***
Дилюк становится свидетелем того, как пожар охватывает город. Шепот разносится по тихим улочкам Мондштадта, подгоняемый ветром, долетает до Спрингвейла, становится темой для обеденных пересудов среди горничных на винокурне. Никто не знает откуда это пошло, но к концу недели о том, что капитан кавалерии родом из Каэнри’ах, узнают все. Кэйа старательно держит лицо, роняет обыденно шутки в попытке защититься. Маска теряет свою целостность каждый раз, как он слышит опасливые шепотки за спиной, видит настороженные взгляды подчиненных. «Правда ли, что все они прокляты?» «Он ненавидит архонтов?» «Что если на нас падет гнев Селестии из-за него?» Настороженность трансформируется и растет, страх, словно алхимический катализатор, кует из нее презрение. Трещина прорезает идеальный фасад, и излом на маске Кэйи становится особенно заметным, когда кто-то краской на его двери старательно выводит «г р е ш н и к». Дилюк никогда не хотел этого. Чужой тщательно выстроенный и собранный по крупицам мир рушится на его глазах. Дилюк чувствует себя тем, кто оказался под завалами. Обломки оборванных связей и уничтоженных надежд сокрушительно давят на ребра, не давая сделать и вдоха.***
Кэйа приходит в таверну вечером. Мимолетно скользит взглядом по залу, кивая знакомым лицам, разочарованно кривит губы, когда люди торопливо отворачиваются, а Хосе отшатывается от него, будто от прокаженного. Он садится на привычное место, и все было бы как раньше, если бы не эта гробовая тишина, рухнувшая на таверну, как только он открыл дверь. Если бы не отсутствие рыцарской формы на его плечах. Если бы не прямой взгляд, которым Кэйа прожигает Дилюка насквозь, больше не скрываясь и не прячась за ужимками и бессмысленной болтовней. Если бы… Кэйа впервые на его памяти так много пьет, даже не пытаясь сохранить контроль.***
Транспортировать пьяного рыцаря домой - в любой другой день это вызвало бы острое чувство раздражения. Любого другого человека Дилюк выставил бы за порог или сдал в руки первого попавшегося патруля Ордо Фавониус, но… это Кэйа. Это Кэйа, мир которого разрушен и сломан. Дилюк чувствует себя так, будто он в эпицентре катастрофы. Он гладит Кэйю по волосам, расчесывая чуть спутанные иссиня-черные пряди пальцами. Помогает подняться, когда тот сонно приподнимает голову над стойкой, рассеянно моргая, подставляет плечо, позволяя опереться на него всем весом на пути домой. Разглядывая размашистые неровные буквы, выведенные краской на чужой двери, Дилюк думает о том, что он бы выбил все дерьмо из того, кто это сделал. — Люди не могут больше доверять мне, — бормочет Кэйа ему в плечо, — никогда не будет так, как раньше. — Но ты ничего не сделал, — тихо возражает Дилюк, мягко опуская его в кресло, сжимая чужие пальцы в ладони в попытке подарить… тепло? — Забавно слышать это от тебя. — Кэйа смеется хрипло. Дилюку кажется, что рвущийся наружу смех отчаянно похож на всхлип. Дилюк надеется, что пустая и тщательно убранная квартира — это совпадение. Не может же тот рюкзак в прихожей вмещать все его собранные вещи? Еще не поздно все исправить. Утром он пойдет прямиком к Джинн и обсудит с ней варианты. Дилюк готов заступиться за Кэйю перед Варкой и советом, если потребуется. Ему плевать на каких условиях, но Кэйа останется здесь. Останется, либо уйдет с ним на винокурню. Внутри разгорается знакомое пламя, будто он на верном пути снова.***
Но… Когда рассвет яркими мазками ложится на красные черепичные крыши, Кэйа уже слишком далеко от