«По-твоему, это стыдно?»

Иногда фраза «Я хочу тебя» прошибает не меньше, чем «Я люблю тебя». Сегодняшним поздним вечером она прошибла Сугуру Гэто как удар под дых или, хуже, пуля в висок. Сатору Годжо признался в этом меньше минуты назад, прекрасно понимая реакции чужого тела и прекрасно их чувствуя, но адресат, похоже, завис, как сломанный компьютер. - Мне такого раньше никогда не говорили, – всегда корректный и серьезный Сугуру не нашелся, как это признание прокомментировать. - Черт подери, - Сатору все понял; он приподнялся на локте рядом с другом и недоумевал, как такой парень до сих пор не познал плотских удовольствий с кем-то еще. – Если позволишь – это будет твой лучший первый раз. Гэто отвел глаза. Сатору задержался взглядом на его лице: - Тебе... стыдно? - Да, - был тихий ответ. Гэто поражался, как легко его товарищ может говорить на такие темы. Он думал о том, что подобному, наверное, тоже стоит научиться. Да и опыта у того, похоже, уж точно больше, чем у него самого. - Почему? Сугуру закусил нижнюю губу: - Ты… разденешь меня, - он смотрел куда угодно, но не в голубые глаза. - Могу не раздевать, - вставил Сатору, внимательно наблюдая за ним. - Ты будешь… прикасаться ко мне, а я, возможно... – Сугуру, как казалось ему самому, забила мелкая дрожь, но уже не из-за стыда, а из-за подступающих фантазий, - возможно, буду громко стонать, потому что мне понравится. - По-твоему, это стыдно? – озадаченно спросил Сатору. - Наверное... – хрипло ответил Сугуру. - Почему?.. – Сатору действительно не понимал. - Ну это… про беззащитность, пожалуй. - Ты… боишься, что я увижу тебя другим, - подхватил Годжо, желание которого устроить лучший первый раз только разгоралось. - Да, - Гэто сглотнул и облизал слегка пересохшие губы. - ...Не таким, как всегда, - продолжал Сатору. - Да, - Сугуру уже раздражала собственная борьба с рамками приличия и грязными мыслями. - ...Беззащитным, зависимым, непристойным, голым, - подытожил Сатору, и Гэто в принципе понял, что эмоционально его уже раздели; эти четыре слова весьма точно описывали всю картину, и каждое отзывалось как удар молотка. Сатору мазнул взглядом чужие бедра: - Но судя по всему, ты не против. Сугуру обреченно закрыл свои темные глаза и тяжело выдохнул: - Да. Очень, - и ощутил, как сильно закружилась голова. Головокружение догнало и Сатору – из-за согласия другого и собственного предвкушения. - Снимай, - блондин кивнул на футболку, и его послушались; он внимательно следил, как выгнулась спина, а чужие руки изящно избавились от одежды и выбросили ее прочь с кровати, после чего и сам снял майку. Ощущение того, что сейчас они соприкоснутся телами – не в тренировочном бою, а в совершенно других условиях, сводила Сатору с ума. Перед ним лежал наполовину раздетый Сугуру, смущенный и безмолвный. Годжо обещал себе сделать все, чтобы следующие минуты стали лучшими в жизни этого парня. Уставшие после очередной миссии, в обратной дороге, сидя рядом, иногда они переплетали пальцы своих рук. Возможно, этот жест в первую очередь признают романтическим, но для этих двоих такое действие было сигналом доверия. Своего рода, безмолвное «я рядом». Годжо прижал ладони Гэто к кровати, навис над ним, и переплел пальцы их рук. В реальности он сейчас был частично: если Сугуру боролся с собственным стыдом, Сатору – с собственными фантазиями, уносящимися в неизменную грязь. Это будет – потом, не сейчас, останавливал он себя, медленно касаясь губ, прикасаясь к щекам, глазам, подбородку и спускаясь к шее. Он дотронулся языком до жилки, которая билась в такт пульсу, и заметил, как плечи едва заметно дернулись вверх, навстречу, подчеркивая ключицы. В какой-то момент Сатору перестал себе врать, рассматривая товарища во время тренировочных боев: ему действительно было интересно, как это тело поведет себя не в бою, а в постели. Такие мысли затуманивали разум и, как правило, поймав себя на них, парень не мог больше драться, хотя боевой азарт все же брал верх. Возможно, из-за этих мыслей местами он вел себя в спарринге более свирепо. Прогнув собственную спину, Сатору грациозно спустился к чужой груди, и если пару минут назад ответом на его действия были прерывистые вздохи, сейчас их сменили слабые стоны. Он достаточно задержался на каждом участке кожи – целуя, облизывая, покусывая – и, похоже, уловил, как скованность Сугуру начинает отступать. Он хотел видеть его таким – другим, беззащитным, обнаженным физически и морально, понимая, что в обычной жизни сможет оградить его от беды, а сейчас – доставить удовольствие. В конце концов, сейчас это возмутительно, нестерпимо красиво. - Это тоже нужно снять, - Сатору поглядел на чужие штаны. Гэто избавили от штанов и белья. Сатору устроился между его разведенных ног. Его ладони легли на чужие колени и скользнули вверх, к бедрам. Чем ближе было к паху – тем более сбитым и тяжелым становилось дыхание. Взгляд Сугуру в эти секунды выдавал его с потрохами: «Прикоснись». Он негромко заныл, когда это, наконец, случилось. Сатору придерживался схемы: сначала губы, потом – язык, по всей длине – медленно, осторожно, нежно. - Черт... – выдохнул Гэто, когда его заглотили больше, чем наполовину. Второй раз это слово слетело с его губ, когда Сатору облизал свои пальцы, и он понял, что над ним работают и спереди, и сзади, а дискомфорт второго случая мало заметен из-за головокружительности первого. Сатору действовал аккуратно, боясь причинить боль и войти слишком резко. Он не обращал внимания на собственное напряжение, хотя в штанах ему давно было тесно. - Остановись... пожалуйста, - вдруг выдохнул Сугуру. Сатору прекратил и то, и другое, и теперь вопросительно на него смотрел. - Я так долго не протяну, - объяснили ему сбивчиво. – Можешь... - Да, - не дослушав, кивнул Сатору и осторожно зажал пальцами основание чужой плоти на какое-то время. Годжо любовался им: Гэто все еще часто дышал. Похоже, завтра на паре-тройке мест этого тела проступят засосы – правда, там, где это не будет видно под одеждой. В голове Сатору пронеслось саркастичное «да что ты там не видел?» - но он глаз не мог оторвать от другого. Похоже, щеки Гэто все еще горели румянцем (хотя слабый свет наружных фонарей, пробивающийся сквозь полуоткрытые шторы комнаты, мог соврать), а дыхание спокойнее не стало. И да, Сугуру все-таки застенчиво прикрыл свои глаза тыльной стороной ладони, а другой рукой сжимал покрывало. - Стыдно? – с улыбкой спросил Сатору, легонько убирая ладонь с лица. Сугуру только смущенно хмыкнул. А потом заметил, как Сатору вновь садится между его раскинутых ног и сначала разрывает упаковку с презервативом, раскатывает резинку на себе, затем щелкает тюбиком. - Все будет хорошо, - тепло произнес Сатору; входил он медленно, внимательно наблюдая за реакцией, пока его самого разрывало на части от ощущения чужого нутра. Сугуру обхватил Сатору ногами и скрестил их за его спиной. От такого «ответа» второго в очередной раз догнало сильное головокружение, а с губ слетел хриплый стон – он вошел почти полностью и теперь смог вновь наклониться к обрамленному черными прядями лицу. Первым. Сатору стал первым, кому Сугуру доверил сначала собственную жизнь – потому что работали они дуэтом, а теперь свое тело. Этот вывод тоже сводил с ума, сносил крышу, разбивал остатки разума и параллельно накладывал большую ответственность: не навредить. Они смотрели друг другу в глаза, дышали в унисон, Сатору снова трогал его волосы, щеки и губы – прошелся по нижней большим пальцем, приоткрыл и целовал – долго, пылко, в ритм собственных движений. Ощутив, как Гэто тянется рукой вниз, чтобы потрогать себя, Сатору аккуратно отодвинул его ладонь и начал сам. Сугуру уткнулся в его плечо и застонал – громче и протяжнее. Сатору было плевать, услышит их кто-то или нет, и придется ли потом за это отвечать – они здесь, вообще-то, не в игры играют. Годжо хотел видеть больше: он снова выпрямился, размашисто прошелся по чужим бедрам ладонями – Гэто еще крепче обхватил Сатору ногами, вцепившись пальцами в ткань покрывала. Гэто вздрогнул и хрипло взвыл, когда рука Сатору на нем начала двигаться быстрее – быстрее двигался и он сам. Так продолжалось меньше минуты: Сатору следил за усилениями реакций – а потом снова сбавил темп, чтобы смотреть. Смотреть на этот распахнутый в немом стоне рот, широко открытые янтарные глаза, глядящие в никуда, потому что мысли в этой темноволосой голове сейчас явно лишь об одном, на выгибающуюся навстречу грудь и на руки, на которых все сильнее проступали вены от того, с какой силой их обладатель сжимал проклятую ткань вокруг себя: «Глубже». Годжо решил, что следующий подход станет последним – сам он терпеть уже не мог. Потеряв контроль, толкнулся внутрь резко несколько раз, затем опомнился и продолжил в более спокойном, но стремительном ритме. Невыносимо было видеть это содрогающееся от ласк тело под ним и это лицо, на котором отражались мольба, нетерпение, возбуждение и жажда. Сатору знал, когда нужно будет остановить собственную руку. Всегда бархатный и спокойный голос Гэто обрел новый окрас: парень вскрикнул – низко, этот крик перешел в стоны, которые, казалось, продлились очень долго. Сероватые капли покрывали его живот, стекая в желобки между напряженными мышцами пресса и очерчивая их. Это зрелище добило Сатору: он продолжал двигаться внутри, вцепившись в чужие бедра – скоро финал наступил и для него. Он задышал громко, тяжело, часто, понимая, что, наверное, кончить можно только просто глядя на того, кто сейчас лежит перед ним и пытается прийти в себя. Он накрыл Сугуру собой, запустил свои пальцы в его волосы и поцеловал. Потерся своей щекой об его, очертил языком мочку уха и похабно шепнул: - Другой ты – просто невыносим. - Я же говорил, - устало рассмеялся Гэто, пока чужая рука гладила его плечо и грудь. - Невыносим, потому что тебя хочется трогать, - уточнил Сатору и заглянул в его глаза. – А с твоим стыдом надо работать. - Как? – улыбнулся Сугуру, хотя прекрасно знал ответ; эта улыбка сейчас была самым лучшим, что Сатору только видел в своей жизни. - Буду раздевать тебя и прикасаться. Везде. А ты будешь говорить, где приятнее всего. Там я буду трогать до тех пор, пока не закричишь, - прошептал Сатору, накрыл его губы своими и толкнулся в чужой рот языком.