Ложка меда

      Вторая половина практики к Эймонду почти что ласкова, даже дышать в школе становится чуть легче… по крайней мере, в те дни, когда его уроки не стоят у учеников после физкультуры.              Пару раз он даже сопровождает мистера Стронга на педсоветы, столь же нудные, сколь и бессмысленные. Роберт из пятого сиганул в окно на уроке математики (Эймонд чуть челюсть не теряет, но вовремя соображает, что тот самый класс располагается на первом этаже, и оболтус разве что форму измазал в траве и земле), десятый класс застукали за курением в туалете, одиннадцатый — не застукали, но половина учителей твердо убеждена, что и они виновны (сидящий неподалеку Люк изо всех сил старается не рассмеяться, пока кивает и соглашается, что непременно проведет с ними воспитательную беседу), младшеклассники опять пинали баскетбольные мячи ногами (а вот здесь Люк уже совсем не смеется), а еще выделенный на год бюджет надо непременно и как можно скорее распределить на всяческие культурные мероприятия, чтобы в следующем году его не урезали… На следующем собрании Эймонду даже приходится участвовать в голосовании о том, как быть с многочисленными пропусками в связи с соревнованиями, но на этот раз Люк (совершенно случайно, разумеется), сидит ровно позади него, и весь нудный процесс делается, в общем-то, чуть более сносным.              А еще он снова встречается с мисс Риверс в импровизированной уличной курилке, надежно защищенной ее убийственным взглядом от посягательств учеников. С ней, в общем-то, даже неплохо. Как-то раз она с тоской берет у него обычную сигарету, когда ее электронная оказывается разряжена, и обменивает ее на свои весьма циничные мнения по поводу коллег и информацию о подковерных школьных интригах. Эймонд даже оказывается впечатлен. Не настолько, чтобы и мысль допустить о том, чтобы променять свою академическую карьеру на школу, но все же.              В отличие от одноклассников, учителям он в школьные годы нравился — должно быть, тем, что не доставлял хлопот и не только выглядел, но и вел себя ответственно и серьезно, а еще умел вежливо их слушать. Вот и ей он, кажется, пришелся по душе, потому что со следующего дня мисс Риверс уже сама начала вылавливать его на переменах, чтобы отправиться в запретный закуток вместе, а не встретиться там случайно.              — Как тебе школа? — спрашивает она вдруг обыденно в начале его последней недели, закончив увлекательный рассказ о четвертом муже директрисы (Эймонд ни за что не сознается, конечно, но продолжения оборвавшейся на третьем муже истории ждал все выходные). — Еще не надумал пойти в учителя насовсем? Если вопрос в том, чтобы попасть именно сюда — только скажи, вакансия появится.              Ему не хочется уточнять, как именно может освободиться занимаемое ее младшим братом место, чтобы не оказаться привлеченным за соучастие, да и положительного ответа он в любом случае дать не может.              Окончание практики сладко пахнет свободой и самую малость — разочарованием. Половина его одиннадцатого класса сегодня не появилась на уроке — важный баскетбольный матч в другом городе, на который их в качестве тренера сопровождает Люк. Эймонду странно подумать, что он так и покинет эту школу, не попрощавшись, но и спросить хоть кого-то об их возвращении кажется неуместным. «Когда ждать одиннадцатый класс обратно?» «Надолго они там?» — все кажется каким-то не таким, как будто на него как на чудака посмотрят, если он этим заинтересуется, и подумают что-то совсем не то. Вот Эймонд и молчит, но не может перестать об этом думать. Да так, что пару раз поправляет сам себя посреди урока, спутав даты в рассказе — с ним такого позора раньше не бывало.              Ему и дома покоя нет — он так теряется в каких-то глупых и совершенно не уместных мыслях, пока вечером предпоследнего дня заполняет последний отчет по практике на кухне, что соглашается все же на предложение Эйгона выбраться вечером пятницы в бар. Чуть спасает ситуацию разве что Дейрон, просто заглянувший за яблоком, но с поразительным энтузиазмом согласившийся составить им компанию.              Последний день в школе встречает его сюрпризом. Весь класс на месте… и сердце начинает биться в груди как-то отвратительно часто. Эймонд надеется, это сердечный приступ.              Он проводит свой последний урок, выслушивает все стандартные замечания мистера Стронга (чуть более эмоциональные, чем обычно, разве что потому, что тот лишается бесплатного исполнителя своих обязанностей), и прощается с ним, обещая непременно передать все наилучшие пожелания деду.              (Ну-ну, разумеется. Да Эймонд теперь даже на помощь не позовет, если будет тонуть, а единственной живой душой в округе окажется его дед!)              Он собирает вещи и торопится вниз вместе с разбегающимися по нужным кабинетам школьниками, когда у своего пропахшего реактивами и самую малость гарью кабинета его за рукав цепляет мисс Риверс с не предполагающим отказов:              — Выйдем?              Они спускаются по лестнице, проходя мимо уступающих дорогу взявшей его под руку мисс Риверс детей, но упираются в парочку тех же одиннадцатиклассников, которых Эймонд лишь недавно отпустил со своего урока.              — У вас сейчас обед, — замечает мисс Риверс, наверняка именно потому сейчас и собравшаяся в курилку, — там сегодня куриные грудки, есть можно. Дуйте быстрее, пока мышцы сохнуть не начали.              — Я думал, вы не едите мясо, — замечает один из мальчишек. — Это же из-за вас в столовой теперь есть вегетарианское меню.              Мисс Риверс недобро прищуривается:              — Все верно, только детей, которые получают двойки за контрольные. На десерт.              Оба возвышаются над ней, как столетние дубы, но Эймонд поклясться готов, что на мгновение один все же порывается спрятаться за второго.              — Мистер Хайтауэр, — мальчик неловко прочищает горло, не рискуя больше смотреть в сторону мисс Риверс. — Мистер Стронг вас искал.              — Я только что от него, — Эймонд вопросительно вскидывает бровь. — Он не сказал, что ему нужно?              — Да не тот мистер Стронг, — в животе что-то странно щекочет, — а кру… ну то есть, мистер Стронг, который учитель физкультуры. Он сейчас в первом зале. Сказал, это что-то очень важное.              Что такого важного там может быть, чтобы посылать своих учеников на его поиски? Эймонд наспех прощается с лишившейся партнера по курилке, но вроде как не слишком этим разочарованной мисс Риверс, и нервно закусывает губу только очутившись уже на пустой лестнице, ведущей к спортивному крылу.              Первый зал открыт, но в нем никого нет. Эймонд неловко топчется на месте, оглядываясь по сторонам, и уже почти было решает, что дети просто выдумали поиздеваться над ним напоследок, придумав себе что-то о нем и своем учителе, когда слышит наконец странный шорох из приоткрытой двери инвентарной комнаты. Люк оказывается там — в спортивной форме балансирует на самом верху стремянки, даже так с трудом дотягиваясь до высокого потолка.              — О, хорошо, что ты пришел! — он даже через стоящую в инвентарной тьму улыбается так искренне радостно, что у Эймонда противно загораются щеки. Ну и придурок… — Лампочка перегорела, пришлось отрубить здесь электричество, чтобы поменять, а теперь ничего не видно. Подержишь дверь открытой?              Эймонд оттягивает держащую створку на месте пружину и приваливается спиной, следя за балансирующим на стремянке Люком. Ну хоть сейчас картину пиши и вешай ее в галерее среди прочих — никто и подвоха не заметит, если вместо лампочки он будет с таким же воодушевлением играть мышцами и туго тянуться к какому-то из символов божествественной милости.              Цоколь встает в правильное место, и Люк впервые его проворачивает, отрывает от перекладины и вторую руку, чтобы подстраховать себя…              Эймонд оказывается вдруг прямо под ним, схватившись за другую сторону пошатнувшейся стремянки. Упал бы Люк, конечно, на одну из высоких стопок матов, но доверять дело случаю совсем не хотелось.              — Так ты за безопасностью следишь? — только и вырывается у Эймонда укоряюще, пока он сжимает дрожащие руки на ножках стремянки, пряча испуг.              — Прости, — Люк только смеется. Кажется, все же нервно. — Зато я разогрел мышцы перед этим.              — Это не сме…              Темнота окончательно проглатывает их вместе с оглушительным грохотом захлопнувшейся двери. Несколько мгновений тишины… и отрицания.              Эймонд оказывается у двери первым и дергает на себя ручку, уже зная, что его ждет. Заперто.              — Вот пекло… — вздыхает Люк откуда-то сверху, и Эймонд понимает, что услышит следующим. Сердце заранее со свистом проваливается вниз. — Ключи остались на столе…              Телефон… заперт в учительском сейфе на другом конце здания. Политика школы — оставить их без единственного шанса на спасение.              Это в голове не укладывается. Он ведь уже почти вырвался на свободу, уже почти вдохнул полной грудью впервые за этот месяц. Даже впервые в жизни согласился выпить вечером в компании Эйгона…              Эймонд судорожно дергает ручку еще несколько раз, прежде чем с силой стукнуть по двери всей ладонью.              — Полегче, — ступени скрипят, пока Люк спускается на пол, — паника тут не помощник.              Эймонду хочется в сердцах сказать что-нибудь очень злое, но он вовремя прикусывает губу. Сам тоже хорош — не проверил, ходит ли по залу сквозняк, и ничем не подстраховал дверь. Да и Люка попрекать ему как-то не хочется первым же делом после недели, за которую они еще не виделись…              — И что теперь? — спрашивает он глухо, все еще стоя у двери. — Навсегда здесь останемся?              По спине пробегает холодок. Впереди два выходных дня, и если их не вытащат сегодня…              — Будем ждать, — судя по звуку, Люк плюхается на одну из стопок матов. Долбаный его неунывающий оптимизм… — Сейчас мы отсюда ни до кого не докричимся, но часа через два закончатся уроки, и ребята придут в зал разбирать свою игру на матче.              — Два часа? — переспрашивает Эймонд в надежде, что ослышался.              Люк вместо ответа хлопает рукой по мату возле себя — Эймонд все более отчетливо начинает различать его силуэт в темноте.              — Сам не заметишь, как время пролетит. Сыграем в города?              Эймонд падает на мат, уставившись в пустоту перед собой. Бойся своих тайных надежд. Вот ему и обиженные на судьбу мысли, что они так и не встретятся больше перед его выходом на свободу — боги в очередной раз посмеялись ему в лицо…              — Я начну… Спайстаун.              — Не хочу я играть в города, — бурчит Эймонд с раздражением.              Темная душная комнатка на него давит. Вынужденное уединение, от которого не сбежать стыдливо, прикрывшись приближающимся уроком или другими делами, требует действий, к которым он совершенно не готов…              Люк тоже затихает. Задумчиво отталкивает от себя в темноту выпавший из корзины мяч и задает уже, по-всей видимости, стандартный вопрос:              — И как тебе школа? Сегодня ведь последний день, да?              Эймонд смотрит на силуэт своих ладоней и жует губу. Когда о том же спрашивала мисс Риверс, вежливо сказать «Это все, к сожалению, совсем не мое» вышло очень просто. А вот теперь всякий просящийся на язык ответ кажется неправильным.              — Знаешь, — Люк вновь заговаривает сам, не дождавшись ответа, — детям ты, вообще-то, понравился. Ну, — он усмехается, — точно больше моего дяди. Девочки даже пытались выяснить, нет ли у меня твоего номера, раз соцсетей ты не ведешь, и я тогда понял, что нет…              Он шумно сглатывает. А у Эймонда потеют ладони и сохнет во рту, когда он смотрит, наконец, в его сторону и все же давит из себя тихое:              — Хочешь мой номер?              — Если… — Люк нервно смеется, зарывается всей пятерней в кудри на затылке. — Только если ты не против…              — У меня есть визитки, — это напоминание самому себе заставляет чуть приосаниться. — Я дам тебе одну, когда выберемся.              Эймонд поклясться готов, что Люк едва удерживает в себе что-то очень едкое про раздающих визитки людей, и вместо этого давит свое неловкое:              — Конечно. Да, давай.              У Эймонда все лицо горит, спина мокнет от волнения, а голос трескается, но все же он заставляет себя отчетливо сказать еще и:              — Я тоже хотел бы твой номер.              Это совершенно невыносимо. Как вообще люди делают это и не сходят с ума? Ответа у Эймонда нет, как нет и никаких толковых мыслей, что еще к этому добавить.              Ему и не приходится.              — А можно… — Люк запинается. Кажется, нервно облизывает губы, прежде чем спросить упавшим до еле различимого шелеста голосом: — Можно тебя поцеловать?              Эймонд моргает растерянно — как будто это поможет увидеть в темноте больше. Вот так вот просто? Без намеков, без увиливаний… и без издевки?              Просто кивнуть сейчас не выйдет, поэтому он давит в темноту неловкое, но вполне согласное:              — Мхм…              В тишине мат под ним шуршит, когда Люк немного сдвигается. Пара сантиметров между их бедрами, и того меньше — между коленями. Эймонд разворачивается к нему, в темноте ведомый беспокойным шелестом дыхания и запахом мятной жвачки.              Уже влез во все это — отступать теперь, конечно же, некуда, и нервными губами он первым дотрагивается до чужого теплого рта, потянувшись навстречу. Снимает проклятье полусна, потому что Люк вздрагивает и опускает тяжелую руку ему на затылок, к себе привлекая чуть теснее, и решительнее приникает к губам.              Ничего не слышно за влажным дыханием, за поцелуями, за шумом крови в ушах. В темноте будто бы можно больше, и почти уже за себя не стыдно. До того, что Эймонд и сам обе руки вплетает ему в кудрявые волосы, сам толкается в поцелуй языком первым…              Что-то вздрагивает над головами, и комнату вдруг заливает светом, обнажая их красные лица и заставляя отпрыгнуть друг от друга как ошпаренные.              Хуже того…              — Ого, — голос Джоффри доносится из решетки вентиляции раньше, чем Эймонд видит там его сияющее как начищенный золотой дракон лицо. — Здорово вы тут посидели.              — Джофф! — Люк пружиной подскакивает на ноги. — Дверь захлопнулась, можешь открыть? Поищи ключ, он у меня на столе. А если не найдешь, копия есть у…              — Он у меня, — Джоффри вертит кулаком перед вентиляцией, — не трясись. Как закончите — открою.              — Закончим? — они переглядываются и тут же оба отворачиваются, покраснев еще гуще.              Много ли он там увидел… И вот надо им было не сдержаться, прямо в школе, средь бела дня… Эймонд сжимает дрожащие и горящие еще от поцелуя губы, опустив взгляд и оставляя Люку самому разбираться со своим братом. Уже завтра его здесь не будет, слава богам, уже завтра все это не будет его касаться.              Эта мысль не приносит облегчения. Даже… напротив.              — Ты что-то хотел сказать мистеру Хайтауэру, — нарочито невинно напоминает Джоффри. — Посмотри у себя в кармане, если не помнишь.              Люк хмурится, но сует ладонь в карман, и вдруг дергается, как громом пораженный.              — Джоффри… — цедит он сквозь зубы совсем не добрым голосом. — Если это твоих рук дело…              — Конечно, моих. Ты бы так и прозевал все, если бы не я. Лампочка, кстати, в порядке, я ее только раскрутил немного, так что не выбрасывай.              — Это ты нас запер? — Люк все еще каким-то чудом держится. Пытается не сорваться на крик то ли из педагогических соображений, то ли чтобы мелкий говнюк не бросил их здесь от обиды.              Эймонд тоже начинает понимать. Он и его сюда заманил, подослав своих дружков с фальшивым предлогом…              — Я открою, когда скажешь ему, — не сдается Джоффри.              — Я все расскажу маме. Ты хоть представляешь, что она с тобой сделает?              — Что? Похвалит за то, что пытаюсь помочь брату? Ты сам с ней после музея весь вечер болтал, как…              — Не лезь не в свое дело!              — Знаешь, что? — эта интонация Эймонду совсем не нравится. — Раз так, пускай кто-то другой вас выпускает! Когда найдет. А я скажу парням, что наша тренировка сегодня отменяется — уж мне они поверят.              Кудрявая голова Джоффри исчезает из решетки вентиляции, когда он начинает спускаться вниз, и Эймонд подскакивает на ноги:              — Говори уже, что он там хочет! — шипит он, дергая Люка за рукав спортивной кофты. — Я здесь ночевать не останусь, меня братья ждут.              Если он что-то и усвоил из этого месяца, так это, что Джоффри никуда не ушел и прямо сейчас задорно греет уши под дверью.              Люк кусает губу и мнется, вдруг страшно смутившись, но мысли о том, что они и правда могут остаться в этой душной каморке на всю ночь, дают ему нужного пинка:              — Ты не хочешь, — он вытаскивает из кармана чуть помявшийся конверт и встряхивает его в нервной руке, — сходить куда-нибудь? То есть, не куда-нибудь… Просто, ну… только вдвоем?              Он достает из конверта две уже неплохо знакомые Эймонду картонки с позолоченным ободком.              — Билеты можно и онлайн купить, но я так подумал, бумажные солиднее выглядят, — Люк смотрит совсем мимо него. — Ты на ту валирийскую выставку уже сам сходил, наверное, но, может, мне о ней расскажешь? Я буду внимательно слушать, обещаю. А потом, если успеем, покажу одно крутое место возле музея, о нем мало кто знает…              Эймонд потерянно закусывает губу, глядя на носки его кроссовок, пока ключ пытается бесшумно втиснуться в замочную скважину за их спинами. Купленные в каком-то неясном порыве билеты на совершенно не интересующий его баскетбольный матч в следующие выходные жгут собственный карман, но он решает ничего пока о них не говорить.              Молоко и три ложки сахара в кофе.              Возможно, ему все это запомнилось и не зря.