Восковая кукла

      – У меня будет ребенок.        Она сказала это шепотом, но для него точно гром прогремел.        – Я не ослышался?        – Нет. У меня будет ребенок.        – Ну... будет когда-нибудь, – ему хотелось верить – вернее, он попытался заставить себя верить, что не так ее понял.        – Не когда-нибудь. А весной. Сейчас второй месяц.        Неджи показалось, он вот-вот разорвется. Все-таки другой! Ее сердцем, ее мыслями, ее телом все это время владел другой. Другой целовал ее, касался ее – этих губ, этих плеч, этой груди...        – Ты выходишь замуж?        – Нет. Я буду растить ребенка одна.        Еще хуже – он бросил ее! Ее – нежного, влюбленного ангела!        – Скажи кто, и я убью его!        Она слабо и горько улыбнулась сквозь слезы:        – Ему больше никто ничего не сделает.        – В смысле?        – В смысле... его... уже нет.        Она силилась не зарыдать. Неджи пронзила леденящая сердце догадка.        – Тот... друг Саске?..        Опустив голову, она кивнула:        – Его звали Наруто.        И, запинаясь, она начала свою исповедь. Для нее – и сладкую, и щемящую сердце, для него – страшную, как смертный приговор.        – Знаешь, когда я увидела Наруто в первый раз – помнишь, они заходили вместе с Саске, – я поняла, что больше не смогу жить, как раньше. Когда он посмотрел на меня, мне показалось, я перестала чувствовать землю. Мы тогда вместе ходили к Сакуре – правда, безуспешно, потому что Саске она не простила, но... После этого я не могла успокоиться, чтобы не увидеть его снова. Помнишь вечер, когда отец пригласил Учих? Тогда еще Ханаби заставила нас всех танцевать. Я попросила Саске поговорить со мной наедине, потому что хотела расспросить его о Наруто.        «Вот, почему она тогда так себя вела. Почему смущалась, улыбалась, кружилась».        – Он, конечно, сначала поприкалывался, но потом сказал, что я тоже понравилась Наруто. А через день устроил нам встречу.        «Мерзавец».        – Наруто первое время не знал, как вести себя со мной. Он ведь вырос в детдоме, его никто никогда не любил... Ну, кроме Саске разве что. Они хоть и дурачатся постоянно, но на самом деле настоящие друзья, горой друг за друга. Оказывается, они в средней школе вместе учились. Но с Наруто тогда больше никто не дружил, все только гнобили, что детдомовский, что двоечник, неудачник...        «Он еще и из детдома! Как только Саске угораздило связаться с таким отродьем?» – подумал Неджи, но тут же вспомнил, что, не выйди его мать за Хиаши, и он мог бы оказаться в детдоме.        – Кстати, о том, что его гнобили, мне Саске сказал, а Наруто... Наруто никогда не говорил плохо о людях. Представляешь, несмотря ни на что, он любил жизнь. И меня любил. Любил, Неджи!        Неджи видел, как она боролась с подступавшими к горлу рыданиями. Давя всхлипы, она поминутно делала глубокие вдохи, чтобы успокоиться.        – Собственно, после средней школы Наруто и не учился. Работал, кем придется, снимал небольшую квартиру. Когда я впервые туда пришла, я была поражена. Я не знала, что люди могут жить так... У него даже кровати не было, только футон. Да и тот старый, везде зашитый кое-как.        «И ты на этом футоне... Немыслимо!»        – Но потом мне даже стала нравиться его квартирка. Я прибралась там, купила кое-что...        «Еще и деньги на него тратила!»        – Он всегда был такой веселый и жизнерадостный... Я и предположить не могла, что он настолько беден.        «Нет, Хината, он был не беден. Он был богат, чертовски богат! Он единственный в мире владел самым драгоценным из всех сокровищ».        – Наруто никогда ни на чем не настаивал... Однажды я задержалась у него допоздна – как он тогда смотрел на меня!.. Ничего не говорил, только смотрел. И я сказала, что не боюсь.        «Зачем, Хината, зачем?!»        – Мы были первыми друг у друга...        «Ужасно!»        – ...и это было прекрасно! Быть первой – это как... наверно, как идти по только что выпавшему снегу. Идешь и знаешь, что никто до тебя на этот снег не ступал, и только для тебя он такой – чистый, белый, свежий... И ты для него тоже! – кажется, она забылась, рассказывая ему такие вещи.        «Да разве твой «чистый, свежий снег» способен был подарить истинное наслаждение?! Ни с первого, ни со второго раза не приготовишь деликатес, выйдет грубо и невкусно, а ведь наслаждение все равно что изысканное блюдо: его надо долго и тщательно готовить, используя все знания и навыки, чтобы потом вкушать, смакуя каждый миг...»        – Знаешь, я все время смотрела в его глаза – и не могла наглядеться. Мне казалось, в них целое небо – весеннее лазурное небо! И я летаю в нем, как птица!        «Все время смотрела в его глаза – простейшая поза... Какой примитив!»        – Мы много гуляли, почти каждый день... В Наруто мне только одно не нравилось – его страсть к экстриму. Мне кажется, это оттого, что его не любили. Он не привык, что за него кто-то может переживать. Пару раз я выходила с ним на крышу – не волнуйся, безопасную, с высоким бортиком.        «Он еще и таскал тебя на крышу! На грязную, проеденную городской пылью крышу! О, дайте мне сил...»        – Знаешь, отчасти я поняла, почему его туда так влечет. Вид сверху правда прекрасен. Наруто говорил, что только на крышах чувствует себя свободным. Чувствует, что ему все нипочем! А еще... – она нервно сглотнула, – он любил перепрыгивать с дома на дом. Он говорил, это дает ему ощущение такой силы, что не передать словами... Это было его искусство.        «Искусство! Он еще и смел заикаться об искусстве!»        – В первый раз он сделал это в пятнадцать лет. Сначала делал на низких домах. Потом начал на высоких. Он говорил, нет лучше ощущения, чем ощущение полета. Когда рассекаешь высоту над бездной города. И весь город у тебя под ногами, а ты над ним, и над тобой лишь небо с солнцем... Я постоянно ему повторяла, это страшный риск, а вдруг однажды ты не допрыгнешь... А он в ответ целовал меня и говорил: «Пока ты меня любишь, я и до Сатурна допрыгну!» Почему?! Почему я не взяла с него клятву больше никогда так не делать?! – она задрожала.        Неджи, все это время слушавший ее молча, осторожно спросил:        – Он успел узнать о ребенке?        Хината ладонью стерла выступившие слезы:        – Нет. Я и сама не сразу почувствовала. После того как я узнала, что случилось с Наруто, у меня сразу начались боли. Отец настоял, чтобы меня положили в больницу. Тогда на обследовании и выяснилось, что я беременна. Когда отцу сообщили, он договорился, чтобы мне сделали укол, который вызовет выкидыш. Причем они хотели обставить все так, чтобы я об этом не узнала. Вечером ко мне зашла старшая медсестра и дала подписать бумагу, что я согласна на уколы. Сказала, это просто витамин, полезно для ребенка. Я была в таком состоянии, что даже не посмотрела бумагу и подписала. Она ушла, а потом минут через пятнадцать пришла другая сестра. Видимо, ту, старшую, куда-то срочно вызвали, поэтому она прислала другую. Но вторая не знала, что я не в курсе, какой укол мне ставят, и это меня спасло. Она сказала: «Не волнуйтесь, все пройдет легко и безболезненно, Вы даже не почувствуете, как ребенок выйдет». И тут у меня началась истерика. Я просто собрала вещи и приехала домой, без выписки. Отец был жутко зол. Но мне было плевать. Знаешь, чего ему больше всего жалко? Денег, которые он заплатил врачам за молчание о том, что я беременная, он страшно боится огласки.        Неджи горько усмехнулся: да, в этом весь Хиаши-сама. А Хината вздохнула в очередной раз и продолжила:        – А через два дня у меня пошла кровь. От стресса действительно начался выкидыш. Но я не сказала отцу. Мне помогли Саске с Сакурой. Сакура учится в медицинском, она нашла для меня хорошего гинеколога. Саске оплатил все лечение. Доктор оказался правда очень хороший. Меня пролечили, но строго запретили волноваться, иначе угроза прерывания беременности может вернуться. Вчера я была на узи – сказали, сейчас все нормально. Кстати, Саске с Сакурой наконец-то помирились, пока возились со мной. Теперь они опять вместе.        – Молодцы.        – Да. Они замечательные. Саске сказал, он оплатит мне все, что будет нужно, – и роды, и все. Даже готов продать свою машину, если понадобится. Мне очень неудобно, что он так со мной носится, но он говорит, это меньшее, что он может сделать в память о Наруто.        – А Сакура не ревнует?        – Ко мне нет. Она знает, как они дружили с Наруто. А еще Саске винит себя, что не смог отвадить его от этой страсти к крышам. И я себя виню.        Наверное, я недостаточно ему показывала, как сильно его люблю. Тогда бы он не рисковал так.        Неджи бы хотел сказать: «Во всем виноват только этот идиот, который ни черта не ценил, какое сокровище ему досталось», – но вместо этого только спросил:        – Что теперь собираешься делать?        – Вот поэтому я к тебе и пришла. Отец поставил мне условие: либо я избавляюсь от ребенка, либо выхожу замуж, и как можно скорее. Но я не хочу ни того, ни другого. У меня план такой. У Наруто был еще один друг – Сай. Я чуть-чуть с ним знакома. Он сейчас учится в художественной академии и очень хороший художник. Но больше любит заниматься скульптурой. Я хочу, чтобы он сделал с меня восковую фигуру. Отец объявит всем, что я долго болела и умерла, организует похороны, а вместо меня похоронят куклу. Просто если хоронить закрытый гроб, поползут слухи, а так все поверят. Итог – отец не будет бояться огласки, а я сделаю себе новые документы с другой фамилией и навсегда уеду на все четыре стороны. Ну как, здорово?        – Нет, не здорово! Ничуть не здорово! Во-первых, куда ты поедешь?        – Я уже все продумала. Один раз к нам на факультет приезжала женщина, директор школы для слепых и слабовидящих детей, искала педагога по музыке. Мы тогда как-то разговорились, она сказала, что, когда я окончу университет, она будет рада взять меня. Все равно, сказала, вряд ли она за это время кого-то найдет: школа в глубинке, никто не хочет к ним ехать. Я ответила, что подумаю. Недавно я ей написала. Она очень обрадовалась. Так что, пока могу, буду работать.        – А ты сказала ей про свое положение?        – Да. Но у меня ведь ребенок родится только весной, а потом будут каникулы. К осени ему – или ей – будет уже три месяца. Я смогу выйти на работу.        – А с кем ребенка будешь оставлять?        – С собой буду брать. Куплю рюкзак-переноску, посажу его на спину и буду вести урок. Ребята же его не увидят.        – Но педагоги-то увидят! А ребята услышат, если ребенок заплачет.        – Придумаю что-нибудь. Параллельно все равно буду подрабатывать удаленно. Я уже подрабатываю, редактирую статьи для одного музыкального журнала. Если не получится брать ребенка с собой, возьму вторую удаленную работу, а когда подрастет, вернусь в школу.        – Хорошо, а школа эта. Ты раньше хоть общалась с незрячими детьми? Как ты будешь их учить?        – У них при школе есть курс повышения квалификации для педагогов, как работать с незрячими. Научусь.        – А университет бросишь? Ты же хотела изучать историю музыки.        – Хотела, но... все бывает. Во всяком случае, в школе я буду куда полезнее. Буду открывать детям чудесный мир музыки... Они и так многого лишены, а музыка может помочь им полюбить жизнь. А кому-то даже найти свое призвание. Историю я могу и сама изучать.        – Ладно, а похороны? Ты уверена, что этот Сай хорошо сделает твою копию? Почему не нанять более профессиональных скульпторов?        – Потому что отец боится огласки. Когда я поделилась с ним моим планом, он сказал, что разорится платить всем за молчание. А в Сае я уверена на сто процентов. Даже если получится не совсем прямо точно, это не страшно: смерть может изменить лицо. Главное, чтобы было примерно похоже. А за материалы я заплачу сама, из своих сбережений. На церемонию похорон тоже отдам, сколько смогу. Но отец думает, что все, кто знает о моей ситуации, рано или поздно начнут его шантажировать. И не верит, что Саю можно доверять. Если он кого и послушает, то только тебя. Уговори его, пожалуйста!        Она уставилась на него таким беспомощным взглядом, с такой мольбой, что ему кольнуло сердце.        И тогда у него появилась туманная надежда:        – Слушай, Хината. А может, ну это все? Школу, куклу, похороны... Выходи за меня замуж. Тогда тебе не придется никуда уезжать. Вырастим твоего ребенка вместе. Мы все равно неродные.        Он приложил все силы, чтобы сказать это как можно непринужденнее и не выдать голосом той бури, что бушевала у него внутри при этих словах. Он понимал, что признание в истинных чувствах сейчас могло бы напугать и оттолкнуть ее, поэтому старался не выдать их.        – Да ну что ты. Не вешай на себя мои проблемы. Фиктивный брак – это постоянная ложь. Если полюбишь девушку, как будешь с ней объясняться? Женат, но при этом свободен? И потом... – она посмотрела на него детски-простодушно, – я ведь не люблю тебя как мужчину, ты мой брат. Неродной, но брат.        Как легко она это сказала! Если бы она только догадывалась, на какие терзания обрекли его эти несколько фраз. «Брат» – как он проклинал это слово!        – Мне вообще кажется, я уже никогда не смогу выйти замуж. Не смогу предать память Наруто. Ведь я, по сути, его жена – и на этом, и на том свете.        – Не говори так. Ты еще будешь счастлива.        – А я счастлива. Многие всю жизнь с кем-то живут, а любви не знают. А я знала. Знала такую любовь, что один ее миг дороже целой жизни! Может, это странно, но после того как мы с Наруто стали близки, мне тошно даже смотреть на других мужчин. Не знаю почему, смотрю – и воротит просто.        – Это пройдет. Даже трагедия не повод обрекать себя на одиночество.        – Я не одинока. Наруто всегда будет со мной. И не только Наруто, – она положила руку на живот. Я сберегу наше дитя, чего бы мне это ни стоило. В нем живет наша любовь. Может, я ошибаюсь, но мне почему-то кажется, что это девочка.        Она устало улыбнулась.        – Наруто научил меня никогда не сдаваться и никогда не унывать. И я не сдамся! Пока есть те, кого мы любим, можно преодолеть все!        Тут она повернулась к Неджи всем телом и взяла его за обе руки.        – Поговори с отцом, Неджи! Пожалуйста... И я больше не побеспокою вас. Я знаю, что всегда мешала тебе. И расстраивала отца. Я больше не хочу никому мешать. И скажи, что на роды я у него ничего не возьму, скоплю сама.        – Хорошо. Я поговорю с Хиаши-сама. Но не говори так больше. Я ведь твой брат и очень тебя люблю. И позволь, я оплачу тебе роды. А то вдруг ты не скопишь, тогда Саске без машины останется.        – Спасибо, – крепко обхватив его шею, она прижалась к нему, как ребенок.        Он обнял ее. Этот долгий, мучительный разговор измотал ее и опустошил его. Сколько времени он мечтал заключить ее в объятия – именно в такой атмосфере: ночью, на своей постели, почти раздетую, – но не при таких обстоятельствах. Она уйдет. Может быть, он обнимает ее в последний раз.