Драбблы по Списку Ланъя(рейтинг)

Счастье переполняло ее, как вода переполняет реку после весенних дождей, грозилось расплескаться, залить все вокруг. Счастье было в каждом слове, в каждом вдохе, огромное, полноводное, спокойное. Он жив. Выжил в третий раз, невозможный человек. Он жив, ходит под тем же небом, и именно это наполняло ее счастьем. Он вернулся в столицу через три года после третьей смерти, под иным именем, вновь занялся стратегиями и интригами, но это, собственно говоря, было неважно. Нихуан проводила часть времени в Юньнани, часть в столице, встречалась с ним, но не поднимала вопросов об отношениях и браке. Она чувствовала себя как никогда свободной. Все свои долги она выполнила, дождалась его и отпустила. И вновь дождалась. Иногда ей казалось, будто он тяготится ее присутствием, иногда — что чувствует себя виноватым. Весенние дожди переполняли реки, вновь грозя империи наводнениями. Цзи… его величество перебросил часть людей на укрепление плотин и, как Нихуан слышала, строго требовал исполнения этих приказов. Он тоже дышал свободнее и чаще улыбался. Нихуан знала, что для него Линь Шу был братом роднее, чем кровные, и потому сейчас на троне был живой человек, а не воплощение долга. Да и ее императорское величество, которую Нихуан видела во время последнего визита к вдовствующей императрице, улыбалась так же, как и сама она. Словно счастье этой весной просачивалось через все плотины должного поведения. Запахи кружили голову, влажные — только от дождя, ведь больше нет нужды плакать — рукава становились тяжелыми, а братец Линь Шу был странно задумчив каждую их встречу. Но можно было набрать дождевой воды в ладони и брызнуть в него, совсем как раньше, в детстве, можно было подойти и накинуть теплый плащ — здоровье Линь Шу все еще было слабым, можно было чистить для него мандарины, перезрелые уже, и мягко раскрывающиеся в ее пальцах. Можно было все, кроме прикосновений, и когда однажды командующий Мэн, встретив ее в коридоре, все-таки спросил о свадьбе, она только рассмеялась и покачала головой. — Он жив, этого достаточно. И на его ворчание о том, что такое недопустимо, и вообще, о чем он думает, только замахала рукой. Нихуан сама себе казалась легким ветром над поверхностью озера, что трогает цветущие ветки. И ветер дул, ветер нес ее через эту весну, пока в один из редких ясных вечеров не обратил в камень. Потому что, когда посередине разговора братец Линь Шу ни с того ни с сего начал ее целовать, это было… странно. Она открыла рот, собираясь задать вопрос или сказать что-то еще, и вдруг поняла. Линь Шу. Вот сейчас. На самом деле ее целует. Она потянула его на себя — дощечки, книги, бумаги рассыпались по полу. Кажется, она задела ногой столик с чашками — одна подкатилась к краю и тихо упала на циновку. Не разбившись. Желание вспыхнуло, словно бумага, упавшая в жаровню — обжигающим пламенем. Поцелуи были жадными, глубокими, влажными, Нихуан на миг показалось, что Линь Шу приникал к ее рту, словно заплутавший путник к роднику в степи. И Нихуан готова была отдавать ему это счастье, эти дожди, эту любовь, что так долго ждала своего часа. Распахнув одежду, он целовал ее грудь, шепча смешные глупости, и глаза у него были совершенно пьяные. Дождь шелестел по крыше, дождь стучался в резиденцию господина Су, дождь приносил пыльцу и запах цветов, весенний, влажный. Такой же как запах его кожи. О, она помнила раньше, что у Линь Шу всегда были теплые руки, а кожа на его шее, в ямке у ключиц — была горячей, и бешено билась жилка, которую Нихуан нежно целовала. Под ее губами расцветали яркие метки, которые нельзя будет скрыть одеждой — да и не нужно. Пальцы Линь Шу — его красивые сильные пальцы скользили внутри нее, заставляя вздрагивать, и тихо стонать, и шептать его имя. Да, то, старое, а может быть второе, а может и это третье, новое, какая разница. Она любила все его обличья, и, кажется, именно это шептала в его губы, когда он целовал. Снова, снова и снова, не в силах насытиться и не в силах отпустить. Потом она мягко опрокинула его назад и опустила руку вниз, проведя ладонью по его члену. Огладила большим пальцем головку, почувствовав, какой он горячий и влажный, потом опустила пальцы ниже, перекатила в ладони яички, вызвав нервную дрожь и смех. — Что ты делаешь? — Мне интересно, — она ответила ему улыбкой. — Хочу трогать и смотреть, и… — Потом. Ладно? Хорошо? — Мэй Чансу… или Линь Шу? потянул ее к себе, и Нихуан могла поклясться, что у него покраснела кожа на скулах. — Я хочу внимательно изучить длину, твердость, остроту и все прочее… К каждому оружию нужно примериться — Ты издеваешься! Не сейчас. — Он действительно покраснел и поспешил спрятать лицо, вновь целуя и прихватывая губами ее соски. — Я просто не выдержу, веришь? — Да, — тихо ответила она. И дальше они не говорили. Не считать же словами «Не туда. — Как это? — А вот так, ой… — А теперь туда. — Туда, туда, тоже мне гений цилинь…» и прозвища, связанные с мифическими чудовищами, а также стоны и тихие выдохи. Им и впрямь не нужно было слов. Только прикосновения — сильные и нежные, и движения, и даже глупое желание подогнать его, как жеребца: «Ча!Ча!», быстрее. Ощущение его члена в своем теле и внезапное осознание того, что все происходящее реально, не мечты, не фантазии одинокими ночами в военной палатке, а настоящее. Живой, горячий, шепчущий глупости Линь Шу. Ее жених, ее мужчина. И заливающее ее наслаждение — словно огонь по венам, и вскипающие на глазах слезы — от счастья. Лежать с ним рядом, все еще неразделенными, все еще единым целым, кожа к коже, душа к душе, было странно. Но был вопрос, который тревожил ее и не давал соскользнуть в уже затягивающие глубины сна. — Братец Линь Шу, так почему ты сегодня… Тихий выдох, обжигающий ухо. — Потому что если тебе достаточно того, что я жив, мне этого совершенно недостаточно. Ты мне нужна, я… Конец фразы был совсем тихим, он потерялся в последних каплях дождя, стекающих с крыши. Сквозь облака выглянуло солнце и залило мир закатным золотом. Начиналось лето.