Ложка меда

      Автобус уже ждет их перед школой, когда Эймонд захлопывает за собой дверцу маминой машины и выпрямляет спину, будто решительно все у него под контролем. Оба мистера Стронга оказываются снаружи, запуская внутрь подползающих к назначенному времени детей, но если старший с самым туманным видом держится в стороне, едва ли к ним поворачиваясь, то младший, напротив, что-то серьезно растолковывает своему братцу и одному из его друзей, подкрепляя, по всей видимости, свои слова характерным, как будто бросающим мяч, движением руки.              Джоффри замечает Эймонда первым.              — Доброе утро, мистер Хайтауэр, — приветствует он самым вежливым тоном, обещающим лишь какую-нибудь новую детскую подлость сегодня.              Его не было на втором вымученном Эймондом уроке (из груди тогда едва не вырвался вздох облегчения, когда он записывал отсутствующих в журнал), но в памяти ярко жило воспоминание о первом разе заодно с обещаниями неизбежности других провокаций.              Люк, видимо, думает о том же, потому что после их неловких приветствий косится на брата и тут же предлагает Эймонду:              — Можешь сразу пойти внутрь, тут я сам разберусь. Ждем еще пятерых.              Им отведены места в самом начале автобуса, где ноги не приходится поджимать к ушам, и Эймонд быстро забивается на сидение у окна в надежде, что там никто из учеников его не достанет. Снаружи Люк уже пересчитывает последнюю подошедшую группу будто баранов, пока они гуськом забираются в автобус, и с каждой минутой воздух все больше жужжит от голосов и смеха. Кто-то пытается было начать спорить из-за мест, но Люку достаточно вырасти в проходе, вслед за последними учениками заскочив внутрь, и прикрикнуть короткое, но емкое «Эй, вы там!» как перебранка мигом утихает, и дети мирно прыгают на ближайшие сидения, щелкая ремнями безопасности. Не может это быть так просто, Эймонд отказывается признавать, что тот не хранит никакого подлого секрета дрессировки. Навроде печенья за хорошее поведение в кармане…              — Не против?              Он не сразу соображает, что на этот раз заговаривает Люк с ним, и только глупо глядит в ответ, пока тот снова не кивнет на свободное сидение рядом.              — Нет, — Эймонд прочищает горло и тут же отчего-то отводит взгляд, пока Люк занимает кресло. Сзади толкается и тихонько хихикает кто-то из девочек.              Автобус трогается, как только свое место по другую сторону прохода занимает старший мистер Стронг. В руках у него уже привычная книга, и Эймонд косится туда в попытке незаметно рассмотреть обложку, но так и не преуспевает.              — Мистер Стронг, — задорно окликает Люка кто-то из салона, стоит автобусу выехать со школьной парковки, — вы вчера смотрели игру?              Они трещат почти всю дорогу, радостно засыпая его вопросами и обмениваясь впечатлениями, будто с одним из своих друзей, и у вынужденного слушать это Эймонда брови ползут все выше и выше. Ему и самому школьником доводилось, разумеется, ездить вот так с учителями или тренером по фехтованию, но беззаботно трепаться с ними, как с равными? Да и чтобы сами учителя отвечали на такое всерьез и даже с энтузиазмом?              Когда автобус сворачивает, наконец, на пустующую в буднее утро парковку музея, Эймонд вздрагивает, себя самого вдруг обнаруживая внимательно слушающим, как Люк растолковывает своей внимающей каждому слову малолетней пастве стратегии команд во вчерашнем матче, и быстро встряхивается. Нет уж, на него эти глупые чары не действуют. Разумеется, нет.              Пока в кассе возятся с забронированными на них билетами, Эймонд озирается по сторонам и быстро обнаруживает кое-что любопытное — временная выставка достояний валирийской культуры, спасенных и вывезенных оттуда до уничтожения империи. Экспонаты, свезенные сюда из десятков других музеев Вестероса, самая полная коллекция…              — Мы пойдем туда? — спрашивает он у мистера Стронга с затеплившейся надеждой на хоть что-то хорошее.              — Нет, — тот сует ему в руки прямоугольник учительского билета и наклейку с музейным логотипом. — Это они не изучают. Пройдемся по залам позднего рыцарства. Гобелены, картины, доспехи и оружие…              Не выдавая своего глупого разочарования, Эймонд цепляет наклейку в заметное место под воротником свитера и искоса наблюдает, как пара еще не замеченных учителями детей свои пытаются налепить друг другу на лоб. Один так и остается ходить по залам, даже после замечания мистера Стронга.              Тот ведет их вперед по несомненно уже не один раз протоптанной с их предшественниками дороге, что-то тихо рассказывая малочисленным неравнодушным, собравшимся возле него, а остальных доверяя Люку и Эймонду… и многочисленным музейным табличкам, разумеется. Эймонду лезет в голову назойливой мыслью, что ему пристало бы позаботиться об образовании учеников, но он с раздражением гонит эту идею от себя прочь. И словом не полезет к этой своре, пока она не трогает его первой. Или пока его силой не заставят вспомнить о своей (хвала богам) временной роли учителя в этом зверинце на выезде.              Они доходят до огромного зала рыцарства. Доспехи и мечи соседствующих эпох и земель, уцелевшие фрагменты настоящих знамен, изображения знаменитых сражений в картинах и гобеленах, даже целый восстановленный осадный скорпион… У Эймонда здесь всякий раз сердце пропускает один отчетливый удар от величия прошлого, расстилающегося перед взором.              Он не томится муками выбора и сразу же идет в свою любимую часть в глубине зала. Мечи из валирийской стали — все, что сохранились, и все, что от них уцелело. На самом видном месте (ну разумеется) — Черное Пламя, прямо под ним — Темная Сестра. Клинки все такие же опасные, как и в день, когда их выковали, а вот элементы не из стали время не пощадило, поэтому парой к каждому из мечей идет напоминающая об их лучших временах копия.              Эймонд бегает глазами по табличке с перечислением владельцев легендарных мечей, проверяя собственную память, когда слышит, как кто-то останавливается слишком близко к нему, чтобы оказаться посторонним посетителем.              — Зачем им копии? — все же любопытствует Люк, с полминуты промаявшись, похоже, выбором нейтральной темы.              — Валирийская сталь делалась на века, но сердцевина в рукояти — дерево, — тут же отзывается Эймонд. — Любое дерево сгниет за столько лет, поэтому от оригинальной рукояти мало что сохранилось.              — И почему они не сделают новую на настоящем мече?              — Потому что это культурное достояние, — Эймонд косится на него, чтобы убедиться, что это не шутка. — Наследие древней Валирии и утерянное мастерство ее кузнецов. Это тебе не порванный носок, на который можно нацепить заплатку из современных материалов. Копия здесь для того и выставлена.              — Она не похожа, — Люк мотает головой. — Оттенок другой и слишком блестит. В настоящем есть что-то… притягательное, но пугающее, понимаешь?              Эймонд бросает взгляд на него в блеклом отражении витрины, внимательно изучающего оба клинка придирчивым взглядом, а потом на себя рядом. Его едва не разрывает от желания вывалить все, что знает, стыдно смотреть…              — Никто так и не смог узнать, как ее создавали такой, — начинает он нарочно медленно, изображая одолжение, — сколько бы анализов ни проводилось сейчас. Большинство ученых считает, что секрет был в сочетании факторов, а не чем-то одном: руда из вулканических шахт, драконий огонь и магия — вовлекавшая кровавые жертвы, скорее всего. Ну, по крайней мере, если верить мейстеру Полу, их приносили квохорцы, когда пытались воссоздать валирийскую сталь. Она темнее обычной и матовее — как будто поглощает в себя часть света. И еще, видишь узоры? Это от многократной перековки в валирийских кузницах. Много кто пробовал воссоздать хотя бы внешний вид, но это тоже сложно, с настоящей все равно не спутаешь.              — Ты так много знаешь, это разве твоя специальность? — Люк оглядывается на него. — Их ведь ковали до Завоевания.              — Для себя изучал, — Эймонд ловит собственное отражение на довольной ухмылке и тут же закусывает губу. Он мнется немного, но все-таки признается: — И занимаюсь историческим фехтованием, еще со школы — родители копию Темной Сестры подарили на выпускной. От того же кузнеца, что и эта.              — Серьезно? — Люк оборачивается на него с каким-то смущающе щенячьим восторгом. — Ты и драться на таких мечах умеешь?              Эймонд готов принять это за издевку — в конце концов, к подобной реакции он больше привык от ровесников в школе, если те узнавали о его увлечении, и только в университете он разучился стесняться таких признаний, оказавшись в кругу единомышленников. Внешними данными Люк уж скорее похож на тех, кто мог закинуть чехол с рапирой на шкаф, откуда доставать его потом приходилось с лестницей, но есть в нем и что-то однозначно подкупающее и дающее ему кредит доверия.              — Конечно, умею. Но мой тяжелее — взмахнуть пару раз настоящим валирийским клинком это мечта, он наверняка и сейчас все такой же острый.              — Никогда бы не поду… Эй! — Люк срывается с места, заметив несколько мальчишек уж слишком тесно столпившимися и перегнувшимимя через заграждение у полного рыцарского доспеха в центре зала. — О чем мы договаривались?              — Простите, — давит пристыженно самый смелый, когда все трое отпрыгивают назад, — мы пытались рассмотреть родовые знаки. Тут не написано, кому принадлежали доспехи.              — Может, — Люк обращает вопросительный взгляд к Эймонду, — мистер Хайтауэр вам расскажет? И чтобы ничего не трогали, понятно?              Класс медленно сползается к ним, привлеченный разговором, и Эймонду приходится все же занять свое место подле выставленных в зале доспехов, взглядом быстро пробежавшись по их комплектации, чтобы вытащить нужное воспоминание на свет. Дети толкаются, пытаясь встать ближе, но быстро затихают — даже слушают вроде как внимательно, когда им есть за что зацепиться глазами и вживую увидеть перед собой былую эпоху.              — Можно? — даже удивляет его вопросом кто-то тянущий руку из заднего ряда. — А почему все доспехи в музее такие низкие? У них что, не было высоких рыцарей?              — Диета и медицина были хуже современных, — Эймонд оборачивается на едва дотягивающийся ему до плеча доспех позади. — Даже у знати.              — Они тогда еще не придумали протеиновые коктейли, — острит кто-то с другой стороны, и дети быстро теряют интерес к остальному рассказу, переключившись на глупые шутки и галдеж, и быстро оставляют Эймонда у экспонатов в одиночестве… хвала за то богам.              — Мистер Хайтауэр, можно спросить? — Джоффри назойливой мухой подступает к нему сбоку, пока Эймонд читает напоследок информационную табличку.              Он дергается и тут же бросает мученический взгляд по сторонам, но как назло все уже ушли в следующий зал, оставив их двоих позади.              Они уже одного роста, но Джоффри явно грозится перерасти и Эймонда, и своего старшего брата, хотя в нем еще легко угадывается ребенок. Слишком худой от того, как быстро выстрелил в длину, но с не сошедшими еще детскими щеками, еще и обувь кажется ему комически большой из-за будто спички тонких ног. Зато гадкой подростковой наглости в нем, разумеется, хватит на троих.              — Что тебя интересует? — спрашивает Эймонд тихо, всех богов моля, чтобы это был какой-нибудь идиотский вопрос про гульфики на доспехах или хождение в туалет в военных походах. То, ради чего ему мог в два часа ночи из бара позвонить Эйгон.              — Вам нравится мой брат? — Джоффри, разумеется, рушит все его надежды.              — Он хороший учитель… наверное.              — Как парень, — Джоффри закатывает глаза, упорно не замечая намеков и ускорившегося шага, которым Эймонд пытается оторваться от него на пути в следующий зал. — Он вам нравится как парень?              Он должен держаться, он здесь не навсегда.              И почему этот паршивец не может просто спросить об экспонатах? Хотя бы сейчас, хотя бы немного поинтересоваться историей, а не своими идиотскими провокациями? Эймонд стискивает зубы в почти что невыносимом раздражении.              — Это неуместный вопрос, Джоффри, — говорит он строго, не выдумав ничего лучше.              — Ну смотрите, — тот фыркает. — Он сейчас свободен, а парни на него только так вешаются, просто они мне не нравятся. А вы вроде нормальный. Ну, только душноватый… слегка, не обижайтесь. Зато серьезный, ему бы такой как раз подошел. Ну и вы ему вроде как понра…              На счастье, объект их беседы сам возникает вдруг впереди и шикает на брата:              — Не надоедай мистеру Хайтауэру, Джофф. Давай, шуруй к своим.              Он ерошит такие же, как у него самого, буйные кудряшки, когда Джоффри проходит мимо, и тот в ответ слабо толкается угловатым плечом, но послушно прилипает обратно к косяку одноклассников и действительно больше не пытается донимать Эймонда.              Он ужасно жалеет, что не исхитрился хоть одну сигарету выкурить перед всем этим представлением. Голова уже начинает гудеть, а руки мелко подрагивать, но на улицу ему теперь не выбраться до самого возвращения в школу…              Вместе с Люком они молча плетутся позади класса, и Эймонду никак не выдумать повода продолжить разговор. Нужно ли вообще? Вот пекло, а если Люк только для того и прервал его тогда, чтобы заставить читать свои нудные лекции кому другому, а сам идет теперь и потешается про себя над заучкой?..              Щеки Эймонду теперь жжет обидным стыдом, и он глядит только на собственные ноги, шагающие по музейному паркету, а не на экспонаты вокруг, и едва не пропускает их последнюю остановку.              Слишком мало времени для полноценного визита в музей подобных масштабов, а потому в качестве альтернативы скучающим школьникам предлагался просмотр образовательной короткометражки в крошечном музейном кинотеатре. Дешево анимированный мультик, использующий преступно мало настоящих съемок и фотографий экспонатов — Эймонд его уже видел как-то и желанием повторять этот опыт в окружении настоящих экспонатов совершенно не горел.              — Мистер Стронг, вы с нами? — спрашивают последние ученики, и Эймонд улавливает, как непроизвольно дергается на этих словах и тут же раздраженно отворачивается его уже прошедший в зал руководитель.              — Я… — начинает было Люк и вдруг оглядывается на Эймонда через плечо: — Ты пойдешь?              — Нет, — давит тот, — я это уже видел, подожду снару…              — Буду вас тут ждать вместе с мистером Хайтауэром, — уже объявляет Люк детям, ждущим его у порога кинозала. — Не шуметь там, поняли?              Музейный работник закрывает дверь, никому не давая возразить и вдруг оставляя их вдвоем в тишине. Капают секунды, прежде чем из зала тяжело громыхает вступительной музыкой.              — У нас минут двадцать, — Люк неловко прочищает горло. — Хочешь куда-нибудь заглянуть?              Эймонд мнется, вдруг еще тошнотворнее смущаясь сложившейся ситуации. Что он делает? Зачем выдумал бросить своих драгоценных учеников на дядю? Думает, Эймонду и сейчас нужен добрый учитель рядом, пока остальные дети не хотят брать его в свои игры?..              Все, что он с обидой понимает наверняка — до выставки валирийской культуры ему за эти жалкие двадцать минут даже галопом не добежать.              Взгляд скользит вокруг — да куда угодно, только не на этого все еще слишком добродушно глядящего на него чудака… и цепляется вдруг за нечто совершенно чудесное в расположившемся неподалеку музейном кафе. Эймонд облизывает губы и тянется к карману, все внимание свое сконцентрировав на двери, расположенной на балконе террасы.              — Можем пойти туда? — спрашивает он торопливо, уже бросаясь к разрешенному для курения уголку улицы и не оставляя Люку иного выбора, кроме как стоять в одиночестве или следовать за собой.              На террасе в это раннее время нет никого, основные посетители повалят сюда чуть позже, и скоро Эймонд обнаруживает их в полном уединении сидящими за одним столиком на двоих в углу террасы. Он раскуривает свою сигарету, сев так, чтобы подхваченный ветром дым не летел на его спутника, и с облегчением затягивается, чужой спиной на всякий случай прикрытый от входа.              — Рассказал бы раньше, — Люк прыскает, засыпая в свой латте третий пакетик сахара.              Эймонд отводит пристыженный взгляд, выдыхая дым в сторону:              — Не слишком достойное занятие для учителя.              — Я про фехтование, — тот хитро щурится, — никак не успокоюсь. Не думал, что ты тоже спортсмен.              — Это для души, я со школы не бывал на соревнованиях. Так, выезды от исторического клуба при университете, ярмарки реконструкторов, ничего интересного.              — Шутишь?! — Люк застывает с занесенной над чашкой ложкой. — Ты умеешь драться на мечах, прямо как рыцари с тех картин, я ничего круче даже не вспомню сразу!              Эймонд пользуется очередной затяжкой как поводом отвернуть от него идиотски вспыхнувшее вдруг лицо. Что-что, а такого он уж точно про свое занятие ни от кого раньше не слышал…              — Это не опасно? — Люк между тем продолжает свои расспросы, наспех отхлебнув из чашки. — Ну в смысле, любой спорт опасен, я-то знаю, но там хоть холодное оружие не используют.              — Всякое бывает, — Эймонд пожимает плечами, — кого-то убивали, но это случается очень редко. Если драться без маски или в не подходящей форме. За безопасностью там следят очень строго — правильную форму ты не проткнешь. А если нарушаешь, то быстро вылетишь.              — Хотел бы я посмотреть, — признается Люк и спохватывается, бросив взгляд на часы: — Скоро они там закончат, надо бы водителю позвонить. Я быстро.              Эймонд кусает губы и барабанит пальцами по столу, взглядом провожая его до противоположной стороны террасы и едва не позабыв о дотлевающей сигарете в руке, а потом кофейной горечью кукольной чашки эспрессо смывает с языка не пойми откуда взявшуюся вдруг сладость.