Эскорт

— Я заплачу, сколько скажешь! Я куплю тебе все, что скажешь! Увезу от этого твоего Ичиро… Ты боль моя, сон, причуда! Натаниэль! Господи, ну помоги же мне! Он поднял глаза к небу. Звезда подмигивала ему с черного бархатного простора, смеясь над любовными клятвами несчастного Като, ползающего у ног. Это повторилось снова. Первые два раза Томмио вел себя более сдержанно. Он платил и дрочил…так коротко можно было описать их любовную игру. Натаниэль подпустил его к себе из одной только жалости, хотя иногда ему казалось, что и желание досадить всем на свете являлось не последним в списке причин такого поведения. Като — увлеченного своим творчеством писателя-фантаста — приняли многие семьи. По одной из линий он принадлежал к дому Саядзуки, но глава упорно продолжал сомневаться в их родстве и, что унизительно, часто делал это вслух. Тем не менее, Като умел себя вести в обществе, слыл успешным, а после всевозможных наград, отхваченных им на литературном поприще, разделался еще и с насмешками. Своей любви — великой и одержимой — к Натаниэлю он и не скрывал. Честно, смущаясь, как школьник, признался ему на одном из собраний в «Гаттаке» и попросил позволения у Ичиро видеться с его подопечным хотя бы раз в две-три недели. Ичиро можно было отнести к его приятелям. Он никогда не уподоблялся своим «коллегам» и очень радушно принимал Като у себя, соглашаясь изредка финансировать его проекты а потом делить прибыль. Эта ночь стала третьей по счету. Нат, собираясь на встречу с Като, зачем-то бросил взгляд на календарь и застыл в изумлении: шел май… Когда это он, интересно, успел пропустить март, а за ним и апрель? Если посмотреть за окно, можно увидеть по-летнему одетых людей, раскаленный асфальт, город, утопающий в зелени и цветах, не спящий ночами, и тысячи туристов… Он, вообще, жил все это время? Где он был? Каждое утро начиналось с пробежки и занятий с Дэнизе. Все это напоминало ему доставучий сериал, одинаково начинающийся заезженной музыкой и надоевшей картинкой, которую хочется побыстрее промотать. Ближе к обеду, когда он делал перерыв в учебе, провожая очередного профессора, как по расписанию, открывалась дверь, и на пороге появлялся Ичиро. Его лицо теперь выражало одну лишь скрытую боль. Щеки запали, и если бы не вышколенные слуги, то и одежда бы висела на плечах неглаженным тряпьем. В редкие дни, когда на встречу с Натом никто не претендовал, Морияма оживлялся. Он начинал улыбаться, приглашал Натаниэля на прогулку по заливу, кормил мороженым… Он никогда не расспрашивал, как прошла та или иная встреча, и за это лишался так необходимого ему доверия. Часто, стоя на борту прогулочной яхты и вдыхая чистый воздух свободы, а, точнее, мечты о ней, Натаниэль просто не знал, о чем говорить с Ичиро, нежно и крепко сжимавшим его в объятиях. Он будто делал шаг, а ему навстречу никто не шел. Ичиро в его глазах приобретал не самый достойный образ прячущегося в песок страуса, хотя сам же и пытался оградить его от ненужных подробностей. Эти противоречия здорово напрягали и выбивали почву из-под ног. Их секс стал редким. Натаниэль сознательно избегал близости, чувствуя лишь усталость от ищущих его рук и глаз. Если раньше страсть Ичиро передавалась ему, имела силу поджечь и довести до финала, то теперь умоляющий взгляд ничего не будил в нем, кроме досады и потребности уединиться. Он чувствовал попеременно то вину, то страх, то обиду, а это — совершенно не годилось в материал для построения здоровых отношений. А еще… Еще была другая жизнь. Движение сквозь тьму на одной только лжи. Движение от чего-то, а не к кому-то. *** Этот город… Однажды он слышал, как Ичиро называл Лос-Анджелес городом грехов. Ха! Нашел тоже сравнение… Забыл, где живет? Ночь летит навстречу его спорткару; дальний свет рубит вязкую темноту, замешанную на огнях рекламы, витрин и окон небоскребов. В ад, Натаниэль! Вперед! Ты уже разобрался, что к чему. О, да! Он входит в главный зал. «Гаттака» бурлит, как терпкий бульон, а в него кто-то упорно норовит сыпануть еще и перца. Его клиент на сегодняшний вечер — кто-то… Именно так. Мужчина со статусом, носящий свое презрительное выражение лица, как костюм. На запястье «Patek Philippe»; заколка для галстука от «Картье»… Ни ума, ни фантазии. Сказали — так дорого, убедили — так понтово. Давай, покажи себя… Ключи от «Ламборгини» летят в руки парковщика, а высокомерный и фальшивый тенорок: «Не поцарапай мою детку!» режет слух. Он идет в зал на встречу со своей синеглазой мечтой, даже в мыслях не допуская как смешон… Белый цвет. Усиленный превосходной акустикой, звук рояля здоровается с вновь прибывшим. За окнами — жизнь, а здесь — имитация. Но он согласен. Никогда же не жил… — Натаниэль. Вы великолепны. Рад, что приняли мое приглашение. — Здравствуйте… Нет, спасибо. Я не пью…нет…да…вы очень любезны. Что? Приват? Нет. Я этим не занимаюсь. Вас должны были предупредить. *** Еще одна ночь. Сегодня дождь. И ветер свищет, ломая свой высокий голос в приоткрытых окнах. Опасно. Натаниэль идет через другой зал, прячущийся за плотными шторами. Здесь следует быть особо внимательным: публика пьяна, употребляет химию и очень падка на грязные развлечения. Туалетная комната мигает сине-зеленым светом. Кто-то швырнул бутылку в диодные лампы подсветки, и проводку коротнуло. Паренек в красных лосинах и белом шелковом топе с всхлипами отсасывает невысокому мужику в ярко-желтом пиджаке. Его член, маленький и толстый, целиком исчезает между накрашенных губ, а потом выныривает, шлепая о раскормленный живот, покрытый черными волосами. От световой палитры рябит в глазах, и Нат брезгливо отворачивается. Он пролил вино, которое не пил, на сорочку, но пятно подождет. Зрелище просто обязывает скрыться отсюда со скоростью света. Нахер… как это развидеть, а?! С постоянным составом «ночных принцесс», как Нат называет про себя проживающих при отеле мальчиках, он старается не общаться. Низшая каста. Они жалки. Продают себя за деньги — это ладно, выбор есть выбор, да и обстоятельства могли сыграть дурную шутку. Но они, все как один, торчат и готовы терпеть любые мерзости, приходящие на ум клиентам. В зале они почти не появляются. Там заправляют менеджеры — этих господ Натаниэль тоже обходит стороной. Он несколько раз становился свидетелем похожих на работорговлю сделок. Отвратная часть работы. Лучше не присутствовать. Грохот музыки стирает мозги в пыль. Вечер тянется, как резиновая конфета. Тип, что снял его сегодня, тискает ладони и поглядывает, раздевая глазами. То ли не въехал, что условия не обсуждаются, то ли решил, что рыжий мальчишка по-любому не откажет, раз уж завис тут с ним до полуночи. Нат набирает службу безопасности и с рассеянным видом принимается оттирать пятно с рубашки. Бесполезное занятие… — Зак, подайте машину, — говорит он в трубку, надеясь, что сквозь клубные рейвы слышен его голос. — Да, Нат, принято, — отзывается Зак Роджерс, специально приставленный к нему Ичиро для разруливания «ситуаций». «Ситуации» бывают, сука, разные. Как конфеты в коробке «ассорти». То его валят на стол и пытаются наставить засосов, то хватают за член, то чуть не на глазах подсыпают какой-то порошок в бокал и с невинным видом ждут, что выпьешь, как лошара и примешься выступать, ну…а еще могут и убить. Вчера Нат скрыл, например, что выходя из номера Като, услышал чей-то приглушенный вопль. Не раздумывая, рванул на помощь, начисто забыв, кто он и где. Как можно пройти?.. Соседний номер был, естественно, заперт. Нат вышиб дверь, наплевав на все условности и возможные последствия. Секс и жизнь, конечно, кармически связанные понятия: без одного не бывает другого, но… Пацана, придушенного ремнем в порыве чьей-то больной страсти, было, несомненно, жаль. Клиент шатался и подвывал, пытаясь оживить игрушку, но батарейка села к херам. Нат поднес трубку к уху и встретил умоляющий взгляд: — Дай мне уйти, парень… Я случайно… — Мразь, — глухо объявил Натаниэль и снес уроду челюсть одним ударом ноги. Потом была серая мгла. Сильные руки Зака. Его клятва молчать. Исчезновение под ругань, причитания и перешептывания. Думал, не сможет встать утром. Но по звонку будильника подлетел, как миленький. Полюбовался рассветом, нацепил кольца и браслеты, врубил музыку… Ночь. Очередной акт драмы… Непредсказуемый текст, глупое лицо напротив… Остается дождаться Зака, упасть на пассажирское кресло и свалить, как вдруг мужик, не согласный с развитием сюжета, хватает его за грудь, собирая на тонкой рубашке живописные складки: — Отвертеться решил?! — надменно вопрошает он, дыша в лицо парами космического по стоимости вина, — какой глупый мальчик! Здесь ведь не просто кафе-мороженое! Я думал, ты в курсе… И откуда только Ичиро выкапывает этих козлов?! Нат делает вид, что покоряется. Острым взглядом осматривает периметр, позволяя тащить себя под руку к лифту. Гадкий шепот на ухо заставляет похолодеть, когда до него доходит смысл сказанного: — У Ичиро со мной давние терки. Все никак не достану этого пижона! А тут ты — такая удача… Я даже в клан один попросился на заработки, вот такие дела, малыш! — Так не бывает, — осторожно возражает Нат, — это же не отдел кадров: пришел, такой, возьмите меня… — Конечно, нет, смышленый ты мой! Просто Ичиро немного поколебался, когда я обсуждал с ним нашу ночь в «Гаттаке». Романтично же, не так ли? Пиздец. Ичиро совсем охуел? Поверить в это заявление было трудно. — Я заплачу, — мужик обнимает Ната за талию, — ты очень нравишься мне. Просто улет… В лифте Нат несколько раз бьет его ребром ладони точно по кадыку. Неудавшийся герой-любовник тут же теряет интерес к незапланированному траху. Лифт виснет на секунду, а потом, подчиняясь пальцу Натаниэля, начинает путь вниз. На экране «айфона» высвечивается сообщение от Зака: «Я в зале». Нат выходит, оставив мужика в углу ловить воздух и быстро сматывается. Заку Роджерсу за пятьдесят. Он бывший морпех. Силен, как бык, и умен, как тысяча чертей. Его забота умиляет. Жаль, что Ичиро выдернул его с какого-то задания лишь на время. Там горело и полыхало, и на помощь Зака нельзя было рассчитывать на постоянной основе. Ох, пригодился бы! — Ты попал в какой-то пиздец, — констатирует Роджерс, закрывая дверцу «Мерседеса», — валил бы, пока цел. Ты же не агент на задании — прихлопнут, как муху. Тебе оружие дать? — У меня есть, — благодарно кивает Нат и закрывает глаза, — только я не могу всякий раз размахивать пушкой, стоит кому-то достать свой хер. — Вьеби тогда, — согласно кивает Зак и вздыхает, — отпиздить озабоченного урода — не грех. — Это может навредить Ичиро, — улыбается, расслабляясь, Нат. — А вот это все может навредить тебе! — жестко заявляет Зак и прибавляет скорость. Он знает правила этой игры, но сознательно нарушает их в случаях, когда уверен в своей безнаказанности. Большинство клиентов, включая Радзиро, уязвимы. Они не верят сами себе, и только сильные красивые пальцы, украшенные сапфирами, в их руке придают им иллюзорную уверенность в собственной исключительности. Мужик, «потерявший сознание» в лифте «Гаттаки», как и этот, возомнивший себя вице-президентом Америки, козел, убивший мальчика, ради собственного удовольствия, ни словом не обмолвились администрации отеля и даже не вякнули, что Саядзуки распустил своих эскортников. Нат знал, где промолчать. Он изменился. Часто, возвращаясь сквозь ночь в «Замок», он останавливался посреди дороги, глушил двигатель и, молча стиснув руль, боролся с давящим комком слез. Грудь жгло и рвало от невыносимости своего положения. Его внешняя красота являлась слабеньким заслоном, практически фольгой, хранящей душу от смерти в объятиях какого-нибудь сластолюбца. Он дышал… заставлял себя вспоминать шумного Гаруцци, обаятельных пацанов из агентства, ржачные шутки режиссера с киностудии, работавшего по сто часов в сутки над рекламным роликом «Картье»; он засыпал под смех, плеск аплодисментов, он держал глазами собственные фото и видео с показов… Он умудрялся согреться в прохладе рассвета во дворике Дэнизе и до боли вслушивался в его голос, пусть и фантомный: «Путь к любви долог и взыскателен. Человека нельзя запачкать, пока он сам не согласится на это. Если тебе тяжело среди мраморных стен «Гаттаки», если хочется поднять руку на каждую похотливую мразь, и мысли о смерти посещают тебя по ночам, значит дверь в царство света, чистого сияния, еще не закрылась для тебя. Но если ты получаешь удовольствие от денег или славы, заработанной таким образом, можешь попрощаться с надеждой на любовь. Она изгнана тобою же самим.» Он ехал сквозь ночь и плакал, остановившись у обочины. Светила ли луна, или дождь — теплый весенний дождь, принесенный ветром с океана, барабанил по крыше его черной «Мазерати», он выколачивал из себя ненависть, выжимал презрение к себе самому и к людям, с кем вынужден встречаться. Он лечил себя этими слезами, а потом, взойдя на второй этаж по гулкой винтовой лестнице, запирался на ключ от человека, которому всем сердцем хотел помочь, но которого больше не мог видеть. *** Май ворвался в город цветением садов и парков; шумом фонтанов и гулом звездных ночей. Май шагал по широким улицам, красуясь перед всем Югом, благодарно и восторженно приветствовавшим его. Когда же он наступил — этот май? Натаниэль сгорал, словно в паутине проводов, обвивших его тело. Высокое напряжение… Коснись и взлетишь на воздух. Он перестал нормально спать. Мало ел — только когда не скрывавший волнения Гаруцци объявлял перерыв посреди съемок и заставлял его проглотить хоть чашку кофе и какую-нибудь легкую закуску. Он был великолепен. Его одухотворенный от непроходящей ненависти к себе взгляд заставлял людей на улице оборачиваться на него. Режиссеры внаглую тырили уже отснятый с ним материал, любовались и объяснялись ему в любви; ото всюду поступали предложения о выгодных контрактах, поездках в столицу моды — Милан; его рвали на части модные дома, а он… Он исчезал в своих слезах, болея от недосыпа и презрения ко всему человечеству. Он кожей чувствовал свое одиночество и скорые перемены… Что-то зрело в воздухе этого душистого мая. От чего-то ломило все тело и тянуло сердце. И слезы… Они приходили внезапно. Умоляли остановить их, пока психика еще держится в пределах нормы. Однажды Ичиро забрал его со съемок и, по тайному знаку Гаруцци, настучавшего, что Нат опять ничего не ел, повез его в итальянский ресторан. — Солнце, ты погаснешь, — попробовал пошутить Морияма, — давай, родной, я закажу твою любимую пасту; и вино можно… — его взгляд наткнулся на рыжую макушку. Сложив руки на стол, Нат опустил на них голову и оставил все предложения без ответа. Ичиро заволновался: — Натаниэль! — его теплые руки осторожно дотронулись до сверкающих кудряшек. — К кому на этот раз? — цинично усмехнувшись, Нат поднял голову и взглянул Ичиро в лицо, — дай угадаю: мой любовничек был недавно, Радзиро пока в Мексике, Саядзуки вчера погудел так, что пришлось скорую вызывать… ну же, Дракон, я весь внимание… — А я не мог просто пригласить любимого на ланч? — Ичиро нервно облизал губы; ему стало не по себе от проницательного взгляда Натаниэля. — Когда-то мог, — синие глаза погасли, — итак? — Саядзуки. Второй заход, — отводя глаза, тихо подтвердил его догадки Морияма, — сегодня в десять, VIP-зал. Будут еще гости. Алек Эрл со своим юношей… «Доминик. Мы увидимся с Домиником. Интересно, он сам-то в курсе?» Нат вздохнул. Равнодушно пожал плечами. Доминик интересовал его постольку-поскольку. Парень был красив, несчастен и…все. Он выгорел. После смерти любимого и не такое может случиться. — В десять, так в десять, — обронил Нат и, помолчав, попросил, — закажи мне кофе, пожалуйста. VIP-зал уже изнывал в ожидании. Нат опаздывал. Он никогда не употреблял алкоголь и поэтому ездил на своей машине, чтобы в нужный момент свалить. На Роджерса он, конечно, надеялся, но всегда помнил, на кого работает Зак: существовал риск быть слитым Ичиро за все его проделки. Радовало, что пока Зак был на его стороне, и Морияма пока оставался в неведении. Ичиро, например, вообще не был в курсе разнообразных столкновений оторванного Ната. Он не знал, что рыжий демон без зазрения совести берет деньги с Като, раздаривая свое сострадание и доброту, чем вгоняет несчастного экзальтированного писателя в зависимость, почище наркотической. Он не знал о Доминике. Он не знал и о Харуки Матуосо… А следовало бы. Сегодня он опаздывал, кружа по городу, словно отдаляя миг своей казни. Лица — топоры и плахи; прикосновения — огонь инквизиции. Он уже по три-четыре раза стал принимать душ, стараясь избавиться от взглядов и похотливых касаний; смыть их к чертовой матери… До безумия — всего лишь шаг. — Натаниэль! — с ним раскланялись, пожали руку, вновь запачкали липкими взглядами. Доминика он не увидел, хотя сегодня они заняли совсем небольшой столик среди кожаных диванов, и все присутствующие были, как на ладони. Беседа текла неспешно. После вчерашнего, Саядзуки, сидящий во главе компании, вел себя скучно, мало пил и вставлял редкие язвительные замечания. Покровитель Доминика не выказывал никакого беспокойства по поводу отсутствия юноши. Он совершенно расслабленно зачитывал собранию устав какого-то нового проекта. Все кивали, поднимали бокалы, но толком не вслушивались, что совсем не смущало Эрла. — Че, окончательно заебался? — погладив Ната по руке и так зацепив ее в свои пухлые лапы, поинтересовался Саядзуки, — то ли еще будет… — Что вы имеете в виду? — Натаниэль медленно окинул его натянутое, как барабан, лицо, а после вчерашней попойки, еще и опухшее. Ему нечего было опасаться этого вальяжного немолодого босса. Саядзуки и с места не мог сдвинуться — не то что распускать руки, как, собственно, и вчера, да и несколько вечеров назад. Погрузившись в изучение «вопроса», Натаниэль четко классифицировал для себя клиентов. Если Дон Радзиро, сам босс Саядзуки и еще ряд подобных им важных персон годились лишь на убогий ленивый перепихон, причем, мальчика желательно пристроить сверху и предоставить ему самому вертеть процессом… То красивые, холеные мужики, вроде Алека Эрла, могли под видом страсти устроить настоящий марафон, после которого мало шансов на повторный эксперимент. Нат покрывался ледяным потом, представляя себя обычной «принцессой» с верхних комнат отеля, и старался прогнать жуткие картины из головы. Его работа куда спокойней, но… Никто не знает, что болит сильнее — тело или душа. За тело он бы заступился; он сумел бы отхерачить психа или угомонить избыточно страстного, а вот что делать сейчас, когда продан его смех, его красота, голос, время?.. Саядзуки удержал его руку, морщась, сделал глоток виски со льдом, приложил бокал к виску: — Ты уже встречался с Матуосо? — его вопрос заставил Натаниэля мобилизовать все органы чувств. — Однажды, — коротко ответил он и молча стал ждать продолжения. — Нихуя не боится, — сокрушенно покачал головой босс и снова сделал глоток, — увел Доминика наверх, а на Алека даже не посмотрел. Надо, наверное, заняться им… — Кем? — машинально уточнил Нат, чувствуя, как немеют пальцы. — Да Матуосо этим. Скольких парней мне попортил… — А почему вы это стерпели? — синие глаза полыхнули, и Саядзуки поцеловал его руку. — А почему мы, по-твоему, существуем? Он связан с правительством. Свинтил из Токио сюда под каким-то непонятным прикрытием. По-английски толком говорить не умеет, людей режет…мы уже собрали Совет, а он вломил несколько миллиардов в трафик на восточном направлении. Инвестор хуев… Но я его успокою, дай время… — Босс, это же опасно. Если вы будете держать его так близко, а он связан с властями, вы скоро переедете совсем в другие края… — Ната трясло: он знал, что будет продолжение. — Мальчик мой, — махнул рукой Саядзуки, — я уже стар. Пусть твой Ичиро разбирается… и, кстати, скорее всего, тебе придется передумать насчет невинности… — Что? — высокомерно оборвал его Нат. — Господи, да сними ты эту маску! Ичиро ведь уже почти дал согласие на секс с тобой… — Что? — голос Ната сел. — Вот заладил… Не знал? Пиздец, у вас союз! — Саядзуки стиснул его бедро и провел по нему рукой к самому паху, — не прямым текстом, но… Ичиро должен — Ичиро платит. Он не понял сам, как попал в середину шахматной партии. Если я захочу, ты возьмешь мой член своим хорошеньким ротиком и будешь наяривать, пока я не умчу в рай, — его хохот оглушил Натаниэля, и без того прибитого к земле новостями с «фронтов». — А если я откажусь? — глухо поинтересовался он. — Я тебя убью, — спокойно ответил Саядзуки и отпил виски, — но потом. Минет пока подождет: у меня отчаянно болит голова… Натаниэль откинулся на спинку дивана и, прищурившись, посмотрел на Алека Эрла. Гандон штопаный. Его парня, может быть, сейчас убивают, а он почитывает меморандум и плевать на все хотел. Урод… — Мне надо подышать, — почти шепотом произнес он и поднялся. — Иди, сладкий мой, часок еще побудем. Так мне хорошо с тобой. Был бы моложе, уже жарил бы тебя под самым небом, там, в пентхаусе, — Саядзуки ткнул толстым пальцем, указывая наверх, и Нат, едва сдерживаясь, заторопился к лифту. На верхнем этаже, «под самым небом», как выразился Саядзуки, было тихо, но Нат не доверился этой тишине. Именно здесь, под звуки молчания, творится самое зло. Оно живет здесь, пьет боль, высасывает радость. Надо только прислушаться… — Я больше не могу… — нежный голос, полный страдания, отчетливо произнес эту фразу, а за ней раздался странный щелчок, показавшийся Нату смутно знакомым. — Зак, — тихо бросил он в трубку. — Поднимись в пентхаус. Здесь какая-то дичь… Роджерс возник за его спиной в несколько минут, показавшихся вечностью: — Что там? — Пиздец. Я не взял оружие, но… если б даже взял, отобрали бы на входе в VIP… — Ты с кем сегодня? — Саядзуки. — Вот дерьмо. — И не говори. — Что будем делать? Обезвредим и свалим? — Я не знаю; мне нельзя светиться, но в этой комнате — полный псих, а подставлять тебя мне бы не хотелось. Может, вызовем группу; Ичиро поймет… — Пока будем ждать, парня прикончат, — резонно возразил Роджерс и скривился, услышав новый стон из-за двери — уже тише и слабее. Нат решительно кивнул. Дверь слетела с петель. Полуобнаженный японец, жилистый, весь в татуировках и с рассеченным лицом, обернулся и поднял хлыст в воздух. «Вот, что так щелкало!» — сообразил Натаниэль и взял из напряженной руки Зака глок. Второй пистолет Зак сам навел на лоб Матуосо — а это именно он так эффектно предстал перед ними, и спокойно приказал: — Отойди от парня. Это уже перебор. Матуосо опустил хлыст, и только тогда Нат сумел разглядеть жертву. Истерзанная в мясо спина; багровые синяки на обнаженных ягодицах; равномерные, монотонные стоны… Доминик. Что он сотворил с тобой?! Нат бросился к парню, лежащему поперек журнального столика, и поднял ему голову. Нежное личико потеряло свои очертания. Из пухлых губ был выдран пирсинг, и по подбородку текла кровь. Длинные ресницы дрогнули; карие глаза на секунду распахнулись: — Ты? — Я. Можешь встать? — Не знаю. — Ты давно здесь? — Нат обернулся. Под прицелом глока, Зак волочил обозленного Матуосо в сторону лифта. — Не знаю… Доминик оперся на разбитые руки, чуть приподнял тело над столиком и сел на колени. — Сейчас вызову врача. — Не надо, — его шепот звучал, как бред совершенно больного человека. — Не зови никого. Это не исправить. — Что не исправить?! Не говори глупостей. — Нат выпрямился и полез за телефоном. Номер не находился. Руки тряслись, и простые привычные действия заняли больше минуты, когда в трубке, наконец, раздался приятный механический голос, которому вообще насрать на «Что у вас случилось, сэр?» Он все держал трубку возле уха, а глаза его уже вылезали из орбит. Он просто не мог поверить, что прямо перед ним разворачивается кадр из какого-то триллера, снятого безумным режиссером. Доминик стоял на подоконнике, умудрившись натянуть брюки и накинуть белую сорочку на свою израненную спину. Кровь просочилась сквозь хлопок, и казалось, будто ангелу выдрали крылья, но он все равно рвется в полет. — Стой! — выдохнул Нат, роняя телефон на ковер. Но нежное личико с прекрасными чертами обернулось к нему. Губы шепнули в мольбе: «Натаниэль», и Доминик шагнул в пустоту. *** Он выжимает газ до отказа. Одной ногой в аду. Этот город… Нат, борясь с тошнотой, вылетает на встречку и снова, одним лишь усилием воли, возвращает мощный спорткар в строй. Огни горят, равнодушно слепя его. Боль не пристегивается — отважный пассажир — знает, что здесь надолго, а если нет… Если этот обезумевший красавчик въебется во что-нибудь, что ж, она перекочует к кому-нибудь другому. Ее на всех хватит. Телефон вибрирует и вибрирует. Ему нет до него дела. Вновь рвет душу картина недавней смерти. Вот он жив — а вот его нет. Горячее тело в той горячей мгле; ожоги страсти; мольбы о помощи. О, как они оба тогда желали любви! Призывали свободу! Доминик исполнил свою мечту… А он? Надолго его еще хватит? Нат снова заезжает на тысячный по счету круг. Автострада выпрямляется перед ним и гонит назад в город. Опять под звездный свод. Опять к нежному «Натаниэль», произнесенному будто в отпущение его грехов или испрашивая его для себя. Доминик. Господи! Зачем? Затем… Час ночи, два, три… Ворота «Замка» пропускают его в мощеный гранитом двор. Узор под ногами; внимательные взгляды охраны тут же становятся равнодушными: все уже привыкли к его ночным загулам. — Любовь моя, мне жаль, — шепчет Ичиро из темноты холла. — Я чуть с ума не сошел, когда Зак сообщил мне об этой трагедии… — Слова здесь бесполезны, — вздыхает Нат, — этот ваш Матуосо больной на голову. — Все это знают. Нужно время. Соберем на него инфу, сольем потихоньку… Видишь ли, он связан… — Не хочу больше слышать о нем, — тихо и устало говорит Нат. — Пойду к себе. — Любимый, это зря. Ложись со мной… — Нет. После двух недель жуткого молчания, застывшего между ними, Ичиро вошел в спальню Натаниэля, готовящегося к экзамену за четвертый курс. Экран ноутбука просто не гас целыми сутками. — Родной… — Ичиро присел на край постели недалеко от его рабочего стола, — у меня отвратительная новость: сегодня тебя просил встретиться Радзиро. — Хорошо. — Ты уверен? — Абсолютно. Нат поднял на него глаза. Что он чувствует? Ничего. Его душа, казалось, вылетела вместе с Домиником и рванула на поиски свободы. А тело? Да и хрен с ним. В главном зале «Гаттаки» играет рояль. Официанты шныряют между столиками с утомленным выражением на лицах. Нежная мелодия, вызывающая слезы, гул голосов. Целомудренный покров для грешного мира за аркой с драконами. Радзиро чуть кланяется ему, берет за руку и ведет в VIP-зал. Во тьму, короче говоря. Тикают часы. Какие-то люди вежливо говорят с Радзиро, с воодушевлением и откровенным удивлением разглядывая его великолепного спутника. Среди собравшихся Нат замечает Алека Эрла. С ним хорошенький мальчик — кореец по национальности. С милым носиком, крошечным подбородком, белоснежной кожей и сверкающими черными глазами. Его густые волосы выкрашены в розовый — мастерски выполнено! Сменил одну игрушку на другую. А Доминик был так уверен в его чувствах. Козлина. Без разницы, кто проснется в его постели завтрашним утром, лишь бы его имя состояло из трех слогов… Так, что ли? А Доминик-то как к тебе попал? Саядзуки говорил, что он, вроде, кореец лишь по деду, и проект по изготовлению айдолов, к которому он имел несчастье примкнуть, просуществовал всего два года. Переезд в Америку на пробы сулил ему счастье и славу, а вышло… Нат отвернулся от внимательного взгляда Эрла. Им не о чем говорить. В его соболезнованиях этот холеный мудозвон не нуждается. Натаниэль все так же ничего не пьет и не ест в этих стенах. А если бы пил, то бокал вылетел бы из его рук, когда он от скуки взглянул на приближающегося к ним мужчину. Сердце его практически остановилось, потому что в изысканно одетом, статном японце, лицо которого портил шрам, рассекающий бровь и спускающийся через всю щеку к углу губ, он мгновенно узнал Матуосо. Не обращая ни на кого внимания, этот оборзевший садист направился прямиком к Натаниэлю. Он поднял подбородок, изучая безупречное лицо с горящими на нем синими глазами, и заговорил, по-прежнему игнорируя присутствующих: — Я хосю забуронировать твое время, — на дерьмовом английском произнес он. Нат еле сдержался, чтоб не выдать сакраментальное «What the fuck?!» Но вовремя вспомнил, как тащился Ичиро, когда с его пухлых губ срывались ругательства. — Простите? — он выгнул одну бровь, изображая великосветское удивление. — Церес месяц в «Гуроте» буде бар по суруцаю юбирея Дона Торедо. Ты мой спутник. «Через месяц в «Гроте» празднуется юбилей дона Торедо. Будет бал…» — мысленно сложил удивительную речь Натаниэль. — Через месяц? Вы бронируете мое время за месяц до события? — он чуть не упал, когда до него дошло, во что он влип. Ему практически озвучили дату смерти. Блядь. И че делать? — Ичиро Мория… — начал было он, но, как и ожидалось, ответ последовал предсказуемый: — Я твоего Ичиро вертер на хую, — Матуосо повернулся и пошел в выходу. Уже в арке, он, обернувшись, снова произнес, — церес месяц. Дерьмо! Дерьмо! Во что он влез?! Закрывшись на ключ в спальне, Нат метался, как зверь в клетке. Ни одно полезное имя не шло в голову. Кто бы мог помочь ему? Все упиралось в Ичиро, которого он совершенно не хотел впутывать. Кто же, Господи? Кому позвонить... Он достал телефон и открыл записную книжку. Столько имен...А кому звонить? Кто вообще в состоянии сейчас правильно оценить ситуацию и дать нормальный совет? Кто? Стюарт... Дядя Стюарт Хэтфорд. Сука, но он за решеткой! Сколько он уже там? Мама была еще жива...три года, а ему ведь примерно столько и дали... Гудки. Это просто невыносимо. Еще гудки... Надо попробовать на домашний. Может быть, управляющий что-нибудь знает... - Алло! - Нат застыл посреди комнаты, остановив свой бесконечный бег, - Мишо, это вы?! - услышав голос личного помощника Стюарта Мишо Биара, он вновь бесцельно ринулся вперед, как слепой мотылек, врезающийся в корпус фонарей. - Это племянник Стюарта - Натаниэль! Он...он может подойти? Нет? А...а как долго еще его не будет?...Месяц... Господи... Вы могли бы передать ему, что я звонил и просил помочь. Мне нужен его совет. Вопрос жизни и смерти, Мишо! Я буду очень благодарен вам. Спасибо. Нет. Не успеваем. Еще месяц. Это просто невозможно. Слезы ярости и досады, отчаяния и подступающей депрессии обожгли глаза. Что делать?! Ичиро еще этот весь вечер на телефоне. Вот который уже звонок? Десятый? О чем можно столько говорить?! Словно услышав его немые вопли, Морияма с негромким стуком возник на пороге: - Нат? Ты какой-то взъерошенный...Все нормально? - Что случилось? - он повернулся, нацепив на лицо улыбку, чем обрадовал Ичиро, соскучившегося по его сиянию. - Скажи, ты же хорошо говоришь по-французски? - Свободно, - Нат пожал плечами, - у нас, что, бордель расширяет горизонты? - Нет, что ты... Меня попросил о помощи один человек... Я обязан ему...всем, получается... - Ичиро замялся, - короче, ему нужен перевод ряда документов и присутствие переводчика не переговорах. Это связано с фармацевтикой... - В этом я точно не силен, - хмыкнул Нат. - Тебе и не надо. Как я уже сказал, ему нужно перевести документы на английский... - А фарма-то нелегальная, - продолжал ухмыляться Нат, - иначе, справился бы и без тебя. - Способов и у него хватает, но они ему не подходят, - не стал возражать Ичиро, - и я очень хотел бы помочь этому человеку. - Ты бы составил список всех, кому должен, я бы хоть гандонов прикупил, - вдруг яростно выдохнул Нат. От улыбки не осталось и следа. - Он и пальцем тебя не тронет! - разозлился, а, скорее, обиделся Ичиро, чем вызвал продолжительный приступ удивления у Ната. - И что это за персонаж? - Его зовут Эндрю Миньярд...