Очевидное и невероятное

Рассветный луч солнца несмело пробивался сквозь тяжелые фиолетовые шторы, ложился бледно-желтой полоской на клетчатое одеяло, щекотал кончик носа, пытался заглянуть за светлые ресницы и вспыхивал золотом в рыжих волосах. Хакс поморщился во сне, пытаясь отогнать непрошенного гостя, но тот никак не желал уходить, призывая откликнуться на его несмелый, но настойчивый призыв проснуться и вместе порадоваться новому дню. Укутанное мягким забытьем сознание сопротивлялось пробуждению, тащило обратно в безграничность чистого разума, в бесконечность и мягкость небытия. Но дыхание постепенно становилось более поверхностным и частым, а мозговая деятельность более осознанной. Организм пробуждался ото сна. Хакс открыл глаза. Он привык вставать каждое утро в одно и тоже время, довольствуясь пятью, максимум шестью часами сна, считал подобный режим оптимальным, и собирался на службу не более, чем за час, в который входили: умывание, разминка, душ, завтрак, анализ утренних новостей, планирование текущего дня, чашка кофе с сигаретой, одежда. За долгие годы он в исключительных случаях изменял своему графику, рассчитанному до минуты. И вот уже второй раз менее, чем за неделю, он столкнулся с нестандартной утренней ситуацией, и что делать конкретно в этой, не знал. У него никогда не было отношений, он никогда еще не просыпался с кем-то в одной постели и не знал как обычно ведут себя люди в подобных случаях, что говорят друг другу, как поступают. Более того, он прекрасно осознавал, что ночное безумие кончилось, страсти улеглись, жизнь вернулась в норму, и что Бен сейчас тоже проснется, посмотрит на все под другим углом, оценит и его, и все произошедшее свежим взглядом и, вполне вероятно, изменит свое мнение. Так что Хакс лежал неподвижно, боясь даже голову повернуть. – Армитаж, – тем временем чуть слышно, сквозь уходящий сон, прошептал Бен, обнял его покрепче и собственнически прижал к себе. Хакс попробовал отстраниться, но несмело, без особого рвения. Магия ночи еще не развеялась полностью, и можно было позволить себе хотя бы недолго побыть кем-то другим, например, тем, кто достоин сонного ленивого внимания и утренних объятий Бена. – Кайло, свали. Услышал он уже более отчетливо и все-таки решил повернуться. Первым, что он увидел, был полосатый хвост. Енот, с комфортом устроившись на широких подушках, лежал прямо у них над головами. Хакс удивленно приподнялся и посмотрел на Кайло, Кайло посмотрел на него в ответ, ткнулся носом ему в лоб и лизнул. – Серьезно? – наиграно возмутился он. – Что? – приоткрывая глаза спросил Бен. – Уже утро? – Да, – согласился Хакс и улегся обратно на подушку. Ситуация становилась все более непредсказуемой и опасной. Пижамы на нем не было, собственно, на нем вообще не было никакой одежды, и как встать с кровати и пойти в таком виде в ванную, он не имел ни малейшего представления. Внутри начало зарождаться нечто непокорное контролю воли и разума, грозящее обернуться полной катастрофой. Хакс крепко закрыл глаза и принялся умножать и делить в уме огромные числа, чтобы вернуть себя в реальность. Он сосредоточился, но все равно почувствовал, как Бен рядом лениво потянулся, взъерошил его волосы, погладил плечо и, придвинувшись, легко прикоснулся сомкнутыми губами к его губам. – Я еще не умывался, – возмутился Хакс, широко раскрывая глаза и сбиваясь с вычислений. – Я тоже. Было похоже, что Бен окончательно проснулся. Он обхватил его руками за талию, забросил на него ногу и прижался к его животу, неприкрыто демонстрируя свое желание. Хакс, затаив дыхание, замер. – И в чем опять проблема? – поинтересовался Бен слегка раздраженно. Он не нашелся с ответом. Да, и как вообще это можно было объяснить? Хакс жил отдельно от мира, почти отшельником, никогда не испытывал сильных чувств, кроме ненависти, страха и боли, никогда не любил, не знал небывалой радости от близости с дорогим человеком. И теперь, когда он получил то, о чем и мечтать не смел, больше всего он боялся лишиться драгоценного внимания, сама мысль о том, что все могло кончится прямо сейчас, приводила в ужас. – Перестань. Ты лучший, – сказал Бен. – Кайло, вот, тоже так думает. Он, кстати, тебе свое место уступил, чего за ним по природе не водится. Пойдем в душ, умываться и все остальное. Хакс схватился за край одеяла и натянул его на голову. – Иди, – приглушенно коротко ответил он. – Я после тебя. – Неа, – воспротивился Бен и с энтузиазмом отбросил одеяло в сторону. – Открыть шторы. Яркий утренний свет затопил все пространство, и Хакс прикрыл лицо ладонью, отворачиваясь. – Какой же ты красивый, – восхищенно сказал Бен. Хакс не понимал восторга, но охотно верил, что тот мог видеть его иначе, чем он сам, чем окружающие, что мозг Бена распознавал иные сигналы очарования и гармонии. Хакс попробовал обдумать эту необычную мысль, но внезапное осознание своей привлекательности вдруг вытеснило любые иные размышления, чувствовалось восхитительным и приятным. Его щеки загорелись, сердце забилось чаще, разгоняя по телу кровь, утренняя эрекция тут же окрепла, и его возбужденный член дернулся в ожидании внимания. Какими бы ни были мотивы и цели Бена, средства для их достижения оказались безупречными. Он охотно давал Хаксу то, что тот так хотел получить и делал это легко, свободно и естественно. – Кайло, свали, – повторил он. – Не ревнуй, потом ты сможешь облизать Армитажа с ног до головы, если он тебе позволит. – Он не позволит, – выдохнул Хакс, ощущая теплые заботливые прикосновения знакомых рук. – Ты такой отзывчивый, – сказал Бен, проводя ладонями по его телу и вызывая волну томного удовольствия. – Мне просто невероятно повезло. Он касался аккуратно, но требовательно, нежно, но решительно, не делал лишнего, умело распознавал самые чувствительные места, словно видел рисунок скопления нервных окончаний сквозь кожу, действовал без смущения, с неудержимым азартом и страстью. В нем в нужных пропорциях сочетались благородство и порок, с ним не могло быть скучно и, самое главное, с ним не было стыдно. Он действительно восхищался, и это восхищение Хакс ощущал в каждом слове, взгляде, в каждой откровенной ласке. И перестал смущаться, следуя за чувственностью и открытостью Бена, за его честностью в выражении своих стремлений и потребностей, перестал закрывать глаза, и поддаваясь эмоциям, протянул к нему руки, охотно подался навстречу, помог сменить позиции и уселся на край кровати. Хакс перестал чувствовать себя грязным. Он смотрел в практически черные глаза Бена и видел себя желанным. Стоять между разведенных ног Хакса на коленях для Бена тоже не было чем-то отвратительным или непристойным. Он принял удобную позицию с хорошим обзором в обе стороны, без дальнейших прелюдий наклонился и, помогая себе одной рукой, вобрал в рот почти весь его возбужденный член так, что головка оказалась в горле. Хакс задержал дыхание. Ощущения были настолько неожиданными, что он вцепился обеими руками Бену в волосы, удерживая его голову, стараясь толкнуться глубже, продлевая блаженство. Он никогда не думал, что это может быть до такой степени приятно, и не только ему самому. Будучи всегда по другую сторону, давясь слюной, жесткими паховыми волосами, отвратительными запахами и спермой, у Хакса и мыслей не было, что возможно проделывать все это добровольно, да еще и получать от этого кошмара удовольствие. Но Бену точно не было противно. Он всего лишь погладил цепкие пальцы у себя в волосах, довольно ненавязчиво предлагая отпустить его и быть аккуратнее, получил свободу в действиях и не без энтузиазма продолжил свое занятие. Его движения были знающими, ловкими и очень естественными. Он не часто использовал так понравившийся Хаксу прием с глубоким проникновением в горло, но достойно компенсировал его другими, не менее приятными техниками. Бен с удовольствием облизывал головку, не выпуская ее изо рта, ласкал напряженным языком уздечку, массировал рукой ствол, уделял должное внимание яичкам, отмечал все реакции Хакса и сосредотачивался на особенно нравившихся ему моментах. Он отдавался процессу целиком, но, тем не менее, ясно показывал, что не принадлежал безраздельно, а делал то, чего ему самому хотелось, и так, как хотелось, воспринимал ответный отклик Хакса как признание своего мастерства и удовлетворялся его наслаждением. Или почти удовлетворялся, потому что о своем удовольствии он тоже не забывал, синхронизируя движения двух рук: правой он ласкал Хакса, а левой – самого себя. А потом проделал удивительное, сжал двумя пальцами чувствительную кожу между яичками и легко просунул два пальца той же руки в обильно смоченное слюной анальное отверстие, не переставая ласкать языком и губами чувствительную головку и нежное место прямо под ней. Хакс от переизбытка невозможных волнительных чувств повалился на кровать и вцепился пальцами ему в плечи, он дрожал от нетерпения и понимал, что находится уже на грани желанной разрядки. И стоило только Бену несколько раз задеть пальцами простату, выполняя нехитрый массаж, при этом глубоко пропихнув его член себе в горло, как Хакс прогнулся в спине, запрокинув назад голову, издал сдавленный звук упоительного удовольствия и на пике эмоций кончил. Бен отпустил его, сделал несколько резких движений рукой, уткнувшись во внутреннюю поверхность его бедра, в порыве чуть прикусил чувствительную белую кожу, и тоже кончил. – Как ты это делаешь? – спросил он, стирая с лица слюну, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Он все еще стоял у края кровати на коленях. – Делаю что? – недоуменно ответил Хакс. Он пребывал в полной прострации от пережитого восторга и действительно, не понимал вопроса. Бен поднялся с пола, сел рядом, погладил его живот, потом взял за руку и переплел их пальцы. – Ты и вправду не знаешь. – Он лениво улыбнулся. – С тобой я по-настоящему чувствую, ощущения острее, эмоции ярче, желание сильнее. Ты весь словно усилитель удовольствия. Никогда такого еще не испытывал. Сначала подумал, мне показалось, что это все из-за того, что я слишком сильно хотел тебя, но нет, не показалось. Я – в душ, – совершенно прозаично тут же сказал он, размазывая на пальцах левой руки собственное семя. – Можешь побалдеть немного и присоединяйся. Твоя зубная щетка – оранжевая, бритва рядом, остальное – найдешь. Он расцепил их руки, плавно поднялся с кровати, удовлетворенно потянулся, беззастенчиво позволяя Хаксу хорошенько рассмотреть его в утреннем солнце, и направился расслабленной походкой в сторону ванной. Хакс позавидовал еще раз, и не только естественной природной раскрепощенности. Бену по праву было, чем гордиться, он осознавал свою физическую привлекательность и не прятался за безупречностью сшитых на заказ строгих костюмов. Но вместе с беззлобной завистью пришло и иное, очень темное чувство. Хакс ревновал. И ревность эта зрела в нем постепенно, нарастала стремительно с их первой встречи, заставляя срываться на эмоциях, а сейчас достигла наивысшей точки. Бен Соло умел доставить невероятное удовольствие, знал не просто азбуку, но достиг продвинутого уровня в любви, и произошло это не в один день, это годами оттачивалось в частой практике. В висках застучала кровь, и Хакс в одно мгновение возненавидел всех, кто был до него, и тех, кто еще потенциально мог претендовать на внимание Бена. Его руки непроизвольно сжались в кулаки, перед глазами заплясали невидимые мошки. Он стиснул зубы, понимая, что без сожалений и раздумий готов был убить любого из них, попадись он или она ему на глаза. Обстановку разрядил Кайло, которой в отсутствии хозяина крадучись взобрался на кровать, незаметно подполз и снова лизнул Хакса в лицо. – Я тоже тебя люблю, – прошептал он еноту и, перевернувшись на бок, обнял пушистого зверя. – Вообще-то, вас обоих, но я надеюсь, что ты умеешь хранить тайны. Впрочем, вряд ли мне удастся утаить хоть что-то от нашего обожаемого Бена. Он погладил чистую шерстку, бездумно водя по ней пальцами и обратил внимание на уравнение, написанное серебристым маркером по кривой вдоль всей стены в несколько размашистых строк, от края до края. Хакс внимательно посмотрел на цифры и функции, изучил вводные и быстро сообразил, что это были те самые расчеты энергетической плазменной реакции с антиматерией, над которыми бился Бен. Грандиозная смелость эксперимента, широта мысли покорили и захватили Хакса с первого взгляда. Он, не обращая внимания на наготу, вскочил с кровати, быстро нашел на компьютерном столе маркер и принялся думать «вместе» с Беном, делая свои расчеты прямо поверх его, иногда обводя уже написанное, иногда зачеркивая и предлагая свои варианты. Хакс с восторгом выводил очередные значения, но споткнулся там же, где оборвалась мысль Бена. Он отошел на несколько шагов назад, чтобы представить данные в перспективе, посмотрел на вереницы строчек, но не чувствовал за ними привычного отклика чисел, не считывал ярких образов, словно что-то ограничивало его восприятие извне. И тогда Хакс все понял. Бен никак не мог справится с задачей, потому что не учитывал внешние силы, ставил эксперимент в стерильной среде, уводя за скобки вероятные противодействия. Он посмотрел на исписанную стену еще раз и в самом начале добавил новую переменную, затем аккуратно положил маркер на место и улыбнулся. Он нашел баланс, а остальное – дело техники. – Ты гений, – услышал он за спиной восторженный голос Бена. Тот снова ухитрился подойти совершенно бесшумно. – За пятнадцать минут ты решил то, над чем я мучился несколько месяцев. – У меня был весь необходимый материал, – смущенно отозвался Хакс. Он никак не мог привыкнуть к искреннему одобрению и комплиментам в свой адрес. – Я очарован твоим видением мира, твоей смелостью, безграничной фантазией. Бен приблизился, обнял его со спины, наклонился к плечу и поцеловал, приятно щекоча кожу кончиками мокрых волос. – Иди в душ, – вкрадчиво сказал он. – Полотенце на вешалке, одежду сейчас дам. – Спасибо, – поблагодарил Хакс. – Чего ты хочешь на завтрак? – Сырники? – в пол-оборота вопросительно ответил он. – С какао и черносливом или с ванилью и изюмом? – Второе. – Будет исполнено, – насмешливо сказал Бен, чуть поклонился, вновь касаясь его влажными волосами, и поцеловал еще раз. Затем развернулся, отошел к противоположной стене, раскрыл двери гардеробной, вытащил оттуда черные мягкие домашние брюки, надел, потом исчез из виду и менее, чем через минуту показался с серым спортивным комплектом. – Держи. Как закончишь, спускайся вниз. Он протянул Хаксу одежду и, не задерживаясь, направился к выходу. – Кайло, завтрак! – позвал он енота, и они вместе вышли в коридор. По первому этажу дома витал чудесный аромат ванили и свежесваренного кофе. Он поднимался с потоками теплого воздуха вверх и гостеприимно приглашал всех обитателей к завтраку. Вряд ли это было досадным конструктивным упущением создателя вентиляции, скорее – наоборот, специально встроенным милым изъяном. Хакс почувствовал аромат, как только открыл дверь комнаты. Он с удовольствием насладился чудесными нотами ванили, переплетающимися с бодрящим звучанием кофе, и зачарованно пошел им навстречу. Спускаясь по лестнице, он пребывал в состоянии странного спокойствия: его не волновало, что одежда Бена была ему, мягко говоря, великовата, а на ногах не было обуви, не волновало, что он выглядел неидеально, что мог опоздать к началу рабочего дня, и тем более его не волновало чужое мнение по этому поводу. Он чувствовал себя хорошо, ощущая, что в основе его спокойствия лежала уверенность. Не надменная враждебная уверенность в своем превосходстве, а глубокая уверенность в своих силах, талантах, в самом себе. Бен ненавязчиво сдвинул огромный пласт его сознания, внутреннего мира, буквально заставил посмотреть на себя иначе, дал взаймы свое видение и качнул маятник в другую сторону. Он протягивал руку и предлагал вырваться из зловонного болота чужих принципов, целей, навязанных стереотипов соответствия, предлагал жить своей собственной жизнью, без оглядки на прошлое и тех, кто приложил адские усилия, чтобы заставить личность замолчать, исчезнуть, смириться с обыденностью и серостью. Он предлагал самое ценное – повернуться лицом к себе, вернуть себе свою жизнь. И Хакс решил не сопротивляться, пойти навстречу зарождающемуся и пока очень хрупкому истинному внутреннему равновесию. Он улыбнулся чуть заметной улыбкой и, следуя за потрясающими ароматами, вошел в кухню. – Уверен, что это настолько же необыкновенно вкусно, насколько кажется на запах, – сказал он с искренней похвалой в голосе. – Да, – коротко ответил Бен, снимая со сковородки сырники. – Кофе. Хакс повернулся, посмотрел в сторону, куда тот указал лопаткой для сковородки, и увидел свою чашку. Сомнений в том, что это была именно его чашка, не возникло. – А ты подготовился, как я погляжу, – лукаво отметил он и сделал глоток восхитительного черного кофе. – Рей. Она увидела ее на днях в магазине и притащила домой, сказала, что это твоя чашка. Бен подошел к нему, взял из рук белую с рыжим кружку, на который был изображен балдеющий лис с такой же кружкой в лапах, наклонился и поцеловал Хакса. Медленно, глубоко и с наслаждением. – Вот, теперь все на своих местах, – сказал он, вполне довольный собой. – Можно и позавтракать. И стоило только Хаксу снова взять свою чашку, чтобы пройти вместе с ней в столовую, как Бен остановил его. – Стоп. Зомби. В этот момент на кухню, с закрытыми глазами и выставив вперед руки, прошлепала босыми ногами Рей. На ней были пижамные шорты и майка, да и весь ее вид говорил о том, что она только встала с кровати. Бен пожал плечами, беззлобно ухмыльнулся, взял нежно-сиреневую чашку и аккуратно впихнул ей в выставленные руки. – Ммм, кофе, – блаженно протянула Рей, сделала несколько глотков и только потом раскрыла глаза. – Вот это да! – глядя на Хакса, восторженно произнесла она. – Ты такой красивый! – и немного смутившись своей откровенности, добавила: – Без этих твоих костюмов и жутковатой прически. О! – без паузы воскликнула она тут же. – Мои любимые! – Рей потянулась к сырникам, но Бен ловко убрал от нее тарелку. – Эти несладкие, для Кайло. Твои – вот. – Он придвинул к ней другую тарелку. – Обожаю, – хватая ароматный сырник и тут же запихивая его в рот, попыталась произнести Рей. – Давай есть на кухне, – прожевав, предложила она и уселась на барный стул. – Ты ведь не против? – Доброе утро. Я не против, – ответил Хакс. – Бен против. – У нас демократия! – победно произнесла Рей. – У нас диктатура, – возразил Бен. – Но сегодня я добрый диктатор, можешь есть на кухне. – А ты? – И я, и Армитаж. – Круто, – сказала Рей, улыбаясь. Они уселись по обе стороны широкой столешницы, ели сырники, пили кофе и весело болтали. Бен похвалился недавней находкой в вычислениях, и Рей самозабвенно восхищалась Хаксом, его талантом и видением мира чисел, его нестандартным мышлением и снова, но совсем чуть-чуть, его очарованием. Сам Хакс улыбался и думал, что, он, наверное, не отказался бы начинать так каждое свое утро. – Закину тебя переодеться и на работу, – предложил Бен, когда они закончили с завтраком, а Рей ушла умываться. – Ты даже почти не опоздаешь. – Несущественное обстоятельство, – отметил Хакс, взял сигарету и закурил. – Знаешь, я только сейчас понял, что меня ничего не беспокоит, ничего не болит. Обычно, – он запнулся. – Обычно меня не только выворачивало, но и… – Не должно ничего болеть, – уверенно ответил Бен и взял его руку в свою. – Особенно с твоей физической подготовкой и умопомрачительной растяжкой. Плюс наше с дедушкой изобретение, конечно. Хакс вопросительно посмотрел на него. – Удовольствие и никаких неприятностей. Не переживай, запрещенных препаратов там нет. Эту смазку дедушка еще по молодости намешал, я просто усовершенствовал. Готов? – Не могу сказать, что мне будет комфортно надевать вчерашнюю одежду, но выбора у меня нет, к сожалению. – Езжай так, – пожал плечами Бен. – Потом оставишь здесь что-нибудь на смену. Или… – Или? – заинтересовался Хакс. Он почувствовал в его тоне нерешительность, которая совершенно не сочеталось с привычной уже харизматичностью характера и напористостью в действиях. – Как ты понимаешь, с моими особенностями, отношений, в распространенном смысле слова, у меня не было, – несколько неуверенно сказал Бен. – А те, что были, начинались и завершались настолько стремительно, что вопросов с одеждой или завтраком не возникало, – продолжил он, подбирая слова. – Я хотел сказать, что если тебе это будет удобно, то ты можешь перебраться ко мне, в одну из гостевых комнат. Но, похоже, я сильно поторопился с подобным предложением. Последняя фраза прозвучала тихо и бесцветно. Хакс глядел на него и думал, что если всматриваться во что-то слишком пристально, можно увидеть то, чего тебе совершенно не понравится. И в этот момент в голове у него перещелкнуло, произошла смена кадров, первый, однако, никуда не исчез, а стал лишь фоном для второго. – Да, – коротко ответил он. – Поторопился. События развивались слишком стремительно, настолько, что вызвали подозрение. И тон Бена, с которым тот говорил, его нерешительность, нелепая откровенность лишь усиливали сомнения. Хакс в размышлениях замер. Целеустремленный, хитрый, умный и последовательный. Лучшая характеристика, данная когда-то подростку Армитажу другом его отца. Да, он стремился к власти и не выбирал средств, считал людей расходным материалом, не привязывался, не сожалел, но всегда знал, что человек, которого он искренне полюбит, уничтожит его. Этот человек стоял прямо перед ним. Его цели были неизвестны, а действия непредсказуемы. Хакс почувствовал, как внутренности его сковал ужас. Он не боялся Бена Соло в момент их встречи, не боялся все время их недолгого знакомства, не боялся накануне вечером и ночью. Он испугался сейчас, и испугался по-настоящему. Запаздывающее осознание действительности, наконец, догнало его, и не просто догнало, обрушилось ледяной лавиной. Чтение мыслей, манипуляции сознанием и окружающей реальностью, возможность причинить боль, даже лишить жизни на расстоянии – это только верхушка айсберга. Что же скрывалось глубже? Скайуокеры-Органа-Соло могли предвосхищать события, знать будущее наперед, манипулировать им в угоду себе. Их способности и возможности были фантастическими, видение мира – совершенно иным, амбиции – непостижимыми. Они могли вести свою грандиозную игру скрыто, и конечная цель этой игры была известна только им самим. Или уже не только им? Ведь Бен проговорился о своем желании управлять, захватить власть. И, как законный наследник, он имел право получить всю теневую империю Палпатина. Что если это и было скрытой целью, для достижения которой понадобились знания, навыки и связи Хакса, и, возможно, что-то еще, о чем сам он пока не догадывался? Все недосказанности, намеки, отсылки к прошлому выстроились в четкую систему и переломили сознание. Неожиданно на ум пришли слова агента Калриссиана, который дал Бену очень интересную характеристику, когда как бы предупреждал, советовал остерегаться, говорил, что тот умеет подстраиваться под нужды и стремления других людей, управлять чужими чувствами. И, если добавить в это уравнение остальные переменные, то получалось, что Хакс сам, по своей собственной воле угодил в страшную ловушку и с удовольствием шел туда, куда от него требовалось. Бен приручил его, использовал, разыгрывал как мусорную карту в колоде. Стало гадко, а от осознания своей ограниченности – противно. Все то, что Хакс отказывался замечать, теперь било в глаза очевидностью. Ему следовало остановиться и подумать обо всем раньше, всегда помнить кто он, руководствоваться логикой, не изменять своим принципами, полагаться только на себя и не стремиться доверять, как бы сильно ему этого не хотелось. – Я вызову тебе машину, – спокойно сказал Бен. Его глаза, в глубине которых явно угадывались разочарование и тоска, смотрели холодно и отстраненно. – Знаешь, тебе удалось то, что еще никому не удавалось. Будь осторожен. Помни о недоверии. Больше он ничего не стал говорить, отвернулся и совершенно бесшумно ушел. На этот раз Хакс не почувствовал никаких изменений в окружающем пространстве, но так больно и пусто ему никогда еще не было. Каждый шаг по лестнице давался с невероятным трудом, словно он шел босиком по битому стеклу. Громадным усилием воли он заставлял себя двигаться дальше, приводил сам себе один логический аргумент за другим и, когда застегнул последнюю пуговицу на жилете, окончательно уверился, что он снова стал игрушкой в чужих руках, всего лишь бездушным инструментом, гуттаперчевой куклой. Его жизнь не имела ценности, как и он сам. Спустя полчаса агент Хакс вошел в Управление национальной безопасности, оглядел привычное уже пространство отстраненным взглядом и коротко кивнул на приветствия временных коллег. Никто из них не указал ему на опоздание и не отпустил в его адрес ни одной глупой или пошлой шутки, и за это Хакс был им признателен. Хотя, в широком смысле, ему было все равно. Он по привычке методично снял верхнюю одежду, навел идеальный порядок на столе, прошел в общее помещение, без интереса посмотрел на огромный экран, где появились новые имена и связи между ними, быстро оценил проделанную группой Дэмерона работу, машинально внес корректировки, похвалил Финна за отслеженный цифровой след и финансовые операции, вычеркнул имя Арден Лин – убитого им снайпера и обвел другое имя – Корнелиуса Эвазана, биотехнолога из Гарварда, который, как уже вычислил Хакс, отвечал за научные разработки и тестирование. – Инструктаж через полчаса, – обращаясь к агенту Кики, равнодушно строго произнес он. – Пригласите капитана Фазму. – Хорошо, – отозвалась координатор и потянулась назначать в календаре встречу. – Бену сообщить? Хакс молчал. Он смотрел в никуда сквозь пространство и думал о том, что практически провалил задание, готов был признать свое поражение и возвратиться домой ни с чем. Он отчаянно желал сбежать, но с таким же отчаянием он страстно желал остаться. Потому что чувства его никуда не делись, и осознание использованности не помогло. Он по-прежнему любил Бена Соло, но теперь любовь эта вместо восторга причиняла невыносимую боль, справиться с которой Хаксу было не под силу. Ему было больно всякий раз, когда он думал о нем, произносил про себя или слышал его имя. И он хотел причинять себе эту боль, наказывая себя за то, что покорился. Он не мог завершить этот цикл, как не мог отказаться от глупой надежды все исправить. Не победоносно вернуться, но доказать, что он живой. Возможно, снова взять за руку, быть на равных. От отвращения к себе Хакса скрутило. Он не ненавидел Бена, он ненавидел себя. За свою слабость, за проявленное доверие, за надежду, за желание быть любимым, за саму возможность любить. – Хакс, нам Бен нужен? – повторила Кики, привлекая его внимание и отвлекая от непростых размышлений. – Сказать ему, чтобы приходил? Или вы уже договорились? – Оставь человека в покое, – вмешался Дэмерон. Он выбрал именно этот момент, чтобы выйти из своего кабинета, подметил нездоровые реакции и тут же сделал выводы. – Не нужен, – тем не менее ответил Хакс, беря себя в руки. – Он выполнил свою работу, теперь мы должны выполнить нашу. – Ничего себе! – воскликнула Роуз Тико. – Что это чудовище опять натворило? – с искренним сочувствием спросила она. – Агент Тико, сосредоточьтесь на работе, пожалуйста, – остановил ее Хакс. Он уже не знал, что лучше: неприязнь его американских коллег, или попытки сдружиться. С первым он свыкся, второе вызывало опасение и некоторое изумление. – Он доиграется, я подсуну ему яд с кофе, да простит меня директор Органа, – не унималась она. В Управление, широко раскрывая двери, вошла Фазма. – Ребята, кто в курсе, что там у Бена произошло? – тут же спросила она, выжидающе глядя на Хакса. – Он мне с утра не отвечает, и Рей молчит. Это очень подозрительно. – Роуз только что пообещала его отравить, – пошутил Финн. – Но пока не осуществила задуманное, так что мы ни при чем. – Пусть только попробует! – угрожающе произнесла Фазма. – Твой ненаглядный над Хаксом издевается, – вставая навстречу угрозе, парировала Роуз. – Мы его не раз предупреждали, но он, как и все остальные до него, решил, что особенный, незаменимый. А объяснять, что с этим чудовищем нельзя построить никаких отношений, бесполезно! Это мы за годы общения поняли, кто он есть на самом деле, и что для него не существует незаменимых. Я даже не верю, что Соло хоть в ком-то видит человека и личность. Мы все для него вещи одноразового использования, как стаканчики из-под кофе, выпил и выкинул в мусорку. – Она посмотрела прямо на Хакса. – Надеюсь, хотя бы секс тебе понравился, с этим ненормальным это что-то невероятное. Фазма ответила резко и малоприятно, но Хакс ее не слушал. Его будто сильно ударили в грудь, так что он задохнулся и не смог произнести в ответ ни слова. Он попробовал удержать лицо, стоял и смотрел на агента Тико, которая спорила с Фазмой, на заинтересовано наблюдавших за ними Финна с Кики, на агента Дэмерона, предпринимавшего безуспешные попытки развести двух дам по разным углам и желал, чтобы время вернулось к раннему утру, чтобы он никогда не слышал предложения Бена перевезти вещи и занять одну из гостевых комнат, чтобы он по-прежнему пребывал в блаженном неведении относительно его планов. Он хотел все вернуть обратно, вернуться обратно, вернуть себе внимание Бена. Но как это сделать из той точки, в которой он находился сейчас, Хакс не знал. – Пожалуйста, – пытаясь совладать с голосом, еще раз попросил он. – Давайте все сосредоточимся на работе. – Я согласен с Хаксом, – призывая команду к порядку, грозно сказал По Дэмерон. – У нас сегодня непростой день, и, если прогнозная модель верна, то мы должны взять большую часть биотеррористов. Так что выяснение отношений предлагаю отложить на потом. В том числе, отношений самого Хакса, что бы там ни случилось. – Спасибо, – поблагодарил он за такую невиданную щедрость. – Инструктаж через двадцать минут. Поездка в Балтимор заняла чуть более часа. Кики осталась в Управлении за главного, Фазма поехала с группой захвата, а Хакс отправился вместе с Дэмероном, Роуз Тико и Финном. Он сразу сел на переднее пассажирское сидение и оспаривать его решение никто не стал. Первые полчаса ехали молча, лишь изредка соединялись по рации с колонной и негромко слушали радио. Хакс искренне понадеялся, что его, наконец, оставили в покое и неприятный разговор, купированный руководителем группы еще в штаб-квартире, не будет иметь продолжения. Очень зря. – Не пытайся его вернуть, – неожиданно сказал По Дэмерон. – Не доставляй ему такого удовольствия. – Согласна, – тут же поддержала начальника Роуз. – Из этой затеи все равно ничего не выйдет, а так хоть чем-то выделишься. – А с чего мы все решили, что они все-таки сошлись, переспали и разругались? – высказался Финн. – Может, у Хакса проблемы, никак с Соло не связанные? – Это очевидно, – парировала Роуз Тико. – Вовсе нет, – гнул свою линию Финн. – А вот и да! – еще раз возразила она. – Хакс, чего молчишь? – обратился к нему Дэмерон. – У меня нет привычки обсуждать свои взаимоотношения с коллегами, и, тем более, личные проблемы, если они и возникают, – спокойно отреагировал он. – И я хочу попросить, более не поднимать этой темы. – Совсем недавно вы как сиамские близнецы были, водой не разольешь, – сказал Дэмерон. – Ты его защищал, бегал за ним, словно хвостик, я уже молчу о той химии, которую между вами было видно невооруженным взглядом. И вот, сегодня ты опаздываешь, чего уверен, за тобой с младенчества не наблюдалось, выглядишь как бледная копия самого себя, о Соло не говоришь ни слова, наоборот, даешь понять, что работать с ним ты больше не хочешь, а когда Роуз пытается его обличить, чуть в обморок не падаешь. Не пойми неправильно, мы в целом на твоей стороне. – Благодарю, – ответил ему Хакс, прерывая дальнейшие рассуждения. – Давайте этим и ограничимся. – Слушай, я тебя понимаю, – проникновенно продолжил По. – Он, действительно, лучший. Таких как наш Бен больше нет, в нем гармонично сочетаются невероятный ум, талант, проницательность и сумасшедшая сексуальная привлекательность. Вот только с характером не повезло, он эгоцентрист и людей он не видит и не ценит. – Вы даже не представляете, как сильно заблуждаетесь, агент Дэмерон, – вполголоса отозвался Хакс. – Я в третий раз прошу вас завершить это обсуждение и впредь к нему не возвращаться. – Как знаешь, приятель, – сказал ему По и махнул рукой. – Дело твое. Он сконцентрировался на дороге и решил, видимо, больше не вмешиваться, раз все его советы и проявление искреннего участия были холодно отвергнуты. А вот Хакс встревожился. Неужели его привязанность оказалась настолько стремительной и сильной, что откровенно бросалась в глаза еще до того, как он сам осознал свои чувства? Тогда не удивительно, что над ним подшучивали чуть ни с первых часов знакомства с Беном и словно ждали того момента, когда можно будет позлорадствовать, бросить в лицо фразу: «Мы же тебя предупреждали, но ты нас не послушал». Впрочем, это уже ничего не меняло. Хакс попался в капкан и покорно ждал своей участи, потому что он не был из тех, кто сопротивлялся до последнего вздоха, он был из тех, кто прогибался, ломался, но все равно выживал. И мстил. Жестоко, хладнокровно, расчетливо. Наказывал больнее, чем наказывали его – отнимал жизнь. Вот только в случае с Беном Соло все его методы не работали. Встреча с ним перевернула мир Хакса, заставила переосмыслить свои фундаментальные ценности, всю свою жизнь, увидеть, насколько тесной и темной была та клетка, в которой он сам себя запер, осознать невероятный масштаб внешнего пространства, многообразие красок мира, несчетное количество выборов, каждый из которых был важным и нужным вселенной. Бен спас Хакса от самого себя. Дал ему то, чего не мог дать другому ни один человек, и в ответ Хакс тоже хотел спасти его от самого себя, от себя прошлого, и сохранить внутри то немногое, что осталось в нем от настоящего человека. Он не мог, не хотел причинять ему боль. И тогда Хакс впервые усомнился в непогрешимости собственных выводов. На ум мгновенно пришло уравнение Бена, которое тот не мог закончить, только потому что не учел всего одну незначительную деталь, которая в корне меняла решение. А что, если и сам Хакс поторопился со своими выводами и тоже не учел незначительные, но важные детали? Построил неверные логические связи? Этот вопрос требовал детального рассмотрения, и Хакс принялся по новой перебирать уже известные ему переменные, стараясь нейтрально посмотреть на ситуацию, стать третьей, независимой стороной. Ему важно было понять, в качестве кого он был нужен? Какую роль играл? Зачем Бен приложил столько усилий? Он ведь мог манипулировать им и так, без сближения, или не мог? Или то, что от него требовалось, было настолько серьезным, что он сам должен был предложить свои услуги и пойти на опасные жертвы осознано, из желания помочь близкому человеку? Но самый простой, самый главный и самый страшный вопрос Хакс боялся озвучить даже мысленно. Что, если Бен был с ним искренним? И не существовало никакого двойного дна в этой шкатулке с секретом, да и секрета никакого тоже не существовало. Что если Хакс мог нравится сам по себе? Его охватила настоящая паника, и он, совершенно не соображая, что творит, принялся методично щелкать кнопкой блокиратора двери, открывая и снова закрывая механизм. Настолько усердно, что не слышал призывов коллег прекратить, и не остановился до тех пор, пока Дэмерон не притормозил и не ударил его с силой по руке. – Хакс! – окликнул он его. – Не вздумай отключаться и сходить с ума. Мы приедем скоро. Соберись, твои мозги нам еще нужны. В рабочем состоянии. Как и ты сам. Услышанное казалось забавным и досадным. Хакс отдернул от блокиратора пальцы, наклонился и глухо засмеялся. Потом выпрямился, обернулся к Дэмерону и чуть заметно кивнул. Он в порядке. Он справится. Его история еще не окончена. Ему не раз приходилось вступать в неравный бой. Его боялись, ему угрожали представители самых влиятельных кругов, и он все равно выходил победителем, пусть не сразу, плутая тернистыми тропами, но добивался своего. И он не видел причин, почему в этом случае он должен был сдаться, даже не попробовав довести дело до конца. Что же касалось Бена Соло, то и здесь Хакс не намерен был отступать. Он подспудно начинал осознавать власть и зависимость, которые их связывали, но понимал,что никакая сила не смогла бы заставить его употребить эту власть: он был создан исключительно для одного, конкретно этого человека, и этот человек, в свою очередь, должен был принадлежать только ему. И будет принадлежать. – Конечная, – объявил всем По Дэмерон. – С вещами на выход. Кроме Хакса. Роуз и Финн неохотно покинули комфортный внедорожник, и они остались вдвоем. – Вам не следует беспокоится, агент Дэмерон, – жестко сказал Хакс. – Для меня служба превыше всего. – Не сомневаюсь, – улыбнулся тот в ответ. – Я о другом. В общем, ребята меня ценят и уважают, для них я авторитет. Хочу попросить подстраховать меня в случае… если произойдет что-то непредвиденное. Ты соображаешь молниеносно. Понимаю, все это математика, а ты считаешь куда лучше меня. – Я понял вас, – согласился с ним Хакс. – Если операция пойдет по незапланированному пути, вы станете первым, кому я сообщу что нужно предпринять, и ваша команда получит распоряжения от своего непосредственного начальника, а не от меня. – Спасибо, приятель, – поблагодарил его По и протянул руку. Хакс посмотрел на него с уважением и пожал протянутую ладонь. Ощущения, конечно, было не сравнить с теми, когда он касался руки Бена, но явного отвращения он тоже не испытал. Они синхронно покинули служебный автомобиль, одновременно захлопнули двери, и вместе направились к фургону с аппаратурой, припаркованному напротив пятиэтажного здания, принадлежавшего именитой страховой компании. – Странное они выбрали место, да и время – тоже, – пожала плечами Роуз Тико, удобно устраиваясь в кресле и изучая мониторы, где в прямом эфире шла трансляция всех помещений здания. – Все логично, – ответил ей Дэмерон. – Отделение в данный момент обслуживает только корпоративных клиентов, на первом этаже охрана, на двух – ремонт, работает только четвертый, и сейчас начнется время ланча. – А это означает, что никаких случайных людей в здании быть не может, – продолжил Хакс. – Им важно не просто инфицировать жертвы, а отследить процесс в динамике, что гораздо проще, зная имя и место работы. – И кого мы ждем? – поинтересовался Финн. – Доставку? И как они инфицируются? – Да, скорее всего, мы ждем курьерскую службу, доставку документов, или техническую проверку. В здание должно войти минимум трое, чтобы состоялось несколько контактов через передачу небольших предметов. Это могут быть ручка, планшет, небольшая коробка, лист бумаги, – ответил Хакс. – Четвертый будет ждать в холле первого этажа или на улице, мы узнаем его. – Как? – вмешалась Роуз. – Не тупи, – пнул ее кресло Финн. – Это координатор, Эвазан. Ты на его рожу уже двое суток пялишься. – Вы совершенно правы, – выразил свою поддержку Хакс. – И наша задача взять всех вместе с бионанотехнологическими образцами. – Нанитами, Хакс! – рассмеялась Роуз Тико. – Я в полном восторге от того, как ты изъясняешься, готова даже записаться к тебе на курсы ораторского мастерства, но иногда проще – не значит хуже. – Согласен, – чуть заметно улыбнулся Хакс. – Вместе с натитами. Поэтому, пожалуйста, не забывайте о защите, контакт может стать смертельным. Покажите наших людей в здании, – попросил он, обращаясь к Финну. – Кики оповестила местные власти, нам выделили пятнадцать агентов, все они работают сейчас, как сотрудники бэк-офиса. – Финн вывел на мониторы каждого из них. – Фронт-офис по-прежнему состоит из сотрудников страховой компании, как ты и просил. А вот, – он указал на скрытые в тени фигуры, которые почти не угадывались невооруженным взглядом. – Ребята Фазмы. – Спасибо. Ждем. – Ты бы переоделся, – обращаясь к Хаксу, предложил Дэмерон, надевая бронежилет с крупной надписью ФБР. – Мало ли что. – Пожалуй, мне лучше будет остаться здесь, – отказался он. – Если придется быстро считать, мне понадобится доступ к компьютеру. – Тоже верно, – подмигнул ему По. – Но, честно, мне было бы спокойнее, если бы ты прикрывал мою задницу. Стреляешь ты так же круто, как и дерешься. Они просидели в напряжении еще семнадцать минут, и все это время Хакс не отходил от мониторов, внимательно вглядываясь в то, что происходило внутри здания и снаружи. Таймер отсчитывал минуту за минутой, нервы натягивались все сильнее, а время тянулось все медленнее. К парадному входу никто не приближался, заставляя тренированных агентов и группу захвата нервничать. «Черный ход, канализация и крыша» – написал Дэмерону Хакс, помня о договоренностях. – Фазма, пошли своих ребят ко всем входам, в подвал и на крышу, – задействуя радиосвязь тут же сказал тот. – Проверяйте все. Хакс вывел карту здания на экран, ему срочно требовалось провести новые расчеты, учесть различные варианты проникновения и определить оптимальный, наиболее вероятный маршрут. Писать алгоритм было некогда, они потеряли достаточно времени, действовать требовалось прямо сейчас. Он еще раз посмотрел на чертежи, запомнил их и закрыл глаза. В этот момент он был архитектором-проектировщиком, профессиональным грабителем банка, биотеррористом, ученым биохимиком, бойцом спецназа. Он мгновенно прокладывал траектории и маршруты со всех точек зрения, и основной его задачей стало незаметно проникнуть в здание, быстро проделать нужную работу и так же незаметно выйти. Грабитель остался в меньшинстве, и вариант с канализацией Хакс отбросил первым. Следующим кандидатом на вылет стал боец с черным ходом. Наибольшая вероятность оказалась у крыши. Именно ее должны были предпочесть люди от науки, тем более, что крыша почти вплотную примыкала к соседней высотке, откуда несколько человек, переодетых мойщиками или монтажниками, могли беспрепятственно перебраться на верхний этаж здания страховой компании. «Верх» – указал Хакс. Вот, а Бен говорил, что у него проблемы с воображением. Как бы не так! – Крыша, верхний этаж, – тут же прокричал Дэмерон. – Наверх! И в этот момент вся связь, трансляция и рации вырубились, как по волшебству. – Высокие радиочастоты могут влиять на электронные сигналы, – проговорил скороговоркой Хакс. – Уводите своих людей, агент Дэмерон, быстро уводите всех людей! Прием был знаком ему не понаслышке, он сам изобрел этот фокус во время секретной военной операции, и применение такой технологичной глушилки здесь и сейчас могло означать лишь одно – дела у них идут хуже некуда, потому что тот, кто владел полной информацией и знаниями об этом изобретении, на мелочи не разменивался, заметал следы начисто, с размахом. Спустя короткий промежуток времени из парадного входа как горох повалили люди: агенты ФБР под прикрытием, сотрудники компании, группа захвата. Дэмерон спрашивал имена и уводил людей от здания как можно дальше. – Фазма! Где Фазма? – пытался добиться он. – Последний раз я видел ее, когда она побежала наверх, – ответил По один из ее ребят. Дэмерон выругался. Без связи на поиски могло уйти довольно много времени. – Где именно? – спросил Хакс. – В каком именно месте? Он понимал, времени у них нет. – Левая лестница. – Время? – Минуту или две назад, я успел только… Хакс его уже не слушал. Он быстро вошел в здание, на ходу решая задачу с движущимся объектом в замкнутом пространстве и, выбирая кратчайшее расстояние, побежал вверх, перескакивая через две, а то и три ступеньки. – Капитан Фазма, – крикнул он, завидев ее у дальнего конца коридора, ведущего к пожарному выходу на крышу. – Быстро вниз! И тут произошло то, чего Хакс опасался. Пол под ним содрогнулся, он услышал и почувствовал первый взрыв, за ним второй, третий. Детонировали заряды в основании здания. Один за другим. Эти звуки казались ударами палкой по голове, и Хакс не видел ничего, кроме летящей пыли, осколков стекол и кусков бетона. Четвертый заряд обрушил стену и сбил его с ног, он почувствовал, как что-то навалилось на него, подбросило и распластало по полу. Страшная тяжесть придавила его, и он закричал от боли, непроизвольно схватившись за левую ногу. Сквозь выступившие слезы он попытался рассмотреть, что произошло и в медленно оседающей пыли увидел бетонное перекрытие с торчащей арматурой. Балка придавила его, а металлический штырь пробил мягкие бедренные ткани насквозь. От безысходности Хакс с силой ударил по куску бетона рукой, чем сделал себе только хуже. Его надежда на спасение растаяла в мгновение ока: он был заперт, прикован к полу, похоронен заживо. И вдруг все остановилось, стихло настолько молниеносно, что ему показалось, будто он оглох от грохота и невыносимо ноющей раны. Липкий страх пробрался сквозь странное звенящее затишье, холодом сковал тело. Ему не выбраться отсюда живым, никогда не осуществить задуманные планы. Он слишком долго тянул, слишком долго готовился и ждал, и его изворотливый противник обо всем догадался, нанес удар первым. Хаксу оставалось только смириться. Он проиграл. Чуть поодаль послышалась возня и его окликнул знакомый голос: – Хакс. Эй, Хакс, ты где? Он попробовал приподняться, но не смог. – Капитан Фазма, – отозвался он. – Если можете, спускайтесь вниз и зовите подмогу. Я не выберусь без посторонней помощи. – Принято, – ответила она. – Держись. – Непременно. Хакс не стал говорить ей, что жить ему осталось всего лишь полторы минуты, и он искренне надеялся, что за эти полторы минуты она успеет покинуть его будущий склеп. Обратный отсчет пошел. Он не думал о том, кто высчитал напряжение конструкций и выбрал ключевые точки для зарядов, отдал приказ заложить туда взрывчатку, не проклинал его. Он не чувствовал ненависти, ни о чем не сожалел и не раскаивался, не вспоминал свою жизнь, не пробовал даже освободиться. В голове у него было ясно и пусто. Он слишком быстро вычислил оставшееся ему время и теперь не думал ни о чем, кроме мелочей, ощущал себя свободным и беззаботным. Хакс примирился со своей участью, с тем непоправимым, что труднее всего дается человеку, он примирился с окончанием своей жизни, и единственное, о чем он жалел – что так нехорошо попрощался с Беном. Припомнил его последние слова о недоверии и осторожности, лишь теперь понимая их истинный смысл, и все равно не злился, наоборот, был благодарен. За то время, которое они провели вместе, за щедрые и нежные чувства, за внимание и заботу. Ужас отступил и страх рассеялся. Еще несколько секунд, и его больше ничто и никогда не будет волновать. Оставался всего один шаг. И, если мыслями и вправду можно было обмениваться на расстоянии, то Хакс очень бы хотел, чтобы Бен услышал его сейчас, почувствовал всю его признательность и принял его любовь. Он улыбнулся, закрыл глаза и попрощался. Конструкция здания пришла в движение, резкая вспышка боли пронзила сознание, и он провалился во тьму. – ...меня, я думала, кости треснут! Чуть душу не вытряс, – сквозь туман забытья услышал Хакс встревоженно-восторженный голос Фазмы. – Я его таким никогда в жизни не видела. И честно, ты меня не первый год знаешь, вот не поверишь, я испугалась, по-настоящему, прям внутри все похолодело от ужаса. – Сам в шоке, – насмешливо ответил ей голос агента Дэмерона. – До сих пор отойти не могу. Хакс попробовал приоткрыть глаза и пошевелиться, осознавая себя в собственном теле. Он не мог совместить действительность с сутью, словно существовал где-то в пространстве, которое разделяет человеческое тело и разум, и существовал не как реальное нечто, а как соотношение между ничем и всем. – С возвращением! – вдруг обрадовано воскликнула Фазма, и Хакс почувствовал сильную хватку на своем запястье. – О, мой спаситель, ты проснулся, – задорно добавила она. – Как самочувствие? – Жив? – неуверенно ответил он и все-таки открыл глаза. Он лежал на обычной функциональной кровати в отдельной просторной больничной палате с окном в половину стены. К его руке тянулся прозрачный провод капельницы, рядом, мерно попискивая, отсчитывал пульс пациентский монитор. За окном уже были густые сумерки, день клонился к завершению. Неужели это был все тот же самый день? День, в который Хакс не умер. Все-таки вселенная его любила, весьма своеобразно, но, все же, любила. И он почувствовал себя особенным. Он чувствовал себя потрясенным и совсем немного счастливым, озадаченным, развалившимся на части и собранным заново, он чувствовал себя почти собой, но не совсем, и как определить это «не совсем», он не знал и даже не пытался выяснить. – Без сомнений! Абсолютно точно жив, – поздравил его Дэмерон. Его силуэт немного расплывался, так же, как и образ Фазмы, нависшей над ним нерушимым монолитом. – По рассказал, как ты кинулся за мной перед взрывом. Приятно, черт возьми! – она улыбалась. – Не за что, – попытался выговорить Хакс. – Как я... Он все еще не понимал. Его просыпающийся разум отталкивал реальность. – Как – это отдельная история, – ответил По. – Главное, что все закончилось благополучно, никто не пострадал, Фазма отделалась царапинами и легким испугом, у тебя ни одной кости не сломано, в ноге задеты лишь мягкие ткани. Операция прошла успешно, так что через часик мы тебя заберем домой. Ребята сейчас должны вернуться с одеждой. Пройдешь финальные осмотры, и – свобода! – Я знаю, кто в ответе за произошедшее, знаю, кто руководит разработками на высшем уровне со стороны Великобритании, – пытаясь приподняться, чуть слышно проговорил Хакс. Да, он знал, кто приговорил его к смерти, кто отдал приказ, кто подстроил ему ловушку. И у него не осталось ни единой причины прикрывать его. – Давай мы поговорим об этом дома, – серьезно возразил ему Дэмерон. – Я никогда не смогу ничего доказать, – опускаясь на подушку больничной кровати, с сожалением сказал Хакс. – Он не оставляет следов. – Не уверен. С тобой-то он просчитался, – По подмигнул ему и с надеждой улыбнулся. – И я не сомневаюсь, что как только ты окончательно отойдешь от наркоза и задействуешь свои гениальные мозги в полную силу, то найдешь те крошки, по которым мы на него выйдем. Внутри у Хакса стало непривычно тепло. Он лежал и смотрел на Дэмерона и Фазму без желания анализировать или каталогизировать это чувство. Хотелось просто чувствовать, так, в виде исключения. Ему сегодня можно было. Ему сегодня можно было все. Еще недавно он готов был выйти один против всех. Но этого больше не требовалось. Хакс неожиданно получил поддержку там, где не искал и не надеялся ее получить. Конечно, он мог бы рассказать этим людям правду о себе, посмотреть, как они отреагируют, как желание помогать сменится желанием убивать. Но был ли он до сих пор тем человеком, о котором расскажет? Или он стал кем-то иным? Если верно второе, то попытки изобличить себя в глазах новых коллег теряли всякий смысл. Они знали только того Хакса, который был перед ними, с его несовершенством, решимостью, желанием помогать, чувствовать. Он научился жить отдельно от мира, свыкся с постоянной болью и пустотой. Никогда в его жизни не было искренней привязанности, дружбы, счастья. Теперь ему предстояло научиться не сторониться людей, примириться с той заботой и участием, которые ему бескорыстно предлагали, обрести равновесие, радость и легкость жизни. Вселенная давала ему второй шанс – шанс попробовать что-то новое, необычное, непривычное, шанс провести еще один эксперимент, немного изменив начальные условия. – Держи, – привлекая его внимание, сказала Фазма и протянула стакан с водой. – Тебе нужно поесть, конечно, но местная еда – отрава, а этих двоих только за смертью посылать, уже два часа где-то шляются. Надеюсь, скоро вернутся. – Спасибо, – ответил он, потянулся за стаканом и чуть было не отдернул руку. Хакс настолько сильно сконцентрировался на самом факте своей жизни, что не обратил внимание на больничную сорочку с коротким рукавом, открыто демонстрирующую его шрамы. Фазма, в свою очередь, похоже, не поняла, в чем причина его замешательства, и подалась вперед, чтобы всучить ему стакан. – Могу напоить, если что, – улыбнулась она. – Нет необходимости, – возразил Хакс, прижимая к себе руки. Не успел он и двух глотков сделать, как дверь его палаты распахнулась, и в нее влетели Финн и Роуз. – Еда, одежда, сигареты! – радостно перечислил Финн, поднимая бумажные пакеты вверх. – И еще кое-что, – загадочно произнесла Роуз Тико, достала из-за спины трость из красного дерева с черной полированной ручкой и протянула Хаксу. – Тебе понадобится в первое время. Будешь как доктор Хаус. Все весело рассмеялись и принялись разбирать пакеты. – Честно, я предлагала купить что-то яркое, но шеф был непреклонен, так что вот тебе синие джинсы, серая футболка с длинным рукавом и синяя толстовка. Надеюсь, угадала с размером, – с чувством выполненного долга отрапортовала криминалист Тико. – Давай сюда еду, – обратилась она к Финну. – Суп мы решили не тащить из ресторана, но остальное упаковали как надо. Салат, филе индейки, запеченные овощи. – Она выкладывала прямо на кровать все, что перечисляла. – Мы этот заказ полчаса ждали, купили бы тебе фиш-н-чипс, но врач сказал, что нужна диетическая пища, так что претензии не к нам. – Благодарю вас, агент Тико. Я не поклонник фастфуда, так что вы во всем угадали. И спасибо, что подумали о трости. Очень надеюсь незамедлительно приступить к своим обязанностям по возвращению в Вашингтон. – Ни за что! – вмешался Дэмерон. – Ты до понедельника отдыхаешь. Возражения не принимаются, и Лея меня поддержит. – Необходимо пересмотреть наше дело с учетом последних данных и написать новый алгоритм, – попытался разубедить его Хакс. – Несколько часов назад ты был почти трупом с грязной железкой в ноге. Отдохни. Небо на землю не рухнет, поверь. – Он не отдыхает и ждать не станет. – Он? О ком вы, ребята? – заинтересованно спросил Финн. – Наш ненормальный вроде свалил давно. Кстати, чего он не остался-то? – Хакс считает, что вычислил руководителя операции со своей стороны, теперь нужно найти нашего. Плюс переловить всех их подручных. И Бен здесь вообще ни при чем, – ответил ему По. При упоминании имени Бена, Хакс почувствовал оцепенение и побледнел. А Фазма совсем не по-дружески пнула Финна. – Он не знает, – с претензией сказала она. – Потрудитесь объяснить, – потребовал Хакс. – Да если бы мы сами понимали, – отозвался Дэмерон и потер ладонью лоб. – Все произошло как-то стремительно, и во всей этой неразберихе, мы толком даже не поняли, что именно произошло. С уверенностью могу сказать только одно, Бен Соло спас тебе жизнь. Вытащил из-под завала и вынес из здания. Приехал вместе с тобой в реанимацию и, когда выяснил, что твоей жизни ничто не угрожает, молча умчал домой. Конец истории. Тут было над чем подумать, начиная хотя бы с того, что вытащить Хакса из-под завала возможностей не было никаких, если не использовать специальную технику, конечно. Тем более, сделать это в момент обрушения несущих конструкций. Просто потому, что законы физики неизменны и неподвластны человеческим желаниям. Хакс внимательно оглядел присутствующих. Они не врали и не разыгрывали его. – Ешь, – попросил его По. – Потом я позову твоего врача, и мы со всем этим покончим. Поздним вечером того же дня Хакс сидел в своем гостиничном номере и бесцельно разглядывал ковролин под ногами. Он был все в тех же джинсах и синей толстовке, которые надел в муниципальной больнице Балтимора, его волосы не были уложены в привычную строгую прическу, и длинная челка почти закрывала глаза, но все это его не беспокоило, не вызывало, как обычно, желания упорядочивания внешнего мира. Он просто сидел и смотрел, словно чего-то ждал. Вот только Хакс уже ничего и ни от кого не ждал, он принял решение и твердо намеревался исполнить задуманное. Всю жизнь он жил для кого-то или ради чего-то, следовал чужим идеалам, шел к чужим целям, жил по выдуманным нормам, никогда не позволял себе расслабляться. Подстраивался, играл по правилам или без правил. Стремился к власти, думая, что она заполнит внутреннюю пустоту, даст ему долгожданную свободу и контроль. Был безжалостным высокомерным снобом, не знавшим радости даже от достижения собственных целей. Теперь он решил сделать то, чего хотел сам, для себя. Без расчета возможных рисков и вероятностей, без прогнозов, без ненужных раздумий. Хакс потянулся за тростью и опираясь на нее, попробовал встать с края кровати. Мгновенная вспышка резкой боли заставила сесть обратно, но не передумать. Он достал упаковку с ампулами новокаина, любезно купленную агентом Тико, набрал раствор и сделал себе укол. Подождал пару минут и повторил попытку. Боль все еще чувствовалась, но стала более терпимой, позволяла двигаться. И Хакс не стал тянуть дольше, взял вещи и вышел из номера. Внизу, на стойке ресепшн сдал ключ-карту и вызвал машину. Адрес он помнил наизусть, как и дорогу, как и количество плиток, ведущих к входной двери. В этот раз дверь не открылась сама, и ему пришлось отставить свой багаж в сторону, чтобы коснуться свободной рукой светящегося круга, выполнявшего роль звонка. Всего несколько мгновений, растянувшихся для Хакса в долгое тревожное ожидание, и в доме загорелся свет. Дверь, наконец, открылась. Бен стоял на пороге босиком в своих любимых черных джинсах и майке, смотрел на него и молчал. Хакс тоже молчал. А что, собственно, он мог сказать? Что поторопился с выводами, что не разглядел искренности за обломками собственных стен лицемерия и лжи, что не был свободен от страха, зависимости и ненависти, привитыми ему с раннего детства? Что мерил по себе? Что обещал принять, но все-таки отступил, оттолкнул, испугался? И что сделал то, чего никому до него не удавалось – подорвал хрупкое доверие, причинил боль, ответил на заботу пренебрежением? Любые слова были бесполезны, как и извинения. Он смотрел в ответ и ждал своего приговора, но смотрел он с вызовом, непокорностью судьбе, с решительностью идти до конца и с желанием исправить ошибку. Время натянулось струной, пространство закручивалось вокруг них спиралью, притяжение незримо нарастало, и, повинуясь невидимому импульсу, оба одновременно сделали шаг навстречу, Бен крепко обнял его, Хакс задержал дыхание, уткнулся ему в плечо и, наконец, расслабился. Напряжение отпустило, он глубоко вздохнул и обнял в ответ. Трость с глухим звуком упала на каменные плиты, стала лишней. Бен держал его, прижимал к себе, и это было больше, чем откровение, это стало обещанием. – Да, – тихо сказал он Хаксу в самое ухо. – Я ведь еще ни о чем тебя не попросил, – так же тихо отозвался он. – Но я уже ответил. – Я хочу быть с тобой, спать с тобой, завтракать, ужинать, решать твои уравнения, собирать вместе с тобой машины, делать все, чего тебе в голову взбредет. Сегодня, завтра, всегда. Я хочу быть с тобой просто так, без надрыва, без оглядки и без сожалений. Осознано. Я хочу принадлежать тебе и хочу, чтобы ты принадлежал мне. Твой ответ по-прежнему «да»? – Да, – уверенно сказал Бен. Хакс закрыл глаза, и запрокинул голову. Хотелось плакать, смеяться, кричать, но он всего лишь незаметно улыбнулся и вновь уткнулся носом Бену в плечо. Это все, что сейчас ему было нужно. – Пойдем внутрь. Я приготовил тебе ужин. Одно малозаметное движение и трость оказалась у Бена в руках. Он отдал ее владельцу, взял за ручку его громадный чемодан и, поддерживая под локоть, проводил в дом. – Семга терияки с цукини и сладким перцем? – с трудом усаживаясь за стойку на барный стул, поинтересовался Хакс. – Мечтал о ней всю дорогу из Балтимора, после обеда, добытого нашими общими коллегами. Впрочем, чему я удивляюсь. – Сам себе иногда удивляюсь. Значит, будешь есть здесь? – Знаю, ты не одобряешь, но на кухне, за стойкой по-домашнему уютно и... – Против всех твоих правил. И тебе это нравится. Понимаю. – Бен подошел к нему, обнял со спины. Хакс прижался к его груди лопатками и прикрыл глаза. – Сегодня я думал, что лишился всего, лишился жизни. И ничего меня не взволновало, кроме того, что я лишился тебя. Это было единственным, о чем я жалел. И ты был единственным, с кем я прощался. – Я услышал, – почти прошептал Бен. – Честно, я пока не готов говорить об этом. Обо всем, что произошло сегодня. – Подай пива, пожалуйста, – переключил беседу Хакс. – Армитаж, ты издеваешься? Какое тебе пиво? Ты от анестезии толком еще не отошел. – Тогда хотя бы кофе, можно с молоком, но без сахара. – Сварю тебе капучино. Себе, пожалуй, тоже. – Бен отпустил его и отошел к кофемашине. – Есть не будешь? – Не хочу. – Он отрицательно покачал головой. – Просто побуду рядом. Составлю тебе компанию. – Бен. – Ничего не говори. – Я виноват перед тобой. – Перед собой. – Что? – Твоя жизнь принадлежит только тебе, ты живешь не для меня, не для кого-то еще, ты живешь для себя самого и виноватым ты тоже можешь быть только перед самим собой. Не продолжай, пожалуйста. – Тебе больно, я же чувствую. Раздался звук бьющегося стекла. Бен с силой швырнул об кафельный пол свою кружку, и она разлетелась в мелкие осколки. – Пойду отнесу твои вещи в комнату, – отстраненно спокойно, стараясь скрыть гнев, сказал он. – Стой! – закричал Хакс и потянулся к нему. – Осколки. Ты босиком. – Не проблема, – тихо ответил Бен и небрежно махнул рукой. Осколки отлетели в сторону, словно по волшебству. Хакс в отчаянии добиться хоть какого-то внимания, схватил тарелку с остатками еды и тоже швырнул ее на пол. – Не ожидал от тебя такого, – удивленно сказал Бен. – Сам от себя не ожидал, – так же удивленно ответил он. Они переглянулись и тихо рассмеялись, и напряжение растаяло. – Лучше отнеси меня в комнату, – все еще улыбаясь, попросил Хакс. – В твою комнату. А вещи – неважно, куда угодно. И сделай так еще раз, с осколками. – Смотри, – сказал Бен. Он слегка поднял руку и двигая пальцами, словно перебирая воздух, поднял с пола все осколки, собрал их вместе и отправил в мусорное ведро. – Потрясающе! – выдохнул Хакс. От восторга он даже задержал дыхание. – Как? – Банальный телекинез. Ему телекинез не показался банальным, особенно, если учитывать тот факт, что в человеческой истории он и вовсе никогда не встречался. Мифы не в счет. Но если даже это считалось лишь верхушкой айсберга, то что все-таки скрывалось глубже? – Что еще? Чего ты еще можешь делать? – Например, останавливать детонацию взрывных устройств, удерживать структурную целостность здания, разгребать завалы бетона и вытаскивать с того света одного чересчур умного и дорогого мне человека. Не страшно? – Нет, – помотал головой Хакс. – Нет. – Я был уверен, что ты не сунешься внутрь, ты не должен был. А потом картинка поменялась, резко, ты собрался принять какие-то несвойственные тебе решения, будущее пришло в движение, и я испугался, что не успею. Я почти опоздал. Я выдал себя. Столько лет хранил секреты и в один миг все разрушил. Но я не мог иначе, я бы никогда не простил себя, не смог бы жить с этим. – Бен посмотрел на него, и в его взгляде читалось отчаяние, но и надежда – тоже. – Уверен, агент Дэмерон как-нибудь все уладит, да и капитан Фазма не из болтливых. Они любят тебя, пусть и говорят обратное, но они все очень сильно тебя любят. Он хотел добавить, что тоже любит, но не так, не в таком контексте, не сейчас. – Вижу, ты готов начать второй раунд. – Второй раунд? – Да. Игра продолжается и лишние фигуры на доске нам не нужны, так ведь? Хакс кивнул. Он понимал. – Но сначала я хочу сам осмотреть твою рану. – Бен подошел к нему, аккуратно обхватил за спину, взял под колени и поднял со стула. – Не здесь. – Согласен, – отозвался Хакс, обвил руками его шею и прижался щекой к щеке. – Даже не думай! – Я не думаю. – Нет, ты думаешь. – Да, я думаю. После сегодняшних ночи и утра я не могу не думать. Ты перевернул мой мир. И откуда, скажи мне, Роуз Тико знает… – Я с ней не спал, – поспешил оправдаться Бен. – Не ревнуй. – Это выше моих сил. – Не сегодня. – Завтра? – Возможно. Посмотрим, что дедушка сможет сделать с твоей ногой. – Мы поедем к доктору Скайуокеру? – заинтересованно спросил Хакс. – Наши планы не изменились. Они поднялись на второй этаж и остановились перед входом в комнату. – Не реагируй, – попросил Бен. – На что? – Ни на что не реагируй. Он толкнул дверь и голосом включил свет. Хакса поразило то, что он увидел. Все модели, собранные когда-то с огромной любовью, знанием и вниманием к деталям, были жестоко уничтожены. Нетронутым остался лишь Энтерпрайз-1701. Он смотрел на это кладбище высоких технологий, выраженных в совершенной форме незаурядной, смелой мысли и не мог не реагировать, он понимал причины и ненавидел себя. – Соберу новые, лучше, совершеннее, – попытался успокоить его Бен. – Нет, – безапелляционно заявил Хакс. – Мы соберем новые. Реальные рабочие прототипы в масштабе. – Договорились. Бен усадил его на кровать, и, касаясь как можно бережнее, снял сначала толстовку с майкой, затем уложил Хакса, расстегнул на нем джинсы и медленно, аккуратно стащил их за штанины. Хакс лежал, не шелохнувшись, и с замиранием наблюдал за движениями любимых рук. Этот день дался им обоим непросто, но они его пережили, снова были вместе. Остальное значения не имело. Задачка сама сошлась с ответом и анализировать произошедшее было непродуктивно. Бен рисковал всем, чтобы спасти ему жизнь, несмотря ни на что, и вновь принял его, окончательно впустил в свою Solo Galaxy. И Хакс намеревался обосноваться в этой галактике навсегда, захлопнуть дверь в прошлое, повернуться спиной к тем, кто уже списал его со счетов. У него не осталось иного дома, кроме этого, иной жизни, кроме той, которой он жил прямо сейчас. И он был счастлив. Только теперь в полной мере он начал осознавать ценности Бена: если люди самодостаточны, живут своей жизнью, то они свободны. Свободны в своих выборах, решениях, приоритетах, сами создают свою реальность, сами диктуют правила, сами ошибаются, сами исправляют свои ошибки и сами несут ответственность за созданную ими реальность, отчитываются только перед собой. Он приподнялся, кое-как сел, протянул руку, прикоснулся к темным прядям волос, пропуская их сквозь пальцы, и невесомо перебирал, пока Бен сосредоточенно разматывал наложенную в больнице повязку. – А где Кайло? – поинтересовался Хакс. – Рей утром забрала его и ушла. Сказала, что я не в себе и находиться рядом со мной живым существам опасно. – Прости меня. – Прекрати. – Я не прошу о жалости, даже сочувствии, я был не прав, не разобрался во всем до конца, я испугался. Я принимаю эту ответственность. Я сделал больно себе, я обидел тебя. И я хочу, чтобы ты знал об этом. А еще я хочу, чтобы ты говорил со мной. Очевидные тебе вещи не всегда очевидны для остальных. Для меня, как бы быстро я не соображал. Я хочу быть с тобой во всем. Не домысливать, но знать наверняка. Ты можешь доверять мне, потому что я доверяю тебе. – Ты о многом не знаешь. – Так расскажи мне. Покажи, дай почувствовать. Как угодно. Я не могу быть с тобой вполсилы, потому что то, что я обычно думаю оказывается хуже правды. – Шаг за шагом, – ответил Бен. Он полностью размотал повязку и теперь внимательно изучал работу хирурга. – Ты должен не просто услышать, тебе нужно понять, пропустить через себя, сжиться с некоторыми фактами. Поэтому завтра мы поедем к дедушке, проведем некоторое время на природе и все решим. – Он погладил пальцем коленку Хакса и слегка приподнял его ногу. – Сработано неплохо. Я сейчас еще раз все продезинфицирую, нанесу нашу фирменную мазь для ускорения регенерации и наложу непромокаемую повязку. Потом мы с тобой примем ванну, о которой ты так мечтаешь, и я дам тебе анестетик. – Спасибо. Хакс был благодарен. За все. И за горячую ароматную ванну, и за обернутое вокруг него мягкое полотенце, за внимание и заботу, за искренность. Он так и сказал и впредь собирался говорить обо всем, что чувствует, что его волнует, обо всем, что считает нужным говорить. Они перебрали много вариантов взаимодействия, остался только один – быть полностью откровенными. – Пей, – строго заявил Бен, накрывая его одеялом и подавая стакан с полупрозрачной розоватой жидкостью. Подождал, пока он выполнит просьбу, и с видимым облегчением добавил: – Вот. Теперь ты хотя бы спать нормально сможешь. – С тобой. – Это моя кровать. – Замечательно, – прикрывая глаза, вполголоса заметил Хакс. Анестетик подействовал как снотворное, или, возможно, его, наконец, отпустило, и он окончательно расслабился, больше не чувствовал опасности. Они уснули вместе, переплетая руки, касаясь друг друга плечами, и этот совместный сон был таким же откровенным единением, как и близость предыдущей ночи. Ночь не принесла тревожных сновидений, а утро началось со странного мурлыканья под ухом. Хакс снова проснулся с енотом на голове. – Кайло, свали, – копируя его хозяина, спросонья тихо произнес он. – Что за манеры? Теперь это мое место. Смирись. – Факт, – вторил ему Бен, открывая глаза. – Теперь это его место. Кайло ничуть не расстроился, облизал сначала Хакса, потом своего любимого владельца, пробрался между ними и положил морду на подушку, ехидно высовывая язык. – Ой, все! Пора вставать. Завтрак сам себя не приготовит. – Жаль, – заметил Хакс. – Надо подумать о домашнем дроиде-помощнике, – пошутил он. – Это к Кардо. Он что-то подобное проектировал. Но ни один дроид не приготовит тебе такой омлет с овощами и копченой курицей, какой приготовлю я, – с гордостью заявил Бен, откинул одеяло и встал с кровати. – Пойдем умываться. Я тебя подержу. Как нога, кстати? – Удивительно, не болит. Пока. Он тоже откинул край одеяла, пробуя сесть, и только тогда почувствовал отголоски тупой ноющей боли. – Вот теперь болит, – вздохнул Хакс. – Но не сильно. – Я возьму тебя на руки, – предложил Бен. – Ты не можешь постоянно носить меня на руках. Он улыбался. – Почему? – Потому что к хорошему быстро привыкаешь, и еще потому, что мне полезно ходить самому, разрабатывать ногу. – Рано. Нужно подождать, пока внутри все не срастется. И в этом нам как раз дедушка поможет. Он что-то придумал в свое время для быстрой регенерации не только внешних, но и внутренних тканей. Кончай болтать, цепляйся. – Бен протянул к нему руки и подхватил с кровати. – Надеюсь, у тебя в вещах есть что-нибудь для поездки за город. Было бы странно снова ехать туда в костюме. – Да. Кроме куртки, – прижимаясь к нему, ответил Хакс. – По дороге купим. Это было уже второе утро подряд, которое они начинали вместе. Но в этот раз все было иначе, словно воздух стал чище, а краски ярче. И не имело значения, что Хакс толком не мог ни подняться, ни спуститься по лестнице, зато он мог, наконец, позволить себе на законных основаниях ненадолго побыть несовершенным, совсем немного зависимым. Испытать по отношению к себе заботу, которой он никогда не имел, даже в раннем детстве. Однако гордость его при этом совершенно не страдала, потому что Бен преподносил все так, словно просил позволения заботиться. Они сидели на кухне и ели очередной шедевр кулинарного искусства из яиц, овощей и копченой куриной грудки, когда с пробежки вернулась Рей. Она неподдельно, почти по-детски обрадовалась Хаксу и тут же кинулась опустошать поставленную перед ней тарелку. Выяснилось, что Фазма ей уже все рассказала, поэтому она искренне восторгалась сначала подвигами Хакса, затем смелостью Бена и болтала без умолку даже с набитым ртом. Она ни разу не упомянула об их размолвке, никого из них ни в чем не винила, приняла все произошедшее как данность, свершившийся факт, и была очень довольна, что теперь все они будут жить вместе, под одной крышей. Просто потому, что это весело. Пожелала им удачной поездки и в шутку пообещала не взорвать дом в их отсутствие. – Как ты ее нашел? – поинтересовался в дороге Хакс, когда речь зашла о Рей. – На помойке, – однозначно ответил Бен. – В прямом или переносном смысле? – В самом прямом. Мы с Люком поехали на конференцию в Фили, он тогда сказал, что мне пора научиться выступать на публике. Решили срезать через трущобы, там я ее и увидел. Она рылась в помойке. Жила на улицах Филадельфии. Совсем ребенок. Мы сразу поняли, почувствовали, кто она есть на самом деле. Остановились и предложили забрать ее с собой. – И она согласилась? Вот так просто? – удивился Хакс. – Не совсем просто. Ее родители, наркоманы, приехали из Лондона за дешевой дурью и продали ее за дозу местному авторитету. Она была крошечная, могла влезть куда угодно и воровала для него. Так что нам пришлось применить силу убеждения и заставить его отдать девочку. Сама Рей, конечно, хотела другой жизни, она ухитрялась ходить в школу и быть первой ученицей даже в таких непростых обстоятельствах. С ней самой проблем не возникло. – А родители? – К тому моменту их уже не было в живых. Передозировка. Мама договорилась с органами опеки, так что все легально. Официально она моя сводная двоюродная сестра. Теперь все встало на свои места. Рей постоянно пропадала у инженеров, потому что Люк Скайуокер был ее официальным опекуном, приемным отцом. – Ей очень повезло. – Зря ты так думаешь. Ей нелегко пришлось в жизни, просто она смогла остаться человеком несмотря ни на что. – Ты упомянул, что вы применили силу убеждения. Если бы об этом сказал любой другой, я бы подумал, что вы просто купили ее или отобрали силой, но в случае с тобой… – Правильно мыслишь. В случае со мной это означает ровно то, что сказано. Я могу внушать людям все, что захочу. И могу делать это так, что внушаемый даже не поймет, что действует по чужой воле. И нет, я никогда не использовал этот прием на тебе. Вообще никогда не манипулировал твоим сознанием. Я, по-хорошему, ограждаю свой разум от чужих, но с тобой с самого начала все было иначе. Я не могу не слышать тебя, даже когда сам этого хочу. Ты особенный. – Меня это не пугает, – добродушно сказал Хакс. – Но иногда все-таки хочется иметь личное пространство. – Я работаю над этим, – напряженно отозвался Бен. – Это не было упреком. – Знаю. Но я также знаю, что нельзя лишать другого человека личных свобод только потому, что я не могу с собой справиться. Объединять сознания по желанию – это одно, делать тоже самое против воли – это насилие. Прости, это дурная тема. Хакс отвернулся к окну и закурил. Он вдруг почувствовал то состояние, с которым всю жизнь отчаянно боролся – состояние беспомощности. Оно возникало всякий раз, когда его намеренно или опосредовано старались ткнуть носом в его прошлое. Но он также почувствовал, что больше не хочет этой беспомощности, что он готов рассказать вслух о самых болезненных и самых отвратительных моментах своей жизни. Ему нужно было освободиться от прошлого, он больше не мог держать это в себе. Не хотел. – Отец меня ненавидел, – начал он вполголоса. – Его раздражал сам факт того, что я появился на свет. Своей матери я не знал, и мне до сих пор доподлинно неизвестно, как и от чего она умерла. Знаю только, что я всем похож на нее. – Хакс стряхнул пепел, повернулся, посмотрел вперед и продолжил: – Прислуга боялась моего отца до заикания и нервной дрожи, ему никто не перечил, закон был у него в кармане, да и не принято у нас выносить внутренние дела на публику, так что меня некому было от него защитить. Если он злился, а злился он всегда, когда меня видел, в ход шел любой предмет, попавшийся ему под руку, от бокала до раскаленной кочерги из камина. Однажды он облил меня кислотой, только потому что я, по его мнению, не слишком почтительно поклонился его приятелю. – Хакс ненадолго замолчал. – Со временем он нашел другое развлечение. Однажды, на пьяной вечеринке, он как анекдот рассказал характеристику, данную мне инструктором по борьбе, посмеялся над тем, что я хрупкий как девчонка и дерусь также. Затем схватил за волосы, поставил на колени и объявил всем, что если он вырастил вместо сына дрянную девку, то отныне и относиться ко мне он будет как к дрянной девке. Связал мне руки и предложил своим друзьям в качестве развлечения. Я запомнил тот вечер до мелочей, не то, что со мной сделали, нет, я запомнил, как была расставлена мебель, узор на ковре, поленья в камине, могу прямо сейчас рассказать, что это было за дерево и как оно горело, но сильней всего я запомнил трещину на каминной плите. Я сопротивлялся, но не издал ни звука и не молил о помощи. Я не имел права кричать, не имел права даже на слезы, все, что у меня было – это трещина на каминной плите. Мое сознание уцепилось за нее, а остальное милосердно вытеснило. Потом был жесткий и холодный пол в ванной, я не знал, как добрался туда, помню только свои руки, оставлявшие яркие кровавые отпечатки на светлом кафеле, и затопившую все внутренности ненависть и бессильный ужас. Уже тогда я предвидел, что вскоре это повториться. И повториться не один раз. И я покорился, потому что испугался. Но боялся я не своего отца, больше всего я боялся огласки. Оказался слишком слабым, чтобы пойти против того общества, к которому принадлежал. – Он закончил и затушил сигарету. Больше добавить ему было нечего. – Нет, – решительно отозвался Бен и плавно остановил машину, съезжая к обочине. – Ты не покорился. Ты затаился, а когда пришло время – отомстил. Отстоял право на свою жизнь. Он отстегнул ремень безопасности, чуть придвинулся к Хаксу и обнял его. – Я понимаю тебя. Да, я знаю факты, но мне очень тяжело представить, что ты пережил и через что прошел. То, что с тобой сотворили, секс не должен быть таким. Не должен быть унижением. – С тобой и не был, – ответил Хакс, позволяя себя обнимать и гладить по волосам. Ему нравилось это внимание, потому что оно не несло в себе жалости, желания успокоить. Бен давал понять, что принимает его всяким, даже таким. В этот момент в сознании что-то сдвинулось, кошмар прошлого побледнел и тошнотворное состояние беспомощности отступило. Оно показалась ему чуждым и несущественным. Наконец, он мог позволить себе говорить обо всем открыто. – Я знаю, что изнасилование не связано с сексом. Только с желанием унизить и надругаться. Но они получали от этого удовольствие. – Они получали удовольствие от тебя. Качество секса значения не имело. – Спасибо, – с издевкой заявил Хакс и ткнул его в плечо, отталкивая, но тут же притянул обратно. Он понимал, что тот вовсе не хотел его обидеть, упрекнуть в недостатке опыта. – Мне с тобой было очень хорошо, – попытался оправдаться Бен. – Это непросто объяснить, но раньше, когда я спал с кем-то, я всего лишь раздевался и занимался сексом. Получал от процесса удовольствие, освоил, наверное, все, что счел для себя интересным, шел на очень смелые эксперименты в попытках достичь наибольшего удовлетворения, но с тобой я по-настоящему чувствую. Впрочем, я уже говорил тебе об этом. – Это означает, что меня достаточно? – с некоторым опасением поинтересовался Хакс, отстранился и попробовал заглянуть ему в глаза. – Тебе меня достаточно? Он понимал, что слишком сильно торопил события, которые и без того развивались с неприличной, запредельной для него скоростью, но он должен был знать, и знать прямо сейчас. – Да, Армитаж, я ответил еще вчера – да. Перестань ревновать. – Не могу. Тебе придется с этим смириться. – Хорошо, я попробую, – усмехнулся Бен. – Поехали, нам еще за курткой для тебя надо заскочить. Вествуд не обещаю, конечно, но, думаю, мы найдем тебе что-нибудь красивое и в меру теплое по погоде. – Согласен. Енот, все это время тихо сидевший сзади, тоже захотел внимания, выждал нужный момент, перебрался к Хаксу и вкрутил ему свою голову под руку в призыве погладить. – Кайло, ты же тяжелый, скотина, совесть имей, у него нога больная! – прикрикнул на него хозяин. – Он сидит на правой, – успокоил его Хакс и погладил енота. Тот в ответ приветливо заурчал и обнял его лапками. Так они и ехали всю дорогу, делегировав выбор куртки и кофе водителю, и расстались с уютным теплом друг друга только когда пришло время покинуть машину. Бен отпустил своего питомца гулять, а Хакса взял на руки, мотивируя это тем, что ходить по пересеченной местности ему будет сложно. Сам Хакс этому не противился, наоборот, ему было приятно. Даже находясь рядом, обнимая за плечи, он испытывал сильнейшую потребность в этом необычном и до боли близком человеке, ему нравилось думать о нем, смотреть на него, ощущать сквозь одежду его руки на своем теле. Ему нравилось, что Бен Соло знал о нем все. Рядом с ним он чувствовал себя абсолютно зависимым и по-настоящему свободным. Энакин Скайуокер лично вышел встретить их, помахал с порога рукой, поприветствовал и сразу проводил в свою лабораторию. – Предупреждаю, – без обиняков сказал он. – Будет зверски больно, как от раскаленного металла. Из-за разницы в Ph. Я так и не смог побороть этот эффект без потери качества. Зато через сутки сможешь в футбол играть. – Садист, – возразил ему внук. – Анестезию не идиоты придумали. Он посадил Хакса на стул и вызвался помочь. – Анестезия сильно замедлит процесс регенерации. Могу дать ударную дозу ЛСД, но эффект будет непредсказуемым. Знаю, не доработал. Но тут уж тебе решать, – обратился он к Хаксу. – Я потерплю, – уверенно ответил Хакс. Идея полностью восстановиться на следующий день оказалась очень заманчивой. – Вот видишь, Армитаж потерпит. – Как я и говорил, дедушка обожает ставить эксперименты на добровольцах, – недовольно высказался Бен. – Хоть как-то можно облегчить эту зверскую процедуру? – с вызовом спросил он. – Поцелуй его. – Что? – Отвлеки внимание, переключи на что-нибудь приятное. И не задавай мне под руку тупых вопросов! – разозлился на внука Энакин по капле смешивая препараты, названия и назначения которых Хакс не знал. – Зажги спиртовку и достань шприц с адреналином. – Хватит! Я снимаю свое предложение, – возмутился Бен. – Пусть заживает естественным путем. Я не для того вытаскивал его с того света, чтобы ты тут развлекался! Хакс наблюдал за ними и думал, что сейчас, наверное, случится ураган или наступит конец света. В прямом смысле, потому что перед глазами у него начало чернеть, и вовсе не от того, что он в очередной раз терял сознание, и освещение здесь было тоже совершенно ни при чем. Воздух заискрился, дышать стало невыносимо. – Довольно! – закричал он обоим. – Прекратите немедленно! Вокруг все замерло, реальность вернулась в норму, и две пары глаз: стальных и карих, удивленно уставились на него. – Доктор Скайуокер, Энакин, пожалуйста, закончите приготовление раствора, Бен, подготовь все, что нужно, – строго сказал он. – Я уже дал свое согласие и не отступлюсь. Это мое решение. – Правильно, – поддержал его Энакин. – Бесхребетные с нами не выживают. Чего стоишь? – обратился он к Бену. – Делай, что сказано. Адреналин на крайний случай, надеюсь, не понадобится. Когда раствор в колбе окрасился в ярко-розовый цвет, доктор Скайуокер взял ее щипцами и поставил в лед. По мере остывания розовый превратился в голубовато-сиреневый. – Клади его на кушетку, сними брюки и привяжи, – попросил он внука. – Покрепче. У Хакса от этих слов подскочил пульс, и он намертво вцепился в стул, на котором сидел. – Я этого не сделаю, – категорично заявил Бен. – Привязывать не стану. Обездвижу левую ногу. – Без разницы. Как только сыворотка достигнет нужной температуры, ее нужно безотлагательно ввести, – ответил на это Энакин, сверяя часы с термометром. – У тебя пятьдесят восемь секунд. Действуй. – Прости, – заранее извиняясь, сказал Бен, подхватил Хакса на руки, посадил на кушетку, стянул до колен спортивные брюки, быстро разрезал повязку, уложил, удобно устраивая его затылок на подголовнике и зафиксировал его голову руками. – Положи руки мне на плечи и смотри только на меня. Будет больно – кричи, в этом нет ничего противоестественного. – Готов? – спросил Энакин. – Нет, – честно ответил Хакс. Да и как вообще можно было подготовиться к этой жуткой процедуре, которая была сродни средневековой пытке? – Не важно. Это «не важно» прозвучало как-то слишком весело, и совершенно не вязалось с тем, что последовало дальше. Доктор Скайуокер набрал три шприца своей чудо-сыворотки, в пять размашистых шагов оказался рядом и без раздумий, без эмоций, без предупреждений сделал первую инъекцию. Резкая, невыносимая боль мгновенно прострелила все тело Хакса, врезалась в голову, и он закричал, впиваясь пальцами в плечи Бена. В своей агонии он ни о чем не мог думать, кроме того, чтобы освободиться, не дать сотворить с ним подобное снова. Мозг отторгал реальность, отказывался помнить, зачем он здесь и для чего все это нужно. Хакс попытался вырваться, отчаянно, из последних сил дернулся, но не смог даже пошевелиться, все его тело ниже плеч было обездвижено неясной мощью. – Смотри на меня. – Врезался в его сознание призыв Бена. Хакс подчинился, встретил его взгляд, проваливаясь в его уютную темноту, и вторая инъекция далась ему легче. Он почувствовал ласковое прикосновение пальцев на висках и в третий раз ощутил лишь покалывание и жар, растекающийся у него внутри. – Готово, – со знанием дела сказал Энакин. – Часов пять-шесть будет не очень приятно, а потом боль сойдет на нет. И поцелуй его уже, он об этом со вчерашнего дня мечтает. Заслужил. – Уйди отсюда, – грозно сказал Бен, продолжая удерживать голову Хакса. – Пойду карпов отберу и встречу Асоку с покупками. Развлекайтесь. Доктор Скайуокер бросил все как есть и, не говоря больше ни слова, вышел. – Я сейчас отпущу тебя, – сказал Бен. – Не делай резких движений, хорошо? – Да, – набирая побольше воздуха в легкие, отозвался Хакс. Он почувствовал, как что-то незримое мягко отстранилось. и он снова смог ощущать все свои конечности. – Банальный телекинез? – Нет. Я блокировал импульсы мозга, отвечающие за опорно-двигательную систему от поясничного отдела позвоночника и ниже. – Лучше бы ты блокировал болевые импульсы, – с сожалением сказал Хакс. Нога все еще довольно неприятно болела. – Ты слишком многого от меня требуешь, – возразил ему Бен. – За болевые импульсы отвечает гипоталамус, там все непросто. Я смог только приглушить боль, ненадолго обмануть твой мозг. Человек – это очень сложная система, а его мозг – вселенная. Управлять этой вселенной тяжело даже изнутри, будучи законным оператором, а вмешиваться – еще тяжелее. Из нас всех только Асоке удалось постичь все тонкости работы с сознанием и мозгом, и она потратила на это не один год на Тибете, в полной изоляции. Он, видимо, хотел добавить что-то еще, но Хакс опередил его. – Заткнись, – коротко потребовал он. – И сделай то, что доктор Скайуокер сказал. Дважды приглашать или разъяснять не потребовалось. Бен посмотрел в его глаза, наклонился, и Хакс почувствовал его губы на своих губах. Ноющая боль на время отступила, растворилась в отчаянной нежности, ее место заняла глубокая потребность в чувственной ласке. Немногим позже они вышли во внутренний двор, где располагалась уютная каменная беседка с встроенным мангалом и круглым дубовым столом. В середине стола, словно статуя, сидел Кайло, увлеченно наблюдавший за крупными карпами, разложенными на приставном столике около мангала, похоже, теми самыми, которых ему запрещалось ловить. Энакин Скайуокер и Асока Тано стояли немного поодаль и о чем-то увлеченно беседовали, а затем словно по команде обернулись, видимо, почувствовали приближение других людей. – У нас гости, – довольно громко сказал Энакин. – Странные вы, Скайуокеры, всегда выбираете себе кого попало, – отчетливо произнесла Асока, так, чтобы ее все услышали. – Ты сегодня слишком самокритична, – парировал Бен. Они подошли к беседке, и он усадил Хакса в плетеное кресло, тут же заботливо укрывая пледом. – Добрый день, – несмотря на выпад в его адрес, поздоровался Хакс. Он попробовал сесть удобнее, так, чтобы меньше напрягать левую ногу, но добился обратного эффекта и поморщился от неприятной тянущей боли. – Давай, милая, помоги мальчику, видишь, как он мучается, – попросил Энакин. – Пусть помучается, мне не жалко его. Он убийца. Я знаю, что он делал на этих своих секретных военных операциях. Видела последствия, – надменно сказала Асока и отвела взгляд так, будто изучала живописный пейзаж. – Перестань. Все мы по молодости совершаем ошибки. Вспомни нас с тобой. Тоже все пытались кому-то что-то доказать. Это только потом понимаешь, что доказывать бессмысленно, что нужно просто жить в полной гармонии с самим собой, делать то, что любишь, в удовольствие, не ради других, не ради высокой цели, а ради себя. Жить в полную силу, потому что самое ценное, что у нас есть – это мы сами. Вот и Армитаж уже начал это понимать. Не упрямься, милая, сделай нам всем хорошо. – Ох, Эни. И почему я до сих пор не могу тебе отказать… – Потому что до сих пор любишь меня, неблагодарного. И потому что я до сих пор люблю тебя, Шпилька. Асока многозначительно вздохнула, нехотя подошла к Хаксу, огибая кресло, и положила ладони ему на плечи. – Расслабься. Убивать тебя я не стану. – Благодарю, – отозвался он, но расслабиться не получалось. Он отлично помнил характеристику, данную этой необычной даме Беном, и, когда почувствовал, как тонкие холодные иглы прошивают его сознание, то резко дернулся и чуть было не закричал от боли. – Я не могу ничего сделать, он меня выталкивает, – удивленно и рассерженно произнесла Асока. – Отойди от него, – грубо среагировал Бен. – Объединись со мной и покажи, что ты хотела сделать. Минуту они играли в гляделки, а затем разорвали контакт. – Я попробую. Не обещаю, что у меня сразу получится, но я постараюсь, – обращаясь к Хаксу сказал Бен. Он уселся на корточки рядом и взял его руки в свои. – Просто смотри мне в глаза, как ты недавно делал. Договорились? Кивка согласия ему было вполне достаточно. Они замерли друг напротив друга, концентрируя все свое внимание в доверительном взгляде, отодвигая внешний мир, приглушая его звуки. Сначала ничего не изменилось, но затем Хаксу показалось, что пульс его замедлился, внутри разлилось мягкое тепло и спустя всего несколько секунд боль отступила, а затем растворилась вовсе. – Спасибо, – сказал Бен. – За что? – За помощь. В его глазах Хакс увидел то, чего он не озвучил. Бен благодарил его за доверие, за разрешение ненадолго стать оператором его вселенной, за то, что он смог заслужить это разрешение. Бесчисленные вопросы Хакса никуда не делись, ему по-прежнему было интересно, как они все это делают, какова механика, какие области мозга задействуют и как сами обучаются всем этим манипулятивным техникам, а после слов об Асоке и Тибете, он понимал, что они именно обучаются. Но задавать свои вопросы в присутствии посторонних он не решался. А затем все внимание и гостей и хозяев переключилось на приготовление карпов, гарниров и фирменного соуса, на то, чтобы отловить енота, отобрать у него честно украденные ингредиенты, отмыть и снова попытаться отобрать, до тех пор, пока Хакс не остановил все это безумие волевым решением, забрав к себе на колени Кайло и часть вяленых томатов, которые он потихоньку скармливал ему, в то время, как остальные были заняты тем, что мешали Бену готовить. В процессе они обсуждали обитаемые галактики и туманности, древние шаровые звездные системы и скопления, делились интересной информацией о своих открытиях в управлении реальностью, и, не стесняясь, демонстрировали свои способности. Так, например, Хакс выяснил, что для прожарки карпов не нужны ни дрова, ни спички, а достаточно всего лишь нагретого до определенной температуры угля, который мгновенно раскалялся силой мысли, поддерживал необходимую температуру и так же мгновенно охлаждался, чтобы не пересушить рыбу. За приготовлением необычного обеда и самим обедом время пролетело весело и незаметно. Хакс с удовольствием слушал рассказы доктора Скайуокера, дополнения от Асоки и ловил ободряющие взгляды Бена. Все на этом семейном пикнике с его теплым, неформальным общением было для Хакса в новинку. Раньше его просто терпели. Окружение, то общество, частью которого он являлся, соприкасалось с ним лишь тогда, когда от него что-то требовалось, когда нужно было выполнить грязную работу, не запачкав руки. Ему натянуто улыбались и говорили с ним скупо, исключительно по делу. Здесь же с ним общались на равных, с ним шутили, искренне интересовались его мнением. Он как будто негласно уже стал частью семьи. Хакс смотрел на этих невероятных людей и впервые совершенно не думал о том, какие тут открывались возможности и как их можно использовать, забыл о том, что он рожден отдавать приказы. Он смотрел на них и понимал, что отличало этих людей от тех, среди которых он вырос и жил – они были настоящими, ценили жизнь и в каждом, действительно, видели вселенную. Они принимали несовершенство как часть совершенной человеческой природы. Они приняли его. – Докуривай, давай, и пойдем. Время к закату, – сказал Хаксу доктор Скайуокер. – Вы исполните мою просьбу и вернете воспоминания? – переспросил он для верности. – Безусловно, – подтвердил тот. – Ты, кстати, уже можешь ходить. Бегать еще не советую, но ходить – вполне. Бен подал ему руку, и он встал, сделал несколько шагов и удовлетворенно кивнул. Нога почти не беспокоила. Они вернулись в лабораторию, и Энакин попросил Асоку остаться, чтобы ассистировать ему, как в старые добрые времена. Следить за мониторами, контролировать пульс, мозговые волны, отслеживать осознанные действия в бессознательном состоянии. – Ты обещал начать с уловителя мыслей, – глядя на сложные приготовления, сказал Бен. – Бесполезно. Я отмел этот вариант. Но придумал кое-что поинтересней. Доставай свою органику, будем погружать Армитажа в путешествие по закоулкам его мозга, но с удовольствием. Смешай мне пока кетамин и нейронтин, надеюсь, ты помнишь пропорции? На двоих. – На двоих? – с сарказмом переспросил Бен. – Конечно, недоверчивый мой внук. Неужели ты думаешь, что я отпущу твоего драгоценного в гордом одиночестве? Нет! Ты отправишься туда вместе с ним. – Объясните мне процедуру, пожалуйста, – вмешался в этот интересный диалог Хакс. – Я синхронизирую мозговые волны и объединю ваши разумы. Бен станет твоим проводником в прошлое в бессознательном состоянии, проведет тебя к заблокированным воспоминаниям мягко, не поломав тонкой структуры сознания. Прежде чем начать, я подсоединю вас друг к другу, воткну каждому магнитный датчик в основание черепа, введу огромную дозу психотропных препаратов, чтобы отключить вас от реальности, так, что вы оба будете состоять только из чистого разума, и ничего кроме. Затем синхронизирую и отправлю в путешествие. – Он указал на мониторы. – Здесь будут выводиться ритмы твоего мозга, вот здесь ритмы мозга моего любимого внука. Когда препараты подействуют, датчики начнут синхронизировать электрические сигналы, каждый из которых сможет прочитать другой мозг. Как только ритмы окончательно синхронизируются, вы оба окажетесь в том месте, куда ты так стремишься. А дальше, дальше все зависит от тебя, твоей решимости посмотреть на то, на что ты до сих пор смотреть отказывался или не мог. – Хорошо, – коротко ответил Хакс. Он был согласен, хотя до конца и не понимал, как именно он окажется в воспоминаниях, но верил в доктора Скайуокера и его методы. Его даже не сильно смущал тот факт, что он не сможет контролировать происходящее. – Бен будет направлять тебя, держать за руку, если потребуется. А мы с Асокой наблюдать за вашим состоянием. Если что-то пойдет не так, я разбужу обоих. – С помощью адреналина? – поиздевался Бен. – Нет, с помощью электрического разряда, но принцип тот же, – с такой же издевкой в голосе ответил ему Энакин. – Я согласен, – решительно сказал Хакс. – Я понимаю всю опасность, но решения своего не изменю. – Не обещаю, что будет весело, но интересно – это уж точно, – поддержал его Бен. – Тащи свои датчики, – обратился он к дедушке. – А я приготовлю нам вкусного. Свое дело он знал. Сразу было видно, эти двое привыкли работать в паре, дополняя и помогая друг другу. И пока Энакин разбирался с проводами, датчиками и аппаратурой, Бен смешал в нужных пропорциях ударную дозу расслабляющего коктейля. – Готово! – провозгласил Бен. – Без фанатизма. А это что за экзоскелет? – поинтересовался он, глядя на позвоночный панцирь с гибкими, расходящимися, словно щупальца конструкциями. – Не успел собрать два, так что это – не для тебя. Менее болезненно в креплении к позвоночнику и датчики уже все на нужных позициях. Тебе по старинке прикрепим. – Я всегда знал, что ты меня любишь, – добродушно отозвался он. – Ладно, я не против, не в первый раз. Держи. – Бен передал дедушке два шприца. – Это поможет расширить границы реальности и раскрыть сознание, – говоря уже Хаксу, добавил он. – Раздевайся, – обращаясь к нему же, заявил Энакин. – Датчики крепятся к коже. Хакс в нерешительности замер. Затем огляделся вокруг и неохотно, очень медленно принялся снимать с себя одежду. – Люди очень разные в своих достоинствах, – заметил Энакин, видя его нерешимость. – Но абсолютно схожи в выражении своей нетерпимости, агрессии, пороках. Дело не в том, чтобы игнорировать пороки, а в том, чтобы в любых обстоятельствах опираться на достоинства. Я не уважаю людей, потому что в большинстве случаев они сами себя не уважают, не испытываю жалости, не стремлюсь им помочь. Мне плевать на них. Я работаю для себя, и никто не имеет права ни одно мое открытие, ни на одно мое изобретение, на меня самого. И если кто-то скажет обратное, он – врет. У меня нет никаких моральных принципов, нет обязательств перед обществом, перед человечеством. Единственное, что я признаю, уважаю, перед чем преклоняюсь – это свобода человека, право человека на свою жизнь. Ты умный парень, умеешь обратить слабость в силу. Обрати свои ограничения в свободу. Не давай другим, тем более мертвецам, управлять твоей жизнью, создавать твою реальность за тебя. – Он передал гибкий каркас с датчиками внуку. – Надень ему сам. Бен подошел к нему, подождал, пока он снимет свою последнюю футболку и приложил каркас к позвоночнику. – Будет немного больно, скорее даже некомфортно, я воткну тебе в кожу два контакта, но ты очень быстро привыкнешь. – Хорошо, – согласился Хакс и тут же почувствовал укол в основании шеи. Было неприятно, но не слишком больно. – Все. Теперь я зафиксирую датчики, которые будут считывать все показания, в том числе сердечный ритм, мозговые волны, давление. – Он закрепил на его теле каркас, от которого тянулись длинные провода к расставленному ранее оборудованию. – Готово. Прошу пройти в кресло пилота, – пошутил Бен. – Обещаю быть хорошим навигатором. Он в одно движение снял свою очередную черную толстовку, уселся в кресло рядом, и дедушка проделал с ним такую же процедуру, закрепив провода и датчики, но без каркаса. – А теперь начинается самое интересное, – вкрадчиво произнес Энакин и попеременно ввел им обоим психотропный коктейль. Хакс закрыл глаза. Какое-то время он просто расслабленно сидел, наблюдая за сменой желтого и фиолетового под закрытыми веками и слушал мерный писк приборов. Минуты тянулись медленно, словно мягкая лакричная карамель, фоновые шумы становились все тише, сердцебиение замедлялось, в ушах нарастал слабый гул, а затем все прекратилось: звуки смолкли, и Хакс вдруг оказался в густом тумане, плотно обволакивающим его со всех сторон. Туман ощущался живым, тянулся к нему, прилипал, силился слиться, захватить его полностью. Он попробовал сделать шаг, но остался на месте. Еще шаг – и снова никакого движения. Хакс не мог пошевелиться, словно кто-то приклеил его ногами к полу и обездвижил все тело. Он испытал дикое отчаяние от невозможности вырваться, начал придумывать, что делать дальше, но не успел даже оценить ситуацию, как пространство под ним провалилось. Он падал. Оказалось, что движения его больше не были скованы и он попробовал ухватиться хоть за что-то, но все его попытки были тщетны, его окружало ничто. Внезапно словно разорвалась колеблющаяся завеса и вдали послышался шум прибоя, а он уже стоял босиком на песке и смотрел на холодные сине-зеленые волны, и чувствовал, что кто-то находится рядом с ним. Опасности не было, Хакс повернулся и встретился глазами с Беном. Тот предложил ему руку и мысленно передал призыв к движению. Всего мгновенье, и они оказались в просторном светлом помещении, по виду очень напоминавшим лабораторию. Техника в ней блестела новизной, но морально устарела еще лет двадцать пять назад. Яркий искусственный белый свет слепил глаза, Хакс отпустил державшую его руку, и пошел вперед. – Он провалил все тесты, – сказал знакомый голос. Хакс потянулся на звук и сквозь яркий белый свет увидел человека, которому негласно подчинялись все силовые структуры Великобритании, которому негласно напрямую подчинялись сам Хакс и его непосредственный начальник – генеральный директор Службы безопасности. Только тот был гораздо моложе и в данный момент беседовал с его собственным отцом. – Он не годится, Брендол. К этому возрасту его способности должны были проявиться. Мне жаль, эксперимент придется признать неудачным. – Вивьен отдала жизнь, чтобы родить это ничтожество! – возмутился его отец, и Хакс почувствовал, что инстинктивно объединился сознанием с собой-ребенком. – А вы говорите, что она погибла напрасно? – Мой опекун, наш общий хозяин, разработал совершенную систему отбора. У опытных образцов, если они выживают, способности должны полностью проявиться к трем годам. Ему уже пять. Мы перепробовали все. Это бесполезно. Смирись. – Ликвидируйте образец, – решительно заявил его отец. – Он мне не нужен. Я не желаю видеть рядом эту ошибку, и уж тем более не желаю держать эту мразь в своем доме. Внутри у Хакса все сжалось от ужаса. – Не торопись. Так или иначе, он твой сын. Возможно, его еще удастся активировать, когда ему исполнится семь. Может помочь естественный выброс адреналина. Или уже в подростковом возрасте на фоне гормональных изменений. Но помни, он должен беспрекословно слушаться тебя, исполнять все твои приказы. Ты должен полностью подчинить и контролировать его, потому что даже бракованные образцы бывают опасны. Можешь делать с ним все, что пожелаешь, но пообещай, что не избавишься от него без моего прямого приказа. – Да, лорд Сноук. – А теперь веди его сюда, я сотру ему память. Отец яростно посмотрел на него, быстро приблизился, резко схватил за руку, так, что Хакс вскрикнул от боли, и потащил за собой, словно тряпичную куклу. Он грубо толкнул его к высокому металлическому креслу, больше похожему на электрический стул, вздернул за шкирку, приковал железными обручами и отвернулся. Сноук направил ему в глаза операционный светильник, яркий белый свет ослепил, и резкая, жгучая боль прошила все тело. Он пытался вырваться, кричал, плакал, но не мог пошевелиться. А затем его накрыла непроницаемая спасительная тьма. Хакс очнулся от легких, нежных прикосновений к своей руке. Он разлепил мокрые от слез ресницы, посмотрел сквозь стоявшего напротив него Бена невидящим взглядом, понял, что уже свободен от датчиков и попытался подняться. Тело не слушалось его. – Неудачный эксперимент, – чуть слышно произнес Хакс и безвольно обмяк в кресле. – Опытный образец. Не человек, всего лишь бездушная вещь, с которой можно поступить, как угодно. Кто дал им право распоряжаться чужими судьбами, вмешиваться в природу, ломать чужие жизни? Лишать свободы выбора, превращать людей в вещи? Кто вы такие? – Мы. Такие же, как ты, – без тени жалости ответил доктор Скайуокер. – Моя мать, Шми, молодая еврейская девушка, подверглась чудовищным опытам в концлагере. Эксперименту, результатом которого стал я. Мутант с невероятными способностями, сверхчеловек. Но я – это только начало. Мутация не просто передается из поколения в поколение, но развивается, приобретает различные формы, совершенствуется. Логично предположить, что самый совершенный из всех выживших представителей нашего вида и пока единственный в своем роде – мой внук. – Ты знал, что я увижу, – обратился Хакс к Бену. – Да. Можешь возненавидеть меня, но я все равно скажу это: ты тот самый случай, когда дедушкина заглушка сработала. Твой мозг, интеллект от природы был настолько развитым и мощным, что мутация не смогла победить его. Но это не значит, что ты начисто лишен всех наших способностей. Ты – хамелеон. – Прости, я не готов сейчас это слушать, – сказал Хакс и все-таки встал с кресла. – Мне нужно побыть одному. Он методично надел обе своих футболки, кофту, поднялся, медленно ступая по лестнице, взял куртку и вышел из дома во внутренний двор. На улице давно стемнело. В траве вокруг дома, словно миллионы светлячков, мерцали крошечные огоньки, создавая ощущение невесомости, образ перевернутого звездного неба. Хакс прошел сквозь эту звездную лужайку в беседку, сел в свое плетеное кресло, стоявшее у самого края, и закурил. Он запрокинул голову, смотрел на далекие созвездия и не обращал внимания на слезы. Он жалел себя и ему не было стыдно. Каждая клеточка его тела кричала о застарелой душевной боли. Его отец сломал ему жизнь, превратил в чудовище, и все ради того, чтобы получить в его лице покорную, исполнительную заводную куклу и выслужиться перед своим хозяином. А когда понял, что план его не удался, пожелал избавиться от него, как избавляются от сломанной, ненужной вещи – выбрасывают на свалку. Впрочем, он так и сделал, потому что назвать жизнью тот жуткий кошмар, в котором долгое время существовал Хакс, было нельзя. Он никогда не просил о помощи, никогда не жаловался, никогда не плакал, и вот он сидел, пытался разглядеть звезды, которые можно было увидеть только здесь, за городом, но видел лишь расплывчатые подвешенные в темноте мутные полоски света и впервые не хотел больше жить. Он подумал о смерти, но при этом не почувствовал ни облегчения, ни страха. И тогда он вытер глаза, вновь посмотрел вверх, на яркие, вечные огни далеких галактик и решил, что, наверное, готов смотреть на них еще очень много лет, однако он так же не имел ничего и против того, чтобы больше никогда их не видеть. – И что мне теперь делать? – задал он вопрос в никуда, обращаясь к самой вселенной. – Жить, – тихо ответил ему Бен. Он снова ухитрился совершенно бесшумно подойти сзади. Хакс не глядя протянул ему руку, и он взял его ладонь в свою, а затем обнял со спины и не стал продолжать тему. Вообще не произнес больше ни слова. Стоял и держал за плечи, пока безысходность потихоньку не отступила, сменившись сначала отчаянной злобой, а затем уверенностью. Они не оставят это как есть. – Одному ты пообещал добыть образцы, другому – замести следы и избавиться от свидетелей, – сказал Бен. – Первый хотел сделать из тебя сверхспособную бездушную марионетку, второй приложил руку к зверствам твоего отца и недавно пытался физически уничтожить. – Он обошел кресло, в котором сидел Хакс, опустился на корточки и взял его руки в свои. – Теперь пообещай мне, что ни один из них не уйдет безнаказанным. – Обещаю, – твердо ответил он. И в этот момент физически ощутил, что между его прошлой жизнью и настоящим моментом лежали вовсе не шесть дней, между ними разверзлась пропасть размером с бесконечность. – Пойдем в дом, я сделаю тебе кофе, – предложил Бен и внимательно посмотрел на него. – Что ты видишь, когда смотришь на меня? – Все, чем ты являешься сейчас, все, чем ты можешь когда-либо стать. Я вижу тебя настоящего. – Тебе нравится то, что ты видишь? – Мне нравится тот, кого я вижу. Хакс потянул его за руки, призывая подняться, сам встал и обнял. Он не знал, что ждет их завтра, но сейчас он готов был позволить себе слабость почувствовать себя наконец-то живым, нужным и совсем немного – счастливым. – Что бы ни случилось, – тихо сказал ему Бен. – Помни, ты не один из них, ты один из нас. – И сколько нас? – Немного, и почти всех ты знаешь. – Столько лет экспериментов и всего несколько человек? – удивился Хакс, отстраняясь. – По-настоящему удачным случаем был только мой дедушка. Вторым, и куда менее удачным – этот ваш Сноук. Многие умерли в младенчестве, а среди тех, кто выжил, способности ни у кого не проявились. В первом поколении. – То есть? – Родители Рей. Сошли с ума от осознания своей беспомощности, подсели на тяжелые наркотики, чтобы уйти от реальности. Но она родилась уже другой. Бабушка Асоки была одной из первых женщин, на которых проводился эксперимент. Ее дочь не обладала никакими способностями и с трудом выжила, но передала мутацию в генах внучке. – Твой дедушка, доктор Скайуокер, знал об этом? – Он один, похоже, догадался. И к тому времени, когда бабушка забеременела, разработал серию препаратов, чтобы свести на нет все возможные трансформационные изменения, к сожалению, он добился почти обратного эффекта. Вместе с огромными потенциалом мозга, его дети также получили невероятно развитые чувства. – А ты? – А я, ко всему прочему, могу сказать тебе, что чувствует конкретный человек на другом конце света, почти на другом. Любой живой организм. И я до сих пор не знаю пределов своих возможностей. Иногда это пугает даже меня самого. – Ты сказал, я тоже обладаю некоторыми способностями. Но я никогда не замечал этого. – Разве? Мне казалось, что ты почувствовал синхронизацию в первый же день нашего общения. И потом это проявилось сильнее, когда мы играли в четыре руки, например, или когда ты ответил на мой незаданный вопрос в постели. Просто позволь себе использовать то, что досталось тебе, пусть и против воли, через боль, но это все равно остается неотъемлемой частью тебя самого. – Объясни, – потребовал Хакс. – Ты имеешь уникальную способность выбрать себе в пару одного из нас и, объединяясь с ним, обладать почти всеми его возможностями. Ты мог бы выбрать этого вашего Сноука, например, или маму, или Рей. Любого. Но ты выбрал меня. Неосознанно. В момент нашей встречи твое подсознание мгновенно решило, что я подхожу тебе как нельзя лучше, во всех смыслах, а остальное – просто химия, – легко и беззаботно сообщил ему Бен. – Как я и сказал, ты – хамелеон. Прячешься у всех на виду. – И ты сразу все понял? Поэтому и сказал тогда «нет»? Не хотел, чтобы я научился использовать тебя? И Фазме потом ответил, что у меня огромный потенциал, хоть я еще ничего не успел тебе сделать? – Он схватил его за расстегнутые края куртки, сжал ткань в кулаках и почувствовал, что по-настоящему злиться. – Ты обо всем знал с самого начала. Знал о моем задании, знал, кто я есть на самом деле, знал и оттолкнул. А потом? Подумал, что я буду полезнее, если приму твою сторону? Поэтому решил сменить тактику, решил приручить меня, показать мне мою силу, истинную природу? Ты знал, что я никуда от тебя не денусь, не смогу. – Хакс разжал пальцы и отпустил его. – И теперь тебе придется пожинать плоды своих стараний, потому что ты уже никогда от меня не избавишься, если только физически не устранишь. Живи с этим. – С удовольствием, – ответил ему Бен. – Пойдем, гений. – Он обнял его одной рукой за плечи и повел обратно в дом. – Как же тебе все-таки сложно примириться с банальным фактом, что ты можешь нравиться сам по себе. Ты – потрясающий, а все остальное – удачное дополнение, как и твоя способность доставлять умопомрачительное удовольствие от близости. Даже Кайло сразу почувствовал расположение к тебе, а он в этих делах круче всех соображает, потому что руководствуется инстинктами, а не логикой. Кайло! – позвал он енота. – Кончай охотится, давай домой. – Ты его видишь? – удивился Хакс последней фразе. Ко всему предыдущему добавить ему было нечего. – Чувствую. Сидел за деревом. Смотри. – Он указал в сторону, откуда к ним по кривой торопился пушистый зверь с полосатым хвостом. Енот подбежал на задних лапах и по обыкновению взобрался к хозяину на плечо. – Вот, мои все в сборе, – обнимая одной рукой Хакса, а второй придерживая своего питомца, сказал Бен. – Кофе, горячий шоколад, чизкейк, что пожелаешь. А потом я сделаю нам утку с овощами на углях, Асока позаботилась, купила все, что я просил. Тебе нужно поесть, все эти дедушкины манипуляции серьезно истощают организм. – Как скажешь, – улыбнулся Хакс. Есть ему не особенно хотелось, но забота была приятна. Они вернулись в дом, Бен показал их комнату на втором этаже, потом сварил обещанный кофе, провел в зимний сад, где в свете люминесцентных ламп росли некислые лимоны, нежно-сиреневые и синие розы, огромные съедобные кактусы и ползучие туи. Об экспериментах над людьми и сверхспособностях они больше не говорили. Обсуждали варп-двигатель, его сборку, испытания, реальное устройство космического корабля, который можно было бы укомплектовать таким двигателем. Хакс настолько увлекся, что принялся в воздухе чертить схемы, в уме высчитывать напряжение и стойкость конструкций, всерьез думать о сплаве для корпуса. Его захватила эта идея, он задавал вопросы о движущемся пространстве-времени, преодолении законов природы, объяснил, как он высчитал нужные величины для изменения атомной структуры материи, предложил использовать тот же принцип для создания новых связей, а значит новых, более гибких и более прочных материалов, применении этого принципа в бесшовном строительстве, полной герметизации конструкций. Бен слушал его очень внимательно, соглашался, восполнял пробелы в знаниях физических законов и с искренней гордостью восхищался его интеллектом, способностью к творческому мышлению, к созиданию за гранью человеческих возможностей. – Это невероятно, – заявил он. – Когда мы делаем что-то вместе, вот как сейчас, это словно делить одно сознание на двоих, только мы не делим, мы, напротив, умножаем. Наше восприятие, интеллектуальные способности растут в геометрической прогрессии. Для нас, действительно, нет ничего невозможного. – Закон дальнодействия Эйнштейна, – пространно припомнил Хакс сказанную им фразу. – Я боялся встретить такого, как ты, но еще больше я стремился к этому. Знал, что будет непросто, и не могу сказать, что ни о чем не жалею. Я ненавидел это задание задолго до того, как сел в самолет, а сейчас для меня мучительно подумать, что я мог отказаться. Поверь, я был способен сам окончательно уничтожить Энрика Прайда, друга моего отца, нынешнего генерального директора МИ5 и занять его место без дополнительной поддержки, но пойти против лорда Сноука я опасался, не хотел лишиться его содействия в дальнейшем. Так что я согласился, взял на себя не такие уж сложные обязательства, уже тогда осознавая, что игра куда обширнее, чем ее пытались представить мне. Единственное, чего я не предвидел, что Сноук и Прайд – непримиримые соперники по сути, в мое отсутствие договорятся и примут решение избавиться от меня, а в том, что мой непосредственный начальник действовал с позволения или даже по прямому указанию моего опосредованного руководителя, я не сомневаюсь. – В таком случае, тебе не остается ничего, кроме как переиграть обоих. – Интересная идея. Но для этого мне необходимо снова вернуться в игру. – И ты вернешься! Вместе со мной. – Нет, – однозначно ответил Хакс. – Нет. Ни за что. Я не буду втягивать во все это тебя. – Помнишь интересную схему в моей лаборатории? Наша цель не марионетки, наша цель – кукловод. И чтобы к нему подобраться, нужна хитрость. Собственно, не мне тебе это объяснять. Ты пообещал Сноуку образцы? Ты отдашь ему самый лучший образец – меня. – Еще неделю назад я бы порадовался твоим словам. Сейчас они меня ужасают. – Давай подумаем обо всем этом завтра. Или лучше послезавтра. Уверен, твои способности плести интриги не уступают твоим математическим и инженерным талантам. Мы придумаем, как все грамотно обставить. А сейчас предлагаю заняться ужином. – Наверное, ты прав, но я все равно против. Ужин готовили там же, в беседке. В темное время суток она прекрасно освещалась потолочными светильниками и невидимыми нитями гирлянд по периметру, так, будто казалось, что оранжевые огоньки висели прямо в воздухе. Хаксу было непривычно сидеть за столом в куртке, но обстановка и атмосфера располагали к трапезе на природе, тем более что пространство было чистым и специально оборудованным для приготовления и приема пищи. Энакин и Асока пили вино, Хакс горячий шоколад, а Бен зеленый чай с лимоном. Им обоим, после ударной дозы расслабляющего коктейля алкоголь был временно противопоказан. Впрочем, никто из них не расстроился. Говорили на отвлеченные темы, в основном о науке, строении мозга, восприятии реальности, и, когда все уже готовы были пойти в тепло и уют дома, перед этим отыскав и отловив енота, который временно доверился животным инстинктам и перестал считать себя человеком, Энакин пристально посмотрел сначала на Хакса, потом на своего внука и предупредительно покачал головой. – Я знаю, что вы задумали, – твердо сказал он. – Плохая идея. В свое время чуть не стоила жизни мне и моему сыну. Но отговаривать вас я не стану. Когда придет время, возьми с собой сестру, – обратился он к Бену. – Ты слишком опекаешь ее, стараешься оградить от всего, но она способная девочка, куда сильнее, чем тебе кажется. Мы все поможем. – Спасибо, – коротко ответил Бен. Было видно, что поддержка дедушки много для него значила. – Пойдем спать, – обращаясь к Хаксу, сказал он. – День для тебя выдался непростой и слишком насыщенный. – Не уверена, что он хочет именно спать, в расхожем смысле, – с иронией заметила Асока. – Но вы там уже сами разберетесь. Она взяла под руку Энакина и направилась вместе с ним в дом. – Не обращай внимания. Дедушка не просто так прозвал ее когда-то Шпилькой. – Знаешь, она права, в общем, – нерешительно отозвался Хакс. – Позапрошлой ночью я впервые за всю жизнь испытал удовольствие от того, что в нормальных обстоятельствах принято считать близостью. И хочу повторить этот опыт. Разве это плохо? – Это просто замечательно! Они отловили Кайло и тоже ушли в дом. – Сразу видно, что это твоя комната, – закрывая дверь и отпуская енота, отметил Хакс. – Только не говори, что собираешься наводить здесь порядок, – наигранно испугался Бен. – Дело не только в беспорядке, который мне, безусловно, невероятно хочется устранить. Дьявол в деталях. Здесь все говорит о тебе, твоем характере, образе жизни. Формулы, модели, техника, домик для Кайло. Даже то, как лежат карандаши и маркер на столе. И ноутбук. Ты замечал когда-нибудь, что кладешь его так, чтобы один угол всегда оставался на весу? – Так брать проще. Подхватил и пошел. – Импульсивность в действиях, в принятии решений. Ты ненавидишь ждать, тебе нужно все и сразу. – Не отрицаю. Хотя, тебя я ждал целых четыре дня. Беспрецедентный случай. – Даже знать не хочу, что было раньше. – Обычно, если я принимал решение заняться с кем-то сексом, то делал это сразу, как только нам удавалось добраться до приемлемого места. – Я же сказал, что не хочу этого знать. Но теперь мне понятно, почему наши общие коллеги почти с самого начала принялись отпускать в мой адрес скабрезные шутки. – Да, они сразу поняли, что ты мне понравился, – сказал Бен и чуть заметно улыбнулся. – Это означает, что для меня не существовало ни малейшего шанса, и все что произошло, было неизбежно? – подходя совсем близко, спросил Хакс. – Ты мог не захотеть меня, – ответил Бен, легко касаясь его щеки. – А такое возможно? – почти прошептал он, прикрывая глаза. – Не знаю. Теоретически…, – Бен не стал заканчивать фразу, чуть наклонился и поцеловал его. Хакс позволял себя целовать и наслаждался. Он никогда не думал, что будет балдеть от поцелуев, но каждый раз буквально замирал, не желая разрушать очарование момента. И все же… – Мне нужно принять душ, – разрывая поцелуй и немного отстраняясь, попросил он. – Перед тем как… мы продолжим. – Он запнулся и посмотрел на Бена, стараясь понять его реакцию. – Тебя это беспокоит? – Ни сколько. Я тоже люблю быть чистым. Это очень нормально. Тем более, что начать «продолжать» мы можем и в ванной. – Да, – коротко ответил Хакс. Он расстегнул кофту и остановился. Обычно, когда он был один, то раздевался равнодушно, не глядя на себя, методично снимал одежду и аккуратно складывал, зная, что следующим утром ее заберут в химчистку. Недавно в лаборатории он разделся под действием момента, находясь в состоянии аффекта, впрочем, был благодарен доктору Скайуокеру за поддержку. Но как раздеться под гипнотизирующим, изучающим взглядом Бена, он не знал. Даже несмотря на то, что тот уже не раз видел его без одежды, ощущение какой-то неполноценности, дефектности не проходило. – Мне непросто объяснить, насколько ты привлекательный, потому что ты очень давно вбил себе в голову, что это не так. Но ты можешь почувствовать то, что чувствую я, когда смотрю на тебя. – Как? – Захотеть. – И все? – Да, – коротко ответил Бен, обнял его за плечи, прижал к себе и снова поцеловал, требовательно, страстно, но нежно и легко. Хакс отпустил контроль, потянулся навстречу, желая стать единым целым и в этот момент совершенно естественно, словно это было его собственное ощущение, испытал восхищение, которое чувствовал позапрошлой ночью. – Твоя внешность необычная и очень интересная, – добавил Бен позже. – У тебя прекрасное тренированное тело, тонкие кости, узкие бедра, которые идеально сочетаются со всем остальным. Длинные ноги. Все это вместе придает твоему образу общую элегантность, создает неповторимую гармонию. Как и золотисто-рыжий цвет волос. Я очень хочу детально рассмотреть тебя, каждую веснушку на твоей коже, потому что ты нравишься мне весь, целиком, со всем твоим прошлым, твоими шрамами. Для меня в них нет ничего безобразного, наоборот, они говорят о невероятной скрытой силе и стойкости характера. И сейчас ты можешь чувствовать мою искренность, ты можешь даже прочитать это в моих мыслях. В том, чтобы читать что-то в его мыслях, у Хакса не было нужды. Он, действительно, чувствовал. Все, о чем Бен говорил, и даже больше. Он поражался, глядя на себя его глазами, проникался невероятным, почти священным очарованием и желанием, но не безраздельно владеть, подчиняя себе его тело и волю, а желанием обладания в физическом и ментальном единении. Не унижение, а величие. Когда Бен говорил о нем в свойственной ему манере, Хакс чувствовал его уверенность в каждом произнесенном слове. Тому было глубоко наплевать, в каком виде попала к нему истинная красота, он видел ее, восхищался ей, стремился оберегать и гордился. Он гордился тем, что Хакс выбрал его. – Могу, – согласился он. – И чувствую. А дальше без лишних слов и сомнений снял с себя сразу обе свои майки, сбросил обувь, не глядя, стянул к ступням спортивные брюки вместе с бельем и сделал шаг назад, оставляя одежду на полу. Он стоял полностью обнаженный и позволял Бену любоваться собой, словно античной статуей в музее. Картину портила разве что повязка на левой ноге, но самому Хаксу было наплевать, он чувствовал себя неуязвимым и привлекательным. – Ванная, – не отводя от него взгляда, произнес Бен и указал куда-то за своей спиной. Затем быстро разделся, толкнул малозаметную дверь и пригласил следовать за собой. – Лунный свет, – громко сказал он и освещение сменилось на легкое мягкое мерцание. – Все равно, что купаться в середине июля при свете луны и звезд. Надеюсь, размер ванной придется тебе по вкусу. Это был, скорее, мини-бассейн, и Хакс оценил это. А еще больше он оценил то, что ванная уже была наполнена горячей, как он любил, водой с едва заметным хвойным ароматом. – Узнаю запах. Что это? И когда ты успел включить воду? – Релаксант дедушкиного изобретения, действует как ранозаживляющее и расслабляющее средство, а воду я включил сразу, при входе в стене панель. Давай размотаем твою ногу, посмотрим, что там. Он усадил Хакса на бортик ванной и аккуратно снял повязку. – Напоминание о моей нерасторопности, – прошептал Бен, проводя по свежей, уже зарубцевавшейся бордовой отметине. – Напоминание о жизни. О том, что благодаря тебе я получил свой второй шанс. И, в отличие от остальных, этот шрам мне нравится. Нет, я люблю его! – Хакс сам положил руки ему на плечи и потянул за собой в воду. Купаться – так купаться. И засмеялся. Позже они вместе сидели в подогреваемой воде, в мерцании лунного света и Бен целовал его плечи, веснушки, шею, крошечные ранки, оставленные тонкими иглами магнитного датчика, а Хакс, перебравшись к нему на колени, крепко сжимал его руки в своих, сцепляя пальцы и задерживая дыхание. Он прекрасно ощущал его возбужденный член между своих ягодиц и хотел почувствовать его внутри, целиком, прямо так, прижимаясь спиной к груди. – В воде не очень приятно и тебе может быть больно, – заметил Бен, целуя его в ухо. – Давай выбираться отсюда. – Нет. Хочу здесь, сейчас. – Он запрокинул голову назад, разомкнул сцепленные пальцы, ухватил его за волосы, притянул к себе и поцеловал в губы. – Сейчас, – выдохнул он. – Включить моментальный слив воды, – отдал очередной приказ Бен. – Я предупреждал. Лови! В этот момент прямо в Хакса полетело что-то овальное и на вид почти прозрачное, он мгновенно выставил вперед руки и ухватил мягкий силиконовый тубус. – Когда-нибудь я привыкну к твоему банальному телекинезу, – с усмешкой в голосе заметил он и передал пойманный предмет Бену. – Быстрее, чем кажется. Приподнимись. – И не подумаю. Ты можешь удерживать целое здание от разрушения, меня ты уж точно сможешь поднять и держать так, как тебе нужно, – абсолютно расслабившись и совершенно обнаглев, сказал Хакс. И почти сразу ощутил нечто невероятное. Его тело словно растворилось и в то же время окрепло, он осознал иное присутствие в своей голове, но не почувствовал отторжения. Он объединился с Беном на уровне, который выходил за пределы обычного человеческого самосознания и самовосприятия. Они стали целым, и они были одновременно всем, поглощенные друг другом, но в высшей степени индивидуальны. То, что сам Хакс никогда не смог бы передать словами, какие бы красноречивые эпитеты он не находил. Просто для этого состояния еще не придумали слов. – Что это? – спросил вслух Хакс, хотя мог бы задать этот вопрос и мысленно. «То, что возможно только для нас двоих. Ты впустил меня, я впустил тебя, мы едины на уровне чистого разума. Говорить не нужно, даже думать не обязательно. Ты понимаешь меня, как самого себя на глубинном уровне сознания.» Воздух мерцал и его можно было потрогать руками, Хакс буквально видел его молекулы, но и общую картинку он видел тоже. Он пожелал посмотреть, как переливаются капли воды в лунном свете, и вода послушалась его, медленно поднялась со дня ванной, повисла в воздухе крошечными капельками, отражая лучи света. Он подумал о теплом летнем дожде и капли сорвались вниз. «Я так могу?» – даже не подумал, а скорее удивился он сам себе. «Мы можем». «Невероятно!» «Как только ты перестанешь ограничивать себя, мы сможем все. А пока…» Реальность вернулась в относительную норму. – Еще! – возмутился Хакс. – Шаг за шагом, помнишь? Не хочу, чтобы ты снова потерял сознание от перегрузки. Но ты всегда можешь частично соединяться со мной, когда сам захочешь, – вкрадчиво прошептал ему на ухо Бен. – Например, сейчас. – Ладонь его скользнула между ягодиц Хакса, а пальцы погладили нежную кожу ниже основания позвоночника. – Ты делал это бессознательно, а теперь попробуй осознано. – Да, – чуть слышно ответил он, прикрывая глаза и вновь запрокидывая назад голову. Ему не было больно, и не только потому, что воды в ванной осталось совсем немного, на самом дне, и не потому что смесь с приятным хвойным ароматом снимала дискомфорт, а потому что он каждой клеточкой чувствовал стремление доставить ему удовольствие, наслаждение, мог контролировать неконтролируемое, избавляясь от любых проблем в доверии. Он полностью по-настоящему объединялся с другим человеком и это стало настолько естественным, что вытеснило любой страх, любые неприятные ощущения. Хакс сам оттолкнул ласкающую его руку, когда понял, что готов, сам немного приподнялся и приставил головку к своему анальному отверстию и сам медленно, помогая себе пальцами, ввел ее в тугое кольцо мышц. Он задержался немного, привыкая, а потом сделал так, как хотел, полностью опустился на возбужденный член Бена, крепко прижимаясь ягодицами к его паху, а спиной к его груди. И замер. – Можешь сделать со мной все, что захочешь, потом, в постели, если сейчас… Ему не нужно было продолжать, Бен его и так понял. Хакс хотел провести эксперимент, сможет ли тот, объединившись с ним сознанием, кончить только от того, что кончит он сам. Одновременное удовольствие обоих от удовольствия одного. – Никогда не пробовал, но с тобой все возможно, – отозвался Бен и раздвинул ему ноги пошире. – Не двигайся. Для чистоты эксперимента. Хакс уловил насмешку, уверенно подумал, что с этой задачей он справится, но чуть сразу все не испортил, стоило только Бену губами прижаться к его виску, а пальцами к чувствительным точкам на яичках. И тут же снова испытал невероятные ощущения от объединения сознаний. Частота мерцания света увеличилась, краски стали ярче, а воздух горячее. Он закрыл глаза и растворился в ощущениях, в их влечении, в бешеной пульсации крови, в жаркой тесноте внутри себя, в чрезмерной силе желания, во всепоглощающей страсти. И он не мог определить, где кончалась сущность одного и начиналась другого, их сознания множились, создавая проекции самих себя, словно их изначально было больше, чем двое, и в то же время они были единым, единственным. Бен удерживал их где-то на грани, каждым прикосновением даря им обоим все новые оттенки наслаждения, и тогда Хакс на себе испытал, что означает его способность усиливать удовольствие. Он не понимал, сколько прошло времени, для него оно одновременно остановилось, растянулось и бешено бежало, для них обоих. Мысленно он умолял Бена двигаться быстрее, мысленно Бен умолял двигаться его самого, всего мгновение, Хакс задержал дыхание, замер, до боли стиснув пальцы, услышал собственный стон удовлетворения со стороны и растворился в общем восторге. Он не терял сознания, просто в голове у него было пусто, а под закрытыми веками плясали крошечные электрические разряды, затухая где-то на задворках сознания. Ему было хорошо и спокойно, тепло и уютно, он медленно плыл по волнам блаженства и даже слышал плеск воды. – Кажется, я влюблен в тебя, – совсем тихо сказал ему Бен и расслабленно поцеловал. – То есть, ты не уверен? – растягивая слова, так же тихо поинтересовался Хакс. – Я никогда не испытывал ничего подобного, поэтому утверждать не берусь. Но в своих чувствах я уверен. – Было невероятно. Абсолютно все. – Да. Никогда не думал, что такое возможно. – Готов исполнить обещание, – зевая, пробормотал Хакс. – Готов завернуть тебя в одеяло и проспать рядом восемь часов. – Самая лучшая мысль, – на грани забытья отозвался Хакс. Он почувствовал, что выключается. Бен аккуратно вышел из него, сполоснул оставшейся в ванной водой, медленно поднялся, беря на руки, небрежно вытер обоих полотенцем, чтобы вода не капала на пол, и выполнил то, что озвучил: донес до кровати, завернул в одеяло и прижал к себе. Хакс бессознательно улыбнулся, вспоминая забавное признание, инстинктивно придвинулся вплотную к источнику тепла и провалился в сон. Третье утро подряд Хакс проснулся с енотом на голове. Однако разбудил его вовсе не Кайло, а отчаянное жужжание телефона. Он почти нежно отодвинул полосатый хвост, аккуратно перегнулся через Бена, в процессе понимая, что все равно разбудил его, и оглядел пространство пола, откуда и доносилось жужжание. – Забей, – лениво отреагировал Бен и небрежно обнял его поперек. – Это Фазма. Потом перезвоним. – Доброе утро, – отозвался Хакс. – Согласен. – Он открыл глаза, потянулся, прогнал с кровати Кайло, потом лежал и просто смотрел. Хакс смотрел в ответ и думал, что, если бы ему сейчас предложили переписать свое прошлое, выбрать другую судьбу, он наотрез отказался бы. Теперь, находясь в этой комнате, в этой кровати, с этим человеком, он не согласился бы изменить в своей жизни ровным счетом ничего. Ни единого, даже самого отвратительного и самого жуткого момента. Потому что сложись в его жизни хоть что-то иначе, они могли никогда не встретиться, или встретились бы, но не так. Не было бы этого утра, этой комнаты, не было бы всего того, что произошло в эту невероятную, самую длинную и самую необычную неделю его жизни. Он передвинулся, сворачиваясь на коленях у Бена, заменяя выгнанного в свой домик Кайло, уткнулся лицом ему в живот и медленно гладил ноги, скрытые под одеялом, а Бен расслабленно перебирал пряди его волос, чуть касаясь виска. – Знаешь, чего я хочу? – утвердительно спросил Хакс. – Да. Ты не готов, – сказал Бен и положил ладонь ему на спину. – Я не могу причинить тебе боль. Просто, потому что. – Когда с твоей точки зрения я буду готов, ты свяжешь мне руки и поставишь на колени, а пока. – Хакс приподнялся, откинул одеяло, прижался головой к его паху и не раздумывая сделал то, что считал самым отвратительным в навязываемом ему сексе – почти полностью вобрал в рот его твердеющий член и почувствовал, как он увеличивается в размерах от чутких прикосновений языка и губ. Ему не было противно, а осознание контроля над чужим удовольствием делало процесс даже приятным. В сознании Хакса отпечатался слепок с тех невероятных ощущений, которые доставляло объединение разумов, и он бессознательно потянулся, пытаясь слиться, стать одним целым, почувствовать то, что чувствовал Бен. Тот легко впустил его, и тогда Хакс получил еще одно преимущество, теперь он точно знал, что делало наслаждение острее, какие его движения дарили наибольшее удовлетворение. Он сконцентрировался на касаниях и ласке, но в процессе осознавал – ему этого мало, его центру удовольствия требовалась дополнительная стимуляция. Бен мысленно позвал его, он мысленно откликнулся, сменил положение, снова прижимаясь спиной к его груди, позволяя крепко обнять себя, слегка согнул в коленях ноги, давая умелым скользким пальцам беспрепятственно проникнуть внутрь себя. Впрочем, долгой подготовки не потребовалось, да и терпение было на исходе. Хакс желал полного объединения: ментального и физического, так что, когда Бен почти беспрепятственно протолкнулся внутрь, он по обыкновению задержал дыхание и насаживаясь до самого конца, задрожал от наслаждения. Он чувствовал его внутри и был им сам, чувствовал его руки и сам был его руками, он чувствовал его напряжение и был проводником для этого напряжения, принимая и посылая разряды удовольствия сквозь оба их тела. Бен ласкал его в такт своих движений, как если бы ласкал самого себя, и Хакс чувствовал и это тоже. Хотел грубее, сильнее, резче и тут же получал, чего хотел. Он глотал горячий воздух, скручивал мышцы, до боли впивался пальцами в удерживающие его руки, с каждым разом все ближе подбираясь к долгожданному моменту разрядки, и, когда предел был пройден, закричал, рассыпавшись на миллиард осколков, которые в мгновение вспыхнули и погасли, оставляя после себя только пустоту, эйфорию и затухающее блаженство. – Ничего не хочу, – прошептал Хакс и почувствовал нежный поцелуй на своем плече. – Я тоже. Но мне нужно накормить наше беспокойное семейство, порадовать дедушку. И кофе тебе сварить. И Кайло искупать, он обожает эту ванну. – Если мне еще раз хоть кто-то укажет на мою зацикленность на работе и неумение отдыхать и расслабляться, я приведу в пример тебя. – Отдыхать и расслабляться – это то, что я делаю лучше всего. – Неправда. Просто обязанности у тебя благодарные, а дела – приятные. Ты не переключаешься с работы на удовольствие, для тебя работа – удовольствие. – И то верно. Пойдем мыться, – позвал его Бен, взъерошил и без того растрепанные волосы и потормошил за плечо. – Ты же понимаешь, что если сейчас я пойду туда вместе с тобой, то завтрака у твоего дедушки не будет еще минимум час, – оборачиваясь к нему, беззлобно поиздевался Хакс. – Обожаю твою прямолинейность. Договорились. По очереди. Возьми с собой Кайло, он потом придет к нам, когда поплавает в удовольствие. Енот, услышал свое имя, высунулся из домика и снова взобрался к ним на кровать. По-хозяйски смерил шагами все пространство, остановился около Хакса и лег рядом с ним. – Порой мне кажется, что Кайло в прошлой жизни был человеком, и не самым последним из людей. – Он заботливо погладил подсунутую ему мордочку, енот в ответ заурчал и лизнул его. – Я не ревную, – скорее убеждая самого себя, сказал Бен, встал и ушел в ванную. Завтрак был чудесным, обстановка теплой, даже Асока не острила и улыбалась. Правда, было похоже, что улыбалась она каким-то своим мыслям. Они распрощались почти сразу. Хакс поблагодарил доктора Скайуокера за участие и был приглашен приехать снова. Бен, в свою очередь получил в напутствие предостережение не торопиться и не пренебрегать техникой безопасности в объединении. Затем они отловили заботливо высушенного феном Асоки енота и отправились в следующий пункт назначения. По дороге позвонили Фазме, в два голоса заявили, что у них все хорошо, что Хакс обязательно появится в понедельник в Управлении и безо всякого сомнения продолжит выполнять свои обязанности, переловит всех негодяев. А что касается предстоящей ночной уличной гонки, то они сообщат о своем решении, как только будут дома. Заехали к Лису. Бен починил систему кондиционирования и вентиляцию, а Хакс помог с мудреным алгоритмом. В награду солнечная красавица накормила их, выдала им в дорогу целый огромный вишневый пирог и еще по стакану кофе в придачу. Она посмеялась, что самые высококвалифицированные и самые высокооплачиваемые специалисты в мире работают у нее за еду, напоследок сунула Кайло сырных гренок и заговорщицки подмигнула Хаксу. Уже подъезжая к Вашингтону, они завершили сочинять и отправили самый проникновенный и самый формальный отчет для самой высокопоставленной персоны из МИ6, в котором Хакс изобличал действия своего непосредственного начальника и докладывал о наилучшем разрешении их дела, предлагал на блюдечке преподнести наивысшую форму воплощенного сверхчеловека, лучшего из имеющихся образцов. Город встретил их привычным шумом и яркими вечерними огнями. – Как насчет отдохнуть и расслабиться? – вкрадчиво поинтересовался Бен, заводя свою машину в гараж. – Так ты приглашаешь меня принять участие в том безумии, которое у вас именуется уличными гонками, надо полагать? – вопросом на вопрос ответил Хакс. Бен не стал ничего говорить, он просто указал на черно-красного монстра в дальнем углу гаража. Волна адреналина, гордости, скорости, радости от победы, глубинного стремления завоевывать новые территории, быть лучшим во всем, быть лучшим для него, захлестнула Хакса, отодвинула на задворки сознания все опасения и страхи, окунула в азарт достижения невозможного. – Да, – кивнул он, впервые в жизни соглашаясь на безумный, необдуманный и ненужный риск. – Будет весело, – добавил он и улыбнулся. Бен улыбнулся ему в ответ, взял за руку и благодарно стиснул ладонь. Хакс понял его, понял, насколько важным было его согласие, его доверие. Не зря все-таки самые волнительные моменты считаются сугубо личными. Их просто нереально разделить с кем-то другим, потому что никто не видит тебя изнутри, не чувствует мир также как ты, не мыслит подобными тебе формами и образами. Хакс стал исключением. В его жизни теперь существовал тот, кто был способен проникать глубоко в сознание, в саму суть, единственный, с кем можно было объединяться на уровне чистого разума, с кем можно было не делить, а множить миры, удовольствие, способности, любые переживания и радости. И ничего не бояться. Быть собой, быть свободным даже в самых сокровенных переживаниях, сохраняя собственную личность в единении. И Хакс считал себя достаточно сильным, чтобы принять те невероятные возможности, которые предлагала ему вселенная.