособностью и удивительной порядочностью. Несмотря на опасения Ичиро и некоторые откровенные подкаты, чего-то действительно непристойного он себе не позволял, продолжая громко восхищаться красотой юноши и только. Воспользовавшись этой всеобщей свалкой и грохотом музыки, да и вообще наплевав на все, находясь под воздействием виски, Нат украдкой пробрался к лесенке и спустился на танцпол. Здесь он не задержался, а прошел прямо к бару, где толпился народ. В кружении лиц, звоне стекла и мелькании огней, разбирающих темноту на яркие стеклышки, он впервые за вечер почувствовал, как его отпускает. Страх и чувство вины, досада на себя — такого чужого, способного на предательство, готового на странные поступки… Несколько дней подряд после пробежки он приходил к дому Дэнизе, который временно отсутствовал по личной причине. Ичиро предупредил, что старик улетел в Японию на похороны брата, и чтоб никто не вздумал докучать ему в это тяжелое время. Но Натаниэль и не собирался вторгаться на закрытую территорию. Он просто останавливался возле забора из балок, сквозь который можно было увидеть каменный сад и маленькие елочки по периметру, и расслышать журчание ручейка… Он закрывал глаза и мысленно обращался к Учителю с одним и тем же вопросом: выстоит ли он в своем выборе? Дэнизе молчал. В голове не раздавался его тихий голос, направляющий мысли по правильному пути. Молчание стыло в прохладе каждого утра, звенело в пении птиц, молчание глушило гудки машин, и, казалось, сам город отвернулся от Ната в своем презрении к неверным, готовым сбиться с пути идиотам. Он медленно погружался в свой страх совершения ошибки, фактически стоя над пропастью. Знание, что его выбор верен, не могло справиться с жаждой получить ответы. Он не мог убедить себя, что теперь его дорога тесно связана только с Ичиро Мориямой, с ним одним, готовым ради него на все, даже бесчестье и забвение. Ему страшна была сама мысль, что однажды — уже совсем скоро, он проснется в новом статусе, и весь груз ответственности за свои слова и поступки обрушится ему на грудь могильной плитой. Он будет любить Ичиро, спать с ним, говорить с ним, делиться планами и помогать… Но он не мог этого увидеть. Не нужно было обладать мудростью Дэнизе или даром гадателя на Таро, чтобы предсказать, как изменится его душа. И любовь… Эта проклятая любовь, которой не было. Она полупрозрачным облаком кружила в его снах, звучала в музыкальных композициях, отражалась в глазах влюбленных — чужих ему людей, бродящих сквозь реальность и не замечающих остальных… Любовь была, жила в ком-то, но не в нем. Он хотел — хотя бы на секунду — вдохнуть ее, как умирающий делает глоток кислорода из маски, хоть напоследок почувствовать и согласиться с ее божественной природой, и сознательно пойти на казнь… Ведь без любви не стоит и жить. — Привет, — низкий голос из темноты, — один здесь? Он оборачивается. Смотрит в карие глаза под каштановыми завитками. Легкий восточный налет: чуть узкий разрез глаз, чуть заостренный подбородок, маленькая рука с длинными музыкальными пальцами: — Доминик. — Натаниэль. — Так один? — Нет, с коллегами, — он указывает головой наверх. — Ясно. — А ты? — Тоже не один. Но мне можно… — Да и я не в рабстве. Их улыбки понимающе путаются. Кивок головы, рука в руке, коридор, стены, стены, стены… — Куда мы идем? — Недалеко. Снова тьма. Чернее темноты. Всхлип и стон. Объятие. Он срывает с него рубашку, добивается рычания — низкого утробного звука, будящего в нем зверя… — Кто ты, мать твою? — А ты? — Не хочу знать. Не надо… — И я не хочу. Спаси меня, Натаниэль. Спаси хоть на полчаса. Здесь есть кровать. Нат падает в его объятиях, горит и плавится от поцелуев. Весь торс покрывается мурашками. Мальчишка знает свое дело. Член мягко входит в его жаркий рот. Язык творит чудеса. Он переворачивает Доминика и берет его тоже, чтобы не отставать. Взаимно и нежно. Долго? Нет-нет-нет. Очень быстро, с криком отчаяния, с объятиями до потери воздуха в легких. Сознание проясняется, но не до конца. Его целуют где-то в районе бедер, и он отвечает, с удовольствием касаясь руками гладкой кожи. Нужно срочно понять, что они сейчас натворили и зачем. Они лежат также валетом и ласкают волосы друг друга. — Я ждал такого как ты, — признается Доминик. — Уже сам не понимаю, что на меня нашло. Но ты — это магия. Свет в темноте. Я увидел тебя и захотел сразу, без раздумий. Скажешь, разврат? — Скажу, спасаться — так вместе. Ты давно в этом бизнесе? — Ты об эскорте? — Да. — Года два уже. Мне нормально, только нет чувств. Если нет чувств, то есть надежда, что не сойдешь с ума. У тебя отнимают эту возможность. — Кто? — Ты сам, прежде всего. — А ты любил когда-нибудь? — Любил, когда пел в группе. Там было все очень строго. Нельзя то, нельзя другое. Я умирал без него. Были на расстоянии метра, и не могли коснуться друг друга. Всюду камеры, всюду слежка фанатов, чужие люди в столовой, в спальне. Я выдержал, хоть проект и закрыли, а он — нет. — Что с ним? — Погиб. Нажрался, написал мне сообщение и вышел в окно… — Господи…как жаль. — Он был моим миром, а теперь мне все равно. — Это несправедливо. — Сойдет. Они нехотя высвобождают друг друга из плена губ, глаз, рук; из плена темноты и выходят в зал. Ни обмена телефонами, ни поцелуев, ни прощальных жестов… Нат идет сквозь тьму; это он отпустил ее — не она. Дышит, пробуя воздух на вкус. Рука сама тянется к телефону. Включает. Боже мой! Семнадцать пропущенных! Ичиро, должно быть, уже танки в город загнал. Ему стыдно, противно и странно. Он только что проверял себя и проверял другого человека на пригодность. Он звал любовь! Творил волшебство; совершал обряд. Доминик… Вдруг он? Вдруг — свет и открывшееся небо, сияющее без конца и края! Он? Нет. Не он. Ему хотелось кричать, что есть сил, когда молча возвращался к Джино и компании. Ему хотелось разбить бутылку на осколки и вскрыть всю кожу предплечья от запястья до локтя, чтобы смотреть, как из него выходит эта никчемная жизнь. Ему хотелось кричать, когда вездесущий Ичиро разыскал его — бледного и молчаливого, опирающегося на перила, и потащил в машину, схватив в охапку, как самое дорогое. Он кричал молча, сидя на заднем кресле «Мерседеса», и слезы вместо крови выносили из него жизнь, все катясь и катясь. На вопрос обескураженного Ичиро: «С чего загул?» он только мотнул головой и уставился в глаза летящей навстречу мгле.