Заново

      Чонхо на ощупь находит телефон и неохотно разлепляет глаза. За окном глубокая ночь, завтра выходной, а он старается понять, мерещится ли ему всякий бред или это происходит наяву.       — Чего тебе?       — О, — звучит удивлённо-насмешливое с той стороны, — ответил всё же. Не слишком ли грубо для того, кто вышвырнул безобидного парня на улицу?       — Минги, — Чонхо раздражённо вздыхает и садится, ни на секунду не переставая хмуриться. — Ты издеваешься? Время видел?       — Нам нужно поговорить. Прямо сейчас.       Чонхо заранее знает, чем закончится разговор, поэтому так отчаянно пытается его избежать, когда произносит уверенное:       — Нет, не нужно. Сбрасываю.       — Если я хоть что-то для тебя значу или значил… — На той стороне слышится судорожный выдох, и внутри Чонхо что-то надламывается. — Если я для тебя больше, чем просто мальчик на побегушках, то выйди. Я припарковался около входа в подьезд.       Не было и дня, чтобы Чонхо не подумал о Минги, и пусть с их расставания прошло не так много времени, он надеялся, что те чувства, которые он испытывает, постепенно сойдут на нет. Что он перестанет ощущать пустоту, как будто из него выдернули что-то важное.       И всё же, с трудом, но он признаётся самому себе, что ждал этого звонка. Ему так и не хватило ни сил, ни смелости, чтобы окончательно уйти от Минги, поэтому его номер до сих пор в белом списке. Он скучал по нему, как ни по кому другому, но тому знать об этом необязательно.       Без Минги, разбавляющего его жизнь красками и эмоциями, каждый день стал серым и неинтересным. Он не хотел вставать с кровати по утрам, искать мотивацию для чего-то, а каждая мелочь напоминала о Соне. И эта бесконечная агония всё никак не заканчивалась. И только сейчас ему становится легче, пусть руки и дрожат.       Он живёт во всепоглощающем чувстве вины из-за того, что причинил Минги боль. Ему страшно, что ошибся, что сделал всё в несколько раз хуже. Снова поставил свой эгоизм в приоритет, не подумав о том, как это отразится на близком человеке. Он никогда не заслужит прощения.       Сон как рукой снимает. Вспышка агрессии сменяется ударом неверия, из-за которого он подскакивает на ноги и подходит к окну. Вздрагивает всем телом, когда Минги сигналит и мигает фарами.       — Хорошо, я сейчас выйду.       — У тебя есть пять минут. Время пошло.       Чонхо даже не переодевается, так и оставшись в домашней одежде, и выбегает в лёгкой футболке и пижамных штанах, словно истосковавшийся по хозяину пёс. Холод скребёт кожу острыми когтями, разгоняя мурашки, а он пытается понять, откуда взялась такая тревога. Интуиция кричит, что ему нужно бежать, пока не поздно, но он игнорирует все предчувствия и садится спереди.       Минги выглядит потрёпанным и взлохмаченным. Под глазами залегли тени, скулы немного заострились. Даже кадык стал больше выпирать. Неужели он так тяжело перенёс расставание?       — Ты хотел поговорить, — Чонхо хочет звучать серьёзнее, быть хладнокровнее, но нотки беспокойства то и дело проскальзывают в голосе, и он ничего не может с этим поделать. И Минги прекрасно это понимает.       — Я просто соскучился и захотел немного покататься по городу. Мы же не враги? Или ты избегаешь меня?       — Внезапно, — фыркает Чонхо под нос и упирается взглядом прямо перед собой. — Тебе не спится, что ли? Совсем заняться нечем?       — Да нет. Всё время думаю о тебе и о том, как всё так обернулось, — Минги стучит пальцами по рулю и велит Чонхо пристегнуться. И снова он решил всё за них обоих. — Я много размышлял о том, что сделал не так, где ошибся. Пытался найти выход, какое-то решение, чтобы извиниться, но пришёл только к одному выводу. Что именно ты должен сказать, что мне нужно сделать, чтобы всё вернуть.       — С чего ты взял, что можешь на что-то повлиять? И что я хочу возвращать отношения?       Чонхо пытается прощупать почву, чтобы решить для самого себя, готов ли он дать Минги ещё один шанс. Всё же он приехал к нему с другого конца города, чтобы поговорить. Расставание не давало ему покоя, он переживал и нервничал. Значит, он ему не безразличен?       Минги приучил его жить, как на минном поле, поэтому период одиночества дался Чонхо так тяжело. Сейчас, когда он сидит рядом с Соном, может коснуться его, ему становится легче. Тоска и безразличие заполняются тревогой и предвкушением, но он наслаждается этим, потому что снова может почувствовать хоть что-то.       Он часто разглядывал шрамы, оставленные после их ссоры, и мучился от того, что не мог понять собственные чувства: ему хотелось вернуться к Минги, который швырял его то в лёд, то в пламя, но вместе с этим он чертовски боялся новой боли. Или жаждал её получить, но не готов был признаться самому себе?       — Потому что мы не можем так просто закончить наши отношения. Я не позволю этому произойти, — Минги выворачивает руль, отъезжая от дома и отрезая Чонхо пути к побегу. Теперь они окончательно заперты в машине и разговора не избежать. — Знаешь, а я и правда тебя любил. И люблю до сих пор. Поэтому так унижаюсь.       — Минги, — начинает Чонхо, но тому хватает одного взгляда, чтобы его заткнуть.       — Не смей перебивать меня. Даже сейчас, когда ты топчешь все мои чувства, я люблю тебя. Когда ты вышвырнул меня на улицу из-за своих тупейших истерик, я любил тебя. Когда ты вёл себя, как последний мудак, я всё равно продолжал любить тебя.       Чонхо сверлит Минги взглядом и кусает щёки изнутри. Было ли всё настолько плохо, как ему казалось? Может, он просто устал? Не нашёл поддержку там, где ожидал, или её было недостаточно? Или он требовал слишком многого? Какова была причина расставания? Он не может вспомнить.       Он молчит, даёт Минги время высказаться. Не только Чонхо было плохо, они оба переживали непростой этап. Но их отличие состояло в том, что Сон пытался что-то сделать, а он продолжал ныть и требовать внимания, словно капризный ребёнок.       Чонхо вжимается в сиденье, когда скорость явно превышает допустимую норму, и пытается подобрать хоть какие-то слова, но выходит лишь сдавленное из-за страха:       — Притормози.       Минги не слушает и сильнее вжимает педаль в пол, а Чонхо хочет оказаться где угодно, только не в машине с эмоционально неустойчивым бывшим. И в то же время не хочет быть нигде ещё. Сейчас, когда он не может нормально дышать из-за накатывающей паники, он чувствует себя живым.       — Это ты меня довёл до такого состояния! И из-за тебя мы разобьёмся! Потому что ты клялся, что всегда будешь со мной!       — Я прошу прощения за всё, Минги, я…       — Ты врёшь, потому что боишься сдохнуть с таким неудачником, как я!       — Нет же! Я сожалею о том, что сделал! — Чонхо судорожно находит слова, едва формулируя предложения, которые больше похожи на еле связный бред, чем на что-то внятное. Им сигналят проезжающие мимо машины, а ползунок скорости опускается ещё ниже. — Я люблю тебя, Минги! Расставание было ошибкой! Такого больше не повторится!       Минги резко сворачивает на обочину, из-за чего Чонхо зажмуривается и рефлекторно группируется. А когда открывает глаза, видит спокойно улыбающегося Сона, который ласково перебирает его волосы.       — Вот так, Чонхо. Теперь-то до тебя дошло?       Чонхо не знает, что Минги имеет в виду, но всё равно кивает и цепляется за руку, не в силах сдержать крупную дрожь, пробивающую всё его тело. В горле встаёт ком, адреналин зашкаливает, как и паника.       — Я отвезу тебя к себе. Хорошая была поездка.       Минги целует его в губы и снова заводит машину, а Чонхо пытается совладать с телом, вернуть контроль над ним. Мысли путаются, ему страшно и непередаваемо хорошо.       Он снова попал в ловушку под названием Сон Минги.       Это невыносимо.       Чонхо швыряет стилус на стол и утыкается лбом в ладони. Перед ним планшет с так и не дорисованным фреймом, а на календаре в телефоне выделен день дедлайна, который безжалостно мозолит и так уставшие от работы глаза.       Ему нужно поесть, поспать, отдохнуть, расслабиться, поговорить с Юнхо — что угодно, только бы отвлечься от воспоминаний. Но он понимает, насколько это бессмысленно. Чем бы он ни занялся, Минги всё равно вернётся к нему, если не во сне, то наяву.       Минги везде. Его влияние имеет слишком большой вес, чтобы игнорировать. Он в идеально сложенных вещах, в привычке постоянно проверять телефон на случай, если он напишет, в подсчёте калорий и в подавленных эмоциях. От него никуда не денешься, он постоянно наблюдает и выжидает момент, когда Чонхо будет особенно уязвим.       Он не может так просто отпустить прошлое. Ему казалось, что начать новые отношения, влюбиться в кого-то, открыться другому человеку станет выходом, но всё оказалось гораздо сложнее, ведь оно в голове. Если он не разберётся с мыслями и комплексами, то ничто его не спасёт. Он всегда будет несчастен, пока продолжает добровольно плавать в трясине воспоминаний. Всё, на что он надеется, что ещё не поздно исправиться.       Юнхо напоминает ему Минги слишком часто. Чонхо не может не проводить параллели, хоть и понимает, что по отношению к ним обоим это отвратительно. Минги, пусть их и связывает не самый приятный опыт, был его первым парнем, который показал, что такое любовь, серьёзные отношения. Как он может не быть благодарен ему за всё?       Чонхо задирает рукав и заставляет себя посмотреть на шрамы, оставленные не кем иным, как Минги, которого он, какого-то чёрта, не прекращает оправдывать. Может, в начале их отношений и была любовь, но потом она исказилась в уродливую смесь из ревности, обладания и одержимости со стороны Минги и в игру в поддавки, подчинение и смирение — это уже Чонхо. Так почему он продолжает вспоминать всё произошедшее с ностальгией?       Кот запрыгивает к нему на колени и тычется мокрым носом в предплечье, словно чувствует вновь сгущающийся вокруг Чонхо негатив. Холодное прикосновение к коже заставляет его прийти в себя и упереться взглядом в стену.       Он устал.       В нём разгорается такая злость, что кончики пальцев начинают подрагивать. Злость на себя, на Минги, на сложившуюся ситуацию, на свои чувства. Что он раз за разом прокручивает одни и те же мысли, но ничего не делает, чтобы разбить этот замкнутый круг.       Что мешает ему начать действовать? Из-за чего не может подпустить к себе Юнхо и довериться ему? Чонхо заставляет себя ответить на этот вопрос, и ответов слишком много, но он цепляется за один из них, самый громкий и навязчивый: неуверенность в себе.       Минги полностью уничтожил его самооценку, ведь ему было выгодно, чтобы Чонхо считал себя тупицей и уродом. Так он привязал его к себе, чтобы даже в случае расставания подобные суждения служили опорой его мышления. И у него получилось.       Чонхо глубоко вдыхает носом и выдыхает через рот, стараясь не паниковать. Ему сложно сделать такую обыденную вещь, как фото, хотя раньше он обожал камеру. И это не может не расстраивать, не злить, не вгонять в отчаяние. Кем он стал?       Он открывает камеру и выпрямляет руку, проклиная себя за дрожь. Это просто фото, которое можно удалить. Его никто не будет унижать и оскорблять, он может даже не отправлять его. Юнхо сказал, что он красивый. Стал бы он обманывать?       Пока Минги продолжает язвительно комментировать каждое его действие, Чонхо подбирает такой ракурс, чтобы лицо и кот были в кадре, а после отправляет фото Юнхо с подписью, что у них всё нормально. Прислушивается к себе и еле удерживается от смешка. Ситуация настолько абсурдная, что даже не верится в её реальность.       Он снова заставляет себя думать, почему так реагирует. Чего он боится? Осуждения, оскорблений и критики от Юнхо. Почему, если подобное ему намного привычнее, чем похвала? Потому что ему страшно получить подобный отклик от человека, которому решил довериться. Он боится быть нелепым, некрасивым и глупым в его глазах. Он хочет ему нравиться.       От построения такой простой, но такой нужной логической цепочки, Чонхо постепенно успокаивается. Он даже не убирает телефон подальше, больше не боясь, что передумает и удалит сообщение. Ему становится легче от того, что он наконец прицелился в один из своих главных триггеров. Но что ещё более весомо — он чувствует в себе достаточное количество сил, чтобы начать над этим работать. Самому.       Если Минги, присутствие которого он постоянно ощущает, действительно наблюдает за ним, то пускай видит, что всё, что он сделал с Чонхо, разрушается и постепенно утрачивает значимость. Что он больше не имеет прежней власти над ним. Что их теперь связывает всё меньше и меньше пут.       Он пытается анализировать ситуацию здраво, без надумываний. Если Юнхо не оценит фотографию положительно, то что? Почему он должен перестать фотографироваться после его недовольства? Разве он делает что-то плохое? Кому-то вредит? Чужое мнение — не его ответственность, напоминает он себе, хоть и не может до конца принять. А если тому понравится, то…       Телефон вибрирует несколько раз подряд, оповещая о сообщениях в чате, и Чонхо с трудом заставляет себя посмотреть, что ответил Юнхо. Улыбка сама по себе появляется на лице от полученных комплиментов.       С Юнхо всё по-другому. Нет ощущения постоянного давления и навязывания. Минги же каждую секунду упрекал его в чём-то, оскорблял и мог сказать комплименты только ради секса или другой выгоды. А Чонхо верил, что ему нужно заслуживать любовь. Что просто его существования недостаточно, чтобы к нему проявили доброту и уважение.       А потом Юнхо пересылает фотографии с празднования его дебюта, и солнечный день тут же омрачается. Чонхо не хотел это видеть.       Не сейчас.       Никогда.       — Ты уверен, что тебе стоит это есть? — Чонхо поднимает на Минги удивлённый взгляд и замирает. — Почему так смотришь? Сам не замечаешь, что разжирел? Мне уже стыдно ходить с тобой.       Минги качает головой и кладёт телефон перед Чонхо со словами, чтобы тот внимательно рассмотрел каждое своё фото с недавней презентации группового проекта. В красках описывает то, насколько плохо на нём сидит одежда, как ужасно выглядит его заплывшее лицо, каким огромным он кажется на фоне остальных.       Чонхо медленно откладывает палочки и тихо выдыхает через нос. Ссориться не хочется, да и Минги беспрекословно прав. Он не желает ему зла, поэтому говорит правду прямо, пусть и грубо. Кто ещё скажет, если не он? Да и фотографии действительно неудачные. Точнее, с ними всё хорошо. Проблема в его присутствии на них.       — Видел вчера твоих коллег. По сравнению с ними ты выглядишь… несуразно.       — Я понял, — Чонхо кивает и давит из себя улыбку, потому что знает все реакции Минги и к чему это может привести. Он немного злится из-за сравнения, что слышится в его вызывающем тоне. — Закончил?       Он привык к тому, что Минги постоянно делает замечания по поводу его внешности. Всё начиналось с одежды, а пришло к тому, что они сидят на кухне в напряжённой обстановке и обсуждают, как сильно Чонхо поправился. Как будто других тем не существует.       Иногда Чонхо хочется спросить, зачем тогда Минги вообще терпит такого партнёра, но тормозит себя. Прежде чем задавать вопросы, нужно хорошенько подумать, чтобы не разжечь новую ссору. Он отлично усвоил этот урок ещё ночью в машине, когда они едва не разбились.       Минги смотрит в упор, прямо в глаза, и складывает руки на груди. Он выглядит возмущённым, а Чонхо лишь кивает, чтобы тот говорил. Ему больше не страшно, что тот может сделать. Не потому что это не повторится, а потому что эта боль уже знакома. Он знает, как с ней справляться, и правильно просить прощения.       Если Минги ударит, значит он заслужил.       — Нет, подожди. Ответь, ты вообще собираешься что-нибудь с этим делать? Ты становишься непривлекательным для меня.       — А что ты хочешь, чтобы я сделал? — Вопрос риторический. Чонхо и сам мог ответить, что сядет на диету, займётся спортом, но он оставляет это за Минги, чтобы тот смог ещё раз подчеркнуть свою важность. Он заранее знает, что сейчас Сон обзовёт его тупицей и примется раскладывать всё по полочкам, словно Чонхо и правда дурак. Ему останется лишь послушно кивать и внимать каждому слову.       Минги закатывает глаза, подаётся корпусом вперёд, но всё, что он говорит, это спокойное:       — Просто перестань жрать.       И Чонхо зацикливается на этих словах.       Когда Минги уходит, первое, что он делает, — выкидывает всю еду и напитки. Оставляет только воду и отчитывается об этом Сону. Тот хвалит его, говорит, что любит, а Чонхо чувствует себя счастливым, потому что смог угодить. Вся его мимолётная злость тут же рассеивается, как дым от потока ветра.       Раньше он бы взбунтовался, начал отстаивать своё мнение и упрекать Минги за нарушение всех допустимых границ, но не сейчас. Он хочет нравиться любимому человеку, чтобы тот хотел его, поэтому он готов на крайние меры.       Он начинает с подсчёта калорий, регулярных дней на голоде, которые называет “разгрузочными”, и лёгких физических нагрузок. Но чем глубже он погружается в эту яму, тем сильнее извращается его самовидение.       Даже когда Минги хвалит его и говорит, как хорошо он стал выглядеть, Чонхо не останавливается. Ему всё время кажется, что он огромный и нелепый, как слон в посудной лавке. Еда, даже в мизерных количествах, ощущается чем-то инородным, нечто отвратительным.       Он наказывает себя за срывы, пьёт таблетки, из-за которых не может нормально функционировать, отказывается смотреть на себя в зеркало и суёт два пальца в рот даже после того, как съест самую малокалорийную еду.       Похудение превращается в своеобразную гонку с самим собой. Сможет ли он достичь определённого результата? Хватит ли ему силы воли? Оценит ли Минги, который начал прикасаться к нему всё чаще, как и отсыпать комплименты?       На работе начинают задавать вопросы по поводу его худобы, даже начальник вызывает к себе, чтобы уточнить о состоянии его здоровья, и в эти моменты Чонхо чувствует непередаваемую эйфорию, ведь он почти достиг цели, пусть и размытой.       А Минги говорит, что ему стоит немного набрать, потому что его не привлекают кости.       Чонхо заканчивает накрывать на стол и неуверенно косится на свою тарелку. Каким же наивным идиотом он был, раз решил, что близок к выходу в ремиссию.       Глупо было предполагать, что, если он перестанет смотреться в зеркало, фотографироваться и начнёт всячески избегать того, чтобы понаблюдать за собой со стороны, то проблема исчезнет. Он просто отсрочил её обострение, сделав всё только хуже.       Он вспоминает, как плакал над чашкой с бульоном, не в силах заставить себя съесть даже его. Как у него постоянно тряслись руки и немели конечности. Свои падения в голодные обмороки, истерики из-за привесов и каждодневные измерения параметров. Он был одержим своим внешним видом.       Из этого состояния его вытащил Минги, который силой заставлял Чонхо хоть что-нибудь съесть. Уговоры и манипуляции не действовали, поэтому он применял физическое насилие. Они несколько раз расставались, потому что расстройство пищевого поведения стало третьим колесом в их паре.       Возможно, Минги и правда хотел помочь ему выглядеть лучше, но сейчас Чонхо осознаёт, насколько это было жестоко. Ему нужно было довести себя до истощения, чтобы человек, которого он безмерно любил, обратил на него внимание. Сон никогда не переставал его критиковать, а уничтожение самооценки своего партнёра, казалось, приносило ему ни с чем несравнимое удовольствие.       Чонхо качает головой и по привычке подсчитывает, сколько ему стоит съесть, чтобы не выйти за рамки допустимого коллаража. Он панически боится переесть и потолстеть, потому что не хочет возвращаться в то безвылазное состояние, когда каждый грамм мог стать конечной точкой в его похудении.       Юнхо возвращается раньше, чем они договорились, и Чонхо с замиранием сердца ждёт, когда тот зайдёт на кухню. Он приготовил им ужин, не предупредив заранее, посчитав, что это будет отличным сюрпризом, ведь Чон так мечтал о чём-то подобном.       Это не повторение ошибок, нет. Только не с Юнхо. Юнхо его не обидит. Не ударит и не оскорбит. Он не такой. Он не посмеет так поступить.       — Ого! Ты заказал еду? Как предусмотрительно! Я ужасно голоден, — Юнхо быстро моет руки и садится за стол с таким довольным видом, что Чонхо не знает, куда себя деть. Из-за неизученной реакции ему приходится мгновенно подстраиваться под те или иные действия, и это невероятно выматывает.       Он не говорит, что приготовил еду сам, боясь, что Юнхо сочтёт это за нарушение границ, ведь это его квартира, и он не давал на это разрешения. Чонхо пошёл на риск осознанно, чтобы обрадовать его, поэтому лишь молча кивает и подпирает щёку рукой.       — Как день?       — Время так медленно шло! — Юнхо отвечает, забавно набив щёки, и Чонхо не может не улыбнуться. В этот раз он не пытается скрыть эмоции. — Работал в режиме многозадачности, чтобы побыстрее увидеться с тобой. Если бы знал, что ты подготовил ужин, то управился бы ещё быстрее.       — Уверен, ты отлично справился. И я бы никуда не делся, так что в следующий раз не торопись, хорошо?       Юнхо довольно кивает, а у самого уши алеют от похвалы, Чонхо это подмечает. Ему приятно делать Чону комплименты, поощрять его, поддерживать, потому что он знает, что это взаимно.       Ему нравится наблюдать за Юнхо, подчёркивать для себя его привычки, мимику, жесты. Как он смеётся, прикрыв лицо ладонью, и жмётся к нему. Как поправляет гладкие волосы, когда нервничает или задумывается. Как мимолётно проверяет рабочий чат, чтобы ничего не упустить. Всё в нём кажется таким лёгким и идеальным, словно он и не человек вовсе.       — Сам как? Не сильно устал?       — От чего? — Чонхо не сдерживается от короткого смешка. Он действительно не понимает, что Юнхо имеет в виду. Чон же внезапно выглядит более серьёзным, из-за чего он тут же напрягается.       — Ты целый день провёл в незнакомой квартире, следил за котом, работал над проектом, ещё и занялся ужином.       — Да, но…       — Даже не думай обесценивать свои старания. Не надо.       Юнхо тут же откладывает вилку, но только за тем, чтобы взять в свои тёплые ладони ледяные руки Чонхо. Он смотрит спокойно, нет ощущения, что давит, и это о многом говорит.       — Я не обесцениваю, — Чонхо сам не верит, что открывает рот и что-то отвечает. Можно ли считать это прогрессом? — Просто мне правда кажется, что я не сделал ничего такого.       — Хорошо, — кивает Юнхо и улыбается уголками губ, — я тебе доверяю. Но не забывай об отдыхе, ладно? — Он делает долгую паузу, чтобы собраться с мыслями, а Чонхо всеми силами старается не накручивать себя. — Сегодня ты сделал очень важный шаг. И я хочу сказать, что непередаваемо горд тобой. Спасибо, что продолжаешь стараться.       Чонхо в прямом смысле таращится на Юнхо в ответ и то открывает рот, то закрывает, совершенно застигнутый врасплох. Чон продолжает:       — Я не могу представить, как тебе тяжело, потому что не сталкивался с подобным. Но я вижу, как прошлый опыт повлиял на твоё мировоззрение, как сильно ты стараешься выкарабкаться. Но также я вижу, что ты подавляешь эмоции и боишься полностью открыться мне. Я не осуждаю. Я принимаю. Но хочу помочь побороть это вместе. Как думаешь, ты готов дать мне шанс попробовать? Всё в порядке, если нет, я никуда не уйду.       Чонхо не ожидал, что Юнхо снова начнёт поддерживать его, ведь для него фото — нечто обыденное. Вряд ли он когда-нибудь сможет понять проблему Чхве, поэтому он так ценит, что его попытки остаются замеченными. Где-то в глубине души он надеялся, что Юнхо похвалит его, но не рассчитал, что это действительно произойдёт.       — Я готов. — Ответ Чонхо полон решимости. — И я доверяю тебе, но боюсь разочаровать. Ты очень важен для меня, поэтому мне тревожно, что ты устанешь от всего. Я же тоже понимаю, сколько терпения ты тратишь на отношения со мной. Знаешь, сколько раз мне хотелось уйти, потому что ты заслуживаешь лучшего? Тебе вечно приходится подстраиваться под меня, и мне невыносимо от осознания того, что я ничего не могу дать тебе взамен.       Он спит? Это его очередной ночной кошмар, в котором он сам всё портит? Или он сошёл с ума? Кто вообще разрешил ему открывать рот? С каких пор у него есть собственное мнение?       — Ты слишком критичен к себе. С чего ты взял, что ничего не даёшь мне взамен? Меня никто прежде не встречал с ужином! — Юнхо пододвигается ближе, чтобы заглянуть Чонхо в глаза и погладить по волосам, едва ощутимо прикасаясь к ушам и шее. — Мы движемся в своём темпе. И я счастлив проходить этот путь с тобой. Ты не обуза, а человек с непростым прошлым, который отлично справляется.       Чонхо не находит, что сказать. Всё, на что он способен, это несмелый кивок. Объятия Юнхо ощущаются, как самое безопасное место среди всех галактик. Он тут же успокаивается и прижимается ближе, наконец позволяя себе больше тактильности.       — Останешься сегодня со мной? Не хочу тебя отпускать.       — А как же твоя работа?       — Забудь о ней. Считай, что у меня выходной. Завтра отведу тебя в одно место, которое должно помочь нам обоим.       Чонхо не хочет выпускать Юнхо из объятий, но всё равно разжимает руки. Чон возвращается на своё место и продолжает рассказывать о том, как прошёл его день, а он пытается подольше сохранить ощущения от его прикосновений.       К тарелке он так и не прикасается.