***
Проспать Гаю удалось целых четыре часа: то ли небеса в кои веки над ним сжалились, то ли Вейзи с утра пребывал в благостном настроении. Мелькнула мысль, не помер ли, просто еще никто не обнаружил, но сразу сгинула — это было бы настоящим чудом, а он слишком нагрешил, чтобы для него так расщедрились. Одеваясь, Гай на всякий случай помолился святому Себастьяну, поблагодарив за две первые версии — лучше учесть все сразу. Тюфяк около двери пустовал, но едва Гай плеснул в кубок вина из кувшина — промочить горло, как Алан заявился с блюдом, на котором лежали еще теплые лепешки, нарезанный окорок и сыр. — Я вот вам поесть принес, сэр Гай, — он поставил блюдо на стол. — И еще новостей. — Что, прямо с утра пораньше? — проворчал Гай, но благодарно кивнул и прихватил лепешку с куском окорока. Учитывая ночные события, неизвестно, удастся ли перекусить до вечера. — Надеюсь, больше никого не выловили? — Слава святому Аллену, нет! — Алан фыркнул и взял себе лепешку. — И новости хорошие. Можно не искать нашего утопленника. То есть, не искать, где он остановился. Гай от удивления чуть не выронил лепешку и даже перестал застегивать второй рукой пояс (послужишь у Вейзи, и не так наловчишься). — Ты успел весь город обежать или что? — Нет, его слуга нашелся, сам, — Алан не стал выдерживать эффектную паузу. — Вот как первый час пробили, ворота открыли, так и явился. Я в ледник шел, хотел проверить кое-что, по пути меня Марк перехватил. Слугу на конюшню отвели, вместе с хозяйской лошадью, он наотрез отказался ее оставлять. — Что ж ты меня не разбудил? — Гай быстро доел лепешку, взял вторую и почти выбежал из спальни. Неужели ему и впрямь наверху что-то зачлось? Может, соглашение с Робином? Если подумать, помогая разбойному графу, он действует не только к своей выгоде, но и на благо Англии, как бы странно это не выглядело в его случае. — Да вас и так ночью будили, — проворчал Алан, который следовал за ним, как привязанный. — Покойнику все равно, он уже помер, подождет, а вы зато добрее будете. — Спасибо, — поблагодарил Гай со всей признательностью, на какую способен. Возможно, день будет не так уж плох, раз начался одновременно с двух хороших событий. Слуга, которому показали покойника, подтвердил, что это лорд Готфрид Бервик, его хозяин. Слугу звали Джон, и он оказался здоровенным детиной, как бы не побольше Маленького Джона. Но, в отличие от последнего, особым умом не отличался и все твердил, что хозяин велел оставить его близ креста на тракте, забрать лошадь, ждать на постоялом дворе, а после повечерия приехать за ним. — Я приехал, милорд, как хозяин велел! Я хороший слуга, и отец мой был хорошим слугой, и отец моего отца, — басом бубнил он, разводя руками и хлопая глазами. — Я приехал, как велено, а хозяина и нет. Я ждал, милорд, я хороший слуга... — Я запомнил, ты раз двадцать это повторил! — перебил его Гай. — Итак, ты ждал. — Ждал, милорд, покуда совсем темно не стало, а тогда уж уехал, — Джон перекрестился. — Торговцы на постоялом дворе говорили, что упырь там бродит, убивец добрых христиан, удавился он на перекрестке, аки проклятый Иуда, и опосля полунощной вылазит из могилы. А еще ж новолуние, нечисть совсем лютая делается... Байка про упыря ходила по деревням еще во времена детства Гая, но сколько они с Робином и Мэриан ни пытались выследить восставшего мертвеца, им не удалось увидеть даже краешек савана. Вот пьяниц, свалившихся в колею неподалеку от креста, попадалось без счета. И он точно знал, что сейчас из леса опосля полуночной вылезает разве только шервудская шайка, и то не каждую ночь. А поскольку сэра Готфрида понесло в лес, умер он где-то там, и попасть в замковый ров мог лишь одним способом — его притащили и сбросили. Круг подозреваемых немедленно сузился до двух человек, точнее, до туповатого серва и пятерых разбойников. Еще оставалась вероятность, что убийца кто-то случайный, но настолько крошечная, что Гай решил не принимать ее в расчет. Он взглядом велел Алану и Марку встать в дверях конюшни, на случай, если Джон решит сбежать. — А зачем твой хозяин вообще поехал в Шервуд? — поинтересовался Гай, не надеясь на ответ. К его удивлению, ошибся. — Дык реликвию там его предок запрятал. Святую! — Джон поднял палец, подчеркивая важность своих слов. — Тоже Готфридом звался. Хозяин в кости проигрался, обманули его, все знают, что сэр Крофтен шельма... — Реликвия, — прервал этот словесный поток Гай. — Что за реликвия? — Дык святая ж, милорд. Хозяин письмо нашел, сэр Готфрид, ну, другой сэр, предок его, оставил. А там про реликвию написано, так хозяин сказал. Говорил, Господь ему знак послал, и ежели ту реликвию найти, то она поможет от сэра Крофтена... — Твой хозяин его пристукнуть этой реликвией хотел, что ли? — фыркнул от двери Алан. — Увесистая, видать, святыня. — Что вы такое говорите, добрый господин! — Джон замахал руками. — Хозяин ни в жисть не стал бы пристукивать даже сэра Крофтена! — Да уж, просто не смог бы. Удивлюсь, если он хоть раз за меч брался, — усмехнулся Гай. — Руки у него, как у девицы, нежные и гладкие. Были. — Дык зачем хозяину меч, когда я есть? — Джон удивленно захлопал глазами. — Я хороший слуга, милорд, хозяина завсегда берег! И не уберег... — он вдруг шмыгнул носом. — Как я теперь-то... без хозяина? Гай вспомнил обнаруженный в кустах пергамент, и у него зародилось подозрение, что это и есть пресловутое письмо. — Значит, сэр Готфрид нашел письмо, где было сказано, что в Шервудком лесу спрятана некая реликвия. И когда ее там спрятали? — Хозяин говорил, очень давно, — Джон снова шмыгнул носом. — Тогда еще норманны не пришли. Подозрения переросли в уверенность. Пергамент Гай не читал, лишь глянул мельком перед тем, как лечь спать — написано было на латыни, валлийском и старосаксонском. И год запомнил, указанный в первых строках, тысяча шестой. Задолго до Вильгельма Бастарда. Вроде, в то время уже много лет шла война с датчанами... Реликвия вполне могла оказаться не реликвией вовсе, а военной добычей. То есть, кладом. Даже недалекий серв вполне мог убить господина из-за денег. Но вслух Гай этого говорить не стал, сначала нужно все проверить. — Марк, отведи его в подземелье, — велел Гай. — Допрошу еще раз позже. Пока не выясним точно, что случилось с сэром Готфридом, он подозревается в убийстве. — Милорд, да за что же?! — перепуганный Джон бухнулся на колени. — Не убивец я! Я хороший слуга! Марк махнул рукой, подзывая двух стражников, оставленных снаружи, и они поволокли причитающего Джона прочь из конюшни. К счастью, сопротивляться тот и не подумал. — Алан, поедешь в «Коронованного карпа», выяснишь, когда сэр Готфрид приехал, когда уехал, был ли Джон там. Ну, сам сообразишь, что спрашивать, — давать подробные указания Алану было незачем, Гай убедился в этом еще в первый месяц его службы. — Потом оставишь Робину сообщение, мне нужно с ним встретиться. Где обычно. — Сэр Гай, вы же не думаете... — Алан не договорил. Гай пожал плечами. — Я пока не знаю, что думать. Сэр Готфрид поперся в Шервуд и умер там. Подбросили в ров его уже мертвого, и умер он, судя по состоянию тела, утром или днем. Убить могли или твои приятели, или этот Джон, или кто-то еще. Кто-то еще практически отпадает, надо совсем дурным быть, чтобы убивать людей в лесу его разбойной светлости графа Хантингтона. Джон как раз умом не блещет, но чтобы пристукнуть хозяина, например, со злости, большого ума и не надо. А насчет Робина — вот поговорю с ним, тогда и узнаем. — Понял, сэр Гай, — Алан вздохнул. В то, что убийца кто-то из разбойников, он не верил. Точнее, не хотел верить. В конце концов, сэр Готфрид мог и сам где-нибудь навернуться, крутых склонов в Шервуде и окрестностях хватает. — Вернешься, сразу ко мне, никаких девок, — предупредил Гай. — А то шкуру спущу! Оставив Алана седлать лошадь, он вернулся в замок, охваченный охотничьим азартом. Надо было изучить пергамент. Если в Шервуде закопан клад, он этот клад найдет. И к дьяволу Вейзи!***
В Локсли Робин пробрался потемну — крестьяне опального сеньора не выдадут, с Гаем договор, но лучше лишний раз не рисковать. Мало ли кто увидит и донесет, тогда несдобровать всей деревне. Отец Генесий служил викарием прихода в Локсли, сколько Робин себя помнил, учил их с Гаем и еще трех мальчишек, которых прислали вассалы сэра Малкольма, чтобы со временем стали его оруженосцами, а там приняли и рыцарское посвящение. Наверное, он разменял уже седьмой, если не восьмой десяток, поседел, как лунь, но до сих пор оставался крепким, словно старый кряжистый дуб, и по-прежнему мастерски управлялся с дубинкой. В последнем Робин убедился, когда в темноте его приняли за воришку, забравшегося в церковь за кружкой с пожертвованиями. Благо и останавливать удар отец Генесий умел столь же хорошо, как наносить. Отец Суэйн, в отличие от викария, спал крепко, как медведь зимой, поэтому при церкви держали двух мастиффов, но с собаками Робин обращаться умел — отвлечь, отбить нюх, запутать, уходя от погони. К тому же эти его знали и вместо того, чтобы броситься, принялись скакать вокруг, норовя лизнуть в лицо. Отец Генесий, щурясь при свете единственной свечи, просмотрел первые строки, поцокал языком — как истинного ученого мужа, его привели в восхищение древность письма и непростая загадка. Потом посетовал, что оригинал потерялся, похвалил талант Джак — не каждый переписчик способен сделать копию с точностью до буквы, не зная половины языков, и пообещал не позднее полудня вернуть пергамент с расшифровкой. Оставлять письмо Робин не опасался, если где оно и будет в полной сохранности, так это здесь. В лагерь он вернулся с бурдюком козьего молока, свежим хлебом в полотняном мешке и горшочком топленого жира для бальзамов Джак — отец Генесий, как всегда, не желал отпускать его без подарков. Ложась спать, Робин дал себе зарок передать треть клада на церковь. Вон, крыша прохудилась, стены чернеют от сырости, статуи все потрескались. Раньше крышу и стены подновляли каждый год, он исправно делал пожертвования. А перед отъездом в Аквитанию, на службу к Ричарду, оставил сумму, которой должно было хватить, поскольку думал, что через год-другой вернется, женится на Мэриан... Но человек, как водится, предполагает, а Бог располагает. Локсли Робин снова увидел лишь через девять лет, и опять все вышло не так, как ему хотелось. Не пробыв дома и пары недель, он был вынужден бежать в Шервуд вместе с Мачем и спасенными от виселицы людьми. Не успел даже разобраться с Вейзи, который за время его отсутствия хорошо погрел руки на доходах с владений Хантингтонов. А когда всего с пятью соратниками приходится вести частную войну с шерифом, бороться с заговором против короля, помогать обложенным непомерными налогами крестьянам... Тут не до церкви. Тем не менее, Робин по возможности приносил отцу Генесию деньги, а однажды случайно выяснил, что и Гай тоже (тайком, чтобы не дай Господь не прознали, что «ужас Ноттингема» отдает часть своего жалованья старому викарию). Но средств на серьезный ремонт не хватало. А из того, что им с Джак удалось разобрать, закопал сэр Готфрид более чем достаточно, чтобы не просто починить — отстроить заново пару-тройку церквей, причем каменных, и снабдить всем необходимым, от статуй и кануна до алтарных покрывал на каждый праздник. Робин долго ворочался с боку на бок, неутоленный охотничий азарт мешал спать. В конце концов, он все-таки задремал, и ему привиделся Гай: оба были в одних штанах, мокрые от пота и с лопатами в руках. Робин еще успел подумать, что надо бы поговорить с Гаем, извиниться, как давно хотел... И с этой мыслью наконец-то заснул.***
Гай выехал за ворота и сразу пустил коня галопом — вечерело, а в Локсли хотелось добраться засветло, поговорить с отцом Генесием и показать пергамент. Тот уже был подслеповат, и хотя пользовался полукруглой сарацинской штуковиной из горного хрусталя, которую называл читальным камнем, — помещенный на страницу, этот камень чудесным образом увеличивал буквы, — изучать письмо с поблекшими чернилами при свече ему будет тяжело. К старому викарию Гай с детства питал искреннее уважение — что бы они с Робином ни вытворяли, сколько бы ни сбегали с уроков латыни, чистописания, увиливали от заучивания псалмов и чтения летописей, им ни разу не влетело от него розгой. Отец Генесий, в отличие от отца Суйэна, который ставил их на горох, «дабы изгнать и тела леность, а разум отвратить от проказ и направить к благородным наукам», лишь укоризненно качал головой, вздыхал и ждал, когда у них проснется совесть. Как ни странно, совесть действительно просыпалась — видимо, потому Гай и усвоил латынь настолько хорошо, что разобрал большую часть написанного. Валлийский он тоже знал — его мать была бретонкой по отцу и валлийкой по матери, и со старосаксонским особых сложностей не возникло. Но вот псалмы... Сколько он ни пытался, сумел вспомнить лишь один из двенадцати упомянутых. За письмом Гай просидел полдня и запомнил все наизусть. «Писано в год 1006 от Рождества Христова, сэром Готфридом из (далее неразборчиво, чернила расплылись). Возлюбленная моя Энфледа, пишет тебе твой супруг. Я пребываю в добром здравии, Господь и твоя ладанка хранят меня от ран и болезней. С именем Христовым на устах и под водительством доблестного государя нашего третьего дня разбили мы нечестивых датчан и добычу взяли великую. Послание сие несет тебе не только уверения в моей вечной любви, но тако же указания, как отыскать долю, коя мне полагалась. Король наш, храни его Господь, повелел гнать датчан далее, и неразумно везти серебро и золото с собой. Посему схоронил я все в Шервудском лесу. Ежели будет на то воля Божья и Пресвятой Девы, вернусь к тебе, возлюбленная жена моя, с немалым богатством. Коли же не суждено нам боле встретиться в этом мире, сбереги мое письмо, ибо в нем наследство твое и детей наших, ведь в сердце моем тревога о них не меньшая, нежели о тебе. Я же буду ждать тебя в мире горнем, ибо любовь моя к тебе столь велика, что и смерти ее не унять. Засим остаюсь верный супруг твой, Готфрид». Гай даже пару раз вздохнул, пока читал — раз письмо где-то пролежало почти двести лет, похоже, сэр Готфрид к своей возлюбленной Энфледе не вернулся. И наследство она тоже не получила. Он пообещал себе, что когда найдет клад, отдаст часть отцу Генесию на церковь — крышу давно пора обновить, очистить стены от плесени. Да и статуи святых потрескались, а заказать новые можно только в Йорке, у мастера, получившего благословение епископа, и стоят они недешево. И надо бы попросить год служить молебны за упокой души супругов. Теперь главное — разобраться с псалмами. Крест святого Эдвина, мильный столб с фигурой архангела Рафаила, могилу самоубийцы и еще пару ориентиров Гай вычислил довольно быстро. А дальше дело застопорилось, поскольку отсчитывать время, шаги и ярды требовалось по номерам псалмов и числу слов в них. Помочь здесь мог только отец Генесий, ведь никто лучше него не знал Святое Писание и все, что к Писанию прилагалось. Увы, в Локсли Гай попал уже в сумерках. На мосту через Трент столкнулись и застряли три телеги, не объехать. Переправиться по воде — не то место, глубоко и полно омутов, до брода полторы мили, а потом еще возвращаться на тракт. Пришлось вместе с другими всадниками помогать растаскивать чертовы телеги: одной правила баба на сносях, другой — тщедушный мужичонка, которого плевком можно перешибить. Когда дорога наконец-то была свободна, на небе уже появлялись первые звезды. Впрочем, Гай не слишком огорчился, оставил пергамент отцу Генесию, которого едва убедил отложить изучение до утра — восхищенный древним письмом и скрытой в нем тайной, старый викарий порывался засесть за чтение немедленно, — и отправился в поместье. В планах было спокойно поужинать, выпить вина и хорошенько выспаться, а завтра заняться поисками клада. Алан до его отъезда из замка не появился, значит, или приедет сюда, или увидятся в Ноттингеме. Что поручение тот выполнил со всем тщанием, он не сомневался. Уже засыпая, Гай вспомнил, что не предупредил о своем отъезде, и ухмыльнулся. Орать Вейзи все равно не сможет — охрип после того, как на охоте провалился в болото. К тому же, всегда можно сказать, что он расследовал убийство. Тем более, это чистая правда. Одно непонятно — какого черта разбойники тащили труп из леса, чтобы сбросить в ров? Если уж прикончили этого лорда, могли бы там же и прикопать, Шервуд большой, тело можно искать до морковкина заговения. Да и если кто другой его убил, а они просто нашли, тоже. Но зачем им убивать этого бедолагу? В драку сэр Готфрид вряд ли полез, с такими руками и пузом из него мечник — как из коровы арабский скакун. И вообще, Робин старался не убивать лишний раз и своим людям запрещал, а тут вдруг кто-то из них проломил висок заезжему сэру? Мысль становилась навязчивой, и Гай постарался выкинуть ее из головы, пока не отбила сон. Встретится с Робином — тогда все и выяснит.***
Утро началось чудесно — с кудахтанья и гогота на птичьем дворе, мычания коров, лошадиного ржания, собачьего бреха, женской ругани вдалеке и запаха свежего хлеба, который пекли на кухне. Выспавшийся Гай довольно улыбнулся. Как есть благодать, и никакого шерифа. Вот найдет клад и выкупит у аббатства Гисборн-холл со всеми землями. Изабелла тоже об этом мечтала. Пусть у нее теперь свое поместье, они оба не желали, чтобы их родовым гнездом владели монахи. Правда, пока нельзя избавиться от Вейзи, но ничего, однажды возможность представится, и Гай с удовольствием его прикончит. А там и Робин выполнит свое обещание, поможет получить должность. Ради такого стоило потерпеть. Он едва успел одеться, когда снаружи донеслись шаги, потом дверь открылась, и на пороге возник сонный Алан с двумя кружками. Утро стало еще чудеснее. Гай взял кружку, устроился на краю стола и отхлебнул парного молока. — Я вчера вас не застал, сэр Гай, а по ночи не поехал. Записку Робину оставил, где условлено, — Алан зевнул с риском вывихнуть челюсть, прошел в спальню и плюхнулся в кресло. — В общем, Джон не врал. На постоялый двор они сэром Готфридом приехали пять дней назад, ездили по округе. Три дня назад сэр Готфрид уехал вместе с Джоном, потом Джон вернулся один и оставался на постоялом дворе до повечерия. Хозяин сказал, такого бугая сложно не запомнить, ест и пьет за троих. Еще сказал, что сэр Готфрид занял лучшую комнату, заплатил за семь дней постоя. Пустил меня только за полшиллинга, чистый грабеж! Я все там осмотрел, крови не нашел. — Ну, убить Джон мог до того, как вернулся в «Коронованного карпа», и отмыться в Тренте, — резонно заметил Гай. — Хоть это и маловероятно. Но отпускать его повременим, пусть посидит. — Он допил молоко и махнул рукой на дверь. — Пойдем, позавтракаем. Не ехать же тебе обратно голодным. Или ты уже успел? — Нет, я только молока... — Алан снова зевнул и со вздохом выбрался из кресла. — Сразу после завтрака ехать, сэр Гай? — Сразу. Я останусь в Локсли, пока не поговорю с Робином. Передашь Марку, что Джона оставляем под замком, сходишь к отцу Филиппу, скажешь, чтобы прислал монахов обмыть тело, и отходную пусть прочитают. А потом можешь взять себе полтора шиллинга из шкатулки, закрыться в моих покоях и выспаться, — Гай усмехнулся и направился вниз по лестнице. — Надеюсь, голос у Вейзи пропал надолго. — Хорошо бы, — Алан мечтательно вздохнул.***
Робин в десятый раз прошелся по краю оврага, чертыхнулся и уселся на поваленное дерево. Забрав у отца Генесия пергамент с пометками, которые, казалось, все прояснили, он решил сначала прогуляться до нужного места в одиночку. Ориентиры они с Джак вычислили, прошлись по ним, и можно было не ждать девятого часа, чтобы тень от мильного столба указала направление и точку отсчета. Но что-то не сходилось. Овраг он пересек, отсчитал по псалмам нужное количество ярдов до огромного тиса, который рос здесь задолго до рождения сэра Готфрида, затем двинулся дальше... и уперся в болото. Наверняка оно тоже было здесь двести лет назад, но кто ж прячет клад в трясине? Конечно, на несколько дней можно обвязать мешок или сундук веревкой, обмотать ее вокруг дерева, а потом вытащить. Вот только сэр Готфрид оставлял добычу на месяцы, если не годы, и не стал бы рисковать тем, что веревка сгниет или кто-то по ней обнаружит ухоронку. Робин вернулся к оврагу, повторил путь, тщательно отсчитывая ярды, шаги и футы... И опять вышел к болоту. Где же ошибка? Что отец Генесий расписал все верно, сомнений не было, значит, это он что-то упускает. В зарослях орешника зашуршало. Робин на всякий случай выдернул из налуча собранный лук и наложил на тетиву стрелу. Свои не пробирались бы так осторожно, чужой человек сюда не полезет — залетные разбойники в Шервуд не совались, — а вот кабан или медведь выскочить могли вполне. В кустах крепко выругались, и он опустил лук. На полянку перед оврагом вывалился Гай — растрепанный, взъерошенный, с запутавшейся в волосах паутиной и сухой хвоей. — Ты что здесь делаешь?! — выпалили оба одновременно и с подозрением уставились друг на друга. — Видимо, то же, что и ты, — Гай ткнул пальцем в пергамент, который держал Робин. — Их что, было два? — Значит, ты нашел письмо сэра Готфрида, — Робин прищурился. То, что Гай тоже охотится за кладом, с одной стороны, все усложняло. С другой... Возможно, вместе получится разобраться в подсказках. В детстве они с любыми загадками вдвоем справлялись лучше, чем поодиночке. А решать, как поделить найденное, будут потом. — Я его потерял. — Да, когда ночью подкинул труп в ров! — рявкнул Гай. — Какого черта вы прикончили этого лорда? И если уж прикончили, прикопали бы здесь! — Да не убивали мы его! — Робин от возмущения тоже повысил голос. — На кой он нам сдался? Сам навернулся виском об камень... Стоять! Гай замер перед примятыми кое-где кустами, оглянулся и удивленно вскинул бровь. — Если сделаешь еще шаг, рискуешь встретиться с этим сэром на том свете, — договорил Робин с облегченным вздохом. — Там овраг, в который он и сверзился. — Спасибо, — буркнул Гай, отступая назад. — Но зачем вы труп в ров скинули? — А сам как думаешь? — Робин подошел ближе. Хотелось вытряхнуть из волос Гая иголки, но он не знал, как тот расценит подобную вольность, может ведь и в челюсть двинуть. Пришлось держать руки при себе. — Закопать, конечно, могли, но его наверняка будут искать. Может, уже ищут. Кто-то наверняка знает, что он поехал сюда. И вот приезжает родственник или приятель этого бедолаги, идет к Вейзи, заявляет, что здесь исчез такой-то сэр. И Вейзи тут же с радостью спускает всех собак на окрестные деревни. Норманн пропал! Даже если он и не норманн вовсе. — А за утонувшего в замковом рву хоть норманна, хоть нет, штрафы сдирать не с кого, — Гай ухмыльнулся. На этот счет они с Аланом сделали верные выводы. И хвала всем святым, что сэр Готфрид умер по нелепой случайности. — Именно, — кивнул Робин. — Ты Вейзи не скажешь, как утопленник помер на самом деле, а он труп осматривать не будет. — Да если бы и осмотрел, не догадался бы, — Гай махнул рукой. — Он задушенного от повешенного не отличит. Робин тем временем заглянул в его пергамент и рассмеялся: — Так ты тоже ходил к отцу Генесию?! — Ну да, я эти клятые псалмы не помню. Как и ты! Хохотали оба до слез, и у Робина потеплело на душе — соглашение соглашением, но вот так запросто разговаривали и смеялись они впервые за много лет. — Покойного, кстати, тоже зовут Готфрид, его слуга рассказал, — сказал Гай, отсмеявшись. — Сам пришел в замок, искал хозяина. Так мы и узнали, что он в Шервуде пропал. Я и подумал... — Что я или мои люди спровадили его на тот свет, — Робин вздохнул. — Ты настолько плохо меня знаешь? — Я тебя вообще не знаю. Как и ты меня, — проворчал Гай. — Мы не виделись почти двадцать лет, оба слишком изменились. — Ну... — Робин отвел взгляд, собираясь с духом, и произнес то, что давно хотел, но все никак не складывалось. Они с Гаем то дрались, то пытались убить друг друга из-за Мэриан, а она, в конце концов, отказала им обоим, влюбившись во Фридриха. И недавно Фридрих шепнул, что когда из его родового замка доставят кольцо, которое передается в их роду со времен Каролингов, состоится помолвка. — Может, тогда узнаем друг друга заново? Повисло молчание. Робину казалось, будто он стоит на краю обрыва, внизу омут, и сейчас его туда столкнут. Он уже хотел сказать, чтобы Гай забыл о его словах, когда тот все-таки ответил: — Может быть. Робин понял, что все это время почти не дышал. — Но сначала найдем наш клад! — добавил Гай и ткнул пальцем в пергамент. — Судя по этим цифрам, нам нужно перейти овраг. — Я уже несколько раз переходил, все время попадаю в болото, — Робин развел руками. — Где-то я ошибаюсь. Но где? — Давай пройдем от мильного столба, — предложил Гай. — Может, ты что-то упустил. Солнце уже почти село, когда Гай вычислил, в чем заключался промах: от тиса нужно было отсчитать вдвое больше ярдов. — Вот, во славу короля! — он торжествующе потряс двумя пергаментами. — Ну да, — Робин недоуменно заглянул в записи. — И что? — А то, что, во-первых, это написано дважды, во-вторых, кто тогда правил? — Этельред Неразумный... — Робин посмотрел на ухмыляющегося Гая и хлопнул себя по лбу. — Второй! Этельред Второй. — Продолжим завтра, — Гай вернул ему один пергамент. — А то скоро совсем стемнеет. — Да, встретимся здесь, — Робин сунул пергамент за пазуху. — Когда? — В полдень. Раз уж я не еду в замок, хочу предаться греху праздности и выспаться. Расстались они на опушке, откуда начиналась наезженная тропа до манора. Гай вел коня в поводу и молчал — впрочем, он никогда не был разговорчив, так что Робин не удивился. В конце концов, во время поисков они обсуждали не только клад, правда, избегая всего, что касалось общего прошлого, но и это уже немало. Робин проводил его взглядом — черный силуэт всадника на фоне ночной темноты, — вздохнул и отправился в лагерь. Он всю дорогу надеялся, что Гай позовет его заночевать в Локсли. Не позвал.________________________________________ ГЛОССАРИЙ
1. Тамплиеры заслушались бы Среди храмовников было разделение на братьев-рыцарей и братьев-монахов (обеты приносили и те, и другие). Первые воевали в Палестине, вторые занимались мирскими делами ордена — финансами, странноприимными домами и т.п. Братья-рыцари были известны не только воинской доблестью и честью, но также буйными попойками. Устав такое запрещал, но, как говорится, не согрешишь — не покаешься. Поговорки «пьет как тамплиер» и «ругается как тамплиер» относились именно к ним. 2. Верши проверять Верша — рыболовная снасть, одна из самых древних. Бывает нескольких видов — плетеная из лозняка цилиндрическая корзина с зауженной горловиной и загнутыми внутрь ветками, которые не дают попавшей в ловушку рыбе выплыть наружу; натянутая на колья сеть, с ее помощью делают углубление так, чтобы идущая вниз по течению рыба скапливалась в запруде; пустотелое бревно, у которого одну сторону плотно заплетают лозняком, а вторую обустраивают по типу воронки, как в корзине. Улов можно получить даже в местах, где рыбы не очень много. 3. К девятому часу Час девятый по литургии часов — три дня. Каждое богослужение суточного круга включает в себя строго определенные молитвы и псалмы, которые читают только в это время. Соответственно, номер псалма привязан к конкретному часу. 4. Святому Себастьяну Святой Себастьян считается покровителем воинов и стражей закона. 5. Плеснул в кубок вина из кувшина Может показаться, что раз в то время все постоянно пили вино и эль, то каждый второй был пьяницей. Это не так. Вино считалось лучшим напитком в любое время суток не только для утоления жажды, но и для укрепления здоровья. Больным, детям и женщинам его разбавляли водой. Воду пили редко и в основном бедняки, да и те старались пить хоть плохое, но вино или пиво. Кипячение воды именно для питья еще не было распространено, а сырая зачастую вызывала дизентерию и другие кишечные заболевания. Процессы брожения убивали большинство болезнетворных бактерий, о чем тогда, конечно, еще не знали, зато знали, что от вина, пива, сидра и прочего спиртного не бывает болезней живота. 6. Святому Аллену Святой Аллен Кемперский — жил предположительно в VI или VII в Корневилле. Загадочный святой, чье существование считается сомнительным, однако его имя упоминается в нескольких исторических источниках. Почитается в Бретани, считается покровителем незамужних женщин, горняков, каменотесов и каноников, но так как достоверно о нем ничего неизвестно, ему молятся обо всем подряд. По легенде он запретил разводить в Корневилле грейхаундов, после того, как собака у него на глазах набросилась на беременную олениху. А поскольку с грейхаундами выслеживали не только дичь, но и преступников, неудивительно, что к святому Аллену обращались и те, кто был не в ладах с законом. 7. Первый час пробили Час первый — 6 утра. 8. Кануна Канун — невысокий стол с подставкой для свечей, куда ставят свечи с молитвой за упокой, перед ним же служат панихиды. 9. Читальным камнем Читальные камни — предшественники очков, большие линзы, которые клали на страницы манускриптов. Считается, что в таком виде их изобрел в IX веке арабский ученый Аббас ибн Фирнас. Плоско-выпуклые линзы первоначально изготавливали из горного хрусталя или берилла, но после того, как ибн Фирнас нашел способ выплавлять качественное кварцевое стекло из песка, появились и стеклянные. Хотя с такой целью линзы применяли и раньше, ведь об их увеличительных свойствах было известно давно. Сенека в I веке н.э. пользовался при чтении стеклянным шаром с водой. При раскопках на стоянке викингов в Висбю (остров Готланд, Швеция) нашли оправленные в серебро линзы из горного хрусталя, датируемые XI веком. Предполагается, что их использовали для чтения и тонких ювелирных работ. 10. Возлюбленная моя Энфледа, пишет тебе твой супруг Помимо вышивания, пения, благородных манер и тому подобного, девочек знатного происхождения обучали чтению, письму и латыни, для этого обычно приглашали ученого монаха. Конечно, не все лорды давали дочерям такое образование, но грамотных леди все-таки было больше, чем неграмотных. Так что для леди Энфледы не составило бы труда прочитать письмо мужа и расшифровать инструкцию. 11. Выдернул из налуча собранный лук Налуч, налучье — чехол для лука. Лук в нем носили как собранным, так и с спущенной тетивой. Но чаще использовали для ношения в собранном виде, чтобы можно было быстро извлечь и стрелять. Также конструкция налуча позволяла крепить его к седлу.