Эскорт

Кажется, последний раз тело так подводило его в четырнадцать. Нервная дрожь, сухость во рту, мечущиеся мысли… Но тогда, покидая Америку, Эндрю не был в состоянии контролировать ситуацию и, отчаянно боясь взлетать, цеплялся побелевшими пальцами в ремень безопасности, чтобы хоть как-то заякориться с реальными предметами. Ощущал ли он сейчас потерю контроля? О, нет. Он стал сильным и научился просчитывать риски. С чего же так трясло все тело? От нетерпения. От страха за жизнь дорогого человека, от досады на застрявший в аэропорту лайнер, который держали, выясняя погоду в Южной Каролине, среагировав на сообщение о приближающемся шторме. Была ли это потеря контроля? Возможно…над своими чувствами. Перед вылетом Миньярд сделал всего один звонок, чтобы выяснить, продолжает ли еще действовать организация, созданная Лео Содербергом и поддержанная профсоюзами американских кланов. «Сынок, твой, смею надеяться, предприимчивый отец изобрел неплохую рабочую систему. Ее функция — обслуживание наших интересов по всему миру. Мы занимаемся грузоперевозками, торговлей, инвестициями и еще, сам понимаешь, вписываемся в разборки — уж прости за сленг. В чем нуждаются специалисты? Верно. В бесперебойном снабжении всем на свете: оружием, медпомощью, пропусками на закрытые территории, рекомендациями… Представь, сколько времени понадобится тебе, чтобы доставить необходимое оборудование для вскрытия, к примеру, сейфа? Или вдруг возникнет надобность в съемке объекта с воздуха. Сам будешь поднимать дрон и сидеть в кустах, ожидая результата? Много лет мы с Диего выстраивали этот дом по кирпичикам. Теперь при любой проблеме ты можешь набрать администратора и сообщить ее суть. Дарю. Дело моих рук да послужит тебе во благо!» Удобство схемы Эндрю имел возможность оценить пока только дважды: один раз, когда его курьер загремел с партией кубинских сигар и загорал на Острове свободы, рискуя слить всех подчистую. Эндрю мигом нашел ему адвоката и с помощью организации вывез бедолагу в Штаты. Второй случай произошел недавно с ребятами Стюарта, попавшими в засаду на границе при ввозе медтехники, как раз для запуска нового завода Миньярда. Желание обойти систему чуть не влетело ему в копеечку, но помощь подоспела быстро… В обоих случаях организация Лео, получившая неофициальное название, закрепившееся среди своих, как «Сервис-контракт», продемонстрировала невероятную оперативность, секретность и осведомленность. Эндрю бросил взгляд на часы и досадливо поморщился, вспомнив реакцию диспетчера: — Абсолютно все, господин Миньярд. Абсолютно, кроме того, что вы просите. Видите ли, пригласительные на юбилей Торедо были разосланы месяц назад. Они все именные. Строгий учет и осторожность… — Что можно предпринять? — стискивая телефон, Эндрю едва сдерживал вопли ярости. — Снимки отеля сейчас придут… «Грот» имеет два входа. Первый охраняется, как Пентагон, второй — с воды — подтоплен, и охрана там временно снята. Лодка интересует? — Не знаю. Пока нет карты, нет и плана… Дальше? — Второй подъезд с окружной трассы. Она, естественно, охраняется; в конце — тупик. Можем заглючить компьютеры на несколько минут, но проблема будет в лифтах: они тоже встанут, а лестниц там нет. Оборудование интересует? — По горам лазить не собираюсь. Я не Тур Хейердал… И компы оставьте в покое…"Да что это такое-то, мать твою?! Замок Иф, что ли?!» Еще варианты? — Так… В десять вечера прибывает последний приглашенный. По нашим сведениям, его рейс из Колумбии сядет в 21-15. Это Хулио Мартинес — винодел; вы знакомы. Эндрю кивнул, не заботясь, правильно ли расценено его молчание на другом конце. — Лимузин оснащен электроникой. С ним телохранитель и водитель. Можем обеспечить транспорт со спецоборудованием. Электроника затупит, пассажиры покинут салон, дальше — дело техники. Мартинес может провести вас внутрь, если сумеете его убедить… — Нет, — Эндрю откинулся в кресле и потер лицо ладонями. Куда не посмотри — везде препятствия, лезут изо всех щелей, — я не хочу вступать в контакт с кем-либо. Без приглашения — не хочу. Это контрпродуктивно. Огромный риск. Я должен быть чист, незаметен и вооружен… — Минутку, — профессиональный холод в голосе диспетчера сменился легкой досадой, — выслали снимки. Катер ждет в порту. Ваши условия возвращают нас к первоначальному предложению. — Черт с вами. Диктуйте бортовой номер, обеспечьте непромокаемой одеждой, картой отеля, внутренних помещений, где могу достать оружие, и пометьте точные места расположения рамок. — Удачи, господин Миньярд. — Да, еще, — вздохнул Эндрю, спохватившись, — а есть доктора или хотя бы… — Разумеется. Обращайтесь. И вот самолет пошел на снижение. Огни Гринвилла приветливо подмигивали, выглядывая из неверного рассеянного тумана, предвещающего шторм. Успеть бы… С таким-то везением. Ветер у земли расшвыривал конусы. Трап мотало, впрочем, ему это могло и показаться от усталости и нервного нетерпения. Кожаную куртку надуло парусом, дорожную сумку чуть не выдрало из рук. Дерьмо! Он не сможет причалить даже к песчаному пляжу, не то что к горному уступу. — В порт, — коротко указал он таксисту и с ненавистью взглянул в темнеющее предгрозовое небо. «Слава Богу, рейс не задержали!» Под первые раскаты грома Эндрю спустился к причалу. Предъявил служащему планшет с данными и тут же был пропущен к нужному катеру. Белоснежная с синими лентами молний по бокам лодчонка с романтичным названием «Ариадна» впечатления не произвела, особенно, в такую погоду. Но внутри посудина была оснащена по полной, как навороченная яхта, и Эндрю немного успокоился. Старик на берегу недоверчиво смотрел, как этот сосредоточенный белокурый мужчина прячет волосы под тонкую спортивную шапочку и застегивает прорезиненную куртку с капюшоном. — Вы уверены, молодой человек? — Абсолютно. — Ну, смотрите. Если не дадите о себе знать через час, вышлем спасателей. Этот шторм не на один день… — А к «Гроту» есть где причалить? — Эндрю завел мотор. — Вообще-то, есть. Там у вас все указано. Только болтать будет… Не промахнитесь. — Спасибо. Брызги ударили в лицо, охладив кожу, и волна, смилостивившись, откатила назад. Вывернув руль, Эндрю направил катер в открытый океан, молча вглядываясь в монитор. Мокрая, черная, как спина взбесившегося кита, скала — прародительница «Грота», выскочила перед ним, как оторванное колесо у распиздяя водителя. Эндрю, прикусив губу до крови, влетел на гребень пенящейся волны, уже осознавая, что придется заканчивать вторжение вплавь. Мотор ревел на высокой ноте, умоляя сбавить обороты, но Миньярд держал руль, сощурив глаза от соленых брызг, и никак не мог заставить себя унять эту скорость, что кипятила кровь в венах и громыхала в ушах. Шторм решил разобраться с ним по-своему. Катер замотало по водовороту, бурлящему у горной арки, и швырнуло, как щепку, об отвесную стену. Эндрю вынесло на каменистое подобие причала. Лодку перевернуло, закружило вновь и разбило на несколько частей, когда новая волна явилась убедиться, что непрошенный гость еще жив. Залитое кровью лицо он долго не осознавал. Только когда шапочка намокла, как-то отяжелев, и липкая красная жидкость затекла в рот, Эндрю понял, что зря надеялся на чудо. В глазах потемнело, и он мягко осел на черные камни, выпустив, наконец, из рук обломок руля. *** Его всегда учили, что преданность — самое ценное качество воина. Преданность и цель. Враг не должен видеть даже твоего лица, и когда на пути к цели, тебя загнали в ловушку, срежь его и призови смерть. Харуки Матуосо выехал в «Грот» еще затемно. До назначенного празднования оставалось больше двенадцати часов. Натаниэль Веснински должен умереть. Сильный и пока еще юный, через несколько лет он грозил превратиться в настоящего волка. Опасный. Ненужный. Предавший. Не смирившийся со своей судьбой. Если и сейчас останется жив, то он, Матуосо отрежет себе лицо и уедет на одной из колесниц в земли, где всегда цветет сакура, а наложницы подносят саке доблестным воинам, достойно завершившим свой жизненный Путь. То, что предательство этого маленького змея отягощено кровным родством, Натан Веснински, укрывающийся от властей в одном из имений Матуосо, ясно объяснил ему. Беда. Сын — убийца. Уничтожив всех преданных членов команды, он посмел спрятать свою сущность, пробраться на самый верх и подчинить своим порочным чарам одного из сильнейших боссов. В голове не укладывается! Когда Матуосо брался выполнять для Мясника некоторые кровавые поручения, он и помыслить не мог, что его сын — отпрыск этого великого стратега и настоящего ниндзя, окажется изворотливой гадиной, не умеющей чтить священный иерархический союз. И он стал следить за ним, все больше приходя в недоумение и ярость. Двуличный — великолепный, подготовленный, удачливый, и тут же — хитрый, образованный, везде сующий свой нос. Только смерть внесет ясность. Только смерть послужит ключом, отпирающим двери темницы Мясника, посулившего Матуосо достойное вознаграждение. И еще… В чем он не мог заставить себя признаться. Никому. Никогда в жизни. Этот Натаниэль… Тот вечер в «Гаттаке», когда под аккомпанемент стонов в красном туманном воздухе он обернулся на грохот за спиной и увидел его. Жертва уже была готова принять его в свое разгоряченное ужасом и пытками тело, как тут возникло это видение… Как из боевых эпосов… Его синие глаза горели, на губах кипели слова ненависти… Словно зов раздался и позвал его на уничтожение этой невозможной красоты. Матуосо перестал быть собой на этот краткий миг и уже за эту магическую тягу возненавидел его еще сильнее. Он умрет. Пусть поскорее его заберет смерть. Но сначала тело его — прекрасное, вылепленное с такой тщательностью, покорится воле крови. Много лет назад первой татуировкой Харуки стал знак лекаря. Уж очень талантливо он ставил диагнозы порубленным на улицах Киото бойцам — будут жить или нет. Он видел и сообщал боссу. А потом пришел черед химии и трав. Смешивая, экспериментируя, Матуосо достиг совершенства. Только его натура, требующая признания таланта, а душа, алчущая славы и власти, вынудили его прийти в дом босса с неизвестным ранее ядом… Следов яд не оставил. Босс умер через три месяца после продолжительной болезни, но следствие заподозрило мадам Ванг, держащую чайный дом и привечавшую босса накануне. Обыски ничего не дали, работницы интимных услуг, все как одна, стояли на своем: никто ничего не подсыпал уважаемому человеку, и девушек отпустили… Но вот липкие подозрения грязной пленкой приклеились к Матуосо — единственному, кто действительно знал толк в фармацевтике, и он принял решение покинуть Японию… — Ты пригласишь его, — сказал он в трубку, когда трясущийся, как студень, Радзиро попробовал возразить. — Ты приведешь его ко мне. И если кто-нибудь хоть что-нибудь заподозрит, я накормлю тебя таким ядом, что ты пожалеешь… Жирдяй справился. Открыв дверь, Радзиро вошел, умудрившись сохранить на лице забавное выражение полупьяного кучера — простецкое и отрешенное. Хищная поступь Натаниэля лишний раз подтвердила, что перед ним достойный противник. Матуосо включил свет встроенного в стол фонаря и добавил музыку, обычно звучащую на похоронах. Один взмах рукой, и нож вошел в раскормленное плечо Радзиро, как в масло. Жидкость на летучей основе, изготовленная им лично, вырубила Натаниэля. Так. Теперь добавим перчику. Пусть красавчик познакомится с демонами. Посмотрим, сможет ли усмирить их… Два кубика, и ракета взмыла по венам Ната, достигла мозга и разорвалась кровавым фейерверком. У него есть час. Итак? Матуосо скрестил руки на груди. Пришпиленный к стене, как отъевшаяся бабочка, тихонько подвывал Радзиро. Убивать его в планы не входило. Ему хватило одного ледяного взгляда, чтобы глупец заткнулся… Плечо кровило, но не смертельно. Потерпит. Демон ожидался с минуты на минуту. Действие яда, замиксованного с героином, должно было вызвать мощную галлюцинацию, а потом нечеловеческий ужас остановил бы сердце предателя, как он того и заслуживал. Кажется, началось. Натаниэль приподнялся на диване, куда рухнул после горячего приветствия, и вытянул перед собой руку. Лицо его побелело; волосы встали дыбом: — Кто ты? — хрипло выдохнул он. — За тобой, — усмехнулся Матуосо, решая, овладеть им прямо сейчас или дождаться, когда наркотик разгонится в полную силу. Нат отшатнулся от него, но Матуосо схватил тонкое запястье и дернул мальчишку на себя. Тот заорал, пытаясь драться, заехал ему в челюсть, потом в грудь, но вскоре ужас сковал его, и спазм свел губы, исказившиеся в гримасе. Матуосо перевернул его на живот, извивающегося и стонущего. — Кто ты? — снова крикнул Натаниэль, когда ему это удалось, и снова завыл. — Твоя смерть, Натаниэль, — по-японски прошептал Матуосо, расстегивая джинсы. Он с восторгом провел ногтями по обнажившейся в ходе борьбы спине, скалясь от вида нежных ямочек над поясом строгих черных брюк, которые он тут же сдернул, царапая кремовую кожу. Нат кричал, извиваясь. Им еще никогда не пытался овладеть демон с содранной кровавой чешуей и дымящимся загривком. Волос у демона не было, только змеи шевелились вокруг головы, как у Медузы Горгоны, из детской книжки. Он не помнил, вырастали эти змеи у мифической злодейки или заменяли волосы, но вот сейчас он слышал их отчетливое шипение, и они лезли изо всех щелей, пока когтистые руки терзали его тело. — Нет! — заорал он, увидев огромный член, весь покрытый мерзкой зеленой жижей, приближающийся к его ягодицам. — Нет! — рвался он из этих страшных рук. — Кто ты?! Пелена боли и ужаса глушила все остальные звуки. Стук, голос какого-то человека, молящего о помощи… О, как же теперь быть?! Как избавиться от еще одного голоса, зовущего его по имени? *** От слабости штормило. Вой ветра привел его в чувства, и тут же холодная волна залила все лицо, заставив отплевываться и хватать ртом воздух. Сердце дернулось; спина выгнулась от судороги страха. — Нат, — он подскочил, хватаясь за грудь. Судя по часам, провалялся он прилично. — Господи, Нат! Да какого ж хера! Он заставил себя встать на ноги. Голова отозвалась дикой болью, и новая струйка крови потекла по виску, стекая за ворот куртки. Планшет мигал слабеньким сиянием. Жив, и то ладно. Эндрю, сжимая зубы от поступающей тошноты, подтащился к гаджету и стал искать метки, главной из которых был служебный вход в «Грот». Он находился совсем рядом. И грузовой лифт, которым он был оборудован, мог здорово помочь, если бы состояние здоровья не ухудшалось с каждым шагом. Эндрю сдернул мокрую от воды и крови шапочку, разделил влажные волосы на две равные части и туго обмотал ими голову, безжалостно завязав узлом. Кровь немного унялась, но он отчетливо ощущал тяжесть от удара где-то в височной доле и понимал, что даром эта прогулка по пляжу не пройдет. Где он — этот чертов вход? Черная дверь без опознавательных знаков нашлась бы куда быстрее, не тряси его так, и не раскалывайся голова. В темноте он зажег фонарь в телефоне и начал медленно водить лучом по стенам. Дверца лифта, замаскировалась под решетку генератора; он наткнулся на нее совершенно случайно. Кабина довезла его только до какой-то странной тропы, извивающейся вокруг горного массива. Здесь находилось несколько электрощитов, выкрашенных в ярко-желтый цвет. Должно быть, это был технический отсек, предназначенный для обслуживающих отель работников… Все бы ничего. Но она такая узкая — эта тропа… С сомнением оглядевшись, Эндрю осторожно ступил на гладкую поверхность выточенных прямо в скальнике подмостей и сделал несколько коротких шагов… Шорох, все нарастающий, переходящий в шум, словно от ветра, разыскавшего его и здесь, заставил Эндрю дернуться. Под подошвами стыла пустота. Ноги дрожали, а ладони вспотели, вцепившись в стену. Что это было? Он потихоньку повел глазами, выискивая источник звука, и нога соскользнула. Удержался он чудом, и еще несколько минут пытался дышать, стараясь изгнать из поля видимости какую-то нереальную по численности стаю летучих мышей. — Пиздец нахуй! Пиздец… Я снова буду материться, Лео. Потом перестану, только помоги мне. Помоги. Я сейчас уже ебнусь… Помоги! Эндрю всхлипнул без слез, когда посмотрел вперед и прикинул, сколько метров ему еще предстоит преодолеть, прежде, чем он приблизится к стеклянной стене с неприметной дверцей в ней. Он не узнавал себя. Да, он любил спорт. Швейцарские Альпы покорились ему еще в девятнадцать; да и тренажерка стала привычной, как утренний кофе. Да. Он вел активный образ жизни, не курил, старался не пить без меры, но это… Что это за причудливый поворот в его судьбе? Этот проклятый месяц май вывернул его наизнанку. Натаниэль. Ради него он был готов даже рухнуть в эту кишащую долбанной нечистью бездну. Ради него он готов был взлететь к Солнцу… Несколько шагов. Отдых. Движение сквозь тьму над пропастью. Нат… Посмей только отвергнуть мои чувства. Эндрю закрыл глаза, пережидая боль и накатившее головокружение. Во рту пересохло. Нет. Он просто спасет ему жизнь. Ничего не потребует. Обратится в клинику «Контракта», подлечит свое сотрясение и уберется назад в туманный Лондон. У него не хватит духу давить на любимого человека. Ух ты, как, оказывается, он может! Неплохо приложился башкой. Давай, Миньярд. Вот она — эта дверь. В холле самого верхнего этажа было тепло. Ароматы живых цветов наполняли воздух, вводя в заблуждение. И только подышав этим слегка искусственным составом, становилось понятно, что никаких цветов здесь нет и в помине. Эндрю остановился перед дверью с пульсирующим красным сердечком, озадаченно оглядываясь. Отсутствие охраны наводило на мысль, что комната пуста. Но попытать счастья стоило, и он нажал на ручку — заперто. Дерьмо. У него шумит в ушах или там, под этим красным пульсом что-то происходит? Эндрю прикинул свои возможности. Силы на исходе. Дверь, вроде, из дерева, но кто знает, какими хитрыми системами безопасности она снабжена… Он оглядел камеры. Еще бы. Надо ускориться… только что же предпринять? Выловить официанта? Но у него может и не быть ключ-карты. Блядь… Он, медленно пятясь, вышел в техническую зону. Там вдалеке виднелись ящики с инструментами, свернутые кабели, противопожарный щит. Отлично. Топор подойдет. Удар по двери он нанес слабый. Дерево чуть завибрировало, а вот голова отозвалась каким-то жутким внутренним гулом. Плевать… Еще удар, и лезвие вошло в щель между полотном и обналичкой. Все-таки ему понадобится помощь травматолога. Открывшаяся картина парализовала Миньярда. Первое, что бросилось в глаза — татуированная спина с ходящими под кожей мышцами. Человек, которого назвать так не поворачивался язык, нависая над кем-то выкрикивающим проклятия, пытался совершить самый омерзительный акт на свете — сексуальное насилие. Он уже настолько увлекся процессом, что почти не обратил внимание на дикое вторжение постороннего. Эндрю замахнулся было топором, но тут услышал слабенький писк и увидел прибитого к стене толстяка в белом смокинге. Толстяк плакал, хотя уже находился в полной прострации. В кобуре под белым лацканом Эндрю заметил пистолет, и это решило все… Разукрашенный недвусмысленными татуировками маньяк с ревом обернулся к Эндрю. Его искаженное гримасой нечеловеческой ненависти лицо выражало одно лишь желание — убить. Уничтожить. Расщепить на атомы. Член его стоял колом, пот стекал по шрамам на груди, рисуя квазифутуристические картины. — Стой где стоишь, ублюдок! — утробно прогудел он. — Конечно, господин, — холодно произнес Эндрю и выстрелил точно между сведенных бровей. Этот выстрел грохнул, казалось, где-то внутри его несчастного черепа. Пелена застилала глаза, но медлить было некогда. Еще раз взглянув на исчезнувшее под кровавой маской звериное лицо садиста, Эндрю на негнущихся ногах сделал два шага по направлению к странному дивану без спинки и перевернул стонущего парня. Цвет его волос, даже в мигающем малиновом тумане, не оставлял сомнений, кто перед ним. — Эй, Нат, — Эндрю дотронулся до обнаженного плеча под разодранной белой сорочкой, — это я, Эндрю… — Он вас не узнает, — раздался вдруг тихий жалобный голос откуда-то сбоку. Эндрю и забыл, что в номере они не одни. — Ты кто? — хмурясь, обернулся он. — Меня зовут Дон Радзиро. Мой босс — Саядзуки. Человек, которого вы только что убили — Харуки Матуосо — представитель одного из самых зверствующих кланов Киото. — Приятно познакомиться, — он чуть сам не порезался о льдинки своего сарказма. Эндрю вновь попытался привести в чувства Натаниэля. Он погладил его по щеке, убирая влажные от пота волосы за ухо, внутренне сжимаясь от нежности и всепоглощающего страха. Но синие глаза распахнулись лишь на секунду, и рыжеволосая голова откинулась назад. — Нат! Что с ним? — Он вколол ему что-то, — Радзиро тяжело вздохнул, — молодой человек, а мне вы помочь не хотите? Эндрю, озираясь в поисках хоть какого-нибудь намека на шприц, чуть не пропустил его просьбу о помощи мимо ушей. — У него в кармане… Он сунул пузырек в джинсы, — разгадав его растерянность, подсказал Радзиро. Эндрю проследил взглядом, куда ему указал несчастный толстяк и, наконец, подошел к нему. Нож, пробивший и ткань смокинга, и плоть, и даже поверхность стены, поражал размерами. Если выдернуть, кровь зальет полномера… Вернувшись к Матуосо, Миньярд вытащил из его джинсов ремень, а потом обшарил карманы. Склянка чудом уцелела при падении, но толку от нее, похоже, не было: Эндрю не разглядел ни одного опознавательного знака. Радзиро вел себя достойно. Почти не вякнул, когда Миньярд перетягивал ему поврежденную руку, и даже пытался отвечать на вопросы, насколько ему это удавалось в предобморочном состоянии. — Как ты здесь оказался? — торопливо спросил Эндрю. — Я был вынужден. Матуосо угрожал мне, что если я не приведу Натаниэля, он меня отравит, а он может…мог… — Нат — кто он? Почему позволил такое?.. — Эскорт. Тоже не по своей воле, — Радзиро зашипел, когда Эндрю дернул ремень, услышав неожиданное определение. «Вот, что означало это «шлюха» в сообщении Стюарту!» — По чьей воле? — Там много кто приложил руку, — оседая на пол у стены, отозвался измученный толстяк, — и я тоже хорош… — Почему оружием не воспользовался? Первый раз, что ли? — Я от боли чуть с ума не сошел… И, вообще, я не боец, — потухший голос стал еще тише, и Эндрю заметил признаки замешательства, словно несчастный сам только что понял, как прощелкал шанс, — мне стало так страшно; он будто в зверя превратился… — Так, — Эндрю выпрямился и чуть сам не грохнулся рядом с Радзиро от накатившей дурноты. — Мне надо вывезти его отсюда. Есть идеи? Радзиро сначала обессиленно покачал головой, но потом вдруг повел здоровой рукой куда-то вбок: — Вертолетная площадка… Пилот… Надо что-нибудь соврать… — Смотрю, у вас тут это в чести, — облизывая пересохшие губы, шепнул Эндрю. — Давай, поднимайся. Пошли к пилоту. А потом «соврешь что-нибудь» Ичиро Морияме. — Да с Ичиро-то проще, — завозился Радзиро и с помощью Эндрю встал на ноги. По стеночке он дополз до окна, а от него — до спрятавшейся в портьерах двери, — там, — он потыкал пальцем, — надо открыть. Пока Эндрю возился с засовом, Радзиро набрал Ичиро: — Господин Морияма, тут такое дело, — он очень убедительно хохотнул, изображая пьяного, — мы с Натом решили продлить праздник. Вы же не будете возражать, если мы зависнем денька на… — он вопросительно повернулся к Эндрю, который, обалдев от такой наглости, показал раскрытую пятерню, — ну-у, деньков на пять… Да-а! Кончится гроза, и мы как раз протрезвеем… На крыше завывал ветер, и хлестал дождь. Обещанная гроза обрушилась на город, пока шла эта операция по спасению. Но Эндрю все больше тревожился: Нат потерял сознание, и пульс его исчезал прямо под пальцами. — Мы не взлетим! — орал взбудораженный парень за штурвалом, — вы — пьяный идиот! Не видите, что ли… Эндрю достал пистолет и со вздохом поднял его, взводя курок: — На крыше «Хилтона» есть площадка. Это пять минут лету. Кончай выебываться. — Мужики, вы че?! — испуганно дернулся пилот. — Давай, заводи… Эндрю бросился внутрь. Нат лежал, закрыв глаза, и не дышал. Кожа его бледнела, а когда Миньярд снова попытался нащупать пульс, услышал только биение собственного сердца. — Нат! — задыхаясь, позвал он, — Нат! Радзиро, сморщившись от подступающих слез, баюкал раненую руку и с жалостью наблюдал, как Эндрю поднимает стройное тело и несет к вертолету. — Звоните в скорую, — крикнул он вслед. Но Миньярд даже не обернулся. Он, хватая ртом дождливый воздух этой безумной ночи, устраивал Натаниэля на неудобном сиденье, закрепляя непослушное тело ремнями. — Он ранен? — рискнул спросить пилот. — Нет. — Наркота? — Похоже… — Пристегнитесь. «Пять минут, Натаниэль. Пять минут. Потерпи. Что это такое было — твоя жизнь? Что они сделали с тобой?! Почему молчал. Какого хуя ты молчал?! Я же видел твою боль. Она буквально стекала с твоей вымученной улыбки… А я… Вообразил себя пострадавшей стороной, еблан чертов!» — Почему здесь так душно?! — распахивая окна люкса, недоумевал Эндрю. Кондиционер работал, ветер гулял по номеру, терзая тяжелую ткань портьер, но ему не хватало кислорода. Стоило только вернуться взглядом к лежащему на постели Натаниэлю, не подававшему признаков жизни, проклятая мысль о провале вновь буровила мозг. «Это конец. Я ничего не смог сделать. И где этот доктор, мать его?!» Он позвонил сразу, как тяжелая машина, раскачиваясь на манер огромной люльки, неуклюже села на крышу. Винт еще месил дождь с облаками, а он уже слушал гудки, не представляя, что скажет диспетчеру. Как опишет смерть любимого человека. «Сияние его глаз потухло. И голос умолк. Я даже услышал его, мне посчастливилось — только стоны, брань и проклятия, адресованные, слава Богу, не мне. Я сделал все, что мог, но душа не согласна с этой формулой. Если он больше не назовет меня по имени, не улыбнется…если я не скажу ему, как сильно скучал, значит, я ничего не сделал. Из пустоты я вернулся в пустоту.» Стук в дверь прозвучал новым громовым раскатом, и Эндрю ринулся открывать, даже не заметив, как перекатился ком боли от одного виска к другому. На пороге стояло странное существо. Сутулый парень в дредах, с козлиной бородкой, в гавайской рубахе и грязно-белых шортах, открывающих мокрые волосатые ноги в кроксах. Эндрю хотел выдать сакраментальное «пиздец», но потерял дар речи. — Доктора вызывали? — спросило существо со странным акцентом и, не дожидаясь приглашения, вкатило в номер капельницу и пинком загнало саквояж следом. Эндрю сглотнул и похлопал ресницами. — Привет, — выдавил он. — Здоров. Я — Витя. — Русский? — подняв одну бровь, предположил Эндрю. — Ага. Че случилось? Диспетчер че-то лопотал о передозе… — Пошли. Я…нашел его так. Перевез из другого отеля. Что-то влили; видишь, след от укола? — Ага. Предположений-то нет? — Витя уселся на колени перед невысокой кроватью и взял руку Ната, пытаясь найти пульс. — Блин… Он, походу, все… — Нет! — яростно выкрикнул Эндрю. — Сделай что-нибудь! — Тише ты. Я же не Бог… — Ниче не знаю! — слезы закипели на глазах, а сердце чуть не выпрыгнуло из груди. — Пробуй! Я…не верю… — Чувак, но передоз просто вырубил его мотор. Могли и почки отъехать… Мне жаль… Эндрю грохнулся рядом на пол. Руки стиснули полы разодранной сорочки Натаниэля. Плакать не получалось. Только боль в груди ширилась, охватывая все больше пространства, и лишала остатков сил. — Я больше не могу, — простонал он и уткнулся лбом в покрывало. — У тебя случайно нет шприца из-под этого состава? — спросил доктор, не похожий на доктора. Дрожащие пальцы нашарили в кармане изъятый у Матуосо пузырек и протянули Виктору. — Вот. Только там ничего не осталось. — Угу. Ща глянем… Он поднялся, достал какие-то склянки и принялся капать из них по очереди, наблюдая за реакцией. Эндрю растирал грудь и молча смотрел в неподвижное лицо Ната. Его вера оказалась такой живучей… Эксперимент с химией затягивался. Виктор что-то бормотал, перемежая английские слова с русскими матерными, и поглядывал на часы. Наконец, он покачал головой, глубоко вздохнул и…стремительно вогнал иглу в вену Натаниэлю. Эндрю отшатнулся. — Что? — Да че-то ниче не пойму. Кровь надо взять. — он наполнил пробирку и недоумевающе склонил голову. — Жив? А как это? — Жив?! — Эндрю, оскаливавшись, вцепился ему в руку. — Ай, пусти! Ты че! Дай вон ту штуку оранжевую. — Что это? — Катетер. Прокапаем. У него какая-то реакция странная на коже. Видишь, бледные островки такие, и руки тоже белые? Так бывает, если отрава где-то сосредоточилась. Надо вывести. Организм почему-то решил бороться и не распространил наркотик. Что-то помешало... Не в курсе, он ничего не ел такого… типа, грибов или жирного, или, может, махито накатил? Эндрю зачарованно следил за быстрыми и аккуратными действиями доктора. — Не знаю. А что? — Да бывает… Иногда. Очень редко… Некоторые вещи могут задержать действие наркотика или алкоголя, а иногда и вывести самостоятельно. У меня бабка в Казахстане жила, пока дед служил в армии, так там одну траву другой выводили… Знаешь, такая деревенская магия… — А почему он не дышит? — Экономит ресурс. Дышит, конечно… Только в таких случаях даже приборы не фиксируют, и врач делает предварительное заключение о смерти. На моей практике помню лишь раз… Ладно, наша задача подключать по порядку все лекарства… — Какие? — Все, что я оставлю, — Виктор как-то изменился. Теперь он уже не выглядел расслабленным хиппи. Взгляд его стал сосредоточенным и острым. Пока Эндрю сидел в ожидании, прикрыв глаза, доктор развил бурную деятельность, и, придя в себя, Эндрю с удивлением увидел подключенную капельницу и несколько коробок на тумбочке. Виктор помечал их номерами от одного до четырех черным маркером и сверялся со списком, составленным на листочке. Заметив, что Эндрю прекратил свою тихую истерику, он кивнул ему и указал на коробки: — Сможешь подключить самостоятельно? — Конечно, — Эндрю пожал плечами. — Окей. Они долго капают, я настроил. Поспать успеешь даже. На тебе лица нет; он тебе кто? Друг? — Друг, — вздохнул Миньярд. — Повезло ему… — Виктор убрал все обертки, целлофан, шприцы в мусорный пакет и внимательно осмотрел Эндрю. — Так, друг, теперь с тобой. Давно была травма? — Что? — Ничего. Сотрясение, говорю, давно? — Как ты понял? — Можно я не буду отвечать, а? — съязвил доктор, — тебя заносит, речь плавает, башка разбита. Мой профессор на лечфаке выкинул бы за такие вопросы в окно. А за окном-то снег, втыкаешь? Эндрю рассмеялся впервые за сто лет: — Ты в России учился? — Вот, говорю же, сотрясение. Да. В Новосибирске. — А здесь как? — А братья в Лондон переехали, с твоим батей познакомились. У нас клиники в трех штатах. Я когда узнал, что ты сын самого организатора проекта, решил помочь… Я в Америке уже лет пять… — Нормально… — Конечно. И никакого снега. Виктор еще понаблюдал за Натаниэлем, попутно подшивая рану Эндрю и накладывая повязку. Потом снял с шеи фонендоскоп и принялся прослушивать сердце, передвигая металлический диск по груди Ната. Эндрю перестал дышать. — На-ка, — доктор вдел ему наушники и с улыбкой склонил голову набок. Тихий стук сердца Натаниэля остановил его собственное. Эндрю закрыл глаза ладонью, боясь верить. Ночь вопила за окнами, истерически хлопая рамами, но он не слышал ее. Только стук сердца, еле уловимый, нежный, обнадеживающий, звучал в ушах, разливаясь покоем по всему телу. Прошло, наверное, полчаса, когда Эндрю вышел из транса и поднял голову. Нат спал. Доктор собирал свой саквояж, проверял, не забыл ли чего… Его следовало проводить, поблагодарить, но Виктор жестом остановил его, с улыбкой укрыл Натаниэля пледом, шепнув: «Ему надо быть в тепле.» И пошел к выходу. Они остались только вдвоем, и это стоило пережитого страха, боли, совершенного убийства. Вздохнув, Эндрю поднялся, поправил повязку на голове и осторожно лег рядом.