MANIAC

Сигаретный дым щипал глаза. Горький привкус табака на языке нравился Хенджину. Он возвращал в реальность, грубо вырывал из ребяческих фантазий о вечной жизни, дружбе и жвачке. Он грубо разбивал о землю, словно падение с крыши, доказывая: «Тебе здесь не место, Хван Хенджин»… Кого это ебет? Точно не Хенджина. Безразличие голодным зверем поедало эмоции внутри: счастье, грусть, отвращение, страх. Все оказалось поглощенным тупым чувством «плевать». В памяти ярко вспыхивали воспоминания о прошлой ночи. Они все снова собрались в подвале аптеки, освещенном одной лишь холодной лампой. Царило нервное молчание. Сынмин сидел на диване из коробок с мезимом и мелозепамом, укрытом пледом с зайчиками, и нервно тряс ногой, сцепив руки в замок. Чанбин сидел там же, вытянув ноги и скрестив массивные руки на груди. Черная кепка сползла на лоб. Козырек закрывал его маленькие черные зрачки, поэтому нервное настроение выдавали только губы, сжатые в тонкую полоску. Чонин на лестнице приобнял накрытого пледом Феликса за плечи. Веснушчатый нервно грыз ноготь большого пальца чуть ли не до крови. Его мелко трясло. Чонин тоже нервничал, но держался несколько спокойнее. Взгляд был пустой, словно он вылетел из реальности, не обращая внимания на белоснежный трясущийся комочек у него под крылом. Хенджин лежал на идеально расставленной куче коробок. Он спокойно затягивался сигаретой, наблюдая за завитками табачного дыма, которые он выпускал под самый потолок. В голове было пусто, в отличие от остальных присутствующих. Минхо лежал здесь же. Он уткнулся локтями в коробку с ибупрофеном и, словно кот, сканировал взглядом всех сидевших и лежавших внизу. Хенджину показалось, что Ли тоже совсем не нервничал. Нет, скорее Минхо был уверен в их надежном старшем, в отличие от него. Хенджину было просто плевать. Джисон сидел внизу этой горы коробок с разными склянками и таблетками, оперевшись на картон спиной. Он один разбавлял атмосферу своей немного сумасшедшей аурой непосредственности. Вот кому точно не занимать оптимизма. Хан весело болтал вытянутой ногой в такт музыки, игравшей у него в голове. Он едва слышно мычал себе под нос. В атмосфере нервозности это пение скорее нагоняло еще больше тревоги, чем расслабляло. Все ждали Чана. Фанерная дверь, покрытая белой краской, открылась почти с грохотом. Из дверного проема показался Крис, уже переодетый в повседневное черное худи с принтом паутины и черные рваные джинсы. Ехидная улыбка застыла на губах, обнажая ямочки на щеках. Все в подвале подпрыгнули от неожиданности. Феликс подскочил с лестницы и белоснежным вихрем пронесся к Чану. Он повис на его крепкой шее, отрывая ноги в изумрудных ботинках от пола. Искры в глазах блестели так ярко, что даже Хенджин видел их со своего укромного местечка. Лицо Хвана незаметно скривилось в зависти. — Хен, ты вернулся! Ты жив! Пожар не зацепил тебя? Как ты? Как обстановка снаружи? — засыпал вопросами Феликс, пока Крис придерживал его за талию. — Я в порядке, ни царапины. — он перевел теплый взгляд с Феликса на всех остальных, — Вы хорошо справились. Не по плану, конечно, очень шумно, но зато теперь расследование задержится на некоторое время. — он по-отечески усмехнулся, опуская Феликса на пол. Чонин, все-таки не выдержал и следом вскочил с лестницы. — Хорошо справились?! Не по плану?! Шумно?! Да ты издеваешься над нами, Крис! — раздраженно прокричал он и подошел к старшему вплотную, глядя сверху вниз, — Там была стрельба и куча кровавых трупов. Ты головой-то думаешь вообще? Ты знал, что я боюсь пушек. Знал, что Сынмин падает в обморок от вида крови, но все равно подкупил этих мелкохуйных карманников. Это был твой план отвлечения, а, Крис?! Чонин был ужасно зол, а главное, все понимали почему. Миссия могла накрыться еще не начавшись, если бы Чан заранее сказал, что собирается делать, но он выбрал более тяжелый путь, решив, практически, пожертвовать жизнями двоих из «Клуба». Никто не возражал Чонину, все были согласны. Хоть они и ненавидели друг друга всем сердцем, они искренне любили, ведь их собственная безопасность зависела от каждого из них понемногу. Они знали секреты и слабости и доверяли друг другу, понимая, что ни один из них не достоин доверия. Чан опустил глаза в пол. Да, он сделал так специально. Знал, что Ким и Ян ни за что бы не согласились на такую авантюру, но все же решил сделать ставку на их профессионализм и желание жить. — Да, я поступил неправильно. — он поднял глубокие темно-синие глаза на Чонина, — Но я знал, что вы все равно сделаете все в лучшем виде. Да, пожар не входил в мои планы, но результат остается. Наши зады спасены — это главное. Хенджин издал едва слышный саркастический смешок. Ну да, как же. Бан Чан — гений планирования. Он целыми днями просиживал свои выходные в этом богом забытом месте, просчитывая варианты исхода событий каждой их миссии. Чан не мог не ожидать пожара, ведь знал, что Чонин всегда поджигает, когда чувствует опасность. Атмосфера вмиг накалялась — это почувствовали все. Чонин сжал кулак. Он ужасно беспокоился за Сынмина. Да, брат был сильно старше, да, он может сам за себя ответить, но Чонин не мог молчать. Смерть всегда наступала им на пятки, дышала в затылок, но мальчик с черно-болотными лисьими глазами не мог позволить своему брату, который его вырастил, который подарил пусть и мимолетное, но все же детство, умереть раньше, чем он сам. Хван Хенджин спрыгнул с башни из коробок. Он был тем еще кайфоломом. Он сплюнул дымящийся бычок от сигареты в железную банку из-под кофе, стоявшую на столе в углу. — Ну раз Крис пришел, все с ним хорошо, то я могу отчаливать, — он похлопал Чана по плечу, проходя мимо центра смерча, — Ну, бывайте! — он отсалютовал и ввалился в секретный проход, но выглянул снова на полпути, — Я буду ждать тебя дома, Ликси, у нас с тобой еще ночевка-прикрытие. — он хохотнул в последний раз и ретировался, оставляя семерку убийц в полном недоумении. Хенджин снова шел по крышам. Это было его любимое место в их забытом крошечном городе N. Здесь редко можно было столкнуться с какими-нибудь знакомыми, которых не желаешь видеть. Хенджин никогда не желал. Насколько он знает, все его «знакомые» считают его странным или даже сумасшедшим. Он не обращал внимания. Его давно не волновало чужое мнение. Она научила его не обращать внимание. Хенджин рос с мамой. Отец умер еще до его рождения, поэтому мама воспитывала единственного сына сама. Хенджин всегда будет считать ее лучшей и сильной женщиной. Она любила его безвозмездно, просто так. Она не ругала его за шалости, лишь объясняла, как правильно. По ночам она сидела в своем кабинете перед старым ноутбуком и работала, но чаще плакала. Она очень скучала по отцу, а Хенджин смотрел и винил себя за свою беспомощность. Он не знал, что говорить, не было сил поддержать. Просто смотрел из темного коридора через щель. В школе он дружил только с девочками. С ними было просто. Они искренние, красивые, настоящие. Хенджин чувствовал себя с ними спокойно. Мальчики же, наоборот, обижали его. Мало того, что он был очень красивым ребенком, так еще и девчонок всех вокруг себя собрал. Другие парни завидовали ему и искренне ненавидели. Хенджин рос с девочками, поэтому не знал, как правильно драться, как быть суровым, как курить за школой и как играть в футбол. Зато он умел плести косички, выбирать подружкам платья и слушать, что Питер из третьего класса опять ее продинамил, вот козлина! Конечно это стало очередным поводом к издевательствам. Одноклассники периодически караулили его у школы, хватали за длинные светлые волосы и избивали за углом. Хенджин никогда не говорил об этом маме. Не хотелось расстраивать эту светлую женщину еще сильнее, ей и так было с ним тяжело. Конечно он помогал по дому, учился готовить и стирать белье, чтобы маме было легче, чтобы она не отвлекалась от написания статей на глупые домашние заботы. Мама была журналисткой, причем очень хорошей. Ее печатали в местных газетах. Пару раз ее статьи даже были опубликованы в известных модных журналах. Да, печатали под громкими именами других писателей, но она была довольна и этому. Платили за такие статьи щедро, а за молчание еще щедрее. Однажды в шестом классе парни снова поймали его. В этот раз они потащили его на пустырь. Зависть сделала их совсем кровожадными. Они мутузили его палками, ногами, кидались камнями, метясь специально прямо по красивому лицу. Хенджину не давало покоя ощущение, что кто-то за ними следит. Будто призрак наблюдает за его мучениями. — Слушайте, а давайте отрежем ему эти глупые волосы? — прозвучала идея откуда-то из-за спины. — Давайте! А еще заглянем ему в штаны, проверим, может он и правда девчонка, раз крутится только с ними. Злой мальчишеский смех разрывал уши. Чьи-то руки опять схватили его за мягкие блондинистые локоны. Послышался звон металла и куски волос полетели в разные стороны. И снова этот проклятый смех. Хенджин плакал и ненавидел их. Он не мог отбиваться — их много и они все в несколько раз сильнее, даже несмотря на то, что Хенджин был чуть ли не на голову выше каждого в свои тринадцать лет. Несколько рук схватили его за талию и начали стягивать штаны. Хенджин кричал, брыкался, но его руки оказались зажаты и он больше не мог сделать ничего. «Все, это конец» — промелькнуло в голове. — Эй вы, черти неотесанные! — закричал кто-то тоненьким голоском. Обидчики остановились, пытаясь понять, кто это был. Хенджин приоткрыл заплывший глаз. С ветки толстого дуба, стоявшего неподалеку, свесилась рыжая лохматая голова. Все лицо было усыпано яркими веснушками, а на правой щеке красовался криво налепленный пластырь. Голова лучезарно улыбнулась, обнажив белоснежные зубы. — Чего тебе, Ведьма? Не мешайся под ногами, а то и тебя изобьем. — хмуро прохрипел один из обидчиков. — Да! — воскликнул второй, цепко держащий Хенджина за плечо, — Тебе мало было в прошлый раз? Голова раскатисто расхохоталась и свалилась с дерева. Это оказалась худенькая ярко-рыжая девочка. Желтая майка свисала с худых плеч. Темно-синие джинсовые шорты были криво расшиты подсолнухами. Видно, что ручная работа. Оказалось, что у нее не только лицо в веснушках, но и все тело. Веснушчатые коленки покрывали бесчисленные пластыри. В крохотных ручках она сжимала огромную толстую палку. Хенджин удивился, как она вообще могла стоять ровно, ведь, по ощущениям, палка ее перевешивала. — Да, мало! Избейте меня еще, но в этот раз я буду отбиваться! — она встала в позу, приготовившись защищаться от мальчишеских атак, да только ее никто не послушал. — Фу, ну и дура. — бросил третий обидчик, отбрасывая в сторону ножницы, — Ты конченая. Весь интерес пропал из-за тебя. Пойдемте отсюда, парни. — и они отпустили Хенджина, медленно уходя всей толпой, засунув руки в карманы. Хенджин боялся пошевелиться. Вдруг они передумают и вернутся. Вдруг эта сумасшедшая тоже сейчас начнет драться. Он ведь даже не сможет ей ответить, потому что девочек бить нельзя — простая истина, которой выучила его мама. Рыжая расстроенно опустила палку. Взгляд ее сделался грустным-грустным. Видимо, ей правда очень хотелось подраться, поэтому она печально посмотрела на Хенджина и вмиг приободрилась. — Давай хоть с тобой подеремся! Неужто я зря искала такую потрясную дубинку? — она направила палку на него. Хенджин испуганно дернулся. — Ты что, правда дура или просто прикидываешься? — язвительно выплюнул он, — Ты не видишь, что они со мной сделали? — Вижу, — озадаченно сказала она и вздохнула, присаживаясь рядом, — Мне просто очень скучно. Они никогда не берут меня с собой играть, поэтому мне приходится тусоваться одной. — Так чего ты к ним лезешь? — Хенджин удивленно разглядывал ее неподбитым глазом, — Ты же девочка, так поиграй с ними. Они же гораздо интереснее этих тупых мальчишек. Девчонка одарила Хенджина шокированным взглядом, а потом раскатисто расхохоталась. — Так чего ж ты тогда не с парнями? Ты же мальчик, златовласка! Хенджин обиженно отвернулся и выпятил губу. Его прием отлетел обратно. Обычные девчонки так не разговаривали. Да и она не тянула на обычную. Аура сумасшествия перла у нее аж из ушей. — Я не златовласка, — Хенджин соскреб с пыльной земли остатки своих локонов, — по-крайней мере, больше не златовласка. Меня зовут Хван Хенджин. — Я знаю, — девчонка протянула ему руку, вскочив с земли, — А волосы у тебя и правда были красивые, как у принцессы. Можно я заберу остатки? — полюбопытствовала она, уже собирая отрезанные куски. Хенджин озадаченно кивнул, не понимая, зачем же она тогда спрашивала разрешения. Она выпрямилась, пихнула волосы в рюкзак, висевший на худом веснушчатом плече, и схватила Хенджина за руку. — Хочешь я покажу тебе классное место? Хенджин испугался такой ее резкости. Они не были знакомы секунду назад, а она уже хотела куда-то его тащить. — Ну… пошли… — он почесал разбитую щеку и сорвался с места. Она тянула его с силой несвойственной маленькой худой девчонке с длинными рыжими кудряшками и смеющимися глазами цвета летней травы. Они бежали через лес. Хенджин бился головой о ветви деревьев, спотыкался о торчащие корни, она лишь мелькала копной рыжих волос сквозь насыщенную зелень и звонко-звонко смеялась. Они остановились, когда лес раскрыл свои объятия и выплюнул их к краю холма. Хенджин уперся ладонями в колени, пытаясь перевести дыхание после долгого бега. Он не привык к таким физическим нагрузкам, потому что со своими подружками только смотрел «Сумерки» и рассматривал модные журналы. — Ну чего ты? Смотри скорей, пока солнце совсем не село! — потрясла его за плечо она. И правда, вид был потрясающий. У Хенджина в легких кончился воздух. Сине-сиреневое небо разливалось оранжевыми, красными и желтыми разводами. Алое небо уходило за горизонт, оставляя после себя лишь ярко-красный свет, облизывающий детские лица, плечи и руки. Линия горизонта разрезала землю на сине-зеленый и пестро-разноцветный. Фиолетовые облака лениво тянулись по небу рваной бумагой с детских коллажей. Ветер несся по полю, сгибая стройные травинки осоки, перебрасываясь на редкие пышные липы и кусты цветущей сирени. Легкий летний зефир трепал криво срезанные блондинистые волосы, путался в рубашке с рюшами и ускользал сквозь еще детские пальцы. Хенджин не мог оторвать взгляда от пейзажа, но тихий девчачий смех заставил его глаза отлипнуть от поля. Она была прекрасна. Поцелованная солнцем. Девочка становилась гораздо краснее, чем была в обычном свете дня. Кудрявые волосы светились алым, словно на земле теперь было два солнца. Сквозь рыжие густые ресницы свет проникал и словно через призму отражался в ее зеленых зрачках. Ее веснушки стали созвездиями на белоснежном покрывале ее кожи, испачканном лишь пластырями и царапинами. Хенджина не отпускало ощущение, что рядом с ним стояла чудесная лесная нимфа, нет, добрая ведьмочка, что скрывала в себе лишь сказки и приятности. Она снова звонко хихикнула. — Чего стоишь, полезли на дерево, оттуда вид еще круче. — и она, словно кошка, вскарабкалась на самую высокую ветку осины, стоявшей рядом. Хенджин стоял в нерешительности, но видел, как солнце медленно ползет по ее желтой майке, собираясь в последний раз осветить ее круглое девчачье лицо. Ему хотелось еще раз увидеть то произведение искусства, что сотворила из нее природа, и он полез, не раздумывая больше ни секунды. Жесткая кора царапала нежные ладони, колени тряслись, в волосах застряли листья, но он добрался до нее и сел рядом, наблюдая, как солнце растворяется в зеленой глубине ее глаз. И это зрелище стоило порванной рубашки и испачканных шорт. — Как мне тебя называть? — промолвил Хенджин полушепотом в изумлении. Девочка посмотрела на него смеющимися глазами и улыбнулась. — А как хочется? Хенджин молчал с минуту, не зная, сказать ли правду, но она не стала ждать. — Все зовут меня Ведьмой, и ты зови, мне нравится это прозвище, — с поляны поднимался сильный ветер, — Но меня зовут <…>, будем знакомы! — Ветер залепил Хенджину уши. Он не услышал последней фразы, лишь пожал протянутую худую ладошку. Переспрашивать уже было неудобно. Они возвращались домой по отдельности. Ведьма убежала от него еще на пустыре, эхом распространяя по пустой улице звонкий девичий смех, поэтому Хенджин шел в тишине, вспоминая прекрасный вид и такую же прекрасную рыжую девочку. Дома мама очень удивилась, когда увидела сына. Она все поняла без слов, да и всегда понимала. Она не обсуждала с Хенджином это только потому, что ждала, что он сам придет к ней и расскажет. Но в этот раз Хенджин не затыкаясь говорил только о ней. Он сам не знает чем Ведьма зацепила его. Обычная девчонка, даже скорее, пацанка, но она была другой. Она стала его рыцарем на белом коне. Мама лишь слушала. Тоска отступила, осталась только радость за сына. С тех пор Хенджин стал часто приходить в то место и каждый раз находил там ее. Ведьма словно жила на том дереве. Тот холм стал их местом. Они встречались там и шли куда глаза глядят. Слонялись по городу, сидели в кафешке рядом с пустырем, лазали по деревьям. Ведьма и правда была необычной. В школе Хенджин встречал ее пару раз. Он заметил, что никто с ней не общается, что она не бегает и не кричит, как обычно. В школе она была незаметной. Он спрашивал у своих школьных подружек про нее, на что получал скривленные в отвращении лица. — Эта замарашка? — брезгливо дергала пальчиками Джессика, маленькая мажорка, у которой уже с десяти лет была косметика и розовые твидовые костюмчики от Chanel, — Джинни, она Ведьма. Она все время в ссадинах, как будто с кем-то подралась. И все время трется рядом с мальчишками. — Да-да, — тараторила Скайлер, у которой они всегда тусовались после уроков (пока Хенджин не встретил Ведьму, конечно), — Я пару раз видела, как она дралась палкой с крапивой и снимала кошку с дерева. Ужас, а не человек. — Я не удивлюсь, если она была той, кто отрезал твои чудесные волосы, Джинни, — погладила его по ежику на голове Бриттани с розовым блеском на губах, — Она та еще засранка. С ней лучше не связываться, уж послушай нас. Они втроем неодобрительно закивали, глядя ему в глаза. Хенджин не поверил им. Ведьма была совсем не мерзкой. Она была веселой, шумной и очень-очень доброй. С ней хотелось дружить сильнее, чем с кем-либо. И Хенджин выбрал ее. Она была настоящей, живой и чистой, в отличие от его «подружек», которые в свои тринадцать уже хотели парней и учились целоваться. Так он стал изгоем. Зато у него была Ведьма. Вдвоем быть изгоями круче. Она научила его драться на кулаках, палках и ножах, научила кататься на скейте и прыгать по крышам. Она научила его собирать красивые камни и стрелять из рогатки в стекла заброшенных домов; научила фантазировать, смотреть на ночное небо и жить своим детством. Благодаря ней он смог ответить тем мальчишкам-обидчикам и даже сломать кому-то нос. Она научила его играть в карты и филигранно крутить ножик вокруг пальцев. Она научила его быть мужчиной и хорошим другом. — Нет, Хенджин, к девчонкам надо подкатывать смело! — восклицала она, ставя веснушчатый локоть на серую столешницу в их забегаловке рядом с пустырем, — Говоришь ей: «Эй, красотка, твои родители случайно не пекари? Тогда откуда у них такая булочка?» — она ущипнула его за бедро и звонко расхохоталась. Хенджин тоже рассмеялся чуть ли не роняя свой шоколадный милкшейк и краснея до ушей. — Да брось, Ведьма, ни одна девчонка не воспримет меня всерьез, если я так скажу. — Вот увидишь, златовласка, какая-нибудь точно клюнет и влюбится по уши! «Мне не нужна какая-то, мне нужна веснушчатая бестия» — звучало в голове, но этой мысли не суждено было стать озвученной. Прошло четыре года со дня их знакомства. Хенджин вытянулся еще сильнее и задевал головой стеклянные абажуры над каждым столиком в забегаловке. Волосы отросли заново, лицо повзрослело, ушла детская припухлость щек, обнажив острые скулы. Взгляд с принцессно-мечтательного стал острым и проницательным. Им он отпугивал своих старых обидчиков (особенно от Ведьмы), словно коршун своих жертв. Из-за постоянных догонялок по крышам или бесконечных путешествий по деревьям округи, Хенджин стал настоящей мечтой семиклассницы — сильный, ловкий, высокий, рельефный. Но его сердце уже давно принадлежало одной-единственной. Ведьма похорошела еще сильнее. Рыжие ресницы стали длиннее, придав томности и загадочности ярко-зеленым глазам. Пухлые губы манили, их постоянно хотелось целовать до посинения. Длинные рыжие кудряшки крупными завитками спадали по ее плечам и в них все время хотелось запутаться ладонью. Природно атлетичное тело стало поводом для зависти многих красоток школы и предметом пошлых взглядов регбистов в красных бомберах (Хенджин очень сильно ревновал и всегда был рядом). Она офигурилась, стала похожа на девушку, но в душе оставалась взбалмошным пацаненком. После посиделок в кафешке они решили снова забраться на крыши. Они решили устроить забег по микрорайону. Ведьма победила. — Ты всегда побеждаешь! — выдавил из себя Хенджин, сидя враскорячку и успокаивая дыхание. Ведьма даже не запыхалась. — Тебе просто еще далеко до моего мастерства, малыш сосунок, — она издевательски понизила голос и скрестила руки на груди, дразня друга. — Я старше, — саркастично бросил он в ответ. — Мне просто сегодня была предсказана победа! — Ведьма победоносно покачала бедрами в темно-синих джинсах на низкой талии (как же ей шло!) и плюхнулась рядом. — Кто предсказал? — издевательски спросил Хван, переводя взгляд на подругу. — Я, кто же еще? — обиделась она и выпятила пухлую нижнюю губу. — Ты умеешь гадать? — Конечно, я же Ведьма! — рассмеялась она. От обиды не осталось и следа, — Могу еще проклянуть, приворожить и заговорить на понос! — гордо вздернула веснушчатый нос она. Хенджин удивленно вытаращил глаза и подвинулся ближе. — А ну, погадай мне! — Еще чего! — встрепенулась она, все равно доставая из рюкзака колоду карт, — Просто так гадать нельзя, нужно обязательно что-то взамен. — Например? — Нуу, вещь там или деньги иногда, — она почесала щеку и стала тасовать колоду, — Но я деньги не беру. Предпочитаю энергетический обмен. — Это как? — Клиент просто должен сидеть рядом. Так карты напитываются энергией и предсказания получаются гораздо точнее. Она положила перемешанную колоду карт таро на свободное место. — Что ты хочешь знать, плебей? — Почему сразу плебей?! — Ну ладно, тогда загадочный паладин. Хенджин обхватил ладонью свой подбородок в задумчивости. — Хочу знать, что меня ждет в будущем. — Это слишком расплывчато! — она тоже задумалась, — Давай твое будущее на год? — А давай! Она взяла его руку и поднесла к колоде. Касание электрическим импульсом пронеслось по коже до самого мозга. Сердце пропустило удар. Она посидела так, прикрыв глаза, пару минут, потом взяла колоду и снова перемешала. Тонкие пальчики выудили три карты и положили их рубашкой вверх. — Эти карты обозначают твое прошлое, настоящее и будущее, — она обвела их тонкой аккуратной рукой, — Общий анализ покажет твое будущее в целом. — Какие умные слова… — прошептал он, заинтересованно глядя исподлобья. — Я знаю, круто, да? — так же шепотом сказала она. — А почему у последней карты рубашка другая? — Она из другой колоды, — отмахнулась девушка. — А так разве можно? — А ну тихо, красавчик-паладин, не развеевай флер магичности. Когда карты разные, так даже интереснее. Может чего крутого нагадаем. — расхихикалась она и перевернула первую карту. — Двойка кубков, ого, да ты счастливчик, Хван Хенджин! — она легонько ударила его кулачком по плечу. Хенджин нахмурил брови в непонимании. Тогда Ведьма томно закатила глаза и вздохнула, — Это значит, что тебя ждет любовь и отношения. А я говорила, что любая девчонка клюнет на такого, как ты. — она рассмеялась и перевернула вторую карту. Взгляд ее вмиг стал до ужаса холодным и серьезным. Хенджин никогда еще не видел такую серьезную Ведьму. — Башня… — Это что-то плохое, да? — осторожно спросил он, кладя свою широкую ладонь на ее крохотную веснушчатую. Ведьма помолчала несколько мгновений и не менее серьезно ответила: — Башня означает трагедию или утрату. Возможно, за этот год ты потеряешь кого-то очень близкого. — она перевернула третью, последнюю. — Это Страшный суд. Означает трансформацию или жизненный урок. Ведьма замолкла в раздумьях. Хенджин не мог поверить, что она может быть такой тихой. В голове просто не было места для серьезной Ведьмы, потому что шумная, вечно орущая и бегающая рыжая бестия заняла его целиком, без остатка. — В ближайшем будущем ты начнешь встречаться с кем-то, кого будешь очень сильно любить, но потом потеряешь кого-то очень близкого. Это тебя сломает, но ты перестроишь себя по кирпичикам, выучишь этот жизненный урок и больше так не поступишь. Хенджина пробило током. Начнет встречаться? Любовь? Кроме Ведьмы ему никто не нужен. Остальное показалось неважным, ведь это всего лишь карты. — Да чего ты какая кислая, бестия моя? — он закинул руку ей на плечи подвигаясь еще ближе, — Это же всего лишь бумажки с картинками, причем очень даже неплохими, — он приблизился к последней карте, рассматривая нарисованную голую женщину на поле из желтых цветов. — Ничего это не просто бумажки, извращенец! — Ведьма схватила карты и спрятала в сумку, — Они многое могут рассказать о человеке, могут даже рассказать о том, кто тебе нравится. — Да ну? — Хенджин вскинул брови в притворном удивлении, — А мне и не надо знать. Я и так уже про нее все знаю! — Он показал ей язык. Их лица были в непозволительной близости, но это было обычное дело для них. — Тебе все-таки кто-то нравится? — с хитрым прищуром спросила она, но в этом взгляде еле видно проглядывалось разочарование, — Кто она такая, что смеет забирать у меня моего Хван Хенджина? — Ведьма игриво ткнула друга пальцем в ребра, отчего он откатился немного в сторону с задорным смехом. — О, она потрясающая! — мечтательно протянул он, устремляя загадочно-влюбленный взгляд в сиренево-синее небо. Близился закат. — У нее очень красивые глаза и изящные руки, а еще худые плечи. Она добрая и веселая, а еще у нее очень-очень классный смех. Ведьма хмыкнула, опустив взгляд на свои веснушчатые костяшки в царапинах и слабо улыбаясь. — Тогда поцелуй ее в следующий раз, как увидишь. Жизнь слишком коротка, чтобы размениваться на глупые ухаживания. Хенджин шумно сглотнул неловкий ком в горле. Сердце стало биться в сто крат сильнее. Казалось, что сейчас оно выскочит через горло, выльется через уши, а Ведьма возьмет его в свои крохотные ладошки и съест. — Ты так считаешь? — нервно спросил он. — Конечно, если ты правда ее любишь, то так и сделай, тогда мое предсказание сбудется и я стану самой легендарной Ведьмой в городе N. — она все еще не поднимала глаз, ковыряя твердую корочку на костяшках. Горестная улыбка тоже не сползала с лица. «Вот он, момент!» — подумал Хенджин, но тело будто одеревенело. Все произошло как в замедленной съемке. Он подвинулся к ней поближе, нежно повернул ее лицо, аккуратно взяв пальцами за подбородок и поцеловал. Так просто, невинно, по-детски. Ее персиковые губы, нетронутые помадой, были нежными и мягкими. Он отстранился, чувствуя себя очень смущенным. Ведьма была в шоке. Ее кукольное веснушчатое личико так и застыло в удивлении. На губах вместе с поцелуем застыло немое «Что?» — Ты сказала поцеловать ее при следующей встрече. — стеснительно улыбнулся Хенджин, — Я подумал, зачем ждать следующего раза, когда я могу сделать это сейчас? Ведь наша жизнь слишком коротка, чтобы размениваться на глупые ухаживания. — процитировал он и хихикнул. В ее голове что-то щелкнуло. Она прыгнула на него, как дикая кошка, притягивая за воротник красной джинсовой жилетки без рукавов и даря ему еще один поцелуй, уже более глубокий, чувственный, но не менее приятный. Внутри становилось жарко. Хенджин взял ее за тонкую талию, которую не прикрывала короткая темно-зеленая футболка с нарисованными феями, и притянул ближе, будто надеялся врастить ее в себя, поглотить и носить в своем горячем огненном сердце. Они целовались страстно, беспорядочно, пока воздух в легких не кончился. Они разъединились, тяжело дыша, и Ведьма заплакала. Хенджин ни разу не видел, чтобы она плакала, эта роль всегда отходила ему. Даже когда больно падала с дерева, когда они дрались с мальчишками, которые их обижали, когда потеряла красивый камень — она не проронила ни слезинки. Сейчас кристальные слезы скатывались по ее расписанным созвездиями щекам, а глаза окрашивались в нежно-красный, и, о черт, даже сейчас она была прекрасна. И снова закатное солнце облизывало алым огнем ее волосы, лицо и руки. Лучи снова скатывались и путались меж тонких пальцев и просачивались через длинные мечтательные ресницы. Она снова была самым прекрасным произведением искусства, которое Хенджину удалось лицезреть. Он любил ее всем сердцем, любил, как в первый день. — Я думала, что ты и правда влюбился в другую, — она собирала слезы аккуратными пальчиками, словно алмазы, — Я думала, что ты меня никогда не полюбишь, ведь я… я… — Самое прекрасное, что создала природа… — он погладил большим пальцем ее влажную от слез щеку, стирая остатки соленых дорожек. Они еще долго сидели на той крыше, любуясь закатом, пока солнце не ушло на покой. Хенджин дал ей свой серый джемпер, который лежал у него в рюкзаке на всякий случай. Он проводил ее до дома, а потом без остановки бежал до своего, окрыленный любовью дикой лесной колдуньи. Теплый сентябрьский вечер навсегда западет Хенджину в душу, потому что именно он свел полыхающий лесной огонек и мягкую домашнюю свечу. Их любовь была чиста, как гитарный аккорд, выстреливавший из-под пальцев Хенджина, когда он играл ей на ночевках у него дома. Их любовь была страстной, как поэзия Есенина, которую Ведьма зачитывала ему наизусть на их крыше. Хенджин навсегда запомнит холодный ноябрьский вечер, когда Ведьма нагрянула к нему домой с коробкой печенья и банкой растворимого шоколада. Она стояла на пороге в своем светло-коричневом пальто, припорошенном первым снегом на плечах. Хенджин обрадованно раскрутил ее бордовый шарф, стряхнул с ее огненной макушки остатки подтаявших снежинок и нежно поцеловал прямо в замерзшие губы. Они сидели в гостиной, смотрели повтор Битлджуса по телеку и ели печенье, запивая его пивом, выуженным из холодильника. Про какао успешно забыли. Ведьма задорно подпевала героине, которая вот-вот назовет имя злодея, а Хенджин любовался ее порозовевшими от алкоголя щеками вкрапинку. Под веселый смех они поднялись в его комнату, когда закончился фильм, и вышли на балкон. Холод совсем не чувствовался под градусом разгоряченных тел. — Смотри, что стащил у Стена сегодня! — Хенджин залез в карман серых домашних штанов и выудил оттуда пачку «Маrlboro Gold». — Ты чтоооо?! — полушепотом изумилась Ведьма, — Ну ка давай делись! Они с хохотом вскрыли пачку и закурили одну сигарету на двоих. Что ни говори, но Ведьма смотрелась очень красиво с сигаретой, зажатой в аккуратных веснушчатых пальчиках. Хенджин не мог на нее насмотреться. Она почему-то показалась ему более худой, чем раньше. Он не придал этому значения. Ведьма глубоко затянулась горьким дымом, сжигая сигарету почти до половины. — Эй, ты сейчас мне не оставишь! Давай-ка ее сюда! — пьяно рассмеялся Хенджин, окольцовывая ее белоснежное запястье своими длинными пальцами и прижимая сигарету в ее руке к своим губам. У Ведьмы в глазах блеснули ярко-зеленые искорки. — Это было чертовски сексуально, Хван Хенджин, — тихо проговорила она, опуская взгляд на его пухлые губы. Хенджину сорвало крышу. Он прильнул к ее губам, смазанно целуя и рвано выдыхая плотными завитками табачный дым. Она не отставала. Сигарета выскользнула из ее пальцев и упала забытая всеми в снег. Влюбленные были слишком заняты друг другом. Не отрываясь друг от друга они ввалились в комнату и упали на его кровать. Становилось очень жарко. Хенджин рывком стащил с нее свитер крупной вязки цвета французского вина. Его черная футболка тоже улетела куда-то в сторону. Оставшаяся одежда валялась где-то под кроватью. Комната наполнилась хлюпающими и чмокающими звуками любви. Ее мраморная кожа, усыпанная поцелуями солнца, блестела в серебристом свете луны. Хенджин словно чувствовал себя наблюдателем этой сказочной несуществующей красоты. Ее ребра проглядывали сквозь белоснежную кожу. Его руки сжимали ее осиную талию, сминали кожу на плечах, пересчитывали веснушки на ее груди. Она извивалась на нем, наполняя своими стонами его горячее живое сердце. Она словно существовала в его голове — прекрасная, необузданная, настоящая. Хрупкая, как мамина фарфоровая фигурка в шкафу за стеклом. Хенджину было сложно поверить, что эта девушка, его девушка — его мечта, жизнь и самое ценное сокровище. Утро встретило его россыпью рыжих кудряшек на белоснежной подушке. Прошлая ночь не была сном, как казалось парню. Ведьма повернулась к нему мыча и потирая сонные глаза. Они смотрели друг другу в глаза, не находя ни единого слова. Ведьма вдруг звонко рассмеялась, обнимая его и прижимаясь всем своим худым маленьким тельцем. Хенджин тоже начал смеяться, выцеловывая каждую крапинку на ее прекрасном лице. Они оба решили — «Да, это навсегда!»